Школа призраков

Темнота была мягкой всепоглощающей и обволакивающей, словно пуховое одеяло, укрывавшее от всех проблем и невзгод, а также наказаний и тяжёлых мыслей. Мыслей о том, что я потеряла Мисти; о том, что я не воспринимала Хрона как Мисти, я корила себя за то, что так легко позволила себе принять мысль о потере подруги; и вообще, считала ли она меня своей подругой, тоже оставалось для меня вопросом. Из тягучей черноты, словно гудрон, забытья я выходила неохотно: по телу растекалась слабость, а навалившиеся сонливость и усталость, словно трясина в болоте, засасывали в мир Морфея. Однако, не покидавшее меня чувство тревожности, как назойливый будильник, каждый раз выталкивал из сладкой неги, заставляя открыть глаза, проснуться. — Пить, — едва слышным голосом пробормотала я, не веря, что меня услышат. Однако, близкое шуршание одежды, а затем звуки переливаемой из кувшина в стакан воды, дали понять, что я не одна и, сейчас мне позволят утолить чувство жажды. — Ну что, беглянка, очнулась, наконец? — услышала я знакомый голос, похожий на Макса. Но загвоздка была в том, что Макса здесь по определению быть не должно, не такие у нас с ним отношения. С трудом разлепив глаза, моему взору предстала довольно привлекательная физиономия четвёртого участника из прибывшего к нам отряда Трёх крестов, правда имя этого паренька я не знала. Я находилась в лазарете на одной из немногочисленных больничных коек, отделённой от остальных белой шторой по всему периметру койки. Он протягивал мне стеклянный стакан с чистой водой, при виде которой я чуть слюной не подавилась. Намереваясь вырвать стакан из его рук, я столкнулась с неожиданностью: всё моё тело затекло, и я едва могла шевелиться. Парень, увидев мой порыв, поднёс стакан к моему рту, позволяя насладиться божественной жидкостью, но счастье моё длилось недолго: на границе в половину стакана, мою водичку отобрали. На мой немой вопрос мне ответили: — Тебе нельзя сейчас пить так много, может стать плохо. — разъяснил молодой человек, ища в моём взгляде понимания. Он сидел на стуле рядом со мной и видимо что-то читал, так как на прикроватной тумбе покоилась книга, название которой мне никак не удавалось прочесть: я не могла сфокусировать взгляд и понять смысл, для меня написанное оставалось непонятными закорючками, огрызками линий и запятых. Спорить я не стала, но разглядывать паренька примерно моего возраста, мне никто не запрещал, поэтому, пока он убирал стакан, было проведено сканирование с ног до головы. Каштановые, чуть волнистые, волосы до плеч; очки в тонкой оправе на заострённом к концу носу, за которыми скрывались зелёные глаза с коричневыми вкраплениями по всей радужке; нависшее веко над правым глазом, что визуально уменьшало глаз; полные губы, я бы даже сказала женские. Ну, внешность не совсем стандартная, но притягательная, по меркам мира живых. Причём теперь на нём был белый медицинский халат поверх чёрных брюк и рубашки. -Ну что, насмотрелась? — со смешком спросил парень, помогая мне принять сидячее положение. Сказать, что я залилась краской, ничего не сказать. Буркнув под нос «угу», я уставилась в пол. — А сколько часов я проспала? — пытаясь размять шею и руки, спросила я. — Пять дней. — будничным тоном ответил парень. — Сколько? — вся краснота сошла с лица на нет, уступая место мертвенной бледности (хе-хе, мертвенной бледности, да, это по-нашему. В своё время я бы даже не поверила, что у призраков есть другой цвет кожи, да я и в призраков то особо не верила). Я не могла поверить своим ушам, ведь это время я могла потратить…ну, на всякое там: на поиски убийцы, на допрос с пристрастием Максу, в конце концов, на помощь другим (ага, помогла уже). — Пять, Роза. И это ещё не все плохие новости и не самые плохие, к слову. Ты себя как чувствуешь? — поправляя подушку за моей спиной, спросил молодой человек. — Ну…нормально. Усталость и сонливость только чувствую, и жажду…ну и другие биологические потребности, — смущённо ответила я. — А как тебя зовут? Почему я так долго была без сознания? Давно ты в отряде? И почему ты в халате? — задала я вопросы на отвлечённую тему, при этом разминая ноги вращениями ступней. — Меня зовут Марк. У тебя было сильное духовное, эмоциональное и психологическое истощение. Когда тебя принесли, ты просвечивалась, будто стекло, была почти невесомой. В отряде я уже семь лет, и за это время я освоил врачевание, как мира живых, так и нашего. — Погоди, тогда сколько тебе лет? — подсчитывая в уме примерный возраст Марка, с удивлением спросила я, пропустив мимо ушей информацию о моём состоянии. — Двадцать один, но это не та информация, которая должна тебя интересовать. — с укором в голосе ответил врач, проводя массажные движения по всей длине ног, для того чтобы восстановить их двигательную способность. — Но Мисти…но мне говорили, что здесь учатся подростки от четырнадцати лет, — непонимающе я уставилась на Марка.  — Ну я и не учусь здесь, так ведь? — резонно заметил молодой человек, подняв левую бровь. — Ты пропустила уроки о формировании отрядов. — как бы, между прочим, добавил парень. — То есть ваш отряд не единственный? — удивилась я. — Нет, конечно. Глупости какие, — фыркнул врач, больно согнув ногу в колене. — Прекрати задавать вопросы и спускай ноги на пол. У тебя сегодня будет тяжёлый день. — Почему? — спросила я, вставая с койки. Марк крепко держал меня за руку, чтобы я не упала. Сделав два маленьких шажочка, я попросила его отпустить меня. Посмотрев на свои ноги, и осознав, что я в одной и той же одежде уже больше недели, издала страдальческий стон. — Что, что-то болит? — обеспокоенно спросил Марк, оставаясь у меня за спиной. — О, нет, это всё из-за одежды. Минутку…- и я зажмурилась, представляя образ как учила Мисти: чёрные шорты средней длины, белые кроссовки и серая футболка с надписью «STOP» на груди. Я почувствовала лёгкий холодок по всему телу, но спустя секунду, всё прекратилось. Открыв глаза, я довольно улыбнулась, застав на месте сапог кроссовки, которые представляла. — Кхм, Роза, в следующий раз, когда решишь обновить гардероб, делай это в своей комнате. — Что? Почему? — спросила я, развернувшись лицом к собеседнику. -Ну, мне довелось лицезреть твои голые ягодицы, а я к этому не был готов. — скрестив руки на груди с улыбкой ответил врач, наблюдая, как я снова превращаюсь в помидор. — Видимо, ты плохая ученица, раз не усвоила, что когда применяешь на себе образ, то остаёшься полностью голым. Но, я как врач, конечно же, хладнокровен и невозмутим. — не без ехидства в голосе заметил Марк. Я отвернулась, нервно подёрнув плечами и аккуратно ступая, двинулась к выходу из лазарета. — Р-р-роз-з-а С-с-скиллс-с-с пришла в с-с-себя? — зашёл щуплый юноша с оттопыренными ушами, интересуясь в сознании ли я. Однако, юноша так сильно заикался, что потребовалось время на переваривание информации и озвучивание ответа. — Да, Роза пришла в себя. Что-то нужно? -Марк выступил вперёд, обращаясь к вошедшему. — Д-д-директор с-с-сказ-з-зал, ч-ч-что ч-ч-через ч-ч-час нужно я-я-явиться н-н-на с-с-слушан-н-н-ние по д-д-делу Р-р-розы… -Да, да, мы поняли. По делу Розы Скиллс. Через час она будет готова, можешь идти по своим делам, твоё наблюдение больше не потребуется. — юноша, чьи уши окрасились в красный цвет, коротко кивнул и вышел на улицу. -Как…как он узнал, что уже очнулась? — непонимающе спросила я, указывая пальцем в направлении ушедшего. Ответ был сухим и логичным: — Он был приставлен к тебе смотровым вышестоящим руководством школы, чтобы назначить слушание по твоему делу. — Что за слушание? — я начала мерить шагами пространство палаты, заломив руки за спину. — По всем твоим нарушениям. Боюсь, тебя ждут серьёзные проблемы и…некие неудобства. — Марк сел на мою койку, наблюдая, как я разминаю ноги.  — Какие? — я остановилась у противоположной стены и потёрла виски. — У тебя…- парню не дали договорить, так как в палату вошла девушка с разносом еды, и застопорилась, встретившись со мной взглядом. Я видела смятение в её глазах и неуверенность в движениях, когда она поставила разнос на тумбу и обратилась к Марку: — Марк-ран, вас вызывает Длут-ран. Он собирает весь отряд, там что-то с Хроном, которого вы поймали в Школе. Нина-ран и Сай-ран уже у него. — мне показалось, что девушка даже немного поклонилась перед тем, как уйти. — Ты должна поесть и набраться сил, перед тем как отправишься на слушание, — позаботился Марк, снимая халат и вешая его на крючок. Перед самым выходом он обернулся и бросил напоследок: — А, и давай без панибратства. В следующий раз обращайся ко мне по правилам, а то могут возникнуть проблемы, а их у тебя и без того полно. Недовольно фыркнув и не поняв, о чём он толкует, я вернулась к койке. Всё слишком странно, столько событий, будто я не пять дней пропустила, а целую вечность. И что ещё за слушание, мы же не в суде ведь, да? А адвокат мне положен? Жуя сыр с хлебом, я даже не догадывалась какие перемены ждут меня ближайшем, а главное, скоротечном, бедующем. В кабинете директора меня никогда не было, и уж тем более меня никогда не было в зале заседания, где сейчас я и находилась. Здесь не было окон, всё выполнено в бело-красных тонах, прямо комната пыток. Чуть на возвышенности, про себя я назвала это «недосценой», находилась полукруглая трибуна из тяжёлого тёмно-красного дерева, за которой сидели директор школы; Длут; какой-то бородатый тучный мужик с презрительным взглядом и огромной родинкой под глазом, от чего он походил на прищурившуюся жабу; тощая женщина с узкими глазами и причёской «шишка» на голове; и мой преподаватель математики. Кажется, я была рада только худенькой барышне, надеясь на женскую солидарность. От трибуны водопадиком, ровно по трём ступенькам, тянулся красный ковёр. А тянулся он до моей персоны, скромно восседавшей на табурете за хлипким столом. Атмосфера и обстановка прямо-таки кричали, кто здесь босс, а кто держится на честном слове. Даже тяжёлые гобелены, развешенные по всем стенам, будто придавливали тебя к полу. Моё самочувствие и так было ниже среднего, а теперь тем более, пересекло отметку «ниже плинтуса». Но самым неприятным была гнетущая тишина, они просто проверяли мои нервы на прочность, не свихнусь ли я раньше времени. Первым молчание нарушил директор, пристально всматриваясь в моё лицо. — Итак, Роза Скиллс, вы осознаёте зачем был собран комитет по чрезвычайным ситуациям? — строго, без капли сочувствия, спросил директор, ёрзая на стуле. Видимо, в связи с его ростом, ему было неудобно на низком стуле, поэтому приходилось часто приподниматься, чтобы не выглядеть нелепо, однако, это только привлекало к нему повышенное внимание. — Кажется, да, — неуверенно ответила я, не решаясь поднять головы. — Кажется! Нет, вы только посмотрите. Кажется ей. Это проблема затронула не только вас лично, но и всех в этой школе, вышестоящее руководство и даже отряд Трёх крестов. Вам не должно казаться, вы должны быть уверены, почему вы тут находитесь, — взъелась на меня женщина, а ведь я так надеялась на её поддержку, но кажется, топить она меня будет похлеще Длута и директора. Я обречённо кивнула и стала рассматривать собственные руки. — В связи с настоящими обстоятельствами, вас устно ознакомят с нанесённым вами вредом. — сказал директор, передавая слово жабообразному мужчине. Тот встал, и взяв в руки несколько листов, начал зачитывать их содержимое с невозмутимым видом. Я посмотрела на Длута, надеясь хоть на какую-нибудь поддержку, но он усердно избегал моего взгляда. Ну да, нашла у кого искать понимания. Всё же поддержкой было его молчание, он хотя бы не усугублял ситуацию. — Роза Скиллс, — басовито произнёс мужчина, растягивая мою фамилию, — при согласовании с коллегами мы пришли к общему заключению и обличили ваши нарушения в следующий список: вы нарушили приказ вышестоящего руководства; подвергли необоснованной опасности учеников школы, так как отряду Трёх крестов пришлось последовать за вами, ради спасения вашей души, в то время, как в школе находился необезвреженный Хрон; вы подвергли необоснованной опасности членов отряда Трёх крестов; вы нарушили комендантский час, чем пошатнули устои школы; вы подвергли необоснованной опасности себя, безрассудно следуя своим эгоистичным и самоутверждающимся целям; непозволительно обращались к участникам отряда Трёх крестов и далее по списку менее значимые действия, но не соответствующие порядку школы. — мужчина читал размеренно, чеканя каждое слова, будто вынося смертный приговор (хотя умереть дважды, это слишком даже для меня). — Из всего вышеперечисленного, есть ли те пункты, с которыми вы не согласны? — спросил мужчина, переведя взгляд с листов на меня. Вообще, мне показалось, что его не очень заботит эта ситуация, и он был бы рад поскорее с этим закончить. — Да. Там, где сказано, что я действовала в связи со своими эгоистичными целями. — я встала для приличия. — И самоутверждающимися. — подсказала женщина, сканируя меня своими щелями глаз. — Да, спасибо. Так вот, мои цели ни в коем случае не были позывами эго. Я хотела помочь подруге…я верила, что помогу ей. Но у меня на глазах эту возможность отбирали, и я не могла позволить этому произойти. Мои помыслы были чисты, а действия…да, они были безрассудны, но я пожертвовала своей головой ради спасения небезразличного мне человека. — Вы хотите сказать, что проявили благородство? — с хитрым выражением лица спросила женщина. — Ну, если не благородство, то благоразумие. — я пожала плечами, так как чувствовала подвох в вопросе.  — Роза, а вы знали о ситуации, в которой оказалась Мисти? Вы знали, что она вот-вот станет Хроном? -всё с тем же ехидным голосом поинтересовалась женщина, придвинувшись чуть ближе. — К сожалению, нет. Я поняла это лишь когда, когда Мисти обратилась в Хрона, — ответила я, чувствуя своё поражение. — Так может быть, она и не была вам подругой? Вы были знакомы всего пару дней, и уже так опрометчиво называете её близким…ах, да, Мисти была не человеком, как вы выразились ранее, а призраком, в прочем, как и мы все. Уважаемые, я одна заметила, как Роза произнесла интересную фразу? — она покрутила головой, как бы выискивая среди членов комитета, понимающего, о чём она говорит, участника, и видимо, не найдя, продолжила. — «Я верила, что помогу ей….Я не могла позволить….Я хотела…» Чем эти выражения могут являться, если не проявлением эгоизма? — Но ведь, — мне не дали закончить, так как директор громко заговорил: — Оставим прения, мы не в зале суда находимся. Итак, в связи со всем вышеизложенным, были приняты следующие меры, — он взглянул на учителя математики, который до этого был безучастен: — Вам нашначается суровое накашание, юная леди. Вы лишаетесь тринадцати дней существования в качестве пришрака за все свои проступки, а также вы лишаетесь права на посещение блишких и дальних родственников в течение обучения в Школе пришраков. И как профилактическая мера, вам шапрещается всякое общение с учениками Школы призраков. Однако, в свяши с настоящими обстоятельствами, к вам будет приставлен поводырь и наставник — Максим Емельянов. Любое нарушение сих шапретов будет караться по всей строгости мира пришраков. Вынесенное шаключение не подлежит обсуждению или ишмениниям. — закончил старичок. Как, как они могли отобрать тринадцать дней? Что, Макс? С него и начались все проблемы, на нём и закончатся. И вроде бы я была настроена воинственно, и с честью покинула зал заседаний, но стоило мне увидеть снующих туда-сюда учеников, как на глаза навернулись слёзы. Горькие слёзы от несправедливости; от печали за Мисти; от обиды на Мисти за то, что она скрыла важную деталь от меня; от того, что Длут не посчитал нужным сообщить всем тем призракам, что я спасла и Лолиту, и помогла им справиться с Хроном; слёзы от того, что меня судили незнающую настоящую меня, люди (тьфу, призраки); от обиды за себя, что не смогла за себя заступиться…что умерла. Я плакала пока шла по коридорам в свою комнату и плакала, когда оказалась в ней заперта один на один с собой, такой слабой и беззащитной. И я поняла, что не хочу уйти из этого мира навсегда. Не хочу кануть в небытие…не хочу быть мёртвой.