Freak

      Жизнь сама по себе тяжела. Не всегда предугадаешь, что ждёт тебя впереди. Такое случается у всех людей, которые относятся с трепетным чувством к жизни, пытаются достичь высот, оставить хоть какой-нибудь след после себя. Как правило, они лучше адаптируются в том или ином обществе, заводят друзей и выстраивают свою иерархию, составляя правила, которые должен соблюдать каждый участник. Но помимо этого люди составили неизменный шаблон. Неестественный цвет волос, неправильные черты лица, даже вес — всё это кажется для них очень странным и вещью для бурного обсуждения. Каждый человек по-своему индивидуален, это необходимо запомнить, ведь что за жизнь будет, если любой второй будет соответствовать шаблону, не имея своей внешней особенности. Наверное, есть подростки, живущие в настоящее время, которые подвергались такому воздействию со стороны своих сверстников. Кто-то вовсе не обращает на это внимание, им всё равно, что говорят за их спиной, но не все такие сильные и способные скрыть искорки обиды за произнесенные слова. Обычно они прячутся от людей, стараются быть незаметными и полностью закрываются в себе. Уэст-Либерти, West Liberty High School.       Ранние солнечные лучи лениво пробирались через большие окна школьного коридора, освещая путь идущим по своим классам учителям. Но большое внимание привлекал тот факт, что помимо работников не спеша шёл подросток, устремив взгляд в пол и не замечая перед собой никого, будто только один он передвигался по коридорам учебного заведения. Ни единый звук не касался слуха парня, словно его сознание было в странном умиротворяюще-тихом вакууме… И только собственные мысли были способны потревожить его состояние. — Доброе утро, мистер Кобб. Могу ли я узнать, что вы делаете в такую рань в школе? Ваши сверстники ещё нежатся в кроватках, а вы пришли до начала первого урока за полчаса. — Пухленький низкий мужчина в сером костюме остановился перед юношей и с неподдельным интересом стал разглядывать учащегося, пытаясь понять причину прихода именно в эти часы. — Доброе утро, мистер Блэк, — тихо произнёс Николас, медленно приподнимая голову и уводя взгляд в сторону лишь бы не вести зрительного контакта с учителем. — Миссис Вайлон попросила меня принести мои конспекты, поэтому я пришёл. — Сказать истинную причину он не мог, если проболтается, то выйти из передряги целым явно не получиться. Пришлось молчать, всячески отнекиваться, говорить неправду… И даже сейчас его слова звучали не так убедительно. Мужчина молчал, словно хотел поверить в только что сказанное учеником оправдание. И как понять, если собеседник прячет свой взгляд, говорит скованно, будто бы одно лишнее слово повлечёт за собой уйму бед? Юноша всегда пытался не привлекать к себе излишнего внимания, заканчивать только что начавшийся диалог и быстрее скрыться. Также не любил, когда люди заглядывали ему в лицо, постоянно расспрашивая о возникновении медленно затягивающихся ссадин, темных синяков, огромных красных следов на шее и руках. И чтобы эти надоедливые вопросы не сыпались новой порцией, тот постоянно пытался скрыть их, натягивая на ладони рукава длинного зеленого свитера, и всё время, пряча бледное лицо под рыжей чёлкой. Он привык так делать, привык ко всему, что с ним творят и как его называют. «Урод»… Слово, состоящее всего лишь из четырёх букв и так приевшееся к нему, как выжженное клеймо, которое отодрать просто невозможно. Каждая беседа начиналась «здравствуй, урод» и заканчивалась едкими смешками и уничтожающими взглядами, от которых хочется провалиться под землю и не высовываться до скончания веков. С ним не только так обращались одноклассники, но без значительного внимания учителя. Мистер Блэк и школьный психолог пытались наладить с ним дружеские отношения и помочь хоть как-то. К большому сожалению, Николас не шёл навстречу, а уходил всё дальше и дальше, медленно поглощаемый беспросветным одиночеством. — Я хочу тебе верить, Ник, но никак не могу понять, зачем ты пытаешься придумать всякие отмазки, — с этими словами мужчина напоследок взглянул на учащегося, а после пошёл дальше, оставляя парня одного в школьном полупустом коридоре.       Было весьма удивительно, что класс химии был открыт, а учителя данного предмета не было на месте. Воспользовавшись таким спокойным моментом, парень тихо зашёл внутрь, кротко оглядевшись и убедившись, что там нет ни одной души, он скинул со своих плеч рюкзак и, опустившись на дальний стул, глубоко вздохнул. Сегодня снова последовали расспросы, которые потихоньку надоедали парню, о его раннем приходе в школу. Помимо мистера Блэка, который так отчаянно пытается разузнать правду, с таким же интересом расспрашивает школьный психолог и порой охранник. Кобб мог бы сразу всё рассказать, не мучиться, придумывая отмазки, но он не мог. Ведь взрослые не знают, что за участь ждёт его, если скажет хоть одно лишнее слово, упоминающее их. Группу подростков, главных шишек школы, которые придумали себе, что являются чем-то большим, чем учениками. Их действия, даже насильственного характера, просто прощались и забывались, словно эти ребята вели себя, как ангелочки. Им всё сходило с рук… разборки в туалете, продажа наркотиков, неописуемое ужасное поведение. На это учителя и директор закрывали глаза, так как родители некоторых учащихся спонсируют школу. Но из-за них страдают все невинные люди, и в число этих жертв попадает сам Николас. Поэтому он приходит за полчаса до занятий, чтобы не попасться им на глаза и не получить по своей глупости пару новых синяков. Парень лёгким, невесомым прикосновением дотронулся своего предплечья, как снова тупая боль растеклась по телу неприятной волной. Он мог спокойно заявить, что эти ощущения приятны, как бы сказал нормальный человек, получая удовольствия от поглаживания. Парень так привык к боли, что считал её неотъемлемой частью его тяжёлой жизни. Ведь только она напоминала ему, что он пока жив и способен чувствовать хоть что-то. Каждый раз, притрагиваясь к коже лица и ощущая под подушечками пальцев шершавые заживающие ссадины, парень с дикой ненавистью осознавал, что из десятилетнего мальчика, радовавшегося жизни, жестокие подростки сделали из него жертву, терпевшую все их побои и чувствовавшую неописуемую горечь, боль и обиду. Время текло, а ненависть к этим персонам увеличивалась всё больше и больше, как снежный ком, порываясь снести всех и вся на своём пути. Но как ни старался ответить им подобными действиями юноша, всё было безуспешно, за эти годы тот морально и физически ослабевал, сам этого не замечая. Солнечные детские воспоминания сменились серыми буднями до краёв пропитанными болью и отчаянными криками по ночам. Сворачиваясь клубочком и сильно притягивая к себе подушку, парень часами мог лежать, тупо уставясь в стенку и тихо проклиная этот мир. Выпитые обезболивающие таблетки снимали только физическую боль, но душевную не могло заглушить ни одно лекарство, существующее на планете. Так он жил на протяжении года, пытаясь смириться с такой участью. Баюкающая тишина прерывалась мерным тиканьем часов, приглушёнными звуками, доносящимися с улицы, и шарканьем обуви о гладкую плитку коридора. Мирная обстановка в классе была для Кобба каким-то непонятным снотворным, от которого так сильно тянуло в крепкие объятия Морфея. Сложив руки подле себя на парте, юноша склонил голову, и, повернув её в сторону окна, стал разглядывать редких проходящих людей, колыхания от лёгкого ветерка ветвей деревьев с медленно пожелтевшими листьями, замечая как солнечные лучи мягко падали на пока ещё зеленеющую траву. Природа Уэст-Либерти по-настоящему прекрасна в любые времена года. Будь то весна или же зима Николас всегда любовался огромными живописными просторами тихого городка и небольшими улочками. Парень мог бы часами сидеть на улице, завораживающе наблюдать за всем этим, но время не бесконечно… Веки наливались свинцом и под тяжестью стали медленно опускаться, дыхание участилось. Николас, уткнувшись лицом в локоть руки, расслабился, погружаясь в сон.       Прибывая в глубоком сне, время не имеет значения, оно попросту забывается и человек, находящийся в данном состоянии, теряется в нём. Порой сновидения бывают настолько реалистичные, что хочется остаться там, не зная горечи и боли. Но такие извечные желания не всегда сбываются и неподвластны обычным людям. Звонок, как гром среди ясного неба, оповестил всех о начале грядущего урока. Толпа, состоящая из подростков, стала редеть, и в считанные секунды в школьном коридоре оставалось пару ребят, непосредственно догонявших своих друзей. Кобб, услышав громкий звук, разрезавший блаженную тишину, заметно вздрогнул и стал оглядываться по сторонам, замечая как в классе, собирались одноклассники, рассаживающие по своим местам. И среди них, к большому сожалению, промелькнули лица тех, которые так яро ненавидел Николас, и из-за которых его жизнь приобрела темный оттенок с кровавыми пятнами. Наполовину выпрямившись, тот устремил свой взгляд в угол класса, словно он не заметил тех ребят. Пальцы, не подчиняясь телу, сжались в кулак, а сердце стало отбивать ритм в два раза быстрее. Парнишка сильнее вжался в спинку стула и отчаянно желал, чтобы его не заметили. Если была его воля, юноша слился бы с партой или вовсе исчез. Но, не имея таких способностей, остаётся лишь глядеть своей угрозе прямо в глаза и, полностью скрутившись, принимать удар. Мимо Кобба, продвигаясь к свободной последней парте, проходил темноволосый парень, принимавший участие в многочисленных «весельях» той компании и не раз был главным лицом в избиении одноклассника. Его шаги отчётливо доносились до Николаса, как молот, ударявшийся о наковальню. Ладони вспотели от нарастающего страха, обвивающего жуткими щупальцами разум, сердце намеревалось проломить грудную клетку, и сильная дрожь прошлась по телу, как волна электрического тока. Он боялся того парня до такой степени, что готов отдать всё что угодно, лишь бы не встретиться с ним снова и не видеть его каждый раз в школе. Шаг, ещё один шаг… До последней парты оставалось пару метров. Внезапный громкий хлопок заставил невысоко подпрыгнуть юношу, сидящего за партой и сильно стиснувшего зубы. — Кого я вижу, — наигранно протянул брюнет, обходя стул сзади и упираясь руками о спинку. — Да это же наш всеми любимый уродец. Вы только посмотрите на него. Весь сжался от страха и дрожит, будто бродячий пёс. — Несколько учащихся, услышавшие голос того парня, обернулись, увидев собственными глазами разворачивающуюся сцену. Страх полностью овладел телом Кобба, что тот не в силах был пошевелиться и вымолвить хоть одного звука. Все мысли были заняты только им, человеком, стоящим позади него и с едкой ухмылкой на лице наклонившегося к нему, опаляя горячим дыханием бледную шею рыжеволосого. — Дар речи потерял что ли? — вкрадчивым тихим шёпотом промолвил парень. — Другого ответа я даже не ожидал. Молчишь, как рыба, пытаешься справиться с быстро нарастающим страхом, ведь так? Но у тебя это как-то плохо получается, — добавил он, замечая дрожащие руки Николаса на деревянной поверхности. Страх слегка отступил в сторону, преподнеся свободное место панике. Всё тело бедного юноши дрожало от переполняющих его эмоций. Здравый разум так и твердил — сбежать и больше не возвращаться в то место, которое пропитано страданиями. Собрав оставшиеся силы воедино, Кобб резко встал и хотел уже шагнуть в сторону, но сильная рука болезненно впилась в плечо, усаживая не по воле парня обратно на стул. — Решил сбежать? — задал вопрос брюнет, сильнее сдавливая своими пальцами плечо одноклассника. — Увы, в этот раз ты сбежать от меня не сможешь. Видишь ли, сегодня я так мечтал увидеть твою испорченную физиономию, только вот ты решил приходить в школу пораньше. Я так расстроился, что не смог приукрасить твоё личико новыми красками. Но… Слова темноволосого прервал звонкий голос учителя, торопливо вошедшего в класс. — Всех приветствую. Прошу меня извинить за опоздание, — мистер Каллифф озарил всех присутствующих смущенной улыбкой, поправляя галстук и продвигаясь к учительскому столу. — Думаю, что все уже готовы к уроку, и мы можем приступать к работе, ведь так мистер Уокер? — Парень, стоявший за спиной Николаса, выпрямился, ответив на просьбу мужчины натянутой улыбкой. После зашагал в сторону свободной парты, напоследок бросив презрительный взгляд на Кобба. — Попрошу занять место, мистер Уокер, быстрее, так как нам необходимо пройти новую тему. И так приступим… Пока учитель занятно говорил о предстоящей теме, Кобб мог на время облегченно вздохнуть и успокоиться, зная, что в классе ему точно не грозила опасность. Тот внезапный приход мистера Каллиффа смягчил накаляющуюся обстановку и дал возможность Николасу не получить дозу унизительных слов, противных фраз да и слышать мерзкий голос брюнета, пропитанным ядом. Но та оборванная фраза явно несла в себе нехороший смысл, предвещавшая, что после школы ему не уйти от тех назойливых хулиганов. Если юноша не сможет найти обходной вариант, чтобы избежать плачевных последствий, то придётся идти домой униженным, опустошённым и с новыми ранами. Коббу такое не нравилось ни разу, он отчаянно хватался за каждую протянутую соломинку спасения, не имело значения, что эта была уборка класса или очередная скучная беседа с психологом. Тот хватался за всё, что попадалось, за каждый выданный шанс остаться в школе на один или более часа дольше. Время тянулось вечно, словно резина, растягиваясь все больше и больше. Стрелки на часах медленно шли, отбивая механический темп, и Николас прислушивался к тому звуку, чтобы хоть как-то занять свои мысли другим, чем косыми взглядами Уокера, сидящего по левую руку примерно в двух метрах от него самого. Едва слышимые смешки улавливал Кобб, но пытался не предавать этому значения. Кто знает, что твориться в чокнутой голове этого придурка… Что-то непонятное врезалось в шею рыжеволосого, отчего парень вздрогнул и слегка развернулся в сторону прилетевшего предмета. Заметив скомканный кусочек бумаги, юноша, прищурился, а после перевёл взгляд на Уокера, который тихо смеялся в открытую ладонь. — Мистер Кобб и мистер Уокер, попрошу вас не отвлекаться, и заканчивайте уже детский сад, — отчеканил учитель, взглянув на двух парней. Николас резко развернулся, пытаясь не реагировать на эту выходку порывом ненависти. Ведь лучше проигнорировать, чем отвечать взаимностью. Уокер вроде бы успокоился, но ждать от него полнейшего спокойствия до конца урока было вероятным, чем ждать действительного бездействия. — Эй, урод, — шёпотом позвал его Маркус, но Кобб всё также сидел неподвижно, словно статуя в зимнем саду. — Сегодня ты и впрямь какой-то тихий… Может твоя мамочка-алкоголичка тебе подсыпала успокоительное лекарство в чай, пока ты умывался? Это была последняя капля его полного спокойствия, сдерживать свои эмоции, когда человек, не задумавшись, произнёс такое, что ранило Николаса до глубины души, было невозможным. Тот и так сполна натерпелся, принимая на себя роль боксёрской груши и являясь козлом отпущения. Ему надоело, что он не может им сопротивляться. Ему надоело быть слабым, загнанным в угол беспомощным щенком… Ему надоело терпеть ту невыносимую боль… Кобб сильно сжал свои кулаки, кожа на ладонях побелела, и вены заметно вздулись. Сильно стиснув зубы, парень вскочил из-за парты и, ни капельки не сомневаясь в своих дальнейших действиях, пересёк расстояние, отделявшие их, и в яростном порыве вцепился в шиворот Уокера, сжимая ткань футболки и притягивая того паршивца ближе к себе. — Какого чёрта?! — только успел произнести брюнет, покинувшего своё место и встретившегося с полом через несколько секунд. Николас навис над ним, а после снова потянулся к футболке, намереваясь хорошенько врезать тому прямо в лицо. — Остановитесь! — вскричал учитель, схватившись за запястья юноши и поднимая его с Марка. — Здесь вам не бойцовский клуб. Николас резко высвободил свою руку из крепкой хватки учителя и ступил назад, не сводя с Уокера ненавистного взгляда. Если бы не мистер Каллифф, тот бы явно ударил его и избил до последнего вздоха. Но всё сложилось, не так как он задумал… Кобб больше не хотел находиться там, в классе, и поэтому, испытывая порыв неистребимой ненависти, скинул лежавшие учебники в рюкзак и выбежал из помещения, быстро передвигая ногами в сторону туалета. По телу пробежала волна дрожи, руки нещадно трясло, а картинка перед глазами стала приобретать смутные очертания из-за наступивших слёз. Еле добравшись до туалета, юноша яростно скинул себя рюкзак и, сгибаясь от внезапной душевной боли, медленно скатился вниз по стене, пальцами зарываясь в огненно-рыжие пряди и беспощадно сжимая их. — Ёбанный мир, — тихо шептал себе под нос Николас, ещё больше скручиваясь. Слёзы жгли глаза и тоненькими ручейками стекали с лица, падая на холодный кафель. Душевная боль душила его, утягивая за собой жизненно-важный кислород. Рвано вздыхая, лёгкие обогащались воздухом, но все эти действия отзывались неприятным покалыванием по всему телу. Как ни старался он заглушить в себе гнев, все пытки были напрасны. Он люто ненавидел этот чёртов мир и людей, населявших планету.