Наедине со звездами

Запасов кислорода оставалось ещё на пару часов – Юнги внимательно следил за датчиками, кусая щёку изнутри. Боль немного отрезвляла и не давала панике затуманить рассудок. Станция разваливалась на части – топливный отсек, снесенный космическим мусором, болтался в невесомости, маячил покореженным боком перед иллюминатором. Системы отказывали одна за другой – дальние отсеки с лабораторией, складом и спальным блоком превратились в зоны повышенной опасности. Прочный корпус трещал по швам, угрожая разгерметизацией. Десятилетия подготовки, миллиарды долларов – всё коту под хвост, потому что какой-то урод из НАСА не посчитал нужным предупредить о приближающихся обломках взорвавшегося неподалеку астероида. «Мы рассчитали траекторию, вас не должно было задеть», – передали с Земли, пока связь ещё работала. «Плохо рассчитали», – процедил тогда Намджун, пряча лицо в ладонях. Его дома ждала жена и маленький ребенок, ремонт в доме и отдых на границе штата – целая жизнь, которой он мог лишиться из-за чужой некомпетентности. Юнги мрачной тенью висел над приборной панелью, то и дело, сверяясь с координатами, и сыпал проклятиями себе под нос. Времени становилось всё меньше, а вместе с ним испарялись шансы на спасение. Станция дрейфовала в открытом космосе – последний двигатель отказал двадцать минут назад, – и теперь её уносило всё дальше и дальше с земной орбиты навстречу Солнцу. Ещё немного – и они выйдут из зоны досягаемости спасательного корабля, который отправили, чтобы их забрать. Постепенно сдавали нервы. Чимин забился в угол и грыз пальцы, не замечая, как раздирал тонкую кожу до крови – неделю назад его бабушка попала в больницу с инфарктом и ей нельзя было волноваться. Тэхён и Чонгук были рядом с ним, всячески пытались привести в чувства, но Юнги видел – они оба тоже подходили к грани. Сокджин смотрел в иллюминатор, одной рукой держась за специальный поручень, а другой сжимая в кармане коробочку с обручальным кольцом – на Земле осталась девушка, на которой он хотел жениться. Каждый из них прошел специальную подготовку, каждый из них знал и был готов к тому, что может не вернуться обратно. Но никто до конца не верил, что это случится на самом деле. Помимо отсеков и двигателя, обломки задели спасательные капсулы, приведя часть из них в непригодность. Хосок, вернувшийся с осмотра, выглядел чернее тучи – выдохнул на грани слышимости «шесть» и отвернулся. По сжатым в тонкую полоску губам и нахмуренным бровям было понятно, что ремонт невозможен. Это означало, что если спасательный шатл не успеет вовремя, одному из команды придется остаться на станции. Одному из них придется умереть. Раздался предупреждающий сигнал, Юнги вздрогнул и перевел взгляд на панель координат. Станция почти достигла границы, за которой начиналась свободная зона, и куда не могли долететь корабли с Земли. – Время, – подал голос Намджун, разрывая тяжелую тишину. Но никто не сдвинулся с места. – Время, – повторил Намджун, стиснув зубы. Время сделать выбор, – осталось невысказанным висеть в воздухе. Никто из них не хотел решать судьбу другого, никто из них не хотел бежать с тонущего корабля. По протоколу Намджун, как капитан, должен был идти последним, но ни у кого язык не повернулся бы сказать это вслух. У Намджуна дома подрастал маленький сынишка – копия отца, которому они на последний день рождения подарили игрушечный телескоп и шутили, что скоро космос станет их семейным делом. Каждого из них на Земле кто-то ждал, вычеркивал дни из календаря и всматривался в синее небо, представляя, что та маленькая точка, до которой, казалось бы, рукой дотянуться можно – космическая станция. – Я останусь, – Юнги не сразу понял, что слова, повисшие в воздухе, произнес он сам. Голос ломался - звучал приглушенно и казался чужим. Решение пришло спонтанно, но оно было правильным. «Так будет лучше», – билось в голове. В отличие от остальных, Юнги на Земле никто не ждал – у него не было семьи, а единственные друзья – те, кто парил в невесомости рядом. Для Юнги не существовало жизни за пределами станции, он принадлежал космосу телом и душой. – Нет, – первым отреагировал Намджун, что есть силы сжав поручень, так, что побелели костяшки пальцев, и сверлил его злым взглядом. – По протоколу… – К чёрту протокол, – Юнги криво ухмыльнулся и, оттолкнувшись, подлетел к Чонгуку, хватаясь за него. – Ты пойдешь первым, – взлохматил отросшие волосы на затылке и продолжил. – Чимин и Тэхён сразу за тобой. Потом Хосок и Сокджин-хён. Намджун будет замыкающим. Юнги старался не думать о том, что только что подписал себе смертный приговор. Умирать не хотелось, но и оставлять кого-то на груде многомиллиардного хлама тоже. Станцию тряхнуло – Юнги тут же вернулся к датчикам, внимательно изучая показатели. Крепления между отсеками не выдерживали – урон от обломков был слишком большим. – Хоби, – позвал Юнги, – что с остальными капсулами? Хосок болтался возле люка, ногами держась за поручни, и не смотрел в его сторону. – В порядке, я всё проверил. Координаты заданы, осталось нажать большую красную кнопку и вуаля, – он махнул рукой, – автопилот доставит нас домой. И хён, – Хосок повернулся, – я пойду последним. Очередность мало волновала Юнги, главное – чтобы они выжили. Он просто кивнул и снова вернулся к датчикам, постукивая пальцем по панели. – Хён, – жалобно позвал Чонгук, но Юнги уже не слушал. – У вас осталось всего полчаса, а потом – я не отвечаю за результат. Слёзные прощания можно оставить на другой раз, – неудачно пошутил он, заставив остальных вздрогнуть. – Намджун, возьми себя в руки. Вперед, вперед, вперед! – Это неправильно, – выдохнул Тэхён, потирая веки. – Чёрт подери! Это неправильно! – Тэхён-а, – Хосок говорил мягко, словно с маленьким ребенком. – Всё в порядке. Это его выбор. Просто прими это. Юнги был благодарен Хосоку за поддержку, но внутри всё сжималось от нехорошего предчувствия. Спокойствие Хосока настораживало, но у Юнги не было времени волноваться ещё и за него. В глазах Тэхёна стояли слёзы, Чимин за его спиной громко шмыгнул носом. Намджун сжимал и разжимал кулаки, жадно хватая ртом воздух. Сокджин крутил в пальцах коробочку с кольцом, прежде чем снова убрать её в карман. Чонгук выглядел так, словно вот-вот разревется, но из последних сил, старался сдерживать себя. Раздался второй сигнал – сирена оглушительно взвыла, аварийные лампочки замигали красным, напоминая о том, что времени осталось совсем немного. – Намджун! – крикнул Юнги, указывая рукой в сторону выхода. – Вперед! – Ты умрешь, – его было почти не слышно за воем сирен, но Юнги точно знал, что тот скажет. Он посмотрел Намджуну в глаза и одними губами произнес: «Знаю». Этого хватило, чтобы Намджун оттолкнулся от стены и, не оглядываясь, полетел в сторону спасательных капсул. Так же молча, опустив головы, за ним последовали остальные. Говорить не хотелось, как не хотелось просить, умолять, требовать, кричать – слова стали пустым звуком. В отсеке остались только Юнги, Хосок и Тэхён, не сводящий с них наполненных слезами глаз. – Хосоки-хён, – Тэхён тер глаза рукавом комбинезона и смотрел так, что даже Юнги становилось не по себе. – Пора. – Иди первым, мне нужно ещё кое-что сделать, – Хосок широко улыбнулся, совсем как раньше – светло и ярко. – Что ты задумал? – процедил Юнги, вперившись в Хосока взглядом, на что тот только пожал плечами. – Ничего. Юнги распахнул глаза – понимание ситуации обрушилось на него снежной лавиной, сметающей всё на своем пути. – Ты не посмеешь, – он почувствовал, что начинает задыхаться. – Всё в порядке, хён, – улыбка не сходила с лица Хосока, будто намертво приклеилась к нему. – Тэхён-а, возвращайся домой, к отцу, у него кроме тебя никого больше нет. Хосок говорил и выглядел так, словно прощается – нет, не словно – он действительно прощался, и до Тэхёна медленно начало доходить. Он стиснул зубы так сильно, что на щеках заходили желваки, и подался вперед. – Я не оставлю тебя. Хосок запрокинул голову и рассмеялся, как будто в жизни не слышал ничего смешнее. На Тэхёна было жалко смотреть – потухшие глаза, опущенные плечи, дрожащие губы – он был в шаге от истерики. – Не говори глупостей, Тэхён-и, я не собираюсь здесь оставаться, – Юнги не мог понять, лгал Хосок или говорил правду. Он поманил Тэхёна рукой, и когда тот подлетел ближе, сгреб в объятия, горячо выдыхая в висок: – Увидимся дома. Раздался третий сигнал – последний. Времени больше не оставалось. Хосок оттолкнул Тэхёна в сторону люка и, приложив пальцы к губам, послал ему вслед воздушный поцелуй, широко ухмыляясь. В другой ситуации Юнги бы посмеялся над этим, но не сейчас, когда внутренности крутило, а во рту ощущался привкус желчи. Тэхён исчез в коридоре, соединяющем отсеки, и одновременно с этим раздался тихий щелчок – капсулы, одна за другой, покидали станцию. Хосок прилип к иллюминатору, провожая их взглядом. Юнги чувствовал, как ужас цепкими лапами окутывает внутренности – мигание аварийных лампочек, вой сирен, тряска разваливающейся на глазах станции – всё отошло на второй план. Он не был готов расставаться вот так, он не был готов прощаться, зная, что ждет впереди. Хосок продолжал улыбаться, провожая взглядом капсулы, которые с каждой секундой удалялись всё дальше – превращались в маленькие точки, пока не скрылись из виду вовсе. На языке крутились сотни фраз, но ничего из них не было тем, что Юнги действительно хотел сказать. Он смотрел на Хосока, замечая, как широкая улыбка на его лице превращается в гримасу – гримасу человека, который только что сделал самый страшный выбор в своей жизни. Сердце сковало ледяными обручами. Юнги как никто другой знал, до чего Хосок может быть упрямым и если решит что-то – переубедить его будет уже невозможно. – Хён, – Хосок перевел на него взгляд, прислонился плечом к иллюминатору и улыбнулся устало, на пределе сил. – Ты последний. Юнги нахмурился и отрицательно мотнул головой, сжимая руки в кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в нежную кожу ладоней. Он не был готов принять его выбор, не был готов потерять его вот так. Хосок был упрямым, но ведь и сам Юнги тоже. – Хён, ты последний, – повторил Хосок с такой обреченностью в голосе, что Юнги впервые в жизни захотелось его ударить. Захотелось стереть с лица эту глупую улыбку раз и навсегда. Хотелось вбить Хосоку в голову, что он не позволит ему умереть вот так, здесь, в тысячах километров от дома. – Хён, – Хосок почти скулил, с отчаянием глядя на противоположную стену. – Пойдем, – Юнги махнул рукой, сдаваясь. Цепляясь за поручни на стенах, в полной тишине они добирались до отсека со спасательными капсулами. Юнги усиленно размышлял, пытался подобрать слова, которые смогли бы убедить Хосока убраться с этой чертовой станции, бросить его, и самое главное – выжить. Облачаясь в скафандр, Юнги старался не смотреть на Хосока, старался делать вид, что не слышит его судорожных вздохов и не замечает трясущихся рук. Он открыл последнюю капсулу и замер, не решаясь сделать последний шаг. В голове мелькнула безумная мысль, и Юнги едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Решение было простое, очевидное и с самого начала лежало на поверхности. – Хён, время, – поторапливал его Хосок. Юнги смотрел на него – такого потерянного, кусающего губы и едва сдерживающего слёзы, и такого бесконечно родного. Он схватил Хосока за запястье, дернул на себя, под приглушенное «ох», и крепко, насколько позволял скафандр, стиснул в объятиях. – Давай умрем вместе, – выдохнул Юнги, растягивая губы в улыбке. Хосок замер на мгновение, а затем стал яростно вырываться – Юнги разжал руки, позволяя ему это. Отлетев к стене, тот ударил по ней кулаком и ожег Юнги бешеным взглядом. – Свихнулся? – выдержка начала подводить его. Юнги никогда не видел Хосока таким злым. Веселым, грустным, счастливым, радостным, он видел его в депрессии после смерти сестры, видел подавленным, когда его хотели временно отстранить от участия в космической программе, но злым – никогда. – Или, – Юнги выдержал паузу, – ты садишься в капсулу вместе со мной. Решение было таким простым. – Это самоубийство! – Хосок почти кричал. – Там не хватит места для двоих! – А оставлять тебя здесь будет убийством, – Юнги старался говорить ровно, но голос начинал подводить, срываясь на каждом слове. – Какого чёрта, Хосок?! – заорал Юнги, – это был мой выбор, это я должен умереть! Я, а не ты! Я… – Хён, пожалуйста, – перебил Хосок, – я не хочу смотреть, как ты умираешь, – в его глазах стояли слёзы. – Думаешь, я хочу смотреть, как умираешь ТЫ? Ты думаешь, я смогу жить дальше, зная, что оставил тебя здесь? Ты думаешь, я бессердечный ублюдок, способный пожертвовать другом?! – Юнги и сам был готов позорно разреветься, но ему нужно было оставаться сильным, ради них обоих. – Хён, – на Хосока было больно смотреть – он весь сжался и побледнел, но взгляд его оставался таким же, как раньше – прямым и самоубийственно твердым. Выдержка подводила Юнги, он чувствовал, как злость на Хосока затуманивает рассудок. – Чёрт подери, Чон Хосок! Я не смогу жить, если ты умрешь! Или ты садишься в эту чёртову капсулу со мной, или без меня, или мы сдохнем тут вместе! Выбирай! – Сделав глубокий вдох, Юнги силой воли заставил себя успокоиться – криками тут ничего не решить. – Ты думаешь, я хочу оставлять тебя здесь? Ты думаешь, я смогу жить без тебя? Хён, без тебя мне нет смысла возвращаться. Злость из взгляда Хосока ушла, сменившись обреченностью, Юнги и сам прекрасно понимал, что шансы выжить вдвоем в маленькой капсуле, рассчитанной на одного человека – один к миллиону. Если их не притянет к Солнцу, то раздавит при входе в земную атмосферу, или же они просто разобьются, неудачно приземлившись. Но всё равно это был шанс – единственный шанс спастись для них обоих. – Давай сделаем это, – устало проговорил Юнги. Сил спорить не осталось. – Станция уже покинула безопасную зону. Неизвестно сможем ли мы вообще добраться до Земли. – Там хватит места только для тебя, – Хосок продолжал упрямо стоять на своём. – Ничего, я подвинусь, – фыркнул Юнги. – Хоби, полетели домой. Вместе. Хосок всхлипнул и закрыл лицо руками. Он пытался что-то сказать, открывал рот и тут же закрывал его, как рыба, выброшенная на берег. И Юнги понял – он почти победил, осталось надавить совсем немного, совсем чуть-чуть, и Хосок сдастся. Тугой узел внутри начал медленно ослабевать. – Я ведь так и не сводил тебя в парк аттракционов, – пробормотал Юнги, краем глаза наблюдая за Хосоком. Тот вздрогнул и замер, неуверенно убрал руки от лица и уставился на Юнги так, будто видел его впервые. – Я ненавижу парк аттракционов. – Там как раз открыли новые американские горки, – продолжал Юнги, – я ведь знаю, как ты их любишь. Хосок смерил его нечитаемым взглядом и, запрокинув голову, захохотал – громко, с явно проскальзывающими истерическими нотками, но искренне. Это была победа. Помогая Хосоку облачиться в скафандр, Юнги размышлял над тем, что будь они другими людьми, такой ситуации удалось бы избежать. Будь они другими людьми, занимающимися другим делом – у них ещё мог бы быть шанс на нормальную жизнь, но не здесь, за тысячи километров от земли, наедине со звездами. Юнги помог Хосоку надеть шлем и затолкал внутрь капсулы, молча наблюдая, как тот устраивается на единственном сиденье. Ему хотелось, чтобы Хосок выжил, чтобы вернулся домой в целости и сохранности, и может быть иногда, глядя на небо, вспоминал его. Но так же четко Юнги понимал – без него Хосок никуда не полетит. Это было самоубийство, это была самая величайшая глупость в его жизни, это была ошибка – и всё это противоречило протоколу. – К черту протокол, – выдохнул Юнги и, закрепив шлем, втиснулся в капсулу следом, задраивая за собой люк. То, как улыбнулся ему Хосок, стоило того, чтобы послать НАСА с их правилами к черту. Места не хватало, Юнги потребовалось много усилий, чтобы разместиться в узком пространстве, едва ли не полностью укладываясь на Хосока. Ему было трудно даже пошевелиться, не то что двигаться, или разворачиваться. Но это был единственный вариант – единственный шанс им обоим спастись. – Готов вернуться домой? – спросил Хосок, когда Юнги закончил крепить тросы к сиденью. – Готов, – кивнул Юнги. В голове настойчиво зудел червячок сомнения: что если ничего не получится, что если они не вернутся, что если они умрут? Юнги гнал эти мысли подальше, но они настойчиво возвращались. – Хён, – позвал Хосок. – Всё будет хорошо. – Всё будет хорошо, – эхом повторил Юнги. На языке крутились слова, которые он не решался произнести уже много лет, слова глупые, слова простые, но по-настоящему искренние. Юнги хотел было уже выпалить их, но резко одернул себя, струсив. – Если мы вернемся живыми, нам нужно будет поговорить. – Не «если», а «когда», – поправил его Хосок, – не будь пессимистом, хён. Юнги не нашелся, что на это ответить. – Да поможет нам Бог, – выкрикнул Хосок, с силой ударяя по кнопке запуска. Механизмы пришли в действие, капсулу тряхнуло, Юнги вцепился в тросы, молясь всем известным богам, чтобы они выдержали. Он всегда был скептиком, но именно сейчас отчаянно хотел поверить, что всё будет хорошо. – Всё будет хорошо, – как мантру повторял Хосок. Юнги слышал его, как сквозь толщу воды – глухо и отдаленно. Капсулу уносило всё дальше от груды обломков, бывшей некогда многомиллиардной космической станцией, в одночасье превратившейся в простой космический мусор. На приборной панели гудели датчики, Хосок что-то напевал – Юнги видел, как шевелятся его губы, но слов разобрать не мог. – Входим в атмосферу. Держись, хён! Капсулу продолжало трясти, из-за перепадов давления в ушах стоял гул, а к горлу подступала тошнота. Он не слышал ничего – ни рёва двигателей, ни голоса Хосока, зовущего его по имени. Юнги не мог слышать даже собственных мыслей, кроме одной единственной, вместе с кровью, стучащей в висках – пожалуйста, пусть он выживет, пожалуйста, пусть он останется в живых. Когда до приземления оставались считанные секунды, Юнги почти поверил, что всё обойдется. Он широко улыбнулся – так, что свело скулы – и облегченно выдохнул. Хосок послал ему ответную улыбку и начал отсчет, то и дело, сверяясь глазами с приборной панелью. Последнее, что видел Юнги, перед тем, как капсула врезалась в землю – улыбка Хосока, полная надежды на то, что всё осталось позади. Тросы, не выдержав силы удара, лопнули, Юнги подбросило вверх, и он потерял сознание, проваливаясь в темноту. *** Инвалидное кресло тихо шуршало колесами по гравию возле дома, увозя своего пассажира всё дальше от крыльца. Отъехав подальше, Юнги оглянулся, чтобы убедиться, что его можно заметить с веранды и, остановив кресло, замер. Он запрокинул голову вверх, вглядываясь в бездонное ночное небо с мириадами ярких созвездий. В городе такого было не увидеть, поэтому Юнги настоял, чтобы его новый дом был подальше от ярких огней мегаполиса. Он скучал по звездам – по тому единственному, чем грезил всю свою жизнь. Скучал по изматывающим тренировкам, строгой диете и жизни в невесомости. Но если бы ему дали второй шанс, ещё одну, последнюю возможность отправиться в космос – Юнги отказался бы без раздумий. С инцидента на станции прошло три года. Все виновные понесли наказание – Юнги коршуном следил за новостями, пока отлеживался в госпитале, и жалел только о том, что самолично не может дать пинка тем самодовольным придуркам, из-за которых его жизнь чуть не оборвалась. Подполковник, отвечающий за их команду, рвал и метал, брызгал слюной во все стороны, обвинял в несоблюдении протокола, а в следующее мгновение – душил в объятиях, украдкой вытирая слезы, и благодарил за то, что остались живы. Намджун плакал вместе с ним, крепко сжимая в руках рисунок сына, присланный ему женой. Очнувшись в больничной палате после столкновения с землей, Юнги сначала подумал, что умер. Он обвел взглядом стены и потолок, и только в самом конце заметил человека в белом халате, сидящего на стуле возле двери. – Эй, – прохрипел Юнги и тут же зашелся в приступе кашля. Человек подскочил, сонно оглядываясь по сторонам, но, заметив Юнги, комично округлил глаза и вылетел за дверь, что-то крича на бегу. И минуты не прошло, как в палату ворвались врачи, окружив Юнги плотным кольцом, один из них помог ему выпить воды, чтобы смочить горло, а другие внимательно исследовали показатели приборов. Прикрыв глаза, он старался не обращать внимания на их монотонный бубнеж, перемежающийся восклицаниями. Юнги попытался сосредоточиться на себе, но чем больше прислушивался, тем отчетливее понимал – что-то не так. – Эй, – просипел Юнги, не узнавая свой голос. – Что со мной? Врач, стоявший к нему ближе всех сочувствующе улыбнулся и покачал головой. Юнги зажмурился, и снова попробовал пошевелить ногой – но ничего не изменилось. Позже он узнал, что во время приземления ему раздробило обе ноги, и шансов восстановить их, к сожалению, не было. В любой другой ситуации Юнги бы впал в депрессию, возможно даже подсел на наркотики и смыл свою жизнь в унитаз. Но тогда с непоколебимым спокойствием он решил для себя, что возможность ходить – небольшая плата за спасение. Неделю спустя Юнги проснулся от настойчивого зуда в районе шеи и сразу понял, что в палате помимо него есть кто-то ещё. Ким Сокджин собственной персоной, каменным изваянием замер возле двери и сверлил его внимательным взглядом. Заросшее щетиной лицо, впалые щеки, грязь на ладонях – мужик перед ним мало напоминал того лощеного красавчика, которого помнил Юнги. – Отвратно выглядишь, – ухмыльнулся он, подозревая, что сам выглядит в разы хуже. – Взаимно, – Сокджин фыркнул и сложил руки на груди, демонстрируя длинный шрам на предплечье, уходящий под рукав футболки. – Не только для тебя космические прогулки закончились, – заметив взгляд Юнги, сказал он. – Как… Как остальные? – в горле пересохло от волнения. Сокджин нахмурился – Юнги видел, как он весь напрягся, и внутри начало зарождаться плохое предчувствие. – Нас всех отстранили, с понижением в звании на два ранга, а Намджуну ещё впаяли дисциплинарное взыскание за несоблюдение протокола. Тебе, кстати тоже, – Сокджин поскреб ногтями щетину, видимо решая, что сказать дальше. – Чимин с Чонгуком, как только вышли из больницы, сразу умчались домой к семьям. Тэхён остался на базе – его отец укатил в очередное путешествие, а ты же знаешь, как он не любит возвращаться в пустой дом. – А… – Юнги поймал себя на том, что не может произнести вслух последнее имя. Ужас, сродни тому, что он испытывал, болтаясь в невесомости в шаге от смерти, сковал все его внутренности. – Хосок… – Сокджин замялся. – Хосок, он… Договорить ему не дали – в палату, едва не снеся дверь с петель, ворвался Намджун. Не говоря ни слова, он бросился к Юнги и сжал в объятиях, так, что у того затрещали ребра. Юнги стиснул зубы, чтобы не взвыть от пронзившей всё тело боли, но вместо того, чтобы оттолкнуть Намджуна – обнял его в ответ. – Хён, – всхлипнул Намджун. – Вот только не надо слёз, никто же не умер, – фыркнул Юнги и осекся. Намджун сделал вид, что не заметил паузы, и уселся на соседнюю койку. Сокджин присел рядом с ним, что давало Юнги возможность хорошенько рассмотреть их обоих. Зрелище было то ещё – залегшие тени под глазами, щетина, впалые щеки и кожа, отливающая серым. У Намджуна под рубашкой проглядывались очертания бинтов, Сокджин старался не опираться на правую ногу – мечта обошлась им слишком дорого. – Как долго я здесь? – спросил Юнги, чтобы заполнить тишину. – Месяц, – ответил ему Сокджин, потирая шрам. – Тебя собирали по кусочкам. Чудо, что ты очнулся так быстро. – Чудо, что ты вообще выжил, – добавил Намджун, бросая взгляд на его ноги, укрытые покрывалом. Юнги нахмурился, заметив это, и покачал головой. Не хотелось ничего обсуждать, ни сейчас, ни, скорее всего, потом. – А Хосок? – Юнги потребовались все силы, чтобы произнести это вслух. Он зажмурился, готовясь к худшему. – Хосок? – в голосе Намджуна звучало недоумение. – Он на другом этаже, восстанавливается. Сначала Юнги показалось, что он ослышался. Понадобилось время, чтобы осознать это – Хосок жив. Хосок выжил. Глаза защипало, Юнги даже не сразу понял, что плачет, пока над ним не склонился Намджун, заботливо вытирая катящиеся по вискам слезы. – Я хочу его увидеть, – Юнги предпринял попытку подняться, но всё, на что его хватило – это немного приподнять голову над подушкой. – Успеешь ещё, никуда твой Хосок не денется, – улыбнулся Намджун, сверкая ямочками. Сокджин за его спиной вздохнул и покачал головой. – Что случилось? – насторожился Юнги. – Что с ним? Намджун нахмурился, бросив на Сокджина недовольный взгляд, на что тот только пожал плечами: – Он всё равно узнает рано или поздно. – Узнаю, что? – Ваше приземление прошло не совсем удачно, – начал Намджун. Он теребил край одеяла, стараясь не встречаться с Юнги взглядом. – Из-за перегруза капсулу сместило с заданной траектории, и вместо Техаса, вас занесло в Северную Каролину. В горы. Пока спасатели добрались, пока вытащили вас… – Что с Хосоком? – Юнги начал терять терпение. – Ким Намджун, черт тебя подери, скажи прямо! – Хён, он повредил спину. Врачи не уверены, что он когда-нибудь снова сможет ходить. – Что? – мир перед глазами начал терять очертания, смазываясь в одно размытое пятно. Слова Намджуна эхом звучали в голове. – Шансов нет, – добил его Сокджин, заколачивая последний гвоздь в крышку гроба. – Шанс есть всегда, – собственный голос казался Юнги чужим. – И мы с Хосоком живое тому подтверждение, – не дав Сокджину продолжить, выпалил: – я должен его увидеть. – Но ты даже ходить сам не можешь! – Тогда поползу. Плевать. Я должен его увидеть. – Ты упрямый осел, Мин Юнги, – Сокджин устало вздохнул и вышел из палаты. Пока Юнги пытался самостоятельно подняться, тот вернулся, толкая перед собой инвалидное кресло, при виде которого, Юнги проняла дрожь. – Передумал? – Сокджин смерил его насмешливым взглядом. – Пошёл ты, – беззлобно огрызнулся в ответ Юнги. Намджун помог отсоединить датчики и перебраться в кресло, бормоча себе под нос про нарушение постельного режима, но Юнги даже не стал вслушиваться. – Ты точно этого хочешь? Уверен? – снова начал Сокджин, но Юнги просто отмахнулся от него. Управлять креслом было тяжело, руки почти не слушались, и каждое движение отдавалось вспышкой боли. Намджун, до этого наблюдавший, как он пытается выехать в коридор, обозвал его идиотом и, взявшись за спинку, толкнул кресло вперед. Юнги внимательно осматривался по сторонам, стараясь запомнить путь. Он прекрасно осознавал, что ездить по этим коридорам ему предстоит ещё не один день. Поднявшись на два этажа выше, Юнги почувствовал, как сердце вновь и вновь сковывает ледяными обручами. Чем ближе оказывался Хосок, тем сильнее становился страх, пожирающий его изнутри. – Готов? – Намджун остановился возле нужной палаты. Юнги смотрел перед собой, мысленно готовясь к тому, что ждет его по другую сторону двери. Он не был готов, ни тогда – на станции, ни сейчас, здесь – в стерильном коридоре. Кивнув головой в знак согласия, Юнги в очередной раз отдался на волю судьбы. В палате помимо самого Хосока находился ещё и Тэхён, удобно устроившийся у того в ногах. Он рассказывал что-то, по всей видимости, смешное, потому что Хосок громко хохотал, смаргивая выступившие на глазах слезы. Юнги залюбовался им – таким настоящим, таким счастливым и таким живым. – Хоби, – тихо позвал он, даже не надеясь быть услышанным. Но Хосок скорее почувствовал что-то, чем действительно услышал – он повернул голову, уставившись на Юнги во все глаза. Улыбка медленно сходила с его лица, уступая место болезненной гримасе. – Хён? – его голос, такой счастливый минуту назад, стал наполнен такой тоской, что у Юнги сжалось сердце. Тэхён медленно, будто нехотя, поднялся с кровати и, пройдя мимо Юнги, ожег того взглядом полным плохо скрываемой неприязни. Юнги как никто понимал его – то, что случилось с Хосоком, целиком и полностью его вина. Если бы он только не предложил этот глупый план, если бы только нашел слова, чтобы убедить Хосока оставить его – ничего этого не случилось бы. Намджун подкатил кресло к самой койке и, потрепав Хосока по волосам, вышел в коридор, плотно прикрыв за собой дверь. Оставшись с ним наедине, Юнги не знал, что сказать – все мысли разом покинули голову. Он мог только жадно рассматривать Хосока, вспоминать заново черты лица, которые преследовали его во сне и наяву. – Они говорили, что ты можешь не очнуться, – голос Хосока звучал глухо. – Говорили, что я могу больше никогда тебя не увидеть. – Хоби, – Юнги коснулся руки Хосока своей, – я ведь обещал тебе – мы выживем. – Тебе явно потребовалось больше времени, чем мне, – Хосок слабо улыбнулся. Глаза снова начало жечь. Юнги согнулся, упираясь лбом в бедро Хосока, и всхлипнул. – Прости меня, – начал шептать он, – прости, что сделал это с тобой, прости что сломал тебе жизнь. Прости. – О чём ты, хён? Ты спас меня, – в голосе Хосока сквозило недоумение. – Твоя спина. Сокджин рассказал мне. – А, ты об этом, ничего серьезного. Ты же знаешь этих врачей – любят раздувать из мухи слона. – Ничего серьезного?! – вскинулся Юнги. – Ты больше не сможешь ходить. – С чего ты взял? – на лице Хосока было такое искреннее удивление, что Юнги даже опешил. – Но ведь шансов почти нет. – Хён, ты ведь помнишь, что было на станции? – Юнги кивнул. – Шанс выжить для нас обоих был сколько? Один к миллиону? Но мы выжили, хён. И не важно, какой ценой, – Хосок улыбнулся той особенной улыбкой, предназначавейся только для Юнги, от которой его сердце всегда замирало, перед тем как понестись вскачь. – Я буду ходить, хён. Знаю, что шансы малы, но мы ведь это с тобой уже проходили. Рано сдаваться. Юнги поднял руку и положил Хосоку на щеку, в мимолетной ласке. – Я боялся, что потерял тебя, – слезы, что, казалось, остановились, новым ручьем покатились по щекам. – Не плачь, а то я заплачу тоже! – Плачь, говорят это полезно, – усмехнулся Юнги. Хосок уставился на него как на новое чудо света, покачал головой и тихонечко фыркнул. – Идиот ты, хён. – Может и идиот, – пожал плечами Юнги. – Но на американские горки я тебя обязательно свожу. Поторопись и вставай на ноги. – Но я ненавижу американские горки. – Зато я люблю – кататься тебе за нас обоих. Хосок смотрел на него ещё какое-то время, а потом откинулся назад и расхохотался – громко, на всю палату. Утерев рукавом больничной рубашки слёзы, Юнги внимательно смотрел на Хосока – такого настоящего, такого родного и, самое главное, живого. Может быть звезды, которыми он грезил всю жизнь, теперь были недоступны, но у Юнги осталась своя собственная звезда – яркая, горячая, искренняя – и только для него одного. Постепенно смех Хосока стих, сменившись судорожными всхлипами. Юнги гладил его по лицу, но ничего не говорил – не потому, что слов не было, а потому – что они были неуместны. – Хён, – голос Хосока срывался. – Твои ноги… Ты ведь… Если бы я… – Хоби, – ласково позвал Юнги, игнорируя то, как сжалось сердце. – Я в порядке. – Это ты называешь в порядке? – вскинулся Хосок, прожигая его взглядом. Он всхлипнул и сжал руку Юнги насколько позволяли силы. – Хоби, – Юнги растерялся, не зная, что ответить. Он ещё и сам не до конца осознал, в каком положении оказался – всё, что он мог, это благодарить богов за то, что они остались живы. – Мои ноги небольшая плата за твоё спасение, – тихо сказал он. Больше они эту тему не поднимали. Юнги иногда ловил на себе взгляд Хосока, полный какой-то затравленной тоски, но тот не пытался завести разговор о его травмах. А самому Юнги не хотелось лишний раз мусолить проблему, у которой нет решения. Юнги старался быть с Хосоком всё время. Проходя вместе через череду анализов, процедур, через десятки курсов реабилитации – Юнги гнал от себя чувство вины, прекрасно зная, что Хосоку это не поможет. Он был рядом, когда Хосок падал, был рядом, когда с трудом поднимался, был рядом, когда тот делал свои первые неуверенные шаги. Не смотря ни на что, Хосок упрямо шёл к своей цели, разрушая врачебные прогнозы одни за другими. Часто к ним присоединялся Тэхён – протаскивал мимо сестринского поста игровую приставку, как ребенок, радуясь шалости, и на целый день увлекал их за собой в виртуальный мир. У Юнги с ним отношения складывались странно – Тэхён даже не пытался скрывать, что винит его в том, что произошло с Хосоком. Но они были частью одной команды – почти семья, и злиться подолгу друг на друга не умели. С другой стороны отношения Тэхёна и Хосока всегда были тем, что вызывало в Юнги ревность вперемешку с беспокойством. Слишком близки они стали, пока он валялся в коме, сражаясь за свою жизнь. Хосок для Тэхёна всегда был особенным – как сейчас, так и десять лет назад, когда они все только познакомились. Юнги так до конца и не понял, что за этим стоит, но он решил не лезть в это, предпочитая, чтобы всё шло своим чередом. Только однажды, когда они ждали Хосока после процедур, Тэхён присел возле него на корточки и, уткнувшись лбом в колени, прошептал: – Спасибо, что вы живы. Вы оба. С того момента Юнги почувствовал, что забота Тэхёна, теперь стала распространяться и на него тоже. Это выражалось в мелочах – поднятая с пола подушка, передвинутый к краю стакан, чтобы Юнги было удобно до него дотянуться, салат, из которого был выбран весь лук. Хосок наблюдал за ними молча, сначала с недоумением, а после – с улыбкой, от которой внутри становилось теплее. Когда пришло время выписки, вся команда собралась в сборе, даже подполковник, хмуря брови, поздравлял их. Юнги тряс его руку, глядя снизу вверх, и чувствовал себя как никогда свободным. Чимин за его спиной прятал смешки в воротнике куртки, но, впрочем, безуспешно. Хосок, одной рукой опирающийся на костыль, а другой – на Тэхёна, улыбался так широко, что у Юнги скулы сводило только при взгляде на него. Врачи называли его медицинской аномалией, чудом – они выстраивались в очередь возле комнаты реабилитации и смотрели, как парень, на котором они хотели поставить крест, раз за разом встает на ноги. Чувства, которые испытывал тогда Юнги, сложно было описать словами. Новый дом, в который они переехали, выбирал Юнги – в небольшом городке, подальше от ярких огней мегаполисов, там, где звезды по ночам особенно ярки. Когда он предложил Хосоку жить вместе, тот вылупился на него, как на клоуна, и не нашелся с ответом. Но Юнги не затруднило повторить вопрос, а затем ещё раз, и ещё. Он повторял его до тех пор, пока Хосок, обозвав его полным идиотом, не согласился. Помимо них с Хосоком, там жил ещё и Тэхён, вызвавшийся помочь по хозяйству. А следом за ним навязались и Чимин с Чонгуком, отделавшись фразой, что лишние руки в доме не помешают. И если Чонгук ещё хоть что-то делал, то Чимин, кроме как, пытаться вывести Юнги из себя, больше ничего не предпринимал. Юнги нашел себя в исследованиях – он мог на несколько дней запереться в лаборатории, сверяя данные, полученные из НАСА. А Чимин считал своим долгом вытащить Юнги из этого, как он его называл, склепа – но на деле только сбивал расчеты и вносил хаос в упорядоченные схемы. Хосок только посмеивался, слушая жалобы Юнги про очередной загубленный документ, гладил по голове и целовал в висок, как маленького ребенка. Когда-то Юнги хотелось большего, хотелось всего Хосока только для себя одного, но после станции, после того, как они чуть не погибли, связь, которую они разделили, была крепче любых других уз. Юнги хватало того, что он мог касаться Хосока, мог наблюдать за ним. Мог целовать, пока тот с головой был закопан в документах. И самое главное, мог шептать те слова, которые тяжелым грузом висели на сердце: «Я люблю тебя». Инвалидное кресло тихо шуршало колесами по гравию возле дома, увозя своего пассажира всё дальше от крыльца. Отъехав подальше, Юнги оглянулся, чтобы убедиться, что его можно заметить с веранды и, остановив кресло, замер. Он запрокинул голову вверх, вглядываясь в бездонное ночное небо с мириадами ярких созвездий. Юнги не заметил, сколько просидел вот так, и не сразу понял, что рядом кто-то есть. Ему не нужно было даже поворачиваться, чтобы узнать кто это. – Хён, ужин готов, – голос Хосока звучал приглушенно из-за шарфа, которым тот обмотал шею и половину лица. Юнги развернул кресло в сторону дома и медленно поехал вперед. Хосок шел рядом, прихрамывая на левую ногу. – Один на миллион, да? – пробормотал Юнги в пустоту, когда Хосок, открыв для него дверь, скрылся в столовой. Из кухни доносился запах запеченного картофеля и голос Сокджина, в очередной раз отчитывающего за что-то Намджуна. Чимин и Тэхён с комфортом развалились на диване, устраивая небольшую войнушку за пульт. Чонгук возился с машиной в гараже – Юнги видел его, когда подъезжал к дому. Хосок высунулся из столовой и, набрав в легкие воздуха, заорал: – Ужин! Занимая своё место за столом, Юнги в очередной раз осознал, как сильно ему повезло: друзья, звезды над головой и любимый человек. Его жизнь была чередой странных, а порой и страшных выборов, но только все они привели его к тому, что есть сейчас. К семье, которая поддерживала его, не смотря ни на что. И к Чон Хосоку – единственному, кто для Юнги стал дороже всех звезд. – Спасибо, – прошептал Юнги, сжимая руку Хосока под столом. «Спасибо, что ты выжил», осталось невысказанным висеть в воздухе. Хосок ласково улыбнулся ему и, подавшись вперед, поцеловал. У них всё будет хорошо.