***
Юная принцесса нетерпеливо притоптывала ножкой, обутой в голубую шелковую туфельку с изящно загнутым носом, и не отрывала взгляд от чернильного небосвода. И как только на западе отгорел пожар, воздух стал свеж и прохладен, а темную синь неба украсила первая яркая звезда, бросилась к кровати и достала из-под атласной подушечки зеркальце на длинной ручке. Глядя в свое отражение, Жасмин тихо, с отчаянием, пропела: — Свет мой, зеркальце, скажи. И Мара, наконец, появилась в покоях. — Мара, — с надрывом прошептала Жасмин, взяв руки двойника в свои. — Мара… Я так соскучилась! Единственной дочери султана Аграбы, умирающей от скуки принцессе, везли подарки со всего света: книги; экзотические цветы; необычные или просто милые вещицы. Книги она читала от корки до корки, цветы высаживала в саду, безделушки или раздаривала служанкам, или отправляла в сокровищницу. И только редкой красоты старинное зеркальце в изящной золотой оправе, увенчанной алым рубином, оставила при себе. У него был только один изъян — потемневшая от старости, в мелких некрасивых пятнышках, гладь. И если в сумерках случайно скользнуть взглядом, то казалось, что в оправе клубится туман. Но стоило посмотреть пристально, как зеркало тускло блеснет, словно насмехаясь над зрением. Когда Жасмин впервые взяла в руки красивую безделушку, то не удержалась, прошептала заветные слова из сказки о Белоснежке, но ответом была тишина. И она ни за что бы на свете не призналась, что слегка огорчилась; и уж было замахнулась, чтобы бросить зеркальце на подушечку, как краем глаза заметила, что отражение будто бы скривило рожицу. Жасмин тут же поднесла зеркальце к глазам и вгляделась, но ничего, конечно же, не произошло. Она разочарованно моргнула. Отражение подмигнуло. И сердце заполошно забилось, и она, задыхаясь, вновь повторила заветную фразу. — Нет. Белоснежка всех милее, всех прекрасней и добрее, — скучающим тоном протянуло отражение, искоса глядя на свои ногти. Жасмин затаила дыхание. Могло ли так быть, что сладкий аромат распустившихся цветов, доносившийся из сада, вскружил голову и ей почудилось, помстилось, что зеркало ответило? Но принцесса была прежде всего принцессой — образованной и воспитанной девушкой, поэтому лишь робко спросила: — Что вы такое? — Зеркало. — Пожало плечами отражение. В теплом свете свечей Жасмин до рези в глазах вглядывалась в двойника и находила все больше отличий: глаза чернее, а зрачок отливал красным цветом под стать рубину; кожа светлее, из-за чего полные губы казались алыми, будто вымазанными в крови; румянец ярче. На лице — отчаянная скука, впрочем, как и у самой Жасмин. С тихой угрозой заворчал Раджа, и Жасмин, опустившись на подушки, рассеяно погладила его. Тигр оскалил зубы. — Тише, милый, это всего лишь зеркало, — прошептала она и уже громче спросила у отражения: — Как вас зовут? На зеркальной глади появилась изящная арабская вязь — Мара, и тут же исчезла, растворилась в серой дымке. Жасмин моргнула, и двойник снова вернулся. Но сколько бы Жасмин ни пыталась поговорить с ним, он больше не отвечал. Если бы не Раджа, если бы не ее преданный друг и защитник, Жасмин посчитала бы, что ей все же привиделось. Но тигру не нравилось зеркало, он постоянно косился на него янтарными глазами, рычал и пытался скинуть с маленького столика, на котором принцесса хранила шкатулку с драгоценностями и благовония. Жасмин утром, днем и вечером пыталась вызвать Мару. Но только когда солнце полностью скрывалось за горизонтом, когда покрывало ночи укутывало пустыню, только тогда отзывалась Мара. — Мне так хочется, чтобы ты не была всего лишь отражением! — однажды воскликнула Жасмин. — Если ты так хочешь, я появлюсь, — тихо и как-то печально ответила Мара. — Положи зеркало на пол и отойди, а еще лучше — отвернись. Жасмин аккуратно положила зеркало на пол, отпихнула ногами мешающиеся подушки, разбросанные по всем покоям, и отошла. Но отвернуться не смогла, заворожено смотрела, как из зеркальной глади все выше и выше тянулся, клубился, танцевал прозрачный туман, как внутри него становилась плотнее, осязаемее хрупкая женская фигурка. И вот, туман резко схлынул вниз, разбился об пол, разлетелся на тысячу мелких клочков серой дымки, и навстречу шагнула девушка. Легкий ветерок всколыхнул шелковые занавеси, отделявшие покои от балкона, язычки пламени от свечей опасно трепыхнулись, и в черных глазах Мары блеснул красный отблеск рубина. Жасмин робко подошла и протянула руку, чтобы потрогать, ощутить под пальцами живую плоть двойника. Тигр снова заворчал и встал между ними. — Нет, Раджа, нельзя. Лежать, — как собаке приказала Жасмин и обошла его. И погладила руку Мары, с восторгом осязая бархатную кожу под пальцами. — Живая… Настоящая… — улыбнулась дрожащими губами принцесса. — Да… — оглядывая себя, ответила Мара. И точно так же погладила по руке Жасмин. А затем, порывисто, едва ли не яростно, стянула шелковые ленты, удерживающие волосы в хвосте, откинула диадему с сапфиром, тряхнула головой, окончательно растрепав тщательно уложенную прическу и… Двойник ли теперь стоял перед Жасмин? Лишь наряд до последней ниточки копировал себя. И теперь каждую ночь Мара появлялась в покоях принцессы. Раджа к ней привык, и девушки, положив головы на теплый бок тигра, болтали часами, до рассвета, до первого осторожного луча солнца, закусывая рассказы спелым виноградом, сладким инжиром и сочными персиками. Мара рассказывала о жизни за пределами дворца, о других странах, о древних империях. Жасмин жадно слушала истории о предательствах, о любви, особенно запретной, об интригах. Очень любила рассказы о сильных женщинах, мудрых правительницах и отважных воительницах. Они играли в нарды и шахматы, и, о срам для принцессы, в карты, игре в которые обучила Мара. Жасмин делилась своими мечтами. Отец подыскивал ей женихов, но принцесса хотела выйти замуж по любви. — Жаль, что я не могу править Аграбой, — грустно сказала Жасмин. — Почему в нашей стране престол достается только мужчине? Если я не выйду замуж и не рожу наследника, то трон останется беззащитным. А как найти любовь, если я, что та жар-птица, сижу в золотой клетке? Мара обняла принцессу, обдала жарким дыханием ухо, и отчего-то у Жасмин где-то глубоко в животе сладко сжалось; погладила нежно спину, и принцесса, сама не понимая почему, выгнулась навстречу утешающей ласке. Мара ласково стерла пальцем слезинки на щеках принцессы, и Жасмин, смущенно улыбнувшись, спросила: — А ты о чем мечтаешь? Мара отвернулась, посмотрела на небо, протяжно вздохнула и печально покачала головой. — О свободе, — в голосе Мары звучала глухая тоска. — Как добыть тебе свободу? — с жаром спросила Жасмин и взяла руки Мары в свои. Но Мара покосилась на зеркало и снова покачала головой, крепко сжав тонкие пальцы Жасмин. А с рассветом испарилась, растаяла, словно мара*. И более не откликалась на призывы принцессы. Жасмин стала тенью самой себя. Под глазами залегла глубокая синева, резко контрастируя с бледной кожей; некогда блестящие глаза стали тусклыми; аппетит пропал. Еще недавно живая и энергичная принцесса стала вялой и равнодушной. И только вечером нетерпеливо выбегала на балкон и металась в ожидании ночи. И дышала надеждой, что подруга вернется. Однажды знойным утром, задолго до того, как Аграбу накроет пекло полудня, Жасмин лежала на бортике фонтана, поглаживая Раджу, когда пришел отец. Он долго и витиевато выражал свое беспокойство о настроении принцессы, и в конце завел речь о замужестве. — Жасмин, тут ведь дело не только в законе. — Султан тяжело вздохнул. — Я же не смогу быть вечно рядом с тобой. Я хотел бы знать, что кто-то будет о тебе заботиться и опекать тебя. Принцесса резво вскочила, ласково улыбнулась отцу, обняла его и прошептала: — О, отец, я ведь сама могу о себе позаботиться. — Нет! — воскликнул султан, с ужасом отстранившись от дочери. — Это против всех законов, Жасмин! Против вековых традиций, против божьих наставлений. Так нельзя! Жасмин ссутулилась, присела на бортик, ласково потрепала ухо Раджи, лизнувшего ей руку. — Отец, я у тебя единственная дочь. Ты пошел против всех правил и не завел гарем, не зачал наследника, — в голосе Жасмин звучала упрямая сталь, несгибаемая и решительная. — Я тоже могу пойти против всех правил. Я могу найти себе достойного жениха, могу выйти замуж по любви. А если… — голос дал слабину, но все же принцесса продолжила: — С тобой что-то случится, то я возьму бразды правления, а верные везиры помогут мне справиться. — Жасмин, я никогда не замечал в тебе такого властолюбия, — ошарашенно ответил султан. Он посмотрел в глаза дочери и отшатнулся — в них полыхнула кровавая зарница. А может, то был отблеск рубина, украшавшего тюрбан султана? — Ты выйдешь замуж, о непокорная дочь! — строго сказал султан. — И выйдешь до своего восемнадцатилетия.** И султан, подобрав полы халата, неподобающе резво для его статуса и невозможно быстро для его возраста, выбежал из садика. Жасмин мрачно усмехнулась. Ах, если бы сложилось так, как она мечтала! Было бы время; была бы возможность найти того единственного… Но при мысли о том единственном перед глазами всенепременно возникала Мара. И как ей могло казаться раньше, что та была двойником, всего лишь отражением? Мара была другой во всем! Во внешности: начиная от шелковых иссиня-черных волос, заканчивая упрямым подбородком. Голос у нее нежный, мелодичный — перезвон колокольчиков прохладным утром; характер веселый, задорный… Смелый! Движения резкие, порывистые. Она — глоток свежего морского бриза в душный вечер. Однажды Мара откликнулась на зов, в котором уже не было надежды, а была лишь боль и отчаяние. — Пожалуйста, — всхлипнув, Жасмин бросилась ей на шею, — не покидай меня больше. Мара нежно погладила принцессу по голове и, взяв за плечи, отстранила от себя, заглядывая в ее глаза. И одиночество потянулось к одиночеству со всей невинной любовью, запретной страстью. Как бы крепко Жасмин ни обнимала Мару, как бы отчаянно ни хотела удержать, все же Мара исчезла как мираж с первым глупым лучом солнца, оставив после себя истому, сладкие воспоминания и терпкий запах любви. И более Мара не покидала Жасмин, откликалась по первому зову, но теперь ночи стали жарче, а румянец на щеках принцессы ярче. Все чаще принцесса интересовалась политикой, все чаще ночью они изучали законы Аграбы, все чаще Жасмин сокрушалась, что не может сама управлять страной. Мара соглашалась с подругой, утешала как могла, говорила о том, что это несправедливо, и напоминала о великих императрицах, сама не понимая, что незаметно распаляла жажду власти у принцессы. — Я не хочу всю жизнь прожить по чужой указке, — говорила Жасмин, положив голову на плечо подруги. — Не хочу. — Посмотри как живет твой народ, — тихо шептала Мара. — Хороший правитель должен знать, чем дышит простой люд, его нужды, его проблемы. И как-то под утро Жасмин, переодевшись простолюдинкой, ушла гулять по Аграбе. А ночью рассказала Маре о своих приключениях. О процветающей нищете и воровстве, чтобы выжить. В красках рассказала, как ее приняли за воровку, и о том, что спас ее бедный юноша, живущий в развалинах с видом на роскошный дворец. Но юношу арестовали и по приказу Джафара казнили. Она не успела его спасти. Жасмин остро чувствовала свою вину. И досадовала на отца, на его слепоту. Тем временем до дня рождения принцессы оставалось все меньше времени, и, к ее ужасу, тяжело заболел отец. Султан пригрозил, что если Жасмин не выберет себе жениха, то он отдаст ее замуж за Джафара. Жасмин была в отчаянии. Она боялась, что отец вскоре умрет, боялась, что как только она выйдет замуж, то потеряет Мару. Жасмин не знала что делать, острый ум отказывал ей сейчас, она не могла придумать как выйти из этой западни. — Однажды ты спросила меня чего я хочу больше всего на свете, — погладив по голове принцессу, проговорила Мара. Жасмин отняла руки от лица и робко посмотрела на подругу. Сердце затрепыхалось в надежде, что сейчас Мара придумает выход. — Свободы, — ответила Жасмин. — Если бы я знала как, я бы дала тебе свободу. — Я всего лишь твое отражение. Я пленник зеркала, — грустно сказала Мара. — Но выход есть? — с жаром спросила принцесса. — Есть. Всегда есть выход. Но, боюсь, он тебе не понравится. — Говори, милая Мара, скажи мне какой выход. Я любой приму, лишь бы ты была всегда рядом. Ведь я люблю тебя, — горячо прошептала Жасмин и тут же прижала ладонь ко рту. Мара смущенно вспыхнула и бросилась в объятия принцессы, так же горячо шепча слова любви. Потом она продолжила: — Чтобы освободить меня, надо разбить зеркало, но тогда я погибну. Я на короткий миг высвобожусь из его оков и тут же умру. Жасмин с ужасом вскрикнула. — Это один из видов свободы, — горько усмехнулась Мара. — Другой же… Также разбить зеркало, но чтобы не погибнуть, я должна вместиться в тело другого человека, как в сосуд, и убить в нем его душу. И тогда я останусь жива. Правда, в другом, непривычном для тебя, облике. Жасмин смотрела на Мару и понимала, что какой бы дорогой ни была цена свободы, она заплатит ее. Она разобьет зеркало в нужный момент. Осталось найти подходящий сосуд. Тем временем в Аграбе появился молодой принц Али Абабва, смутно показавшийся Жасмин знакомым. Когда он прибыл во дворец, то сильно не понравился Джафару, чем сразу же завоевал симпатию принцессы. Ночью, когда Жасмин рассказывала Маре о принце, девушки услышали шорох на балконе. — Принцесса Жасмин! — Кто там? — спросила она. — Это я — принц Али Абабва. Жасмин тревожно переглянулась с Марой и вышла на балкон. К сожалению, как и все претенденты он оказался спесивым, наглым и самоуверенным, и быстро вывел вспыльчивую принцессу из себя. В сердцах бросив ему, чтобы он спрыгнул с балкона, Жасмин гордо пошла в свои покои. Кто же знал, что этот дурачок послушается… Под самое утро, за несколько минут до рассвета, за несколько минут до того, как Мара исчезнет, Жасмин взахлеб рассказывала о ночном полете на ковре-самолете. И вслед уже таявшей подруге сказала: — Я нашла тебе сосуд… Днем она рассказала все еще больному отцу об избраннике. Радостный султан настоял на скорейшей свадьбе, хотя на краткий миг ей показалось, что принц хотел отказаться. Жасмин в складках платья держала зеркало, пытаясь улучить момент и выпустить Мару, но удачного момента все не было. А уж когда в тронном зале объявился изменник Джафар с волшебной лампой и стал самым могущественным колдуном, тогда Жасмин отчаялась. Даже если бы Маре пришлось вселиться в тело Джафара, даже если бы принцесса долго привыкала бы к ее новому облику, она все равно опасалась звать ее. Неизвестно, смогла бы Мара убить душу изменника-везира. Она с тоской прислуживала ему, пыталась придумать выход из ситуации, но что она могла, слабая девушка? Безвольная… Во всех смыслах. Жасмин жалела себя, больного отца, над которым измывался Джафар, и не сразу заметила, как появился Али Абабва. Но появление принца заметила не только она, Джафар напал на него в облике огромной змеи, а ее саму посадил в огромные песочные часы. Жасмин часто будет вспоминать тот животный ужас от близкой смерти. И тот страх, когда песок почти засыпал ее, и она выпустила зеркальце из своих рук. Когда стекло часов разбилось, принцесса изрезала руки осколками, пока искала его. Она почти не помнила, как все закончилось, в голове остались только обрывочные воспоминания. Но она четко помнила момент, как джинн далеко-далеко забросил лампу с новоявленным джинном Джафаром, и как Али даровал ему свободу. Жасмин тогда лишь скрипнула зубами. Принц признался в том, что он вовсе не принц, и слабеющий с каждым часом султан с легкой руки отменил закон о том, что принцесса должна выйти замуж только за равного. Султан настаивал на скорейшей свадьбе, и на следующий день Жасмин и Аладдин поженились. Ровно в день ее восемнадцатилетия. А ночью, когда Аладдин развалившись на подушках ждал Жасмин, она вызвала Мару, разбив зеркало об пол. Тоненькая струйка тумана пронзила тело Аладдина, и он стал биться в конвульсиях, душил сам себя и царапал в кровь лицо. Жасмин наблюдала и ждала… И надеялась. И только Аладдин притих, она тут же бросилась к нему, заглядывая в распахнувшиеся глаза. В чужих карих глазах полыхнула алая зарница. — Я… свободна, — прошептала Мара чужим, мужским голосом. — Свободна! Жасмин бросилась к ней и крепко обняла. Ну и что, что Мара сейчас в теле Аладдина, ну и что, что ей придется привыкать. Им обеим придется привыкать. Главное — они вместе. — Мы обе свободны, — улыбаясь ответила Жасмин. Ночь с мужчиной отличалась от ночи, проведенной с женщиной. Хоть Мара и старалась быть нежной, как всегда, но все-таки брачная ночь превратилась для них обеих в пытку. Потом, конечно, все изменится, но сейчас жаркий румянец неловкости заливал щеки и Жасмин, и Аладдина. А утром, перед самым рассветом, когда воздух был особенно холоден, они вышли на балкон встречать рассвет. Жасмин дрожала и крепко держала Мару за руку, и смотрела неотрывно на ее профиль. А Мара жадно, практически не мигая, смотрела на восток, где восходило солнце, и тянулась к нему всем своим существом. И когда небо заалело, когда светило медленно и величаво поднялось над горизонтом, когда первые лучи еще несмело тронули кожу… Ничего не произошло. Жасмин счастливо рассмеялась и сказала: — Пойдем спать. В этот же день скончался султан, и после его похорон началась эра правления Жасмин, которой Мара уступила во власти, хотя формально страной правил султан Аладдин. Спустя несколько лет, так и не смирившись с тем, что женщины Востока не могут наследовать власть, Жасмин начала войну с соседними странами. Какие-то с блеском она завоевала, остальные же, объединившись в союз, дали ей жестокий отпор. Аладдин и Жасмин сгинули в безвестности, и трон Аграбы осиротел. Поговаривали, правда, что в одной из элитных армий появилась прекрасная рабыня, именуемая Принцессой. Впрочем, она недолго прожила, умерла, не вынеся насилия.***
— Да, увлекательное чтиво, — сказал новый главврач, закрывая толстую тетрадь. — Значит, Амира*** считает, что она сказочная принцесса Жасмин. Удивительное совпадение имени. Его назначили главным врачом в эту психиатрическую лечебницу всего несколько дней назад, и он изучал истории пациентов. За окном уже стемнело, до отбоя оставался всего час, и больные уже сидели в своих палатах. Ему остро захотелось посмотреть на эту больную, а заместитель словно услышал его мысли и спросил: — Не желаете на нее взглянуть, господин Джафар? — Да, пожалуй. Они прошли по узким коридорам, выкрашенным в желтый казенный цвет. В маленьком смотровом окошке, к которому длинному и худому Джафару пришлось нагнуться, увидел молодую девушку, вертевшую в руке маленькое зеркальце. Она повернула лицо к двери, и Джафар отшатнулся — лицо девушки было исполосовано шрамами. — Она беженка. Ее насиловали и обезобразили. Думаю, что после этого она и свихнулась, — высказал свои мысли заместитель. — Да, возможно. Но она держит в руках зеркальце! — Она с ним не расстается, вызывает эту свою… Мару. Вечером и ночью. А на рассвете засыпает. — Она может разбить его и покалечить себя. — Неодобрительно покачал головой Джафар. — А вы присмотритесь, оно же пластмассовое. Джафар пригляделся к безделушке в руках Амиры и удостоверился, что зеркало действительно было ненастоящим. Дешевый пластик в тусклом свете казался покрытым позолотой, а стекляшка, венчавшая оправу, — редкой красоты рубином. Игра света и безобразную пациентку на миг превратила в прекрасную девушку, когда та снова посмотрела на него. Джафар тряхнул головой, а в паху сладко потянуло. Было во взгляде Амиры что-то… Голодное. — Ладно, пойдемте, — проворчал Джафар, испугавшись собственной внезапной похоти. Добравшись домой уже в ночи, он так и не смог уснуть. Ворочался и вспоминал взгляд Амиры. Жадный, голодный, зовущий… Обещающий. Ему стало любопытно, пользовались ли санитары и врачи своим положением. Если бы не эти шрамы, она была бы очень красивой женщиной. Гладкая, смуглая кожа; большие влажные карие глаза, чуть выпуклые, как у всех арабок. И хотя она сидела поджав колени под себя, все же было видно, что у нее ладная фигурка. И грудь… Наверняка, как и у всех молоденьких девушек, высокая, упругая, идеально ложившаяся в мужскую ладонь. И соски маленькие, твердые, которые так и просятся, чтобы с ними поиграли языком; коричневые ареолы четкие, аккуратные… Джафар чувствовал болезненную пульсацию в паху (к слову, давно у него не было такого сильного возбуждения), и рука непроизвольно туда потянулась. Мысли же с груди пациентки перенеслись ниже, будоража его воображение. Он так и не уснул ночью и еще затемно поехал в больницу, где ему сообщили новость, что Амира умерла. Джафар бросился к ее палате. Амира лежала на полу, а неподалеку валялось зеркальце, которое она выпустила из своих рук. В лучах восходящего солнца, которое уже щедро заливало палату, ему на краткий миг помстились две женские фигурки, словно призраки — полупрозрачные и тонкие. Они держались за руки и смотрели друг другу в глаза так, словно только что встретились после долгой разлуки. Джафар моргнул, и видение исчезло. — И Мара пришла… — пробормотал он, отходя от смотрового окошка.