parallax

Консьерж бросал косые взгляды в сторону Чонгука весь вечер. Тот ничего не мог поделать с кучей коробок и полным отсутствием помощи от грузчика, который решил, что его работа завершилась после того, как он пригнал грузовик к новому дому Чона. Парень в низко натянутой кепке Yankee вяло внёс очередную коробку в лобби, жуя третью жвачку за последние несколько часов. Чонгук небрежно одёргивал ткань рубашки, в которой вспотел. — Это всё? — спросил он, когда грузчик наконец пришёл с пустыми руками. Тот кивнул. Рабочий задержался в надежде получить чаевые, и Чон достал свой зажим для денег, отправляя того с вежливым спасибо и толкая свою тележку с оставшимися коробками к лифту. Его новая квартира была пентхаусом над рекой Хан с достаточно милым видом на Сеул, и, если бы Чонгуку потребовалось доказательство того, что его тяжелая работа окупалась, это было бы оно. Чону не особо претило работать в сфере финансов, а тем более с людьми из этой области, но это давало ему всё, что только могло потребоваться. Он опёрся на стену лифта после того, как затащил свою тележку внутрь, нажимая на кнопку 23 этажа. Лифт был быстрым, интерьер мягким и невзрачным, выдержанным в старомодном стиле. Чонгук ненавидел ездить в лифте один; было что-то тревожное в этом замкнутом пространстве. Ему никогда не приходилось делать это в прошлом — его с Чимином старая квартира находилась на втором этаже. Прошла всего минута, прежде чем он оказался наверху, и здесь его поджидало следующее мучение — нужно было вытянуть полную коробок тележку и провезти её дальше по коридору. Входная дверь была оснащена кодовым замком, и Чон ввёл код, который ему ранее дал риэлтор, открывая её. Чёрт — он почти присвистнул. Пространство было светлым, просторным, стены голыми и сияющими в свете, исходящем из окон во всю стену. В квартире была кухня, которая, как знал Чонгук, будет пустовать, прихожая, из которой была видна гостиная, ванная и, видимо, его комната. Чонгук вытащил телефон, чтобы проверить время — 14:29 — и заметил несколько уведомлений из KaTalk: некоторые от Намджун-хёна («как местечко?»), некоторые от Юнги-хёна («купи себе собственную ёбаную зубную щётку»). Он был готов распаковаться и лечь спать на день-два, ведь он выпросил несколько отгулов перед выходными на работе, чтобы была возможность переехать, но он всё ещё нужен был завтра. Случилась маленькая загвоздка, когда он попытался включить свет в ванной. Он щёлкнул выключателем пару раз — включить и выключить — прежде чем с недовольством осознать, что он забыл заплатить за коммунальные услуги. Чимин всегда занимался счетами. Он немного повозился, пока не нашёл коробку с надписью «постельное бельё», и добрался до спальни с одеялом и подушкой. Распаковка вещей может подождать. - — Хочешь выпить? — спросил Мингю, опираясь на дверной проём Чонгука и наблюдая, как тот убирает какие-то бумаги в сумку. Чон поразмышлял секунду — большинство коробок всё ещё не распакованы — но поддержание межличностных отношений на работе играло не менее важную роль, чем портфолио акционерных опционов, над которыми он сейчас работал. К тому же, дома его никто не ждал — что-то, к чему он ещё не успел привыкнуть. Годы прошли... — Да, конечно. Я почти закончил. Позже они сидели за столиком какого-то новомодного клуба, в который по собственной воле Чонгук бы никогда не пошёл — «Искупление» — так назывался клуб, который, наверное, был выбором Югёма. Он подумывал над тем, чтобы уйти пораньше; разговор был удушающим. — Ынха ничего не говорит прямо, но я это чувствую. Это выводит меня из себя, — Мингю размахивал своим бокалом, пока говорил. Чонгук снова задумался, почему он пришёл сюда со всеми младшими аналитиками с работы. Югём покачал головой, слегка пошатываясь. Это был его четвёртый бокал. — Мне тебя жаль, чувак. Остальные тоже сочувственно погалдели. Чонгук с трудом сдержал смешок. Он выпил ещё один напиток причудливого цвета, что был у него в руках, а затем попросил бармена дать ему что угодно, но покрепче, в надежде, что его быстро накроет. Югём начал рассказ о своём любовнике: — У нас всё в порядке, даже близко не так хреново, как у Марка и Джексона, — один из этих парней был его соседом, предположил Чон. — Одной ночью я не сплю из-за секса, другой — из-за ссор. Я не спал несколько недель. Хотел бы я иметь собственную квартиру, как у этого парня, — он кивнул в сторону Чонгука. Тот фыркнул: — Это ничего. Я переехал сегодня, но забыл оплатить счета, так что у меня не работает электричество. — Не привык к холостяцкой жизни, да? — бестактно спросил Мингю. Чонгук напрягся. Он был рад, что освещение было достаточно скудным, чтобы позволить им видеть друг друга ясно: — Всё нормально. Джэхён, новичок в офисе, поднял бровь: — О? Тяжёлый разрыв? — Это было давно, — Чон был готов уйти. Он не хотел говорить об этом, не с этими ребятами. Он не хотел говорить об этом периоде. — Что случилось? — настаивал Джэхён. Мингю присоединился: — Это был симпатичный блондин, он иногда приходил в офис, когда они ещё были вместе, где-то в прошлом году. — Он был настоящей находкой. Мне жаль, чувак, — Югём махнул бокалом в его сторону с сочувствующим видом. Чонгук не нуждался в их жалости. Он опустошил ещё одну рюмку и резко встал: — Увидимся в понедельник. - Была уже почти полночь к тому времени, как Чонгук добрался до дома, и он не мог дождаться предстоящих длинных выходных. Костюм прилегал во всех неудобных местах, а портфель мешал циркуляции крови в запястье. Его голова была наклонена, пока он просматривал ленту твиттера — было 23:42, боже, уже так поздно — он прошёл к лифтам, мечтая о своей кровати. Достаточно сказать, что Чонгук до неё не добрался. Как только он зашёл в лифт, его внезапно охватило чувство, что что-то было не так: жужжание в ушах, слабый треск электричества в воздухе, мир, кровоточащий по краям. Когда двери закрылись, он ощутил ужасное предчувствие беды, как в детских кошмарах о смерти в шахте лифта. Ещё мгновение, и Чонгук ощутил себя в свободном падении. Он приземлился в своей квартире до того, как успел закричать — но время было дневное, а квартира старая, и Чимин стоял прямо перед ним. - — Ты можешь двигаться по коридору? — сладко спросил Чимин, что само по себе заставило Чона пошатнуться. Старший был здесь, он разговаривал с ним без каких-либо следов яда в голосе с последнего их разговора. — Извини? — всё, что смог выпалить Чонгук. Чимин хихикнул, и это всё ещё отдавалось в груди младшего, как и всегда. — Ты стоишь у меня на пути с этой коробкой. Только тогда Чонгук посмотрел вниз и понял, что в его руках была большая картонная коробка — блять, ещё он был в какой-то обычной футболке и шортах: — Где я? Что происходит? Чимин перевёл на него взгляд поверх коробки, которую только что взял в руки, наполовину удивленный, наполовину обеспокоенный: — Ты в порядке? Ты в нашей новой квартире, Чонгуки, и ты должен помогать нам с переездом, если ты не слишком занят, стоя у меня на пути. Чимин бросил свою коробку дальше по коридору — это действительно была их старая квартира, Чонгук точно знает, он только вылетел из неё год назад — затем вернулся, скрестив руки и наклонив голову. — Ты уверен, что не заболел? — спросил Чимин. Что-то в позе старшего встряхнуло память Чонгука; это было дежа вю, и тогда он понял. Если они находились в их старой квартире, тогда это, должно быть — это, должно быть, воспоминание. Чимин приблизился, мягко прикоснувшись тыльной стороной руки ко лбу Чона, его дыхание чувствовалось на коже, и никакое воспоминание не ощущалось вот так, посылая мурашки вдоль предплечий. Старший стоял перед ним, из плоти и крови и осязаемый. Чонгук не мог дышать. — Температура кажется нормальной, — заметил Чимин. Он положил руку на плечо младшего и шагнул ещё ближе, оставляя поцелуй быстрее, чем тот смог отреагировать. Это было чем-то обычным. Его губы были мягкими, и рука Чонгука опустилась на его талию — что-то вроде рефлекса. Он помнил, он помнил это. — Присядь, если нужно, я принесу последнюю коробку снизу. Затем он вышел за дверь, и Чонгук почувствовал, что ему нужно пойти за ним, держать его в поле зрения, чтобы он не растворился в воздухе. Чон тяжело опустился на ящик. Что, блять, происходит? Чонгук помнил это. Это был день, когда они с Чимином вместе переехали в свою квартиру, хоть стены и выглядели голыми и немного неузнаваемыми, потому что он привык видеть их увешанными плакатами и рамками с фотографиями. Чимин заглянул в комнату: — Просто хочу убедиться, что ты ещё жив. Чёрт, он выглядел хорошо, он сиял, и Чонгук помнил, каким счастливым он был в этот день. — Я… жив, — настороженно произнёс Чон, и Чимин засмеялся и снова исчез. Младшему было слишком просто привыкнуть к этой комфортной близости с Чимином; это было причиной, по которой ему было так чертовски сложно уйти сначала. Он не знал, было ли это осознанным сновидением, или галлюцинацией или чем-то ещё, но он не позволит этому случиться. Этот Чимин был Чимином, что преследовал его в фантазиях — яркий, сногсшибательный, пережиток счастливого прошлого — поздно ночью, когда всё, что было у Чонгука в темноте: его одеяло и мысли. Чон помнил этот день даже лучше сейчас, когда он проживал его заново. Они распаковали вещи и просто валялись, обмахиваясь в сеульской жаре и посасывая фруктовое мороженое. Это было головокружительно; Чимин целовал его при каждом удобном случае, и день они закончили крещением их новой кухонной столешницы. Чонгуку хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. — Чонгук! — услышал он своё имя, пропетое Чимином, и обнаружил себя встающим и идущим к парню. Чимин расставлял их туалетные принадлежности в ванной. Она была милой, а раковина была роскошной и рельефной. — Можешь найти другую коробку с остальными туалетными принадлежностями? — спросил он. — Конечно, милый, — ответил Чонгук. Выражение нежности было ещё одним рефлексом, который ощущался, как сладкий кусочек карамели во рту. Чон позволил побаловать себя; старший всегда вызывал зависимость. Поцелуй, которым он одарил Чимина после, тоже был слабостью. Чонгук помнил эти поцелуи — наверное, мышечная память. Он помнил их все слишком хорошо. На полпути в ванную мир снова пошатнулся, когда Чонгук моргнул. Он упал. - Чонгук приземлился, захлопывая дверь, их входную дверь, и это он тоже помнил. Он сбежал по лестнице, прежде чем смог подумать об этом — блять, он просто кипел. Это случилось позже в их отношениях, когда они начали ссориться достаточно сильно, чтобы причинить Чонгуку боль в его отчаянии. Ему не нравилось ссориться с Чимином, но они всегда это делали: тот снова разозлился из-за чего-то, что сделал Чон, и отказывался что-либо объяснять. Собственное разочарование Чонгука заставляло его ранить старшего так же глубоко, как и тот ранил его. Тем не менее, Чонгук никогда раньше не выбегал из их квартиры. До… сейчас, это был первый раз, когда он оставил там Чимина, его яркие глаза, наполненные слезами, и искажённое лицо. Чон чувствовал себя настолько беспомощным, что просто убежал. Когда он думал об этом сейчас, то понимал, что это лишь усугубило ситуацию. Они никогда не извинялись друг перед другом, и сейчас Чонгук подумал, что, возможно, в этом и была проблема. Чимин был слишком гордым для этого, а Чон, чёрт возьми, не собирался просить прощения за то, о чём он даже не был в курсе. Обычно они просто возвращались вместе в кровать ночью, с осторожностью пересекаясь. Чимин всегда шёл на примирение первым: он аккуратно прижимался спиной к груди младшего, а тот, в свою очередь, обвивал рукой его талию. Этого было достаточно, чтобы снять напряжение и вести себя, будто ничего не произошло. Будто всё было сглажено. По крайней мере, до их следующей ссоры. Сейчас, правда, Чонгук обнаружил себя бродящим по улицам. Он не был уверен в том, что сделал в прошлом — наверное, просто вернулся, выпустив пар, с поджатым хвостом, и обнаружил Чимина, свернувшегося в клубок на кровати. Сейчас Чон мог вспомнить удушающую вину. Ссоры не делали ни одного из них счастливыми, так почему они…? Чёрта с два он хотел пережить всё это снова. Он осмотрелся и увидел перед собой ряды цветов. Это был очередной уличный флорист, мимо которых он проходил, не обращая внимания. Чонгук осторожно взял подготовленный букет, выполненный в мягко-розовой теме, которая напомнила ему о Чимине. Он заплатил флористу, сгорбленному старику, что одарил его знающей ухмылкой, на которую он ответил, а затем вернулся в их квартиру. Когда Чон стоял в дверях их спальни, снова смотря на свернувшегося Чимина, это вызвало ту же мучительную боль в груди. Ему не нравился такой Чимин, и особенно ему не нравилось осознание того, что это его вина. Он присел рядом с ним на кровати, тот немного пошевелился из-за углубления, что Чон создал, но отказывался взглянуть на него. — Чимин, — мягко сказал младший, — Чимин. Чимину потребовалось немного времени, чтобы ответить, но в конце концов он повернулся, смотря на Чонгука припухшими красными глазами: — Что? — его голос был ровным. — Я, эм, я купил их тебе, — Чонгук показал букет, что был спрятан у него за спиной, протянув его парню, и глаза Чимина расширились. Старший взял букет из его рук, выглядя немного ошеломлённым, и Чонгук почувствовал облегчение, пробегающее по всему телу. — Я хотел сказать, что мне жаль, — он пристально смотрел на маленькие руки Чимина, всё ещё сомкнутые вокруг букета. Он был отброшен, когда Чимин сел и бросился на Чонгука, заключая его в объятия: — Я не могу поверить, я… Мне тоже жаль, — сказал он глухо. Чонгук знал, что это не смягчит раны от всех слов, брошенных друг другу, но начало было положено. Он даже не почувствовал сожаления, когда снова начал падать. - Он снова находился в новой квартире. Или, скорее, не новой — в старой тесной двухкомнатной квартире, которую он делил с Тэхёном в колледже. Они уже давно съехали со всеми вещами, но в этом сне место выглядело довольно обжитым. Быстрый взгляд на окно дал Чонгуку понять, что было всё ещё светло, но определённо раньше, чем в прошлом воспоминании — наверное, ранее утро. Чонгук оказался сидящим за их старым, потрепанным столом, который он весьма любил, с чашкой кофе в руках. Дверь в комнату Тэхёна хлопнула, и только тогда Чонгук осознал, что он был в своём красном худи защитника — в одежде, застрявшей в его памяти, потому что… — О… Привет…? — Чимин вышел из комнаты Тэхёна, глаза пребывали в блаженном неведении, когда его взгляд упал на Чонгука. — Ты сосед Тэхёна? Чонгук фыркнул, когда вспомнил. Он был ошеломлён, когда впервые увидел Чимина, хотя, кого он обманывал, он и сейчас был всё ещё ошеломлён. — А ты…? Удивлённое выражение лица Чимина быстро сменилось забавным. Его голос был застенчивым, когда он запрыгнул на столешницу и уселся там, скрестив ноги: — Друг, — легко бросил он. — У тебя симпатичная кофта. Чонгук поднял бровь. «Друзья» не издают звуков, которые не давали ему спать до трёх утра. По крайней мере, теперь у него есть красивое лицо, соответствующее тем красивым стонам. Выражение его лица заставило Чимина хихикнуть, откидывая голову в сторону. Там был засос, тёмный, выглядывающий из-под его свободной рубашки. Гладкая поверхность кожи выглядела так заманчиво, как и весь он, и Чонгук помнил, как пришёл к осознанию того, что тот был очень, очень хорошо осведомлён в этом. Пока он сидел, Чонгук пережил мгновенное влечение, испытанное им, когда его взгляд впервые упал на одного Пак Чимина. Он был вынужден взглянуть на него по-новому. Чимин всегда был миниатюрным, но его присутствие заполняло комнату так же, как и сейчас. Чонгук думал, что ему с Тэхёном нравились разные типажи, но вот он, сидящий на их столе. — Э, Тэхён проснулся? — Чонгук нарушил тишину. Он хорошо помнил ответ Чимина — блять, он помнил всю их первую встречу, деталь за деталью. — Не-а, всё ещё в отключке. Эта задница утомляет всех парней, — Чимин подмигнул, прежде чем распрямить ноги. — Я умираю с голоду. В тот раз Чонгук подавился кофе, но ему хватило ума, чтобы не сделать глоток прямо в тот же момент. Он махнул своей ложкой: — Хлопья там, молоко в холодильнике. Не стесняйся. Он уткнулся в собственную тарелку с хлопьями, но продолжал пристально смотреть на Чимина. Старший смотрел на него, будто пытаясь решить головоломку. Чонгук мог лишь надеяться, что его лицо выглядело достаточно загадочным, чтобы оказать сопротивление. Позже разговор об их первой встрече показал, что Чимин не флиртовал, вообще, он просто сам по себе такой, окей? Чонгук всё ещё наслаждался тем, как старший прогнулся в поисках молока, изгибы его задницы были обтянуты отвратительными боксерами Тэхёна — Тэхёна — с сердечками. Чимин также признался, что оценивал Чонгука, потому что перестань, Чонгук, конечно я считал тебя привлекательным тогда, мы ведь встречаемся сейчас. Чон немного привёл себя в порядок, пока ел, прекрасно понимая, что взгляд старшего фиксировался на нём, когда он думал, что тот не смотрел. Просто чтобы показаться дерзким, когда Чимин уходил, Чонгук сообщил ему (в ужасном исполнении, но это всё равно заставило Чимина мило покраснеть): — Нужно было просто сфотографировать, так надолго запомнится. Он осознал, что до сих пор опирается на дверной проём с глупой ухмылкой на лице спустя долгое время после ухода Чимина. То, как Чонгук позволил себе упасть в эту яму чувств к Чимину, наверное было слишком неловким, но он слишком сильно этим наслаждался, даже несмотря на то, что часть его предательски напоминала: вы расстались. Чонгук слышал, как Тэхён шаркал по коридору, но прежде чем что-либо могло случиться — он отчетливо помнил, как допрашивал Тэхёна о Чимине добрый час — мир вокруг него снова исказился. - В этот раз он падал и приземлился на кровать. Чимин свернулся рядом с ним, голый и тяжело дышащий. Вот блять. Блять. Чонгук не смог определить, какое именно это воспоминание: они занимались сексом слишком часто, чтобы сосчитать, и он этого нисколько не стеснялся. Тем не менее, вид худого тела Чимина, наполовину скрытого одеялом, заставил его затаить дыхание. Старший потянулся, чтобы поцеловать его плечо, а затем уткнулся в грудь Чона. Он чувствовал себя уставшим, с приятной болью в мышцах. — Было так хорошо, — пробормотал Чимин немного севшим голосом, и Чонгук задрожал. Ему не должно это нравиться — это соприкосновение их обнажённых тел вместе, кожа к коже, когда они расстались. Не имело значения, было ли это каким-то реалистичным воспоминанием — почему-то Чонгук всё ещё чувствовал слабость, к чему — он не знал. У него была лишь пара минут передышки, прежде чем Чимин осторожно скользнул ногой по ноге младшего и приподнялся на локтях. Его улыбка была кокетливой: — Чонгук… Когда позже Чимин был на нём — бёдра двигались в мучительном ритме, голова закинута назад, открывая шею — всё, о чём мог думать Чонгук, — то, насколько Чимин красивый. Это не было вызвано тем, как идеально тот устроился на его члене — хотя это было очень убедительным доводом. Старший был просто… Красивым. Чон был поражён тем, как сильно болело его сердце при осознании, что он всегда касался Чимина с благоговением, будто тот был чем-то эфемерным, мимолётным. Это казалось жестокостью, когда он снова был втянут в падение, как раз на моменте, когда Чимин склонился, чтобы прошептать ему на ухо: — Я так сильно люблю тебя. Чонгук даже не смог ответить. - Чон сразу же почувствовал дыру в животе, как только приземлился. Промокший синий костюм, в который он был одет, и то, как он стоял перед их входной дверью, оживили воспоминания, о которых Чонгук изо всех сил пытался забыть. Когда он открыл дверь, Чимин вскочил с места за обеденным столом. Тот сидел там уже некоторое время со скрещенными руками, пока ждал возвращения Чона после собеседования. — Как всё… — один взгляд на лицо Чонгука, и старший всё понял, он подошёл ближе, чтобы заключить того в объятия. Чон находил это забавным — Чимин был ниже него, и всё же он всегда чувствовал себя так защищённо в его объятиях. — О, Чонгук. Тогда младший застыл, злой на всё и всех, и оттолкнул Чимина. Он хорошо помнил боль на его лице. Но в этот раз вместо этого Чонгук позволил себе расслабиться в объятиях Чимина. Тот немного пошатнулся под его весом, но мягко ему улыбнулся, когда Чон посмотрел на него. Он отвёл их к дивану, усадил младшего, а затем свернулся калачиком у него под боком. Чимин всё ещё внимательно смотрел на него, изучая его лицо. Он всегда был хорош в этом, интуитивно читая людей. Чонгук часто оказывался на принимающей стороне. Похоже, тогда он решил, что Чон снова нуждался в объятиях, когда вытянул руки и притянул его к себе. Они по-прежнему идеально подходили друг другу. Чонгук начал плакать, прежде чем осознал это, его плечи дрожали, пока он давился тихими всхлипами. Острое чувство ужаса от собеседования и пустоты в его груди плюс ощущение присутствия Чимина добили его. — Я скучал по тебе, — выпалил он. — Я так по тебе скучал. Чимин успокаивал: — Я здесь, Чонгуки. И в этом заключалась проблема, не так ли? Чимин был здесь, но это был сон, или галлюцинация или что-то в этом роде, и когда это всё закончится, его больше не будет рядом. Чонгук не сможет это вынести. — Я люблю тебя, — прошептал Чонгук. Ему было нужно, просто необходимо, чтобы Чимин понял. — Я тоже тебя люблю, — ответил старший. Чон был разбит, снова падая. - Чонгук снова приземлился на диван с лёгким головокружением. Это было в его студенческой квартире. Тэхён распластался рядом с ним, смотря телевизор, пока Чимин (неотъемлемая часть жизни обоих на тот момент) обыскивал их кухню в поисках еды. Это было точно до того, как они начали встречаться, подумал Чон. — Хочу умереть, — объявил Тэхён, когда началась реклама. — Да? — уклончиво произнёс Чонгук. Он всё ещё был потрясён предыдущим воспоминанием, каждый вдох напрягал его грудь. Чимин фыркнул с кухонного стола с пачкой чипсов в руке. Казалось, романтическая пара в драме, которую он смотрел, была слишком для него: — Любовь мертва, — проныл Тэхён, прежде чем плюхнуться на колени Чонгука. — Что же мне делать? Чонгук отодвинул его, и бровью не поведя: — Хосок-хён опять его отверг? — он спросил Чимина. Тэхён простонал. Чимин опёрся на руку: — Я думаю, чтобы это случилось, ему сначала нужно признаться. — О, точно. Тогда он во френд-зоне, в этом дело? — Я же прямо здесь, — сказал Тэхён. Чимин не обратил на него никакого внимания, щелкая языком: — Это было жестоко. Хён сказал что-то вроде «Ты такой милый донсэн», когда Тэхён подарил ему цветы после его выступления. Тэхён резко сел, чтобы посмотреть на Чимина: — То, что ты бессердечный, не значит, что остальные могут жить так же. — Так себя не ведут со своим лучшим-другом-слэш-лучшим-секс-партнёром, — Чимин сделал вид раненого, но вскоре захихикал. — У меня есть сердце, верно, Чонгуки? — …Верно, — Чонгук пялился, он знал, и, казалось, Тэхён тоже понял, потому что прищурился, глядя на Чона. Он всегда задавался вопросом, как так вышло, что Тэхён знал, что Чону нравился Чимин, ещё до того, как он сам это понял. Он отступил, перестал спать с Чимином так часто, будто из уважения к младшему, хотя они никогда даже не обсуждали это. Оглядываясь назад, Чонгук думал, что он был довольно предсказуем. Он так и не понял, когда его привязанность к Чимину переросла в полноценную влюблённость. Чонгук всегда считал, что это было чем-то постепенным, медленным, но неизбежным. Хотя сейчас, пока Чонгук наблюдал за тем, как Чимин смеялся и доставал Тэхёна, его сердце было наполненным, и что-то необъяснимое расцветало в груди — он думал, что это не имело никакого значения. Он позволил себе упасть. - Эти эпизоды сменялись всё быстрее и быстрее, но этот был неправильным, совершенно неправильным. Чонгук не узнавал квартиру, он мог поклясться, что в жизни здесь не был. Он сослался на ошибки памяти, но на стенах висели фотографии с ним, и место выглядело обжитым, а вокруг были вещи, которые вполне могли принадлежать ему. Где он находился? Это не могло быть воспоминанием. Чонгук был готов приблизиться к рамке с фотографией, чтобы изучить её, когда услышал ключ в замке и резко повернулся к входной двери. Она открылась, и его сердце остановилось. Там стоял Чимин с продуктами в руке и маленьким мальчиком на руках. Чонгук был поражён сильным чувством узнавания — чего он не должен испытывать, он никогда не видел этого ребёнка в своей жизни — и это заставило его задрожать. Всё, что он мог чувствовать — ужасную, ужасную тоску. — О, папочка рано вернулся домой, — сказал Чимин, опуская ребёнка на пол и снимая обувь. Нет. Путаница в голове Чонгука завертелась в головокружительном крещендо. Этого не могло бы, они с Чимином разошлись… Мальчишка побежал прямиком к нему в объятья, и Чонгук подхватил его, прежде чем сам понял это, какой-то рефлекс непонятно откуда: — Мамочка и я купили яблоки, — доложил он Чонгуку с серьёзным взглядом, и что-то в Чонгуке сломалось. — Что я говорил о том, чтобы называть меня мамочкой? — воскликнул Чимин, относя сумки с продуктами на кухню. Чонгук едва ли мог различить веселье и раздражение в его голосе, слишком занятый ребёнком, их ребёнком, на его руках. Чёрт, что это было? Это было слишком жестоко. — Папочка сказал, что можно, — крикнул парнишка, и Чонгук был слегка удивлён, думая о том, в кого он такой болтун? О боже, это было слишком. Он был очарователен, его круглые щёчки напоминали ему о Чимине, а пухлые ручки были хрупкими и маленькими. Чонгук уткнулся лицом в футболку ребёнка, потрясённый, когда почувствовал, как слёзы щиплют его глаза: — Да, можно. Чимин издал возмущённый вздох, но всё ещё с любовью смотрел на них. Чонгук любил его, всегда, он бы мог любить его всю оставшуюся жизнь, если бы ему позволили. — Чонгук, я клянусь… В этот раз Чонгук пытался сражаться, когда мир вокруг него закружился, он боролся, он не хотел уходить. Несмотря ни на что он всё ещё был беспомощен перед грядущим падением. Чонгук даже не успел узнать имя своего ребёнка. - Он был заметно потрясён, когда обнаружил, что вытирал посуду, а Чимин напевал мелодию, пока мыл её рядом с ним. Чимин взглянул на него: — Чонгук? Ты в порядке? — Я… в порядке, — Чонгук задыхался, и это заставило Чимина полностью повернуться к нему с беспокойством на лице. — Нет, не в порядке, — твёрдо сказал Чимин, вытерев последнюю тарелку и сняв перчатки. — Что случилось? Этот момент он точно помнил, это определённо было воспоминанием. И то, почему он хорошо его помнил — Чонгук хотел рассмеяться над жестокостью — потому что это был один из последних разов, когда они с Чимином были вместе, не ссорясь. До… до того, как всё закончилось. Чонгук мог только тяжело дышать. Он даже не знал, мог ли он рассказать Чимину. Что бы он сказал? Мы расстались, и это было самой большой ошибкой в моей жизни? Чимин, кажется, решил, что лучшим вариантом было отвести Чонгука в их спальню и уложить его в постель: — Ты слишком много работаешь в последние дни, тебе нужно отдохнуть. Это было одной из тем, из-за которых они ссорились. Чонгук всегда был вынужден проводить долгие часы в офисе, и Чимин ненавидел это, ненавидел спать в одиночестве. Прежде чем старший смог покинуть спальню, Чон протянул руку и схватил его за запястье, останавливая его: — Не оставляй меня. Выражение лица Чимина смягчилось: — Хорошо. Он снял штаны и устроился рядом с Чонгуком, накрывая их обоих одеялом. Чимин лежал на боку, используя левую руку как подушку. — Что случилось? — спросил он снова. Глаза Чонгука были закрыты, но он заставил себя их открыть, чтобы встретиться взглядом со старшим: — Пожалуйста, не оставляй меня, — повторил Чонгук. Чимин издал успокаивающие звуки и придвинулся ближе, переплетая их ноги вместе. Чонгук вспомнил, что к этому моменту в их отношениях, приближающихся к концу, у них давно не было никакой физической связи. — Я здесь. — Нет, я имею в виду… — Чонгук остановился, сделав глубокий вздох. — Не оставляй меня, никогда. Это заставило Чимина застыть, Чонгук знал, что тогда они были не в лучших отношениях; у них было много чего, что требовало исправления. Чонгук не думал, что смог бы отпустить его снова, даже во сне, как этот. Он должен был извиниться перед этим Чимином в его воспоминаниях. — Я знаю, что мы всегда ругаемся, но я просто… Ты действительно важен для меня, Чимин. Я говорю бред, который не имею в виду, и всегда причиняю тебе боль, но мне жаль, мне так жаль, — Чонгук был в шаге от того, чтобы начать плакать, слова звучали беспорядочно, но ему так сильно нужно было, чтобы Чимин понял. — Ты лучшее, что есть в моей жизни. Пожалуйста, никогда не оставляй меня. Чимин выглядел ошеломлённым: — Не оставлю, Чонгук. Мне… Мне тоже очень жаль. Это одарило его волной облегчения; ему всегда нужно было, чтобы Чимин знал. Старший крепко прижимал его к себе и Чон позволил себе тихо слушать его сердцебиение, медленное и ровное. Чонгук снова беспомощно падал. - Двери лифта открылись. Чонгук попятился к стене. Что… Что это было? Он достал свой телефон, проверяя время. 23:44. Этого не может быть. Чонгук не хотел быть здесь, тяжёлые нити реальности тянули его обратно на землю. Он всё ещё мог чувствовать руки Чимина вокруг него, крепкие и обнадёживающие. Чонгук не думал, что способен на это, не знал, как снова приспособиться к жизни, если это означало жить без Чимина. Он уже делал это ранее и понятия не имел, как, чёрт возьми, ему это удавалось. Он скучал по нему, острая боль поселилась в его груди. Господи, как же он скучал по нему. Эта боль всегда была в нём, и Чонгук научился жить с этим, отодвигая куда-нибудь подальше, но все чувства обрели полную силу после этого… Галлюцинаторного эпизода? Лихорадочного сна? Он подумал, что ему следует сходить к врачу. Когда Чонгук, спотыкаясь, прошёл дальше по коридору, с трудом удерживаясь на ногах, он думал о том, насколько глупым он был, когда позволил Чимину уйти. Он хотел бы исправить так много вещей. Чонгуку едва удалось открыть дверь и сбросить ботинки, как только он вошёл. Он также щёлкнул выключателем, прежде чем вспомнить, что он не должен работать, потому что он забыл оплатить счёт, но тот заработал. Что…? — Блять! — он высоко подпрыгнул. Кто-то сидел на его диване. Фигура зашевелилась, подвинувшись, перед тем как встать, и нет. Нет, нет, нет, нет. Это был Чимин. Он зевнул и взглянул на часы: — По крайней мере, ты вернулся до полуночи, Чонгуки. Я оставил тебе еду, могу разогреть. Мир Чонгука закружился: — Что? Чимин уже двигал вещи на кухне. Чонгук последовал за ним, окончательно запутавшись. — Что ты здесь делаешь? Взгляд, которым одарил его Чимин, был скептическим: — Я здесь живу, идиот. Этого не может быть. — Я… Это невозможно. Чимин неодобрительно промычал: — Сколько ж ты выпил? Попей воды. Он протянул Чонгуку стакан до того, как тот смог возразить. Он не мог сосредоточиться. Он всё ещё спал? Тем не менее, было кое-что, что Чонгуку нужно было знать: — Мы… вместе? — спросил Чонгук. Он не был уверен, хочет ли он услышать ответ. — С колледжа, Чонгук. Ну всё, ты отправляешься в кровать сейчас же, и никаких посиделок с этими мерзкими парнями из твоего офиса целый месяц. Чимин потянул его по коридору к кровати и освободил от одежды, но всё, о чём мог думать Чон, был Чимин, находящийся здесь и с ним. Всё ещё вместе. Чонгук заключил его в объятия, заставляя старшего пискнуть. Прежде чем осознать это, он уже целовал Чимина везде, осыпая поцелуями его щёки и обнимая его так крепко, будто желая стать с ним единым целым. — Я люблю тебя, я так сильно люблю тебя. Это заставило Чимина захихикать: — Ладно, ладно, хватит. Что на тебя нашло сегодня? Чонгук не задавал вопросов: — Думаю, я что-то исправил, не знаю как, но я это сделал. — Это хорошо, — пропел Чимин, прежде чем начать готовиться к отходу ко сну. У Чона почти кружилась голова. Позже, когда они спали бок о бок, Чонгук прижимал Чимина так близко, что тот раздражённо стонал. Младший отказывался ослабить хватку. Что бы это ни было, Чонгук был согласен на это. На этот раз он не отпустит.