Карандаши

Его разбудило чувство, что кто-то аккуратно копошится рядом с ним. Атаринкэ осторожно приоткрыл глаза, отмечая, как подозрительно взъерошенный Тьелпэ — кому ещё — тихонько и подозрительно быстро отодвинулся, чуть не свалившись с подлокотника кресла. Он окинул сына взглядом, почти ожидая снова увидеть у того в руках ножницы (особые, с закругленными кончиками) — в прошлое смешение тот пытался отстричь у матери от пояса нашитые на него филигранные серебряные листья. Можно опасаться, что и у папы на одежде нашлось что-нибудь этакое, что можно бы было, например, добавить к ветряным колокольчикам на окне детской. Досадно, когда умения и уважение к чужому труду не успевают в развитии за желанием украшать мир и предприимчивостью, которая как назло подсказывает, откуда можно оторвать нужное для этого самого украшения. Ножниц не оказалось. Это, конечно, не значило, что сын не успел ничего натворить. Просто ничего ниоткуда пока не отрезал. Может быть. Атаринкэ быстро окинул кабинет взглядом, оценивая, не изменилось ли там что-нибудь за то время, которое он провёл в дремоте, одолевшей его прямо над чертежом. Казавшийся простым механизм не собирался как положено, Атаринкэ взялся пересчитывать и перечерчивать... Нашёл! — Тьелпэ, а куда ты дел мои карандаши? Сын сделал попытку промолчать, но явственно посмотрел куда-то поверх отцовского взгляда. — А всё-таки? Они мне нужны. Тьелпэ с явственным усилием перевел на отца взгляд то ли с потолка, то ли с ветвей шелковицы за окном, но тут же вновь упрямо уставился на шлифованные доски пола — давно пора было сделать фигурный паркет, но всё не доходили руки. На потолке или на шелковице карандаши находиться никак не могли хотя бы потому, что Тьелпэ туда пока не дотянулся бы. По наитию Атаринкэ поднял руку, запустил в причёску и тут же нащупал искомое у себя на голове. Потянул за прядь, и в руке остался карандаш и неровно откромсанная с двух концов зеленая ленточка, которой он был закреплен. Вывод о том, что сын ничего не успел нарезать следовало считать преждевременным. Рядышком с вытащенным нащупывалось ещё два заботливо вплетенных карандаша, да и вообще, до того, как до стола добрался Тьелпэ, на нём их было много. — А ленточки ты взял у мамы? — Ага, — довольно подтвердил Тьелпэ. — Ты у неё хотя бы спросил, можно ли их брать? — задал Атаринкэ следующий вопрос. — Я взял из корзинки с обрезками разные, чтобы красивее было, — Тьелпэ был явно горд собой. Красивее, надо же. Атаринкэ решительно выдернул из волос ещё два карандаша и две ленточки — синюю и золотую (представления о красоте у самого младшего Куруфинвэ были пока странные) и мельком подумал, что с Финвэ уж наверняка ничего такого не случалось. Впрочем, что-то подсказывало ему, что с Финвэ случалось ещё и не такое.