***
Шаркая ногами, я лениво брел к остановке, через парк. Каждый визит в психоневрологический диспансер заканчивался моим недоумением, раздражением и полным замешательством. — Да что этот старый хрыч себе позволяет? Опять раздраконил меня, блин, — сказал я полушепотом, обращаясь к Графе. Затем вспомнил, что после приема таблеток я ее не вижу и лишь разочаровано вздохнул. Хорошо, что у колес такое кратковременное действие, ибо без моей галлюцинации становилось как-то одиноко, а дома я просто тупил в чистый лист бумаги, либо же текстовый файл на компьютере и не мог двух слов связать. В такие моменты появлялось чувство, что в мозгу повеет ветерок, подгоняя маленькое перекати-поле. И что за дрянь мне прописали в этой богадельне, почему настолько мощную? Они ведь не знают о галлюцинациях, я же ничем себя не выдал. Сняв рюкзак и сев на лавочку под каштаном, я задумался обо всем том, что влил мне сегодня в уши психиатр. Весна в самом разгаре и вечер был достаточно свежий, несмотря на то, что ветер гонял по парку нагретый днем воздух. Начинали зажигаться фонари. Здешняя атмосфера невероятно расслабляла и, то ли от нее, то ли от таблеток, я начал зевать. Как вдруг, неожиданно послышался до боли знакомый писклявый лай и я увидел вдалеке ту самую крашеную рыжую, чей образ меня заставила запомнить иллюзия. Это немного взбодрило и мне подумалось, что может все-таки попытаться выполнить задание доктора. С меня же не убудет, в самом деле, если я с кем-нибудь заговорю на улице. Но проблема была в условиях: познакомиться с кем-то в общественном месте и рассказать о себе, не упоминая писательство и не показывая свои произведения. Черт, ну вот как я мог о них не говорить, живя этим последние три месяца? Нечего будет сказать, выставлю себя полным придурком. — Так и есть, — будто сквозь воду, я услышал в голове голос Графы — таблетки начинают отпускать. Стало спокойнее. Вот уж кто точно убережет меня от подобных поступков, ей я могу доверять. Однако, про себя отметил, что та девушка гуляла примерно в то же время, что и в прошлый раз. Почувствовав прилив вдохновения, я закурил, достал телефон и начал медленно печатать в «заметках», тщательно обдумывая каждое слово: «Наша лавочка все еще стоит в этом парке. Знаешь, ее перекрасили в синий — твой нелюбимый цвет. Ох, как бы мило ты возмутилась по поводу этого! Сказала бы, что больше на нее не сядешь и вообще не придёшь в этот парк, а я бы посмеялся и обнял тебя, крепко прижимая к себе...» Сам не заметил, как у меня начали трястись руки, потекли сопли, а на экран телефона капнула скупая мужская слеза. Я быстро вытер ее рукавом толстовки и оглянулся вокруг. Надеюсь, никто не видел. И чего это я? — Все в порядке, просто продолжай писать, — Графа сидела рядом, обнимая меня, и гладила по голове, запуская пальцы в волосы. — Не хочу, меня это расстраивает, — я убрал телефон в карман и стряхнул пепел с полностью истлевшей сигареты. Даже толком не курил ее, а лишь держал зажатой между пальцев, пока печатал. Какое расточительство. — Пиши! — девушка снова запустила руку в мои волосы, но на этот раз с силой схватила их, причиняя тянущую боль. — Уж лучше писать любовные письма в никуда, чем думать о всяких рыжих дамах. — Погоди, да ты же сама сказала образ ее запомнить, — я пытался вырваться из хватки галлюцинации, где-то в глубине разума понимая, что никакой «хватки» нет и увидь это кто со стороны — не усомнился бы в моем психическом нездоровье. — Образ запомнить, для рассказа! А не бежать знакомиться, — иллюзия отпустила мои волосы и осуждающе цокнула языком. — И полгода ведь не прошло, козел... — Опять навязываешь мне чувство вины? — я начал копаться в рюкзаке, в поисках баночки с нейролептиками. Без Графы мне было одиноко, но готов признать, что в подобные моменты я рад возможности «отключать» ее на время. Найдя заветный пузырек, я стал отсчитывать нужное мне количество таблеток. — Ты допускаешь мысль, что твоей вины в том не было?! — девушка перешла на крик и выбила у меня из рук банку пилюль. — Да черт бы вас всех побрал! Тебя и твоих врачей! — Блять, — только и оставалось, с каменным выражением лица, произнести мне и начать ползать по парковой плитке, собирая дорогостоящие лекарства, попутно сдувая с них пыль. Теперь вся надежда на правило пяти секунд. Когда я закончил, иллюзии в поле зрения уже не было, но все равно закинулся колесами. Не хотелось ее видеть в ближайшие пару часов, пока она не успокоится.***
Графа все еще дулась, но истерик больше не закатывала, ибо я вот уже которую ночь работал над последними главами своего нового рассказа. Таблетки не принимал, поэтому она тихонько сидела рядом и ворчала, если я надолго отвлекался от работы. За несколько суток мой стол оброс грязными кружками и пустыми пивными банками, как осенний лес грибами. Крайне не повезло, что я терпеть не могу кофе — энергию приходилось брать из обильно подслащенных чаев, ибо едой я пренебрег, чтобы не терять времени. Майский выпуск местного литературного журнала выйдет ровно через неделю, а это значит, что сегодня последний день, когда я могу принести в редакцию свой рассказ. Я потянулся за пивом, стоящим у самой мышки. Прислонил банку к губам, чтоб сделать глоток, но хмельной жидкости в ней не оказалось. — Твою ж мать! — выплюнул я обратно бычок от сигареты, совсем недавно об эту же банку потушенный. — Все, нужно сделать перерыв. — Эй... Эй! Так не пойдет! А дописать? — дернулась Графа, открыв глаза, будто только что проснулась. Но я-то знаю, что она никогда не спит. — Дописал, — последовал мой ехидный ответ. После чего девушка повисла у меня на шее, подпрыгивая от радости. Ее небольшая упругая грудь плотно прижималась к моему голому торсу. — Это... — Графа отодвинулась и скептически произнесла, — ... ты так рад тому, что закончил работу? — Это утро, — отмахнулся я. — Но ты даже не спал. — Утро, — сказал, как отрезал. — Не цепляйся. Галлюцинация начала безбожно стебаться, отмачивая всякие «свежие» шутейки про мое «приподнятое настроение», а я лишь молча поставил свой рассказ на распечатку и сидел залипал на то, как принтер выплевывает, с едва слышным жужжанием, по одному листочку. Это успокаивало и будто гипнотизировало. Только сейчас, когда беспрерывная писанина и бессонные ночи остались позади, я ощутил насколько голоден. Встав и потянувшись, наметил себе маршрут на кухню и решительно начал ему следовать. В дверях обернулся и взглянул на Графу, из которой до сих пор лился репертуар «Аншлага». Интересно, если она — плод моей больной психики, значит ли это, что я стебал сам себя? Какой же отвратный у меня юмор. Мир стал еще более приятным, после плотного завтрака. Отправлять работу по электронной почте — дело гиблое. Ее не то, что не рассмотрят, а даже письмо с файлом не откроют. Это я уже проходил, поэтому собрал свою распечатку, переоделся и ближе к вечеру выполз из дома, чтобы поехать в редакцию лично.***
— Да почему нет? Почему? — я еще не кричал, но был очень к этому близок. Спор с младшим редактором длился уже более часа. — Мужчина, хватит приносить нам одну и ту же историю в третий раз! Мы ее уже публиковали и она не вызвала никакого интереса у наших читателей. Достаточно! — вот так вот, стоит недельку не побриться, и ты уже не «молодой человек», а «мужчина». — Да как же одну и ту же? Та, которую вы опубликовали — была триллером, — от ярости, я размахивал своим произведением перед лицом редактора. — Та, что вы отклонили в прошлый раз — детективом! А эта... — я потряс распечаткой особенно интенсивно, — ... романтическая история графини, живущей в семнадцатом веке! Они все разные! — Где разные? Все, как одна, про белокурых девушек, которые вскрылись из-за трудных жизненных обстоятельств! Да что там главная героиня и ее история, у вас даже образы второстепенных персонажей кочуют из одного «шедевра» в другой, как монголы в двенадцатом веке! — не выдержал редактор, тоже переходя на повышенные тона. — Позовите мне вашего... Этого... — я сбавил громкость, но продолжал нервно стучать ногой по полу. — Главного вашего. Позовите его. — У главного редактора и так достаточно работы, а отбирать материал прозаиков-любителей — это моя прерогатива. И знаете, я прекрасно справляюсь со своими обязанностями, — худощавый сутулый мужичок устало вздохнул и отхлебнул черный напиток. Эта дешевая растворимая бурда, вперемешку с сахаром, уже дала нужную реакцию и изо рта редактора за километр разило кислятиной. Ненавижу кофе. — Значит, не принимаете? — я открыл пачку сигарет и вытащил одну зубами, после чего долго хлопал себя по карманам, в поисках зажигалки. — Не прикурите? Ответа я ждал минуты две, ибо редактор, не теряя времени, вернулся к своей работе. А потом, будто между прочим, разорвал затянувшуюся паузу: — Ваша писанина отдает графоманией, мужчина, — все так же пялясь в монитор компьютера, равнодушно произнес он. — И у нас не курят. — Ах, еще и не курят, значит... — топтался на месте я, не зная к чему еще придраться. Как же мне сейчас хотелось потушить сигарету прямо в кофе этого хмыря, но я не настолько крут, а сигарета даже не зажжена. Нелепо бы вышло. — Выйдите на улицу и курите сколько влезет, — невнятно пробормотал «хмырь», будучи уже полностью увлеченным своей работой. Я вышел. Курить не стал, а сразу побежал на ближайшую остановку. Мысли разлетались, как рассыпанный бисер по полу. И даже самый искусный мозгоправ не смог бы их сейчас собрать. Графа следовала за мной и прямо в ухо кричала что-то о том, чтобы я шел домой и садился писать новый рассказ. Но мое мнение было таково — это дерьмо пора прекращать. Вот уже который месяц я тружусь не покладая рук, корплю над своими текстами, вылизываю их до идеала. Порчу зрение, осанку. И что я получаю? Плевок в лицо? Однообразные сюжеты? Бездарность? Графоман? Да нахуй всех этих редакторов! Автобус все не ехал, а я ходил туда-сюда по тротуару, то и дело смотря на часы в смартфоне. Та рыжая девушка должна была гулять в парке, примерно в это время. Терапевтический эффект? Что ж, доктор, скоро увидим, насколько действенен ваш совет. Конечно, предполагалось, что знакомиться я буду в спокойном и расслабленном состоянии, но сейчас мне было все равно — каша в голове начала закипать, зловеще булькая. Спустя час прибыв на место, я быстрым шагом направился в парк. В голове был туман, но я не мог не отметить то, как красиво зацвели все каштаны вдоль парковых дорог. Такая романтика мне очень на руку. Собачники, как и в любой другой вечер, заполонили аллеи, но рыжей дамы все не было видно. Я принял таблетки, чтобы избавиться от бившейся в припадке Графы, сел на первую попавшуюся лавку и начал ждать.