***
Уроки закончились около часа назад. Я стою перед кабинетом Виктора Николаевича. В руках моих тетрадь с сочинениями. Глубокий вдох, и я постучала в дверь. … Тишина. Я снова стучу в дверь. – Виктор Николаевич? – осторожно окликнула я. – Э-это Ира Троцкая. Я могу войти? И снова тишина. Я открыла дверь в кабинет. Пусто. «Странно, где же он? – подумала я, закрывая дверь. – Он же сам просил подойти к нему после уроков… Не дождался? Или забыл?» – Витя, ты же прекрасно понимаешь, что ничего быть не может, так зачем ты мучаешь себя и её? – прозвучал недалеко голос Павла Петровича. – Я не могу её так оставить, – Ровный голос Виктора Николаевича заставил меня подпрыгнуть. – Можешь. Так будет лучше для вас обоих. И ты это знаешь. – Голоса подбирались всё ближе. – Знаю, – после небольшой паузы ответил Виктор, и они оба вышли в коридор, где стояла я. Пара секунд молчания. Они смотрят на меня, я смотрю на них. Виктор Николаевич хватается за голову и разворачивается, желая уйти, но Павел Петрович его останавливает. – Здравствуйте, – поспешно здороваюсь я. – Здравствуй, Ириш, – кивает головой Павел. – Что ты тут делаешь? – Я… принесла сочинения Виктору Николаевичу, хотела услышать его мнение по поводу моего нового стиля, – робко ответила я и неуверенно улыбнулась. – Мне казалось, что ты за столько времени уже стала лучше всех в мире писать эти ваши сочинения, – усмехнулся физрук. – Ладно, не буду вам мешать. Павел посмотрел в упор на Виктора и пошёл дальше по коридору. Как его тень скрылась за поворотом, на душу будто свалился лишний груз. – Это тот костюм, который вы покупали на свадьбу приятеля? – разрушила тишину я. – Хах, да, это он, – Виктор улыбнулся и одёрнул края пиджака. – Я думал, ты не заметила. – Нет-нет, я ещё во время завтрака заметила, просто была не уверена, – пожала плечами я и отвела взгляд. – Вот как… Я рад. Снова повисла тишина. Я не знала, что можно ещё сказать. В моей голове крутился тот маленький кусочек разговора двух учителей. О чём это они? Кого он не может оставить? Я не могла понять… И спросить я не могла… Ведь разве станет учитель докладывать ученице о своей личной жизни? То, что он сказал, что в кого-то всё-таки влюблён – уже чудо, потому что он не обязан этого делать. Но я хочу. Хочу узнать, что случилось. Может, это о той женщине, в которую влюблён Виктор Николаевич? – Давай зайдём, – Виктор Николаевич открыл для меня дверь, позволяя мне войти первой. Я послушно вошла в его кабинет. Он такой чистый. Видимо, я ожидала увидеть носок, лежащий в углу комнаты, или висящую на спинке стула рубашку, поэтому была довольно удивлена. Виктор прошёл по комнате и присел за свой стол. Я уже привыкла видеть его сидящим. Почти каждый раз, когда он читает мои сочинения, он сидит за столом. Никогда не замечала такого совпадения. А ещё всегда он, когда читает, расстёгивает верхнюю пуговицу на рубашке, от чего я периодически замечаю парочку торчащих волосков. В такие моменты я представляю, как он отрывается от сочинения, продолжая отстёгивать пуговицы дальше, подходит ко мне, тяжело дыша и оголяя свой торс, покрытый волосами, и прикасается к моим губам своими... От таких мыслей мне становится нехорошо. Я чувствую, как горят мои щёки и низ живота. Боже, как бы я хотела его поцеловать в этот момент… – Ир, – заговорил Виктор Николаевич и протянул мне тетрадь, – это идеально. В этот раз у меня нет повода к тебе придраться. – Хах, да ладно Вам, – улыбнулась я и хотела было взять тетрадь, но случайно коснулась его руки. Послышалось, с какой силой он вдохнул воздух. Я же всё-таки забрала тетрадь. – В-Виктор Николаевич, – Мой голос задрожал, как будто я уже слишком долго простояла на морозе без куртки. – У меня в последнее время очень мало вдохновения… Я уже не знаю, о чём писать… Может, Вы подскажете мне какую-нибудь идею? Он задумался. Всегда любила этот задумчивый вид. В такие моменты он кажется ещё серьёзнее, чем обычно. Мне это так нравится. Наверное, так же, как и ямочки на его щеках. – Попробуй изучить Набокова. Читала «Лолиту»? – Он поднял на меня глаза. В них явно мелькнула искра. – Я думала об этом, но как-то не удавалось. Спасибо, теперь точно прочту, – я кивнула в благодарность. Но так не хотелось уходить… – Виктор Николаевич? – Да, Ира? – снова посмотрел на меня он. Я не знала, что сказать. Кроме признаний в любви. Я хотела бы ему высказать сейчас всё, о чём я думаю, когда я рядом с ним и без него. Я хотела бы просто заплакать и рассказать ему о тех трёх годах безответной любви, которую я испытываю к нему. Обо всех своих чувствах. Их не запишешь на листе бумаги и не выразишь словами. Но можно попытаться. Правда, всех слов мира не хватит, чтобы полностью описать всю ту эйфорию, когда я вижу его улыбку, когда слышу из его уст моё имя, когда просто сижу на его уроках. Я глубоко вздохнула и продолжила говорить: – … У меня появилась ещё одна идея для сочинения. Могу ли я Вам завтра его принести? Если Вам ещё не надоело, конечно. Он мягко улыбнулся. – Конечно, без проблем. Завтра после урока литературы покажешь, хорошо? Кажется, я почти засветилась от счастья. Как будто в первый раз. – Хорошо… До завтра, Виктор Николаевич. – До завтра, Ира. Я поспешила выйти из его кабинета и побежала к себе в комнату. Я должна была срочно начать. Чем раньше я закончу, тем раньше я успокою свою душу.***
Весь день я ходила нервная и сонная. На это «сочинение» ушла вся ночь. Я испортила кучу листов, прежде чем смогла нормально сформулировать свои мысли. Это было самое сложное и волнительное сочинение, которое я только писала. Ведь оно решит всё. Прозвенел звонок с урока литературы. Все одноклассники начали собирать свои вещи и постепенно покинули кабинет. Мы с ним остались наедине. Сколько раз это уже происходило? Наверное, столько же, сколько сочинений я успела написать? Сколько я успела испытать, просто находясь рядом с ним? Оказалось, что много. Но это «много» уместилось на один лист формата А4. Я подошла к Виктору Николаевичу, пишущему что-то в классном журнале, опираясь на учительский стол. – Виктор Николаевич?.. – обратилась я к нему, прижимая к своей груди этот бедный лист, который боялась выпустить из рук целый день. – Принесла сочинение, да? – выглянул он из-за журнала и отложил его в сторону, протягивая руку. – Д-да… – Я с опаской положила в его руки сложенный напополам листок, а потом осознала весь ужас ситуации, которая сейчас произойдёт. – Простите, я очень хочу в туалет! Схватив все свои оставшиеся вещи, я как можно быстрее ушла из кабинета. Весь путь я прокручивала в голове варианты его реакций. Вот он дочитывает до конца, устало закатывает глаза и, приговаривая: «Ох уж эти дети», комкает и выбрасывает этот лист. А вот он, понимая, о чём будет речь дальше, сразу кидает его в мусорную корзину. Я не могла подумать о том, что он может прижать этот лист к груди и порадоваться. Такой исход событий исключался сразу. Всё же и так понятно. Зачем ему, взрослому тридцатипятилетнему мужчине, какая-то девочка, которой даже восемнадцати нет? Дойдя до кабинета биологии, я более или менее успокоилась. Теперь в голове держалась одна мысль: «Прочитает и забудет». Да, и вправду. Просто забудет. Он сделает вид, что ничего не было, что ничего не читал и ничего не узнал о моих чувствах. Он не захочет меня ранить. Поэтому просто промолчит. Прозвенел звонок. Зашёл учитель, и начался урок. Только я не могла слушать. Я корила себя за содеянное. На душу почему-то резко напала паника. А что мне теперь делать на его уроках?! Ещё два месяца ходить на русский язык и литературу, я не могла сделать это в конце, чтобы точно убедиться, что мы больше не увидимся? Умная девочка, конечно, ничего не скажешь! Захотела, конечно, признаться поскорее, дёрнул же чёрт… – Троцкая! – окликнул меня Константин Викторович. – У тебя слуховая память настолько хорошо развита, что ты можешь ничего не записывать? – Ах, зачем же Вы её отвлекаете? – с наигранным волнением произнесла с парты слева от меня та одноклассница, разговоры которой я услышала вчера в туалете. – Она думает, о чём ещё можно сочинение написать! – Ну да, я хотя бы думать могу, в отличие от некоторых, – огрызнулась я и убрала прядь волос за ухо. – Что ты там сказала?! – Она, злая, повернулась ко мне. – Ты за базаром своим последи! – Мой базар в полном порядке, он говорит приличным языком. Теперь понимаешь, зачем я пишу так много? Учусь нормальной речи. Тебе тоже следовало бы. Как быдло, ей богу, – покачала головой я и принялась переносить в тетрадь записи с доски. – Ты совсем страх потеряла?! – вскочила она со своего места и подошла ко мне. – Ты, наверное, забыла, кто я такая! – Да мне наплевать, кто ты и кто твои родители! – Я поднялась и подошла к ней почти вплотную. Жаль только, что она выше меня почти на голову. – Если ты совсем разучилась думать, то это твои проблемы, а не мои! – Так, а ну-ка быстро сели на свои места! – прикрикнул Войтевич. – А, да, и правда, лучше уж я буду думать о том, как бы лучше полизать зад нашему директору, не так ли? – насмешливо произнесла она, противно протягивая некоторые слова. – Это так забавно: наблюдать, как ты мучаешь себя, чтобы услышать «молодец» от Полякова. Я стиснула губы. – Что, сказать нечего? – Она наклонилась ко мне. – Наверное, потому что это правда! Ведь он единственный, кто тебя хвалит. И то за огромные усилия. Мне очень жаль тебя, правда. Такая бедная девочка. – Поверь, здесь бедная совсем не я, – дрожащим голосом ответила я. К глазам подступали слёзы. – Как только твой отец обанкротится, твои друзья, платьишки и косметика пропадут. Ты станешь никем и ничем. Будешь плакать от одиночества и безденежья. Поэтому закрой, пожалуйста, свой рот и… – Так, вы мне обе надоели! – закричал Константин Викторович. – Идите к директору! Сейчас же! Я глубоко вздохнула и, собрав свои вещи, первая убежала прочь из класса. Я не видела лица одноклассницы, поэтому не знаю, смогла ли на неё подействовать. Но я ничем не лучше неё. Не нужно было унижать. Нужно было просто игнорировать, как умный и спокойный человек. Зачем я вспылила? Что мне это дало? Какое-то превосходство? Вовсе нет. Сейчас я наоборот чувствую себя гораздо хуже, чем до этого. Мне очень стыдно. Прижавшись к стене спиной, я скатилась вниз и, спрятав лицо в колени, заплакала. Рядом со мной хлопнула дверь кабинета биологии. Та девочка тоже вышла из кабинета. Я плохо помню, кто она такая. Вроде, её зовут Тамара, но это не точно. Она перевелась только в одиннадцатом классе, поэтому я не успела с ней как-то познакомиться. Единственное, что я могу сказать с уверенностью – её отец владеет какой-то нестабильной фирмой, способной в любой момент обанкротиться. Но денег у них немало. – Послушай, – тихо произнесла она. Она тоже хотела плакать. – Я сейчас поняла, что мне не стоило так говорить. Мне очень жаль. Это твоё дело, как себя изнурять, и мне не стоило это комментировать. Я подняла голову и посмотрела на неё. Представляю, какое у меня заплаканное лицо. – Мне тоже очень жаль. Я переборщила с высказываниями, – шмыгнула носом я. – Нужно было просто промолчать и не подливать масла в огонь. По лицу девушки потекли слёзы, а вместе с ними – та самая тушь, которой она так яро хвасталась в последние дни. Выглядело это жутко, если честно. – Н-нам всё равно нужно идти к директору, – дрожащим голосом произнесла она. Я закивала головой, стирая с лица слезинки, и поднялась. Сделав глубокий вдох, я попыталась ей улыбнуться и кивнула в сторону кабинета директора, начиная движение в его сторону. Она пошла за мной. Всю дорогу мы молчали. Да и о чём нам говорить? У нас совсем разные ценности, разные взгляды на мир, разные характеры. Это не имеет смысла. Так же, как и попытка спрятаться от того факта, что человек, которому я призналась в любви, по совместительству ещё и директор моей школы. Она постучалась в кабинет. Блондинистые волосы прилипли к её лицу, но она не думала их убирать. Кажется, ей было не до того. Я не могла представить, что творится у неё в голове. Какой же там кавардак, если её характер меняется со скоростью света? – Войдите, – послышался ровный голос Виктора Николаевича. Мы с ней вошли в кабинет. Стараясь держать себя в руках, я безразлично посмотрела на директора и сделала глубокий вдох, чтобы хоть как-то успокоить своё колотящееся сердце. – Что случилось, девочки? – спросил он с волнением, глядя на нас по очереди. Ещё бы, мы обе выглядели не лучшим образом. Красные глаза, мокрые от слёз лица и потёкшая тушь, размазанная по половине лица. Не видела себя в зеркало, но зрелище, наверное, то ещё. На нас явно было жалко смотреть. – Нас выгнал… кхм, в общем, нас выгнали с урока биологии, – начала отчитываться одноклассница после небольшой паузы. Кажется, она не помнит, как зовут Войтевича. – И отправили к Вам. – И что же вы сделали? – приподнял брови Виктор, приковав взгляд к ней. Кажется, что он специально начал меня так игнорировать. В душе проснулось чувство отвращения к самой себе. Как я могла испортить всё так глупо? – Мы очень громко ругались, – заставила обратить на себя внимание я. – Вот так и получилось. Виктор шумно выдохнул: – Девочки, – начал он, – если вы хотите выяснять свои отношения, то делайте это на переменах, пожалуйста. Вы же прекрасно знаете, что лучше обсудить свои проблемы тихо, мирно, без споров. Я думал, вы уже взрослые, умные. Видимо, я ошибся. Я виновато опустила голову и закрыла глаза. Я три года пыталась как-то наладить отношения с Виктором Николаевичем, надеялась, что мы сможем хотя бы просто быть в дружеских отношениях, старалась показать себя с лучшей стороны… И все труды насмарку. Как я могла так оплошать? Что со мной творится? – … но. Я надеюсь, что вы всё поняли и такого больше не повторится. Не повторится же? – Мы кивнули головами. – Я вам верю. Поэтому наказывать вас не буду. Тамара, можешь идти. Ирина, а ты задержись, пожалуйста. Та одноклассница (теперь я поняла, что её точно зовут Тамара) странно посмотрела на меня и на Виктора, но потом всё-таки вышла, даже побежала, пошмыгивая носом. А я прижала свои тетрадки к груди покрепче и приготовилась слушать. – Ира, – Голос Виктора Николаевича стал мягче. Он встал из-за своего стола и подошёл ко мне. – Что у вас произошло? Каким образом в это ввязалась ты? Я отвернула голову в сторону, не желая смотреть на него. Меньше всего я хотела видеть укор в его глазах. Он разочарован. Он не думал, что такая приличная девочка, как я, вдруг попадёт в его кабинет из-за какой-то провинности. Я могла только представлять, что творится в его голове. Но мне не хотелось. Я знала, что всё очень плохо. – … Я задумалась на уроке. Тамара начала смеяться, мол, думает над следующим сочинением. Ну, а я не сдержалась, ответила не самым приятным образом. Слово за слово, и мы уже у Вас в кабинете. – Вот как… – Он потупил взгляд вниз, а потом снова посмотрел на меня. – Ты в порядке? Я могу чем-то помочь? Я пожала плечами, грустно улыбнувшись. – Я в порядке. Я совсем не в порядке. – Я всего лишь… – К глазам снова подбежали слёзы. Я затряслась, как в лихорадке, ноги стали ватными, а мозг будто затуманило. – Всего лишь сдуру призналась в любви директору школы, а на меня ещё и давят, что я зря на что-то надеюсь, что мои старания бесполезны. – Ира… – Виктор положил свою ладонь мне на плечо, но я её сразу откинула. – Я-я знаю, что э-это бесполезно! Я п-прекрасно понимаю, что я ничего не смогу п-поделать! – Я закрыла лицо руками и заплакала. – Н-но… Моё сердце отказывается принимать этот факт. Я не могу… Я больше не могу… Вы знаете, как сильно я вас люблю, и при этом ещё и пытаетесь меня пожалеть… Он больше ничего не говорил. Я чувствовала, как он сверлил меня взглядом. Это большее, что он мог сделать. – Как бы я хотела вернуть время назад, и не поступать учиться в эту школу… Как бы я хотела… Всё забыть… Вдруг я почувствовала, как сильные руки прижимают меня к себе. Запах одеколона Виктора Николаевича будто впитывался в мою кофту. Стало очень трудно дышать. – Я не хочу, чтобы ты всё забывала, – прошептал Виктор, прислоняясь к моему виску своим. – Пожалуйста, не плачь. Я не хотел тебя задеть, ты же знаешь. Я переживаю за тебя, Ира. Я не знала, что сказать. Мысли путались в голове. Я больше ничего не чувствовала, кроме крепких объятий Виктора Николаевича и его дыхания, обжигающего мою шею. Но он резко отпустил меня и отошёл на пару шагов, откашливаясь. – Прости, я не хотел тебя смущать, – провёл по своим волосам Виктор и отвернулся к столу. – Если у тебя будут какие-то проблемы, ты знаешь, что можешь прийти ко мне. Я сделаю всё, чтобы их решить. Я вытерла последние слезинки со щёк и шмыгнула носом: – Э-это очень мило с Вашей стороны, но у меня всё было, есть и будет в порядке. Я жива, и слава богу. Я могу пойти? Никогда не говорила таких резких фраз учителю. Виктор Николаевич посмотрел на меня пару секунд и снова отвернулся: – Иди. Я мигом покинула его кабинет.***
До конца урока биологии оставалось всего десять минут, поэтому я не видела смысла идти обратно. Да и состояние не позволяло. Сердце болело. На душе было тяжело. Я хотела просто упасть и зарыдать. Было очень трудно держаться. Зайдя в туалет, я первым делом посмотрелась в зеркало. Как и предполагалось, лицо у меня было в отвратительном состоянии. Нужно было стирать всю косметику с лица, потому что от неё ничего нормального не осталось. Но даже на это не осталось сил. Я присела на пол около раковин и взялась за голову. Она болит ещё с того момента, как я отдала Виктору Николаевичу признание, а после двухразового рёва она совсем начала раскалываться. Слёзы снова потекли ручьём. Держать их было так нетерпимо, что мне самой стало от этого жутко. Я опозорена. Я конкретно опозорена. Перед классом, перед биологом, перед директором. И в этом никто не виноват, кроме меня самой. Нужно думать об учёбе, об экзаменах и дальнейшей жизни, а не о том, как «потусить» с учителем. Сама во всём виновата. Сама… – Ты ещё не успокоилась? – послышался голос передо мной. Я подняла голову и увидела Тамару. Она, всё такая же заплаканная, стояла, сложив руки перед грудью и прожигая меня своими большими серыми глазами. – Как видишь, – бросила ей я и закрыла лицо руками. Тамара не отвечала. Я думала, что она плюнула на это и бесшумно ушла, но, к моему удивлению, всё пошло наоборот. Она села рядом со мной, шумно выдохнула и через пару секунд снова заговорила: – Я тебя настолько задела? Я помотала головой. Не хотелось признавать, что на меня повлиял кто-то, вроде неё. – Тогда почему ты до сих пор ревёшь? – резко спросила она, поворачиваясь ко мне лицом. Стиснув губы, я посмотрела на неё: – Прости, но кто ты такая, чтобы я тебе отчитывалась? Она снова замолчала. – Вот именно, что никто, – завершила я и вытерла слёзы с лица. – Вообще-то я тебя поддержать хотела, – фыркнула девушка. – Я тоже себя не очень хорошо чувствую, если ты не знаешь. Мне нельзя портить отношения с Войтевичем, у меня в вузе будет акцент на биологию. – Ага, а сама имени его не помнишь, – усмехнулась я. – О-откуда ты… В смысле, нет, ничего подобного! – встрепенулась Тамара, заставив меня этим рассмеяться. – А-ха-ха, да у тебя всё на лице написано, – с улыбкой произнесла я и откинула голову назад. – Наконец-то ты улыбнулась, – с облегчением вздохнула она и прикрыла глаза. – Знаешь, не только у меня всё на лице написано. Я вопросительно посмотрела на неё. – Тебе же нравится Поляков, да? – спокойно спросила Тамара. Она не создавала чувства, будто она шокирована или очень сильно заинтересована. Она просто хотела подтвердить свои догадки. А я не знала, что ответить. Мне не хотелось особо откровенничать с человеком, который болтает обо мне за спиной. Но где-то в глубине души что-то мне подсказывало, что мне стоит сказать правду. Поэтому я несколько раз кивнула и посмотрела ей в глаза, ища поддержки. – М-да, я так и поняла, – Она вздёрнула брови и хмыкнула. – Даже не знаю, чем тебе помочь. Он знает? Я медленно отвернула голову и шмыгнула носом: – Да. – Да?! – воскликнула она и закашляла, а потом продолжила. – Запущенный случай… А он что? – Да ничего! Делает вид, что ничего не произошло. Начинаю с этим примиряться. – Ты думаешь с этим так просто смириться? Почему? – Что за глупые вопросы? – нервно посмеялась я. – Может, потому что он в два раза старше меня? Может, потому что я для него ребёнок? Может, потому что отношения учителя с учеником по своей сути невозможны?! – Повышать голос было необязательно, – серьёзно посмотрела на меня Тамара. Пришлось расслабиться. – Извини, я сегодня какая-то… напряжённая… – Да, заметно, – протянула она и продолжила. – Знаешь, в любом случае, ты не должна из-за этого переживать. Это того не стоит. Ты обязательно найдёшь себе кого-то, кто будет любить тебя так же сильно, как и ты его… – Слушай, – не дала ей продолжить я. – Извини, что перебила, но скажи мне. Скажи. Зачем ты это делаешь? Что тебе от меня нужно? Как бы ты ещё вчера не так уж лестно обо мне отзывалась. – М-м-м, прости меня за это, – стиснула губы она, рассеяно вздёрнув аккуратно выщипанные бровки. – Я тогда думала, что ты хочешь показать себя лучше других. А теперь я поняла, для чего тебе это нужно. Ещё в кабинете директора, когда увидела, как ты на него смотришь. Она замолчала на несколько секунд, а потом снова продолжила: – Знаешь, то, что ты пыталась что-то сделать, действительно заслуживает уважения. Ты делала всё возможное, чтобы быть со своим любимым человеком. Хоть как-то. Я бы, честно, не осмелилась делать какие-то шаги. Я улыбнулась. – Спасибо, Тамар, мне очень приятно слышать такие слова. А тебе кто-то нравится? Девушка ярко покраснела. – Ну, эм… – путалась в словах она и начала наматывать на палец прядь блондинистых волос, отведя глаза в сторону. – В общем, да, есть один… – И кто же он? – склонила голову набок я, приготовившись внимательно слушать. – Кх-кхм, – Она закашлялась, но через минутку заговорила: – Он учился здесь два года назад… Сейчас он, кажется, на биофаке учится… Ещё спортом занимается, про него всё в газетах пишут… – Да ладно?! – воскликнула я. – Уваров?! Взгляд Тамары забегал по всему туалету. Девушка скромно отвернула голову от меня и пробурчала себе под нос: – Да… Вадим… – Ещё и Вадим! – Я ошарашенно закачала головой, не веря своим ушам. – Слава богу, что не Антон, а то он там с Полиной Мальцевой бегал. Поэтому ты к нам в школу перевелась? Потому что здесь учился Вадим? И поэтому тебе не нужно портить отношения с Войтевичем, хотя ты даже не знаешь его имени и отчества? – Да, вот так… – Она с надеждой в глазах посмотрела на меня. – Ты же никому об этом не расскажешь? Даже мои подруги об этом не знают. – Знаешь, это менее опасно, чем влюбляться в директора школы… – Я приложила ладонь ко лбу. – Да, это точно… – кивнула Тамара и поднялась с пола. – Знаешь, нам пора идти. Скоро звонок, люди набегут. Нельзя, чтобы они видели нас с растёкшимся макияжем, это же позор на всю школу будет! – Хах, да, – Я поднялась следом за ней. – Спасибо, что поддержала меня. Это очень мило с твоей стороны. – Да обращайся, – похлопала меня по плечу девушка. – Я, конечно, та ещё стерва, но не поддержать человека я не могу. Тем более, того, кто знает, в кого я влюблена. Мы обе покинули туалет.***
С того дня я больше не писала сочинений. Вместо ночных посиделок за письменным столом с ручкой и тетрадкой я лежала в постели и думала. Думала об окончании учебного года. Считала, сколько уроков, минут русского языка и литературы ещё нужно пережить, чтобы спокойно уехать отсюда и забыть о директоре и обо всём произошедшем. «Ещё много», – думала, несмотря на то, что с каждым днём цифра становилась всё меньше и меньше. Я не могла ходить на эти уроки с прежним удовольствием. И Виктор Николаевич, безусловно, сам это понимал. – … Ребята, - обратился как-то к классу Виктор, – вот как вы думаете, зачем мы вообще должны изучать любовь в лирике Сергея Есенина? Подумаешь, посвящал он кому-то свои стихотворения, и что с того? Ирина, что ты можешь сказать? Я встрепенулась. Он в очередной раз назвал меня по имени. Каждый урок, каждый чёртов урок он спрашивает меня. Особенно, если мы говорим о любви. Кажется, он издевается надо мной. – … Я думаю, что без этого мы не поймём душу самого поэта, – Я выпрямилась и попыталась казаться обыкновенно серьёзной, дабы не вызвать какие-то посторонние мысли у одноклассников. – Мы прекрасно знаем, что Есенин любил многих девушек, и им он посвящал свои стихотворения. Думаю, по ним можно проследить состояние души человека и его отношение к тем, кто ему небезразличен, какие-то внутренние его качества, по которым мы сможем вообще посудить о личности. Виктор Николаевич улыбнулся. – Да, ты определённо права. Сергей Александрович и вправду любил множество девушек. Каждая из них – особенная. И для поэта, и для нас с Вами. Как, например, Айседора Дункан. Разница в их возрасте составляла почти восемнадцать лет! Но это не помешало им пожениться. Ведь, как говорится, любви все возрасты покорны, – Последнюю фразу Виктор проговорил, испепеляя меня взглядом. Слева послышался сдавленный смех Тамары. Он точно издевается. – Приготовишь про неё доклад к следующему уроку? Прозвенел звонок с урока, и мне ничего не оставалось, как быстро напряжённо кивнуть, чтобы не задерживать раздачу докладов одноклассникам. Я не понимала, зачем он продолжает со мной разговаривать. Почему нельзя просто оставить меня в покое хотя бы на конец года, чтобы я смогла сосредоточиться на выпускных экзаменах, а не на нём? Мысли крутились в моей голове настолько быстро, что я не могла уловить их все. Но нужно было учиться. Поэтому я работала на уроках, делала домашние задания и работала дополнительно, чтобы быть готовой ко всему. И, конечно, чтобы не думать о «ненужном». Правда, я до сих пор не могу назвать Виктора «ненужным». Я уже давно не знала, о чём ругается Елена Сергеевна, кого недавно принёс пёс дворника, что в этот раз натворил четвероклассник Максим Морозов со своей шайкой и как проходят вообще дни в школе глазами учителя и директора. Я бы хотела всё изменить. Сидеть, как раньше, в кабинете, смотреть, как Виктор расстёгивает верхнюю пуговицу на своей белоснежной рубашке, вчитываясь в моё сочинение, в удобные моменты интересоваться его жизнью… а потом уже просто разговаривать, как будто мы не учитель и ученица, а давние приятели, которые всегда найдут тему для разговора. Какой чёрт меня дёрнул написать это дурацкое признание?! Год подходил к концу. Выпускные экзамены написаны, школа готовится к выпускному. Я медленно ходила по коридорам школы, вглядываясь в каждую деталь, в каждого ребёнка, пробегающего мимо меня, в каждый узор школьной формы, которую скоро придётся снять навсегда. Уже послезавтра я соберу вещи и уеду домой. Какими бы родными ни казались эта повседневная суета, эти школьные праздники, эти булочки дяди Володи, это здание вообще, я никогда сюда не вернусь. Ради себя же. Хотя, может быть, когда меня посетит взаимная любовь, я смогу вернуться и посмотреть в глаза директору без какого-то страха и волнения. Когда я стояла у главного входа в школу, кто-то тронул меня за плечо. Я обернулась и увидела улыбающуюся Тамару. – Ты чего как зомби слоняешься по школе? – спросила она. – Прощаюсь со школой, – пожала плечами я и грустно улыбнулась ей в ответ. – Вот как… – Девушка опустила взгляд вниз. Через пару секунд молчания она всё же решилась спросить: – Как ты вообще? Ты была слишком активной на уроках, мне показалось, у тебя всё очень плохо. – Интересная логика, – Я посмеялась, но сделала небольшую паузу, пытаясь собрать свои мысли по этому поводу в одну кучу. – Думаю, я теперь в порядке. Нужно просто пережить два дня: сегодня и выпускной. А там будет проще. Там я смогу стать адекватным человеком, не зацикленным на ком-то. Спасибо, что спросила. – Нашла, конечно, за что благодарить, – закатила глаза Тамара. – Пусть мы с тобой не общались с того дня, но это не значит, что я о тебе не переживаю. Виктор так тебя доставал весь конец года. Явно не хотел прекращать с тобой общение. Я с непониманием посмотрела на неё: – Ты же шутишь, да? Прости, я сегодня совсем ничего не соображаю… – Да нет, не шучу, – серьёзно проговорила она. – Я же вижу, что ему хоть как-то, но хотелось с тобой контактировать. Раньше он вообще тебя не спрашивал, а тут… каждый урок допросы, и не по разу. Я прикусила губу и опустила глаза. – Я еле сдержала смех, когда он на литературе начал говорить, что «любви все возрасты покорны». Думала, он прожжёт тебя взглядом! –- Даже не напоминай! – потрясла головой я. – Я о том же думала. Издевается, как может… – Да не издевается он, – возразила Тамара, – он просто пытается тебе напомнить о себе, я уверена. И о том, что ты от него никуда не должна деться. – И ты тоже издеваешься, – Я стиснула зубы. – Давай закроем эту тему, я не хочу продолжать об этом говорить. – … Хорошо, – кивнула она. – Ну, в любом случае, я рада, что ты в порядке. Надеюсь, дальше будет так же, даже лучше. Ладно, я побегу, я обещала родителям позвонить. Нужно договориться с папой, уезжаю завтра после торжественной части. – Почему так рано? – удивлённо спросила я. – Родители работают послезавтра, а водитель на больничном, вот и решили, что лучше я поеду домой в воскресенье в комфортном автомобиле, чем в зачухлом автобусе с непротрезвевшими бывшими одноклассниками. – Понятно, – Я улыбнулась, – тогда удачи тебе. Надеюсь, у тебя всё получится и с вузом, и с Вадимом. – Тише! – цыкнула на меня Тамара, боязливо оглядываясь по сторонам. – Кричишь тут о Вадиме, как будто все об этом знают… – Ха-ха, прости, не сдержалась. Что ж, увидимся завтра на выпускном? – Да, увидимся, – Тамара улыбнулась мне в ответ и побежала на второй этаж. А я так и осталась стоять в фойе, глядя на это изящество и величие усадьбы графа Щербатова. Уже послезавтра я забуду это место. По крайней мере, я на это надеюсь…***
– Я знаю, что мы общались с тобой только несколько дней. Я знаю, что первое время ты меня очень раздражала. Но это не значит, что я не захочу тебя обнять на прощанье! Прощай, Иришка! Может, увидимся ещё! Пусть у тебя всё будет хорошо! – Прощай, Том, прости меня за всё, что я тебе сделала. И тебе тоже большой удачи! Тамара нехотя отпустила меня. И снова то заплаканное лицо. В последний раз я видела его несколько месяцев назад, когда мы попали к директору. Всё та же потёкшая тушь, те же красные глаза и расплывающийся тональный крем вместе с остальной косметикой. Странно, вроде, и не дружили, но хочется просто зареветь во весь голос. Неужели на такую необоснованную привязанность повлияли Виктор и Вадим, даже не осознавая этого? Девушка взялась за ручку огромного чемодана и, подбирая другой рукой подол своего алого выпускного платья, и вышла из школы. Дверь за ней закрыл её отец. Я лишь тяжело вздохнула и посмотрела на часы. Уже почти восемь вечера. В библиотеке играет музыка, кричат и смеются мои бывшие одноклассники вместе с уже поддатыми учителями. У них всё будет хорошо. Так же, как и у Тамары. Так же, как и у меня. Я забуду это. Это всего лишь школа. Я училась здесь с момента её открытия, то есть четыре года. Это не одиннадцать лет. Всё пройдёт. Перебесимся. – Ира… До боли знакомый голос. Я обернулась. Передо мной стоял Виктор Николаевич. На удивление, трезвый. – Да, Виктор Николаевич? – отозвалась я, нервно стиснув губы. – У тебя всё в порядке? Почему ты не со всеми? – Я Тамару провожала, она уехала только что. Грустно, немного, что пришлось прощаться с ней раньше, чем с остальными, но по-другому не получилось бы, – Я пожала плечами и грустно улыбнулась. – Я не думал, что вы с Тамарой дружили. Вы никогда при мне не разговаривали друг с другом. И, как я помню, вы один раз прямо на уроке ругались. – А мы, оказывается, связаны общей проблемой – мы обе влюблены невзаимно, – Наверное, это прозвучало довольно грубо, но теперь мне было нечего терять. – С чего ты взяла, что ты влюблена невзаимно? – Внезапный вопрос такого плана очень ошарашил меня. Его тёмно-карие глаза впились в мои. – Ты влюбилась в кого-то другого? Я замолчала на пару секунд, а потом в отрицание покачала головой. Уже не было слышно, что происходит в библиотеке. Всё заглушило моё сердцебиение. – Тогда повторюсь, – Он сделал шаг ко мне и прикоснулся рукой к моему лицу. – С чего ты это взяла? Я даже слова тебе сказать толком не мог, когда мы были наедине, ты всё пыталась сбежать. Ты понимаешь, к чему я клоню? Он осторожно провёл большим пальцем по моей щеке, от чего я, казалось, прямо на месте упаду в обморок. – Вик-ктор Никол-лаевич… – несмело заговорила я. – Я… я Вам нравлюсь? Молчание. Просто молчание и недолгие переглядки. Виктор Николаевич наклонился к моему лицу и прикоснулся своими губами к моим, прижимая второй рукой меня к себе. Легко покалывала его щетина. Мозг затуманило, а сердце понеслось в скач. Я застыла, как вкопанная. Поцелуи Виктора стали более настойчивыми, и я неуверенно поддалась, положив ему на грудь руки. Время как будто остановилось. Плевать, если кто-то заметит. Я просто хочу насладиться этим моментом. Какая-то моя фантазия стала явью, и я не хочу упускать этот момент. Виктор остановился и приложил свой лоб к моему. – Мне так тебя не хватало всё это время… – прошептал он, нежно обняв меня. – Я не хотел прекращать с тобой общаться… И даже сейчас… я не знаю, смогу ли отпустить тебя отсюда… Я не могла ничего сказать. Ноги подкашивались, руки тряслись, а на лице неосознанно появилась широкая улыбка. Я мечтала услышать эти слова. – Я хочу быть с тобой. Я буду как можно чаще выбираться из школы к тебе, проводить с тобой время, мы будем делать всё, что не могли делать здесь. Ты ведь хочешь этого? Глаза мои слезились. Я с улыбкой закивала, пытаясь восстановить дыхание и не расплакаться. Виктор снова прижал меня к себе. Чувствовалось, как бьётся его сердце. Точно так же, как и моё.***
– Ну что, Виктор? – Галина Васильевна окликнула директора школы, сидящего за библиотечным столом с книгой в руках. – Как твои дела? – Замечательно, Галина Васильевна, – Он широко улыбнулся, откладывая книгу в сторону. – Завтра поеду в Москву, сходим с Ирой в ресторан. Дождаться не могу! – Вы попрощались только вчера, а ты уже хочешь с ней увидеться? Тебе не хватало её образа четыре года? – Думаю, мне никогда не будет её много, – Улыбка не хотела сходить с лица мужчины. Он потянулся и продолжил: – А у Вас как дела, Галина Васильевна? – Да не очень, – серьёзно произнесла женщина, стискивая в руке свежий номер газеты. – Что-то случилось? – Виктор вмиг перестал улыбаться и повернулся всем телом к ней. – Не томите же! – Я не знаю, как тебе это сказать… и говорить ли вообще… – Галина Васильевна стиснула губы и развернула газетку, а потом положила на стол обложкой вверх перед мужчиной. – Читай сам. Поляков взял газету в руки и начал читать.«АВАРИЯ У «ЛОГОСА».
14 июня на трассе к элитной школе-пансиону «Логос» столкнулись две машины. Водитель одной из них, Кривокрысенко Тимофей Антонович, находился в нетрезвом состоянии. Он доставлен в больницу с сотрясением мозга и множественными переломами. Во второй машине выживших не оказалось. В ней были найдены документы на имена Троцкий Дмитрий Сергеевич и Троцкая Ирина Дмитриевна. Тела были доставлены родственникам. Полиция продолжает работать на месте преступления.» Газета упала на стол, а потом плавно соскользнула на пол. Виктор Николаевич смотрел на свои пустые руки, будто ожидая появления в них чего-либо. – Я не могла утаить этого от тебя, Виктор, – тихо произнесла Галина Васильевна, видя, как мужчина хватается за голову. – Я… не могу в это поверить… – Он продолжал смотреть в одну точку. – Ещё вчера… мы договорились встретиться завтра вечером… Всё только начиналось… Женщина подошла сзади и обняла его за плечи. – Как я мог её так просто отпустить… – Даже не думай винить в этом себя, – Голос Галины Васильевны задрожал. – Это случайность. Такое могло произойти со всеми. – Мы так много не успели сделать… – Глаза Виктора покраснели. По щекам потекла слеза. – Так много… Дальше уже ни он, ни она не могли говорить. Эмоции были слишком сильны. Настолько, что они отбили всё желание говорить. Да и что тут было говорить? Ничего не изменить. Ничего не вернуть. Никого не вернуть. И от этого становилось ещё больнее. Но жизнь продолжается.