Звон колокольчика

Девочка умирала. Шепот попыталась разорвать ветви, но те не поддавались. Видно, бедняжка совсем сдалась; дыхание ее слабело, она не шевелилась и не дрожала на ледяном ветру, а эдельвуд знай рос, обвивая ее руки и ноги. Поздно. — Поздно, — эхом ее мысли откликнулся Зверь. Как давно он подошел, Шепот не заметила. Может, всегда здесь стоял, затаившись во мраке. Ждал. Что-что, а ждать он всегда умел. Шепот его не боялась. Он был сильнее, но рожденные в Неизведанном его не интересовали. Кого-то он склонял на службу, как Аделаиду, с кем-то договаривался и существовал бок о бок: обитатели Поттсфилда под лапой Эноха не входили в лес, а лес не пересекал границ Поттсфилда. Шепот не сталкивалась со Зверем раньше. Не приходилось. — Из нее выйдет крепкое дерево, — сказал Зверь. Только что стоял у дальних кустов и вот уже склонил рога над девочкой. — А ты не поможешь. В это мгновение Шепот поняла, что девочку он не получит. По ночам в тавернах любили рассказывать страшные сказки о несчастных и о безумцах, которые заключали со Зверем сделки. О нет, он почти не лгал и всегда исполнял свою часть обещания. Очень, очень редко кто-то из пришлых разгадывал тайну темного фонаря и уходил. Они угасали сами, сходили с ума — и Зверь тотчас находил новую жертву. Рожденные в Неизведанном сделки заключали редко — у них не было того, что они могли бы предложить Зверю. И не все не то что хотели — могли ловить для него души. — Можешь ли помочь ты? — спросила Шепот. — Могу, — рога качнулись туда-сюда. — Но ты знаешь правила. Я не заберу ее, но должен забрать что-то взамен. Не будет масла для фонаря. У тебя есть что мне отдать? У Шепот был дом на краю болот и бесконечное одиночество. Конечно, Зверь об этом знал — он знал о рожденных в Неизведанном все и немного больше. Редкие путники осмеливались постучаться в хижину, а завидев Шепот, бросались прочь. В конце концов они, наверное, доставались Зверю, заблудившись еще больше. — Назови свои условия. Рожденные в Неизведанном часто говорили, что заблудившиеся глупы. Как можно попадаться в такую простую ловушку, как можно соглашаться — легенды и сказки хором предупреждали, что не стоит соглашаться с жителями леса, если те выходят из тьмы, носят на голове рога и предлагают что-то сомнительное и связанное с человеческими душами. Но... если выбора нет, что делать тогда? — Они просты. Я не заберу девочку, я кое-что ей подарю. И вы с ней кое-что подарите мне. Ты согласна на сделку? — Я согласна. Тонкая рука с длинными, как веточки, пальцами, скользнула навстречу. Пожатия Шепот не почувствовала, просто стало холоднее, будто с болот потянул ночной туман. И будто бы что-то ушло. Зверь наклонился над девочкой низко-низко. Тьма на мгновение заслонила ее лицо и тут же отхлынула; Шепот вспомнились человеческие сказки. Принц наклоняется над спящей принцессой, целует, и та просыпается. Щеки девочки порозовели, она задышала ровно и спокойно, и с каждым вдохом побег эдельвуда все больше высыхал. Самые тонкие веточки осыпались трухой сразу же, другие все истончались и таяли. Зверь отступил назад, и Шепот заметила, что он как будто стал меньше ростом, а рога слегка втянулись. — Я выполнил свою часть, теперь ты выполнишь свою. Она будет жить... Но ей нужно есть. Лес не отдает своего просто так. Новое дерево не вырастет, но она получила часть... — он запнулся, — дух, часть леса, который будет приносить души мне. А она получит плоть. Рядом с тобой она будет жить, Шепот. Заблудившиеся пугались тебя, а ее не испугаются. У нее будет достаточно пищи, а у меня — душ. И еще. Собирай черных черепашек на болотах. Если не сладишь с духом... Длиннопалая ладонь протянулась к Шепот. На ладони лежал золотой колокольчик. — Вот. Тебе достаточно позвонить в колокольчик. Он послушается. Помни только: духу нужно есть. Это залог его бытия и условие сделки. И не забудь про черепашек. — Зачем тебе? — А это уже не твоя забота и не твоя сделка. Их заберут, когда придет время. Об этом будешь беспокоиться не ты. Заботься о девочке хорошо, Шепот, не делай наш договор напрасным. Колокольчик тяжело оттягивал руку, и Шепот спрятала его в карман. Когда она подняла взгляд, Зверя поблизости не было. Девочка закашлялась и открыла глаза. Все еще бледненькая, она глубоко вдохнула и закашлялась. — Как тебя зовут, дитя мое? Она повернулась к Шепот и — чудо — не кинулась прочь. — Я Лорна. Кто вы? Где я? — Теперь ты в безопасности, Лорна. Пойдем домой. Девочка поднялась, отряхнула с платья труху того, что было побегом эдельвуда, и покорно пошла за Шепот. Это был первый день вечности. Теперь домика на окраине болот не боялись. Лорна, милая Лорна была так учтива со странниками, она так старалась предупредить каждого, но говорить о духе не могла, а дух хотел есть. Шепот пробовала запрещать ему — звон колокольчика заливал глаза Лорны золотом, и та повиновалась, но когда дух голодал, она слабела. Когда Лорна чем-то занималась — мыла полы, готовила, чинила одежду — дух словно бы отступал. Шепот считала так: если ее девочка занята делом, зло не может поднять голову, потому что добрый труд — лучшее лекарство. Путники все равно приходили на гостеприимно мерцающие в окнах свечи, оставались на ночлег и больше никогда не покидали дом, а Шепот возвращалась вечерами и находила все новые кости. И все же так их было меньше. А Лорна жила. С первыми съеденными в болотах начали появляться обещанные черепашки. Маленькие, неторопливые, они грелись на кочках, ныряли на мелкой воде и прятались в листьях. Шепот и Лорна собирали их вместе. На вкус черепашки были сладкие и нежные, но сделка жгла руки, и есть их помногу Шепот не могла. Пусть даже они словно бы прибавляли сил и жизни. Лорна зажигала свечи по вечерам — и говорила, что это не для заблудших, а для Шепот. Над огнем шипел и плевался старый чайник, отползла на болота вечная сырость, а вместо сквозняка и шорохов Шепот встречало радостное: «Тетушка!». И снова звенел колокольчик. Ведро с черепашками почти заполнилось, когда Шепот подумала: если звон колокольчика может приказать духу оставить жертву, сказать правду или вымыть пол — что, если приказать ему уйти? Мысль была простая и ясная. Над болотами сгущались сумерки и висела половинка луны, желтая и очень яркая. Черепашки в лукошке шевелились и порывались уползти, но ползти было некуда. Сжав колокольчик, Шепот поспешила домой. Зверь ждал ее на пороге, глаза — как две круглые луны. Свет в доме не горел, но из трубы тянуло светлым дымом — видно, Лорна уже устала и заснула, а очаг дотлевал, сохраняя тепло для нее. — Ты подумала, что можешь освободить ее, так ведь? Он всегда знал, что происходит в домике у болот. Заполнена ли корзина. Сколько путников никогда не переступит порог. О чем Шепот говорила с Лорной вечерами за чаем. О чем она думала. — Сделку я не нарушу. Ты сам отдал колокольчик. — Верно. Но что будет с Лорной? Она покинет тебя, Шепот. Уйдет в лес. Зачем ей старая тетушка, если духа не станет? Она освободится и уйдет, а что останется у тебя? Холодные вечера, туман да погасший очаг. Опять одна. Подумай. Порыв ветра заставил зажмуриться, отвернуться, чтобы пыль не запорошила глаза, а когда Шепот снова их открыла, Зверя уже не было. Отпирая дверь, она услышала сонное: «Тетушка, ты? Я согрела чаю и испекла пирог». За дверью стояли незнакомые пустые башмаки. Дух был сыт. Запирая дом, Шепот уже знала, что повелевать духу уйти не станет.