Кнут и пряник

Тренировки боевых навыков и ловкости с Кое зачастую были нелегки, но награда, что обычно следовала за успехами, была чересчур соблазнительна, чтобы позволить себе не выложиться на полную катушку. Обычно ей становились поцелуи, с одной стороны — вполне невинные, какими могли себе позволить без осуждения обмениваться сестрица и брат, с другой — они же являлись настоящими прикосновениями губ к губам, от которых голова кружилась куда сильнее, чем от вина или драки. Быть может, даже немного больше, чем от хождения вниз головой по высокому потолку. Сегодня Кое с улыбкой смотрела из-за спины Золотого демона, но одновременно с этим будто и осуждая за то, что, несмотря на все приложенные усилия, Чуе было сложно совладать с контролем способности. Уставшему добиваться его в настоящих стычках Чуе казалось — иногда Кое одалживала у демона маску, вот именно для того, чтобы приободрить улыбкой, хотя на самом деле ей было совсем невесело. — Ты едва не воспользовался Порчей, находясь на совершенно пустяшном задании без Дазая, — вздохнула она, проверяя пальцем остроту лезвия катаны: заостренного, будто бритва, куда сильнее подходящего для убийств, а не для обучения. — Ты же понимаешь, что может... Кое не договорила, ее напряженный голос будто рассекся мечом, плечи опустились и ее идеальная осанка растеклась точно слабое и вкусное вишневое вино, разлитое на тарелку. Чуя почувствовал, как мельчайшие царапины на щеках горят и жгутся от попавшей на кожу соли. Кое ничего не боится, совсем как настоящий демон, к этому Чуя привык. Мори-доно обронил однажды, что люди — всего лишь часть способностей. Тогда разве вообще можно что-то поделать с тем, что именно она в конечном счете возьмет тебя под контроль? Когда-то Чуя ошибочно полагал, его собственная способность — прекрасна. Дающая волю и возможность взлететь к небесам, прижимая к себе драгоценную Кое, так, чтобы подошвы ее обуви едва прикасались к пенистым и душистым шапкам цветов сакуры или слив. Что могло быть лучше? Но позже, став сильнее, теряя кровь, жизнь, сознание, веру в способность обходиться без Дазая, умеющего вовремя остановить его собственную смерть, как и гибель всего прочего, Чуя начал смиряться с тем, что от тренировок с Кое теперь немного проку. Отказаться от них Чуя был просто не в состоянии. Он был уверен — ничей поцелуй не способен так воодушевить его. — Все однажды умрут, — бездумно и беззаботно засмеялся Чуя, промакивая платком влажные лицо и волосы. Совершенно не задумавшись о том, что прописная истина в его словах несет в себе больше боли, чем утешения. — Ну уж нет, — возразила Кое, приходя ему на помощь. Ее ловкие пальцы умело вплелись в пряди, и Чуя почувствовал дразнящую остроту ногтей. Кое и безоружной представляла опасность. Хотя назвать ее таковой, даже зная, что под складками одеяний не сокрыто ничего опаснее красоты, язык бы не повернулся. Чуе ли не знать, как остры шпильки в ее волосах? Он вынул одну, не спросив разрешения — опавшая вниз яркая прядь источала аромат старого неухоженного сада в пору цветения. В каких и положено обитать демонам. — Я не для того тратила на тебя столько времени, чтобы так глупо потерять, — вздохнула Кое, словно снимая маску. Ощущая раскаяние, Чуя сжал руки на ее широких рукавах: — Но я же удержался, — мягко напомнил он. — Это все благодаря тебе. Благодаря... вам. Я правда не думал... слишком перенапрягся. Золотой демон все еще близко, как и его огромный меч, и просто немыслимо сейчас не помянуть его. Чуе уже некоторое время мерещилось раздраженное, не принадлежащее им с Кое дыхание, хотя в прежние времена демон казался чем-то сродни игрушки, способной только внимать приказам, ничего самостоятельно не ощущая и не нуждаясь в поглощении кислорода или принятии пищи. — Не могу понять, что с тобой происходит. — В осторожных словах Кое звучал вопрос. Ее ногти больше не кололи кожу — что-то заставило ее передумать оставлять на Чуе царапины в наказание за почти совершившуюся осечку, присоединив их к меткам, уже оставленным демоном. Чуя молчал, не вполне понимая, а что это вправду с ним такое? Глупое и серьезное одновременно, не объяснимое никакими словами, лишь отдающееся странным жаром внутри… — Я вырос. — Чуя пожал плечами, припомнив, как бурно недавно праздновалось его восемнадцатилетние, на котором он так перебрал со спиртным, что наверняка не смог бы отличить Кое от ее же демона. Ведь это же невозможно сейчас — самому потянуть на себя Кое, чтобы крепко и звучно покрыть поцелуями ее лицо, затем шею и... Чуя и демона мог бы расцеловать, не брезгуя тем, что под красивой и яркой маской могло оказаться безобразное лицо. Но что-то подсказывало ему, демон прекрасен, раз он — часть Кое. Или, может, так хорош, что вынужден скрывать свою соблазнительную красоту под холодным фарфором. Кое же вот тоже скрывает от многих, какая она хорошая. Просто замечательная! Какая на самом деле сопереживающая, добрая и напуганная возможностью потерять всех, кто ей дорог. И эта скрытность, перенятая от нее за время учебы, сковывает сейчас Чуе язык, не давая рассказать — насколько же он любит ее! Во всех смыслах этого слова — любит, нисколько не отделяя ее от демона. И как он признателен им обоим за то, что благодаря во многом их науке до сих пор продолжает наслаждаться жизнью. Ведь Чуя жадно любит и ее тоже, не всегда идущую гладко, если вспомнить о необходимости сотрудничать с невыносимым Дазаем Осаму, но складывающуюся более успешно, чем у многих вокруг. — Неужели? — Кое накрутила отросшую у виска прядь на палец и больно потянула, словно решив наказать Чую, будто ребенка. И как понять — за что же именно, если вот только что простила? Может, вспомнила о вполне вероятных жалобах приглашенных на праздник девиц определенного рода занятий, услугами которых Чуя, весь вечер не сводивший взгляда с Кое, пока не опьянел так, что и пары слов перестал быть в состоянии связать, так и не воспользовался. Хотя это полная глупость, нет же ей дела до того, что Чуя в общепринятом смысле еще не мужчина, несмотря на то, что в мафии многие в его-то возрасте... Так чего же хочет от него Кое? Чуя спокойно вытерпел боль и улыбнулся, лишь бы Кое не отстранялась. Демон медленно обошел их по кругу, грузный под многослойным шелком, но обладающий совершенно неслышной поступью. Запах старого расцветшего сада крепчал. Кое выплела руку из волос Чуи и протянула ее демону — важно, будто повелевая. Их пальцы ловко сплелись, очевидно, что это был привычный, отработанный почти до автоматизма жест. Чуя почувствовал, как больно кольнула позабытая шпилька. Сложно соперничать с тем, кто составляет одно целое с интересующим тебя человеком, не так ли? Уж не в самом ли демоне причина того, что их с Кое поцелуи оставались такими невинными, несмотря на ее явную привязанность и тягу иногда приласкать Чую, пусть даже и совсем по-родственному? — Он — мужчина, твой демон? — невпопад уточнил Чуя, будто сам не зная ответа. В его голове непрошенными гостями всплыли картинки усыпанной лепестками веранды, блеск перекрещенного, вынутого из ножен холодного оружия, мышиное шуршание бумажных шаров по углам, ничуть не смущающее ни Кое, ни демона, накрывшего ее тело своим на примятом в торопливости шелке. И то, как длинная копна волос демона прошлась по небольшим, твердым грудям Кое, по крепким крупным соскам, когда он высоко приподнимался над ней при каждом толчке. А Кое музыкально стонала, наверняка мысленно отдавая приказы делать то, что ей понравится. Должно быть — это удобно. Как и удобно избрать партнером того, кто по природе своей никогда не способен оставить тебя, даже если его уход будет заключаться в уходе из жизни первым. Чуя зажмурился до боли в глазах, пытаясь прогнать бесстыдное видение, наглое, оскорбляющее их с Кое отношения. Он был готов со стыда провалиться под землю за то, что его собственный член от этой неприличной фантазии окреп и налился кровью. Но для этого сначала пришлось бы вскрыть пол, разрушив при этом и комнату, и, скорее всего, лояльность Кое, вынудив ее разозлиться уже всерьез. — Конечно, — ответила она уверенным тоном, немного самодовольным, словно только что сама заслужила похвалу. Чуя охнул, широко распахивая глаза — чужая рука коснулась его паха, с уверенным, невыносимо приятным нажимом. А стоило зрению обрести четкость, сразу стало очевидным — это делали двое разом, а пальцы Кое и демона при этом все еще были переплетены. — Это моя вина, — сообщила Кое сзади прямо в ухо, задевая его губами, — нужно было научить тебя расслабляться. Но еще не поздно и теперь — вполне подходящее время для урока, правда? Неизвестно, когда демон преклонил колени — с той же бесшумностью, что всегда отмечало его походку. Но он впервые на памяти Чуи был без катаны в руке. Теперь в ней зажата маска, и Чуя, столько раз представлявший, что под ней, почему-то все-таки не сдержал удивления от того, что демон — копия Кое. Чужие руки пришли в движение, не давая сильно сосредоточиться на этом. Уголки губ демона медленно приподнялись вверх и, едва отметив это, Чуя ощутил улыбку Кое, прижавшуюся к щеке. — А тебе кто нравится? Женщины или... — Чуя даже не уверен, что вопрос исходил от Кое — ее губы даже не шевельнулись на его коже. Он чувствовал себя смущенным, растерянным, даже больше не в себе, чем после неоправданно высокого количества алкоголя. Кое нравилась ему. Кое, которую он совсем недавно ревновал, не полагая при этом всерьез, что его подозрения безошибочны, и ни в коей мере не рассчитывал на приглашение к... Он снова застонал, не найдясь с ответом. После того, как стало очевидно, демон на самом деле — часть Кое, Чуя ощутил себя тряпичным платком, и отчего-то больше и сам не захотел быть ничем другим. И, вполне понимая, что это его устраивает — двое сразу, одномоментно, принимающие его к себе, он сам нашел в себе силы одарить лаской их обоих разом. Пусть сами убедятся. Вся ревность мгновенно улетучилась, как бывает с сигаретным дымом на ветерке. Возбуждение — хмельное и беспощадное, наполнило тело легкостью, совсем как ощущение полета. — Вы, — выдохнул он, опадая в чужие руки. — Тогда ты будешь посередине. Не боишься? Чуя не боялся даже смерти, хотя любил жизнь так сильно, и после сегодняшнего дня имел все шансы куда сильнее полюбить ее. Но, наученный недавней ошибкой, не произнес этого вслух. Лишь качнул головой, теряясь в выборе — к кому же первому запустить пальцы под пояс. Шпилька со звоном упала на пол.