Абрикосовое варенье

      Начало октября выдаётся тёплым и ясным. Косые лучи падают на деревянные столы, сверкая на гладких лакированных поверхностях, окрашивают жёлтым напольную плитку и греют кожу. Пустующий до открытия Антейку выглядит по-настоящему прекрасно, и Тоука невольно улыбается, осматривая залитое солнцем пространство.       Она пришла немного заранее, чтобы убрать кофейню по наказу Йошимуры-сана. Влажная тряпка в руках холодит ладонь, и, пока она не высохла окончательно, Тоука поворачивается к многочисленным полкам и проводит тканью по поверхности. Пыли совсем немного, но Тоука тщательно протирает крышки и металлические статуэтки, постепенно спускаясь на нижние полки. На последней, в самом тёмном углу, она находит маленькую баночку оранжевого варенья с ярлыком, на котором аккуратно подписано рукой Йорико: «Кусочек лета для любимой Тоуки». Уголки губ сами собой поднимаются вверх: приятные воспоминания всплывают в голове, наполняя душу самыми тёплыми чувствами. Подняв банку повыше, Тоука смотрит на просвет, наблюдая, как лучи солнца играют внутри оранжевыми бликами.       — Ого, тебе подарили? — восхищённо раздаётся за спиной. От неожиданности Тоука едва не роняет банку и крепко прижимает её к груди, оборачиваясь.       — Не подкрадывайся, придурок! — шипит она, ударяя Канеки по плечу. Тот ойкает от боли и потирает пострадавшее место.       — Прости, Тоука-чан, — извиняется он и улыбается так искренне, что Тоука цокает языком и быстро отворачивается.       — Сама сделала, — бурчит она, в последний раз осматривая банку, и ставит её обратно на нижнюю полку.       — Здорово! — вновь восхищённо восклицает Канеки. — С Йорико, да?       Тоука пронизывает его долгим взглядом – его догадливость и осведомлённость ей не нравятся. Канеки чувствует её недовольство и виновато опускает глаза.       — О, а хочешь я расскажу, каково оно на вкус? — внезапно предлагает он, заставляя непонимающе нахмуриться.       — Это зачем ещё? — скептически спрашивает Тоука. — Думаешь, меня не… — проглатывает конец фразы «заставили попробовать», — я не пробовала?       — Нет же, какое оно для людей, — широко улыбается Канеки, — помнишь, ты говорила, что хотела бы знать, какой на вкус торт, или карри, или… — Он неловко смеётся.       — А, — коротко говорит Тоука, припоминая, — ну давай, — пожимает она плечами и поворачивается к полкам, чтобы закончить уборку.       — Оно очень сладкое, настолько, что тебе обжигает кончики ушей, — мечтательно начинает Канеки, — этот вкус наполняет весь рот, зубы склеиваются от каждого укуса, и ты не знаешь, быстрее или медленнее жевать, а в горле начинает немного першить, но ты всё равно не можешь перестать есть его. — Канеки снова смеётся, в этот раз почти счастливо. Это злит Тоуку. Она выпрямляется, хватая банку с полки, и тыкает её в грудь Канеки.       — Раз тебе оно так нравится, ты его и ешь, — чеканит она.       Канеки перестаёт смеяться, но, сохраняя на лице улыбку, берёт варенье в руки, оглаживает пальцами крышку и тоже смотрит на просвет.       — Я не могу, Тоука-чан, — тихо говорит он, — уже не могу.       Это звучит так невыносимо грустно, что Тоука фыркает и отворачивается.       — Знаешь, а давай поставим его на более видное место, — говорит Канеки, и банка опускается на верхнюю полку. Оранжевый цвет ярким мазком ложится в уютную обстановку кафе, привлекая внимание. Смотрится хорошо, и Тоука вздыхает, позволяя это маленькое своеволие. — Кстати, не знаю, почему, но недавно мне приснились абрикосы, — зачем-то говорит он, неловко улыбаясь.       — Надо же, — саркастично отзывается Тоука, обходя его и направляясь на склад. — Лучше бы твой дар предвидения сработал при встрече с Ризе.       — Это точно, — соглашается Канеки.       Тоука слышит в его голосе всё ту же дурацкую улыбку, и это бесит.

***

      — Тоука, мне очень нужно, чтобы ты пришла! — Голос Йорико даже через трубку был взбудораженным и чересчур радостным. Достав кончик карандаша изо рта, Тоука прикрыла глаза и спросила:       — Что у тебя случилось?       — Я купила абрикосы! Импортные, сладкие! — Йорико была поистине счастлива, и её настроение невольно передавалось и Тоуке. — И хочу сделать варенье на зиму!       — Здорово, — отозвалась Тоука, опуская глаза в тетрадь, исписанную не слишком ровными иероглифами. Ей надо было подтянуть некоторые предметы, выполнить задания, но заниматься этим в душный летний день не хотелось.       — Ну так что? — снова спросила Йорико.       — У меня домашка… — вздохнула Тоука, рассеянно рисуя на полях кроличьи ушки.       — А-а-а… — понимающе протянула Йорико. — Придумала! — вдруг воскликнула она. — Возьми с собой, после позанимаемся, вместе же веселее.       Поразмыслив немного, Тоука улыбнулась и закрыла тетрадь.       — Ладно, — хмыкнула она, — жди, я буду.       На том конце раздался восторженный писк, и Тоука положила трубку, начиная собирать вещи.

***

      — Ну у тебя и выдержка! — удивлённо восклицает Йорико, и Тоука вздрагивает от неожиданности, отвлекаясь от готовки кофе.       — О чём ты? — непонимающе спрашивает она и опускает взгляд, терпеливо рисуя на пенке капучино кошку. Для Йорико они всё время выходили очень милыми и пушистыми, с улыбающимися мордочками и зажмуренными раскосыми глазами.       — Я уже давно съела свою банку, — немного смущённо признаётся Йорико и кивает куда-то на верхние полки. Тоука оборачивается и видит абрикосовое варенье, про которое уже успела забыть.       — А, ты про это, — неловко улыбается она. — Ну, ты сказала, что его надо есть зимой, чтобы в самый тёмный угрюмый день вспомнить лето, вот я и жду зимы, — жмёт плечами, возвращаясь к кошке.       — Не думала, что ты настолько серьёзно относишься к моим словам, Тоука, — смеётся Йорико. Тоука ставит перед ней чашку с готовым рисунком и легонько щёлкает по носу.       — Не говори глупостей, — ворчит она, — я всегда отношусь к твоим словам серьёзно.       Йорико довольно жмурится, но немного расстроенно вздыхает, посмотрев на кофе, – ей всегда было жалко портить рисунки – и отпивает.       — Кстати! — неожиданно тянет она и придвигается ближе, жестом подзывая Тоуку. Та удивлённо вскидывает брови, но наклоняется, ставя локти на стойку. — Вы ведь можете вместе его съесть, — заговорщически шепчет Йорико и кидает многозначительный взгляд куда-то в сторону. Тоука смотрит в том же направлении и видит Канеки, протирающего свободные столики.       — Ну вот ещё, — шипит в ответ, чувствуя, как краснеют щёки.       — Но он же милый, Тоука! — Йорико шепчет так громко, что хочется провалиться сквозь землю. — Если ты стесняешься, давай я. — И, повернувшись, она выдыхает: — Ка…       — Тш! — Тоука едва успевает закрыть ей руками рот, чтобы она не издала больше ни звука, громко откашливается и строго произносит: — Канеки, отнеси наверх кофе.       Тот едва заметно вздрагивает и не сразу оборачивается.       — А, д-да, — выдавливает он и быстро проходит мимо, схватив на ходу поднос с кофе для Хинами.       Когда он скрывается, Тоука облегчённо выдыхает, чувствуя, как внутри колотится сердце, и отпускает Йорико. Та весело смеётся и берёт чашку кофе, продолжая пить. На её губах играет загадочная полуулыбка, а в пшеничных волосах пляшут золотые блики. Тоука вздыхает, отворачиваясь, и думает спрятать банку подальше, чтобы не мозолила глаза, но, погодя, отбрасывает эту мысль: без неё на полке будет пусто.

***

      — Ой, а что это? — раздаётся голос Ромы, и Тоука холодеет на бессознательном уровне.       — Рома, не суй свой нос в чужие вещи, — ворчит Нишики. Тоука разворачивается и как можно быстрее двигается к ним из зала, предчувствуя беду.       — Я только одним глазочком… — настойчиво тянет Рома, вставая на носочки, и берёт в руки оранжевую баночку с ярлыком, которая тут же выскальзывает из пальцев и летит на пол.       Вскрикнув, Тоука молниеносным рывком преодолевает последние метры и падает на пол, ловя банку в вытянутые ладони почти у самого пола. Под её весом костяшки пальцев больно ударяются о светлую напольную плитку, но стекло не разбивается. Сердце обмирает на мгновение, а после бешено заходится в груди.       — Ой, я нечаянно, — из-за шума крови в ушах едва слышит Тоука и поднимается на подрагивающих ногах, прижимая банку к груди. Ей очень хочется развернуться и как следует врезать Роме, но она сдерживается, скрипя зубами почти до боли.       — Рома, быстро извинись и уходи отсюда, — коротко говорит Нишики. Рома послушно пищит извинения и скрывается из виду, но легче Тоуке не становится. На глазах горят злые слёзы, а внутри всё заново рвётся на части.       — Ну ты чего, успокойся. — Нишики кладёт ладони ей на плечи. — Так завелась из-за банки чел…       — Если ты сейчас не отвалишь, — почти рычит Тоука, глубоко вдыхая, чтобы ни один всхлип не прорвался наружу, — я тебе врежу.       Нишики быстро убирает руки и отходит на шаг назад, видимо, почувствовав, что препирательства сейчас неуместны. Прикрыв глаза, Тоука делает последний глубокий вдох и выпрямляется, ставя банку на полку.       — Может, тебе стоит всё же хранить её у себя дома? — тихо спрашивает Нишики. Тоука оборачивается на него и ровно произносит:       — Нет, здесь она смотрится лучше.       — Ну, как знаешь, — жмёт плечами он и направляется в подсобку.       С ухода Канеки из Антейку прошёл месяц, и вестей от него так и не приходит. Тоука не хочет признавать, но уже месяц знакомое чувство, когда теряешь кого-то близкого, точит её изнутри, всё больше расширяя дыру в груди. Она помнит до мелочей дурацкую улыбку, которая каждый раз появлялась на лице Канеки, когда он разговаривал с ней, помнит неровный румянец, постепенно покрывающий его лицо, неловкие движения, когда он старался сделать что-то. Она вспоминает по несколько раз в день, лишь бы они не стёрлись, но каждый раз им на смену приходят воспоминания о ледяном остром взгляде, молниеносных ударах и белых волосах, разметавшихся от битвы.       Канеки в её воспоминаниях раскалывается на две части «до» и «после», и она действительно скучает по тому, что было «до». Но прошлое постепенно тает, и всё больше кажется, что оно было лишь счастливым беззаботным сном.       Она смотрит на банку и видит за гладким стеклом всё такие же ярко-оранжевые абрикосы. Йорико сказала съесть их зимой, чтобы вспомнить лето, но настоящего лета в Антейку не будет без Канеки. И эта банка никуда отсюда не денется, пока он не вернётся.