м е т а ф о р а

Омджи думает, что это даже красиво, что мир — это огромная метафора, в которой она — маленькая песчинка, а сакура в ней — символ её вечной любви. Прямо как и те лепестки, что плывут со сточной водой прямо вниз, стекая вместе с прочим мусором в прогнившие насквозь трубы. Всего лишь мусор, да. Так и есть. Омджи не плачет и не истерит. Ей незачем убиваться. Она думает, что всё изжилось уже давно, переболело, и душа её наконец свободна. (Почти). Лёгкие снова горят огнём, и она беспомощно хрипит, обнимая себя за острые коленки. Выцарапывает на запястье его имя — как напоминание — то ли в наказание, то ли в знак её первой и вечной любви/одержимости. Чондэ в её мечтах улыбается ей ласково, непременно гладит её по темным волосам, играясь с шелковистыми прядями на свету, и говорит о вечной любви. Чондэ в её реальности/жизни/кошмарах — нужное подчеркнуть — на Омджи даже не посмотрит. Ему такое и даром не нужно, что уж говорить о доплате в виде чувств? Чондэ — это улыбка, как солнце, такая же яркая и ослепительная, взрывающаяся миллионами фейерверками/убитыми бабочками в душе Омджи. Ей почти физически больно смотреть на него, но она всё же смотрит и каждый раз прямо как в первый чувствует, как в легких вновь расцветают цветки сакуры и становится трудно дышать. Чондэ — это черный кофе в пластиковом стаканчике за пять баксов. Пустой, без молока и сахара, прямо как жизнь Омджи без него. Очередная метафора, которой она заполняет пустоту в душе/сердце/мыслях, выцарапывая на запястьях его имя. Чондэ — это огромные свитера размером с планету. Он тонет в них, изящно поправляя свои очки и держа стопку книг в руках. Омджи думает, что Чондэ — это своеобразная эстетика/образ мысли/тип сознания, и этого у неё не отнять никому и никогда. Омджи снова нечем дышать, и она устало — кажется, в седьмой или семисотый, уже и сама не разберет, в который раз — смывает цветы в унитаз. Чондэ — это не любовь и даже не одержимость. Чондэ — это её смертный приговор. /// Омджи бледнеет и захлебывается собственной кровью, цветами — или любовью? — когда Чондэ, не глядя, проходит мимо неё. Он не смотрит ни на кого вокруг, четко чеканя каждый шаг, и звуки эти рефреном раздаются в её голове. Кто-то тут же заботливо поддерживает Омджи за плечи и спрашивает её о том, в порядке ли она, но та лишь отрицательно качает головой. Ей плохо и с каждым днём становится лишь хуже, а единственный человек, что мог бы ей помочь, только что вихрем пронесся мимо, даже не одарив её взглядом. Омджи бы побежала за ним, будь она всё ещё состоянии сделать это, но она просто продолжает стоять на месте и всё смотрит и смотрит на хрупкую фигуру Чондэ, медленно растворяющуюся в толпе. /// Она могла бы согласиться на операцию. Та не была особо сложной или дорогой, но плата за неё всегда казалась Омджи слишком высокой — её чувства. Омджи думает, что мир жутко несправедлив, и, будь у неё такая возможность, она бы не прожила свою жизнь так бесполезно. Омджи бы непременно научилась играть на гитаре, выучила бы новый язык, перестала бы стесняться и наконец выступила со своими песнями перед людьми и, возможно, даже прыгнула бы с парашютом. Но проблема в том, что Омджи не такая, и она сама знает об этом. Ей не о чем жалеть, ведь в её жизни всё-таки был Чондэ. А это стоит даже того, чтобы умереть, захлебываясь собственными чувствами. /// Омджи не спит третьи сутки, а на четвертые — её организм не выдерживает, и она наконец забывается в беспокойном сне. В комнате прохладно, потому что Омджи забыла закрыть окно, но во сне она всё же неприятно морщится, потеет и в отчаянном порыве скидывает с себя одеяло. Ей снится, будто бы Чондэ рядом с ней, только протяни руку — и сможешь обжечься. Дотронуться до бархатистой кожи парня, его чуть кривоватой ухмылки и вечно сутулых плеч. Он улыбается ей, открыто и насмешливо, и это заставляет сердце Омджи биться чаще, а сакуру внутри неё цвести только сильнее. Чувства Омджи рассыпаются по небу миллионами звёзд-осколков, а лёгкие медленно заполняют хрупкие цветки. Она блюет кроваво-розовыми лепестками, мечется в каком-то полубреду-полусне, а после — наконец успокаивается. А на утро в её маленькой квартирке станет совсем холодно, и некому уже будет закрыть старое и чуть покосившееся окно