Долг

Долг

      Лигейя откинулась на стенку мощенной мрамором ванны, позволив себе расслабиться и отдаться приятному обволакивающему теплу воды. Она вдыхала запах цветочного ароматического масла, погружаясь все глубже — вот вода уже щекочет лицо, и рыжие волосы разметались по ее поверхности.       Девушка уже даже понемногу начала привыкать к этой роскоши, что была явно в цене у предыдущего владельца этих покоев, — к просторной ванной комнате с мраморной отделкой, высоким потолком и хитроумной системой подогрева воды (по слухам, гномьей работы) и прочим прелестям аристократической жизни, окружавшим ее в Крепости Бдения. Крепости, ставшей новой обителью ордена Серых Стражей.       Вдоволь нанежившись, Лигейя поднялась, набросила на себя полотенце и, спустившись по каменным ступенькам на пол, подошла к большому зеркалу. Критически изучив свое отражение, она осталась довольна и слегка улыбнулась. Лицо выглядело несколько осунувшимся и бледным после вчерашней ночной вылазки, которой она руководила, но теперь от этой усталости почти не осталось следа, и на щеках проступил румянец. Еще немного простой магии, и она снова сможет предстать перед миром в том виде, в каком подобает женщине. Лигейе всегда нравилось заботиться о себе, и она не забывала этого делать, где бы ни оказывалась по велению изменчивого течения жизни.       Чародейка взяла флакон с едва уловимым ароматом и брызнула немного на шею и грудь. Затем открыла баночку со средством, собственноручно приготовленным из трав, и принялась наносить на лицо. Этому рецепту она научилась, еще когда жила в Круге магов: тамошние девушки знали немало таких «секретов красоты» и охотно делились ими друг с другом, и хотя личных вещей у обитателей башни было немного, стащить нужные ингредиенты из алхимической лаборатории было совсем не трудно.       Завершив процедуру, Лигейя оглядела всевозможные флаконы и емкости, которыми был заставлен туалетный столик. Еще пара штрихов и готово.       Через полчаса она уже стояла перед зеркалом в полном облачении: на ней была переливающаяся серебристым блеском кольчуга, туника с гербом Стражей, вельветовые штаны и высокие кожаные сапоги. То было облачение для официальной части, как она сама это называла, — в повседневной же жизни Лигейя по-прежнему предпочитала старые добрые мантии, какие носила с незапамятных времен ученичества в Круге.       Теперь из зеркала на нее взирала Страж-командор — статная и гордая, но вместе с тем женственная; решительная и в меру суровая, но временами мягкая и готовая на уступки, когда это на пользу делу; разумная и одновременно чуткая и сердечная. Такой ее видели подчиненные. Такой Лигейя была в этой новой жизни.       Когда в Амарантин прибыли Стражи из Орле, Лигейя, объединившись с ними, посвятила всю себя восстановлению ордена. Они обустроили Крепость Бдения, пришедшую в запустение после смерти ярла Хоува, начали понемногу набирать новых рекрутов, и, когда встал вопрос о том, кто возглавит ферелденский орден, Стражи почти единогласно выбрали Лигейю. Сама она, хоть и была убеждена, что ее заслуги сильно преувеличены молвой, и сомневалась, по силам ли ей такая ответственность, все же сочла, что отказываться не вправе. За дело она взялась со всей решимостью и рвением, тем более что ее предшественником на этом посту был погибший при Остагаре Дункан — один из самых достойных людей из всех, кого ей доводилось знать.       Алистер гордился бы ею… Лигейя постоянно его вспоминала. Вначале это была неизбывная тоска, грозившая, подобно камню на шее, увлечь в бездну, которая разверзлась в душе после его смерти, но потом тоска эта преобразилась, став светлой, почти торжественной грустью. Бывало, Алистер являлся ей во сне: они разговаривали и смеялись, гуляя по цветущему лугу, — беззаботные и счастливые, будто и не было никогда ни Мора, ни порождений тьмы, ни кровавых битв, ни смерти, что их разлучила. Но Лигейя неизменно просыпалась. Проглотив горечь и поборов слабость, она вставала и принималась за повседневные труды. В этой бурной деятельности она и нашла спасение. Она помнила и свято чтила свою клятву, данную у алтаря церкви в Денериме, — ни один день ее жизни не должен быть потрачен впустую.       Между тем, дел было невпроворот: хотя Мор и закончился со смертью Архидемона, небольшие группы порождений тьмы продолжали появляться тут и там, и Стражи, опираясь на сведения разведчиков, регулярно отправлялись на охоту организованными отрядами. Вначале все шло благополучно и даже несколько рутинно, но потом произошло кое-что необычное: на Крепость Бдения напали. Порождения тьмы явились из-под земли и действовали необычайно слаженно, да и к тому же застали обитателей крепости врасплох — те сумели отбиться лишь с большим трудом, понеся потери. Но самым необычным было даже не это. Среди нападавших были замечены существа, способные к осмысленной речи и, по всей видимости, наделенные разумом. Лигейя ни разу таких не встречала, а повидала она этих тварей немало: насколько знала Страж-командор, они обладают только коллективным разумом и всегда повинуются лишь одному примитивному инстинкту — следовать Зову, разрушать и убивать. Со временем и разведчики стали натыкаться на разумных порождений тьмы, и ни у кого из Стражей уже не оставалось сомнений: что-то явно изменилось, и ничего хорошего это не сулит. А это значит, что Серые Стражи по-прежнему нужны этому миру.

***

      Лигейя сидела за дубовым письменным столом в окружении высоких стеллажей, заставленных книгами. Лучи утреннего солнца, проникая сквозь ажурное витражное окно, падали на кипу писем, освещая вихрь летящих пылинок. Этот уютный рабочий кабинет ярла Хоува Страж-командор уже считала своим — это место давало ей нужный настрой для нелюбимой, но все же необходимой бумажной работы.       Тем временем в приемном зале царило оживление: оттуда доносились голоса и шаги занятых повседневными хлопотами обитателей крепости. Вербовщик созывал недавно принятых в орден новобранцев на тренировку; кухонные работники ходили взад-вперед, в то время как повар выкрикивал короткие указания, — только что прибыла поставка продовольствия с окрестных ферм. Кастелян договаривался с крестьянами об оплате, а кузнец, которому нужны были новые материалы для особой технологии ковки, навязчиво пытался обратить его внимание на себя.       В зале появилась Сигрун в надежде найти себе какое-нибудь занятие. И тут же наткнулась на Огрена, который тащил большой деревянный ящик в сторону склада.       — И почему я все время должен этим заниматься? — ворчал гном себе под нос. — Я для этого, что ли, стал Серым Стражем?       — Давай я тебе помогу, — предложила Сигрун и, не дожидаясь согласия, схватила один из ящиков и проворно поравнялась с Огреном.       — Встал не с той ноги? — спросила гномка, надеясь приободрить угрюмого соотечественника.       — И что? Может гном поворчать в свое удовольствие, в конце концов? — отозвался Огрен хмуро, но беззлобно: он был рад компании.       Лигейя тем временем вышла из кабинета: ей понадобилась старая ведомость, которая должна была быть где-то в импровизированном архиве, куда Стражи снесли все бумаги предыдущего хозяина крепости. Встретив у склада двух гномов, чародейка приветственно им кивнула.       — Ее Светлость решила снизойти до низменных трудов? — ухмыльнулся Огрен. Он знал Лигейю дольше, чем все остальные обитатели крепости, поскольку помогал ей и Алистеру в борьбе с Мором — в ту пору, когда она еще не носила титул командора. Оттого гном вел себя с ней фамильярно, и Лигейя совсем не возражала.       — Он ворчит, потому что его заставили таскать ящики, — весело вставила Сигрун.       — Всем нам иногда приходится делать работу, которая нам не нравится, — ответила Лигейя, пробегаясь взглядом по полкам в поисках нужной книги. — Не все же только воевать.       — Ладно-ладно. Но мне причитается двойная доза порождений тьмы на следующей вылазке, — заявил Огрен со свойственной ему бравадой.       Гномы отправились за новыми ящиками, а Лигейя, найдя то, что искала, вышла вслед за ними. Из коридора, выходящего в зал, повалил густой белый дым — он клубился под ногами, и, поднимаясь, медленно рассеивался.       — Этот треклятый маг когда-нибудь спалит здесь все дотла, — проворчал Огрен.       — Огрен, стены каменные, — напомнила ему Сигрун.       — Ты на чьей стороне, женщина? — шутливо возмутился гном. Сигрун рассмеялась.       — Судя по цвету дыма, все в порядке, — заверила его Лигейя, но на всякий случай решила пойти проверить.       — Вечно она его защищает, — продолжал ворчать Огрен, когда чародейка свернула в коридор и растворилась в белой пелене. — Еще немного, и я начну думать, что у нашего командора завелся любимчик.       — А ты ревнуешь, что ли? — хихикнула Сигрун.       — Я? Не. Она для меня высоковата, — отозвался Огрен. Он, наконец, развеселился, но не желал так легко сбрасывать хмурую маску.       — Это ты для нее низковат! — еще больше рассмеялась Сигрун.       Лигейя отворила дверь, из-под которой струился дым. Завеса была настолько плотной, что разглядеть что-либо в комнате было невозможно.       — Андерс? — позвала она.       — Я здесь, — маг вынырнул из дыма и закашлялся. — Я немного… э-э… увлекся.       — Я вижу. Вернее, я с трудом вижу…       — Лучше пойдем отсюда, — Андерс взял Лигейю за руку и увлек за собой в коридор. — Пусть выветрится. У меня, кстати, ингредиенты закончились. А еще… помнишь наш эксперимент со стихиями неделю назад? Я кое-что задумал. Ты же поможешь мне, правда, Лигейя?       Он улыбнулся. Андерс никогда не снисходил до формальностей и звал ее просто по имени.       — Ну, если ты мне поможешь с корреспонденцией… Чем быстрее я управлюсь, тем быстрее смогу помочь тебе.       Она знала, что он терпеть не может рутинную работу.       — Ладно, уговорила, — вздохнул Андерс. — Надеюсь, это не на весь день развлечение.       Еще недавно Андерс, как и Лигейя, был магом Круга, пока не сбежал оттуда —в седьмой раз… Пытаясь спастись от преследующих его храмовников, он наткнулся на отряд Стражей, где была и Лигейя. Они тут же друг друга узнали: хотя в обители ферелденских магов они и не общались, но часто виделись в общих помещениях. Страж-командор позволила беглецу присоединиться к отряду, и он даже помог Стражам отбить нападение порождений тьмы, когда отряд угодил в засаду. А потом за Андерсом пришли храмовники и потребовали, чтобы Стражи выдали им отступника. Лигейя тут же вспомнила о Праве Призыва, согласно которому Серый Страж может завербовать в орден любого, кого сочтет нужным, и никто не имеет права ему отказать. Вспомнила и заколебалась: по правде говоря, кандидатура была сомнительной. Андерс не признавал авторитетов и открыто пренебрегал правилами. Казалось, само понятие «долг» ему даже не знакомо: легкомысленный и ветреный, он заботится только о собственных интересах. Но в то же время Лигейя не могла отдать его на растерзание храмовникам — из чувства солидарности. Помимо побега из Круга, его обвиняли еще и в убийстве нескольких членов ордена Храма, а значит, незадачливому магу грозило Усмирение — или даже смерть. Так, Страж-командор решила рискнуть и дать ему шанс. Конечно, Андерс мог умереть на Посвящении, но Лигейя почему-то была уверена, что этот — выживет. Так и случилось.       И Лигейя ни разу не пожалела о своем решении. Более того, она вскоре поняла, что первое впечатление об Андерсе было неверным: за ширмой беспечной несерьезности скрывался острый пытливый ум. К тому же, он обладал добродушным и веселым нравом и был весьма искушен в магии, а в особенности — в целительной: по этой части он явно превосходил Лигейю, которой больше удавались заклинания, воздействующие на сознание. Чародейка наконец-то обрела собеседника, с которым можно обсудить магические темы, чего ей так не хватало, ведь до сих пор она была в ордене единственным магом. С ним ей было легко и интересно, и Лигейя все чаще стала предпочитать его компанию в свободное от дел ордена время. Они часто проводили магические эксперименты — в рамках дозволенного, впрочем, ведь оба проходили Истязание и знали, чем грозит запретная магия. Лигейя даже подумывала о том, чтобы взять в орден еще нескольких рекрутов-магов — и у них будет свой маленький круг, где можно общаться, обмениваться опытом и учиться друг у друга, только вместо храмовников — Серые Стражи, которыми она сама же и командует. Раньше ни о чем подобном Лигейя и мечтать не смела.

***

      Андерс сидел за дубовым столом рядом с Лигейей и перебирал стопку писем, которую она ему вручила, в то время как сама командор что-то записывала, сверяясь с ведомостью.       — О, письмо от Первого Чародея Ирвинга, — скучающий взгляд мага оживился.       — Да, он писал мне пару раз с тех пор, как мы обосновались в Крепости Бдения. Интересовался делами ордена.       Андерс развернул письмо, бегло прочел и усмехнулся, узнав старомодный и несколько витиеватый стиль главы ферелденского Круга.       — Куда класть — в отвеченные или в неотвеченные?       — В отвеченные.       Маг положил письмо в одну из стопок с какой-то особой аккуратностью и вдруг спросил:       — Интересно, он знает, что я здесь?       — Если знает, то не от меня, — отозвалась Лигейя, обмакивая перо в чернила.       — Хорошо, что все так вышло — что я встретил Стражей, что ты взяла меня в орден. И мне теперь прятаться не надо, и Ирвинг наконец-то от меня избавился. Я ему только проблемы лишние создавал, — сказал Андерс, и озорная улыбка осветила его лицо.       — Мне это следует понимать как «спасибо»? — Лигейя не отрывалась от своего занятия, но Андерс заметил, что она тоже улыбнулась.       — Да. Наверное, — рассмеялся он. — О, кстати! Я тут кое-что вспомнил — из жизни в Круге.       — Я думала, ты не любишь об этом вспоминать.       — Ну почему же… Иногда там бывало чуть получше, чем в тюрьме.       — И что же ты вспомнил? — Лигейя коротко взглянула на него, отложив очередное письмо и берясь за следующее.       — Там была одна девчонка… Рыжая. Ее все считали чокнутой из-за вспышек бурных эмоций на пустом месте. Говорили, причиной было то, что у нее внезапно проявилась одна из этих пассивных магических способностей… И мне кажется, это была ты, нет?       Вопрос застал Лигейю врасплох, и перо замерло в ее руке.       — Да. Я, — просто сказала она.       — Надо же, — развеселился Андерс. — Я даже видел, как тебя притащили к Ирвингу «на ковер» после того, как ты чуть было не взорвала аудиторию на практическом занятии по стихиям. Наставники из кожи вон лезли, чтобы замять дело. Ну и шуму ты наделала тогда!       Лигейя, вздохнув, отложила перо, не в силах больше сосредоточиться на письме.       — Тебе смешно, а мне тогда было совсем не до смеха.       — Могу представить, — Андерс задумался и посерьезнел. — Первое проявление магических способностей редко бывает без происшествий.       Он придвинулся поближе, всем своим видом выражая крайнюю заинтересованность.       — Так значит… ты эмпат? Это странно — я за тобой вообще не помню хоть сколько-нибудь ощутимых эмоций, не говоря уже о нездоровых вспышках.       — Когда эта способность только проявилась, я чувствовала всех вокруг и ничего не могла с этим поделать. Но со временем я научилась ставить барьер внутри своего разума, отгораживаться от чувств окружающих. И снимать этот барьер по своему желанию.       — То есть, ты можешь просто взять и заглянуть в чувства любого?       — Да, фактически — испытать те же чувства, что и этот «любой».       — А как это работает? Расскажи подробнее.       — Я просто настраиваюсь на интересующий меня «объект» — это похоже на то, как ты настраиваешь свой разум перед тем, как применить конкретное заклинание. Удобнее всего это делать на расстоянии беседы. Чем дальше от меня объект, тем сложнее мне уловить его эмоции. Скажем, того, кто стоит на другом конце комнаты, я еще могу худо-бедно почувствовать, а людей в зале — уже нет.       — Любопытно, — Андерс помолчал, обдумывая услышанное. — Значит, эта способность проявилась у тебя позже, чем собственно магический дар?       — Да, я склонна думать, что это некий побочный эффект от занятий магией.       — Как я вижу, ты не считаешь эмпатию даром небес?       Лигейя грустно улыбнулась:       — Сколько себя помню, от нее были сплошные неприятности. Хотя… Польза тоже была. Так я научилась понимать людей. Сопереживать им. Кто-то это умеет и без всякой эмпатии, но со мной было иначе…       Лигейя вдруг почувствовала себя уязвимой: в этой новой жизни, которую чародейка обрела, покинув стены башни магов, она еще никому не рассказывала всего этого. Андерс откинулся на спинку стула, снова задумавшись, а потом взглянул на Лигейю с вызовом:       — Ты и меня можешь «прочесть»?       — Могу, но не стану.       — Почему?       «Потому что, получив страшный ожог, впредь не подойдешь к огню и близко», — подумала Страж-командор, медля с ответом. Правда была в том, что она ни разу не пыталась заглянуть в чьи-то чувства после той роковой битвы при Денериме, когда Алистер погиб на ее глазах и она поневоле разделила с ним его боль. Это так потрясло Лигейю, что она возвела между собой и миром нерушимую стену и замкнулась в себе: то, что раньше неизменно пробуждало в ней интерес исследователя, теперь тяготило.       — А с тобой и так все понятно, — наконец сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно.       — Ты хочешь сказать, что я предсказуемый? — не унимался маг.       — Нет. Просто у тебя все эмоции на лице написаны.       Лигейя снова взялась за перо и решила, что тема себя исчерпала, но напрасно — следующий вопрос был совсем уж неожиданным.       — Постой-ка… Значит ли это, что в постели ты можешь чувствовать за двоих?       — Всё, хватит вопросов, — строго сказала чародейка. Она смутилась, но не желала этого показывать.       — Ну расскажи, — упрашивал Андерс.       Лигейя вдруг развеселилась, и неловкость куда-то пропала. Она сдержанно улыбнулась:       — Если скажу, ты начнешь мне завидовать.       — Значит, я прав? И… каково это?       Взгляд Лигейи стал отстраненным — на нее нахлынули воспоминания.       — Когда по любви, просто потрясающе… — ее голос едва заметно дрогнул от волнения.       — А когда не по любви?       — Ничего хорошего. Впустить в себя чужую похоть — это все равно что в грязи вываляться.       — И часто с тобой такое случается? — рассмеялся Андерс.       — Не случается с тех пор, как я научилась это контролировать, — отрезала Лигейя и обреченно вздохнула:       — Ты слишком любопытный.       Он виновато улыбнулся и теперь выглядел, как ребенок, который пускает в ход все свое невинное очарование, чтобы его не отругали за шалость.       — Мне часто это говорят. Вот вчера примерно так же сказал Справедливость.       — Это потому что ты не даешь ему покоя своими расспросами.       — Впервые в истории Тедаса дух стал Серым Стражем. Разве это не любопытно? — Андерс снова взялся перебирать письма, продолжая рассуждать. — Вот мы с тобой были в Тени, как и многие другие маги. Но много ли мы о ней знаем? Кто-то и вовсе всю жизнь посвящает исследованию царства духов, пишет большие талмуды… Но это все равно что капля в море неизвестности. Так что, разумеется, я пристаю с вопросами к нашему вершителю высшей справедливости. Как же иначе?       Лигейя согласно кивала: ей и самой было интересно все, что связано с Тенью, и тоже нравилось наблюдать за духом, вселившимся в тело погибшего Серого Стража и называвшим себя Справедливостью. В бою он демонстрировал необычные способности, которые явно брали свои истоки в Тени, и то, что Страж, чье тело он занимал, не обладал магическим даром, совершенно не мешало этим способностям проявляться.       — Ты можешь вести записи. Вдруг выяснишь что-то, доселе неизвестное науке, — предположила Лигейя.       Андерс лишь пожал плечами.       — Интересно, как выглядит мир духов глазами духа? А наш мир глазами духа?       — Ты разве еще не спросил его об этом?       — Спрашивал, но все равно не понимаю. Сложно представить: мы и они — слишком разные сущности. Это надо… прочувствовать, что ли. Впрочем, наверное, никогда и не пойму…       Они как раз закончили, когда пришел Варел и сообщил, что появились вести от разведчиков, требующие внимания командора.

***

2

      Стражи, не занятые неотложными делами и не несшие караульную службу, собрались в зале совещаний — просторном помещении с овальным каменным столом и гобеленами на стенах. Обстановка была одновременно строгой и изящной: ярл Хоув принимал здесь высокопоставленных гостей и поэтому явно стремился к тому, чтобы все здесь напоминало о власти и авторитете. Роскошные кресла, впрочем, убрали, так как Стражи обыкновенно проводили свои собрания стоя, а на столе обрела постоянное пристанище большая карта Ферелдена, в которую с правого края была вставлена карта меньшего масштаба, изображавшая Амарантин с окрестными землями.       Натаниэль стоял в дальнем углу, небрежно опершись о стену за спинами товарищей. Он всегда предпочитал держаться в стороне, а в этом зале еще и чувствовал себя неуютно — здесь все особенно сильно напоминало об отце, погрязшем в коррупции и очернившем доброе имя семьи Хоув. Натаниэль проводил взглядом эльфийку-разведчицу, которая подошла к столу, где ее уже ждала Страж-командор, и почтительно кивнула.       — Докладывай, — сказала Лигейя.       — Мы занимались разведкой местности к северо-востоку от крепости, и заметили разумных порождений тьмы. Постепенно сужая область поиска, мы оказались вот в этих лесах, — девушка указала место на карте. — Там мы встретились с еще двумя разведчиками, которые сообщили, что недавно активность врагов в этой зоне заметно возросла, причем все порождения тьмы ведут себя там… как будто бы разумно. Потом двое наших товарищей пропали. Мы обыскали всю округу, но не нашли ни тел, ни следов сражения.       — Насколько я знаю, порождения тьмы пленных не берут, — прокомментировала Страж-командор.       — Вот и нам это показалось очень странным. А сегодня ночью пропал и мой напарник — так же бесследно. Я немедля решила вернуться в крепость. По пути мне встретилась выжженная прогалина, и это не было похоже на следы лесного пожара — слишком ровные края, почти идеально правильный круг… Вас это наверняка заинтересует, командор.       Лигейя молчала, погрузившись в раздумья. Мысль высказал стоявший за ее спиной Андерс:       — Магия?       — Мы и раньше встречали порождений тьмы, владеющих ею. Хоть и нечасто, — кивнула Лигейя.       — Но среди них не было ни одного разумного…       — Я думаю о том же, — она снова кивнула и объявила всем собравшимся:       — Я сама поведу отряд.       — Я иду с тобой, — вызвался Андерс. В нем снова взыграло любопытство.       — И я, — сказал Огрен. — Хоть мы, гномы, и чихали на вашу магию.       Натаниэль вышел вперед и стал рядом с товарищами — он вовсе не собирался уклоняться от обязанностей, прячась в тени.       — Скольких порождений тьмы вы видели? — обратилась командор к разведчице.       — Сложно сказать, потому что многие выглядят одинаково. Думаю, около дюжины. Не больше трех-четырех одновременно. Все гарлоки.       Значит, большой отряд брать не имеет смысла, решила Лигейя.       — Натаниэль, Справедливость, вы тоже с нами.       Оба молча кивнули. Справедливость был уже при параде, впрочем, как и всегда, — начищенные до блеска доспехи с эмблемой грифона на груди, меч в ножнах у бедра. Натаниэлю же нужно было время, чтобы подготовиться, и, дабы его не терять, Хоув первым вышел из зала.

***

      Прибыв на место, отряд Стражей долго и безрезультатно кружил по лесу; блуждание было столь однообразным, что они наверняка давно заблудились бы, если бы не эльфийка, знавшая эти места как свои пять пальцев: девушка, к тому же, происходила из долийского клана, а эти эльфы, вне всякого сомнения, были прирожденными разведчиками. Они обследовали выжженную прогалину, о которой рассказывала разведчица: Лигейя и Андерс единодушно пришли к мнению, что эти следы магического происхождения.       Наконец Стражи столкнулись с порождениями тьмы и уже приготовились вступить в бой, но неожиданно вместо того, чтобы атаковать, твари пустились бежать. Стражи пытались их преследовать, но довольно быстро отстали и потеряли из виду. Однако разведчица повела их по следам, и следы эти вели к каменистому холму, где внезапно обрывались. Там-то они и нашли неприметную пещеру с умело замаскированными подходами и теперь стояли у входа, откуда веяло холодом и неизвестностью.       — Не нравится мне все это, — поежился Натаниэль. — Вам не кажется, что это ловушка?       — Кажется, — подтвердила Лигейя.       — С каких это пор безмозглые кровожадные твари устраивают ловушки? — осведомился Огрен.       — Они теперь не безмозглые, забыл? — напомнил Андерс. — Я уже даже не удивлюсь, если сейчас к нам выйдет хозяин и самолично пригласит в гости.       — Что нам здесь уготовано, мы узнаем, лишь если войдем, — заметил Справедливость.       Командор подошла к черному зеву пещеры вплотную и прислушалась к своим ощущениям — тому особому чутью, которым наделяла Стражей связь со скверной порождений тьмы. И не уловила ничего. Либо пещера очень глубокая и твари надежно затаились, либо они и вовсе нашли способ укрываться от чутья Стражей. О последнем думать не хотелось, но и списывать такую возможность со счетов тоже было бы неосмотрительно.       — Мы войдем, — решила Лигейя и сказала разведчице:       — Возвращайся в крепость, расскажи, что мы обнаружили. На случай, если мы не вернемся.       — Нельзя ли побольше оптимизма? — вздохнул Андерс, который, впрочем, уже приготовил свой посох и послушно последовал за Лигейей.       Маги засветили посохи, пропуская вперед воинов и освещая им путь, в то время как Натаниэль держался в арьергарде. Но побороть зловещую тишину магия была не в силах: казалось, что они вот-вот увязнут в этой гнетущей топи, способной поглотить даже предсмертный крик.       Стражи очутились в сферообразном зале, где сверху причудливой бахромой свисали сталактиты. Ни стука, ни шороха — порождений тьмы здесь как будто и не было никогда, лишь звон капель воды вдалеке вторгался теперь в безмятежность тишины. Шестое чувство Стражей тоже молчало.       …Они не могли сказать, в какой момент он возник перед ними: он словно стоял там все время, лишь теперь позволив себя увидеть, а может быть, он и вовсе был не более чем наваждением. Серые Стражи почувствовали его все разом и, словно по команде, обернулись. Со своей каменистой платформы он возвышался над ними, как владыка довлеет над простыми солдатами — величественный и исполненный жестокого благородства. Он был порождением тьмы, но не был похож на омерзительных собратьев: хотя его кожа была изъедена скверной, он был выше и стройнее обычных гарлоков, а лицо, хотя черты его и были искажены, воплощало собой безмятежность и потому не было отталкивающим. Существо было одето в длинную мантию, из-за чего казалось, что оно парит в воздухе.       Увидев его, Лигейя впала в ступор: ее разум будто утопал в тумане, в котором терялись любые проблески ее магической силы, в котором всякое желание бороться разбивалось о глухую стену. Ее друзья испытывали похожие чувства, каждый на свой лад. Прежде чем кто-то из них успел опомниться, существо подняло руку с длинными когтистыми пальцами и произнесло вкрадчивым, потусторонним голосом, отозвавшимся в темном туннеле сознания раскатистым эхом: — Спать…       И мир вокруг завертелся и погас.

***

      Красная вспышка, похожая на резкую боль, ослепила Лигейю и ожгла глаза. С трудом открыв их и поборов резь, она вдруг обнаружила, что стоит на опушке леса, а прямо перед ней, на фоне черных туч и клубящего по земле смрадного дыма, высится Крепость Бдения.       Как она здесь оказалась? Чародейка попыталась вспомнить, что произошло до этого, но память обволакивал беспроглядный туман. Однако этот вопрос быстро утратил всякое значение, когда на сердце камнем легло чувство тревоги, пугающе отчетливое на фоне беспамятства. Лигейя поспешно зашагала к воротам и замерла как вкопанная, когда разглядела подножье стен.       Трупы. Мертвые тела цепью окружали стены крепости, а у выбитых ворот их было так много, что тела казались сплошным серо-черным месивом. Заставив себя идти дальше, Лигейя ошеломленно озиралась по сторонам и видела трупы порождений тьмы — казалось, целая армия пала у стен обители ордена. Видела она и защитников крепости. Мертвых Серых Стражей было намного меньше, но Лигейя понимала: это вовсе не оттого, что у битвы был благополучный исход. Кто-то лежал лицом вниз; кто-то был так изувечен, что узнать, кто это, было невозможно.       Но вот чародейка вплотную подошла к крепостной стене, и впервые узнавание полоснуло ножом по сердцу: сброшенный врагами со стены Натаниэль лежал на спине, по-прежнему крепко сжимая лук в руке с вывернутым суставом. Его безжизненные глаза смотрели в небо. Лигейя отступила, будто пытаясь спрятаться от этого взгляда. Она знала, что ждет ее дальше — за воротами, в стенах цитадели. Знала, но шла вперед.       Перешагивая через порождений тьмы и миновав ворота, она увидела бойцов передовой: они оставили после себя целую гору трупов, до последнего тесня врагов из внутреннего двора. Но никто из них не выжил. Лигейя остановилась рядом с одним из павших — теперь уже дважды мертвым. Снова боль узнавания. Что ж, по крайней мере, Справедливость вернулся домой…       На нижних ступенях лестницы у входа в цитадель, в окружении мертвых тварей, простерлась Сигрун: на перепачканном грязью и кровью лице застыло удивление. Ее легко можно было бы принять за ребенка, если бы не крепкое телосложение. Чуть левее, рядом с мертвым огром, лежал Огрен — его доспехи были сильно повреждены, и Лигейя отчего-то знала, что он пытался защитить девушку от огромного монстра. Она смотрела на двух гномов, и кольцо пустоты и безнадежности все сильнее сжимало ее сердце, не оставляя ему ни единого шанса выстоять в этой осаде.       Не чувствуя ног, Лигейя медленно поднялась по лестнице и вошла в зал — там порождений тьмы было столько, что тела лежали друг на друге, и пришлось обходить их вдоль стены. Но Серый Страж там был только один. Лигейя издали узнала мантию и светлые волосы: враги так и не смогли приблизиться к Андерсу на расстояние удара, но маг все же не сумел уберечься от стрелы арбалета, которая теперь торчала из его шеи. Лигейя представила, как он, борясь с изнеможением, произносит заветные слова, как разрушительная мощь магии срывается с кончиков его пальцев, когда он в одиночку сдерживает одну волну порождений тьмы за другой. А ведь она никогда не думала, что Андерс способен на такое, что он может быть героем… Лигейя зажала рот рукой; на глаза навернулись слезы.       И тут она осознала: не нужно идти дальше, не нужно заглядывать в каждую комнату в тщетной надежде застать там что-то кроме смерти. Они все мертвы. Все до единого. Она отвечала за их жизни — и она подвела их всех. Ферелденский орден погиб, а вместе с ним погибло все, ради чего жила Лигейя. Ей отчаянно захотелось лежать рядом с товарищами и не знать этой муки. Ей хотелось кричать от ужаса и безысходности, но грудь будто сковала магия льда; ей хотелось бежать прочь, но ноги не слушались, так что оставалось лишь беспомощно взирать на руины своих надежд.       — Тебе больше некем командовать, Страж-командор, — услышала она знакомый голос, вкрадчивый и глубокий.       Чародейка резко развернулась, пытаясь найти его источник, но никого не увидела. Ее обуяла ярость.       — Ты! — вскричала она. — Это твоих рук дело?!       — Нет, — ответил голос тоном, каким обычно успокаивают безумцев. — Вероятно, тебе будет трудно в это поверить, но я вовсе не желаю зла твоему ордену.       Голос обратился в эхо, удаляясь, словно по туннелю; виски сдавила боль, и Лигейя закрыла глаза.       …А когда открыла, она уже лежала на гладкой каменной поверхности и смотрела в каменный же потолок: чародейка это скорее почувствовала, нежели увидела, — вокруг царила тьма. Мышцы на спине затекли, и она попыталась пошевелиться, но не смогла — запястья и лодыжки удерживали ремни. Руки лежали ладонями вверх, в предплечьях пульсировала боль.       «Какой же из этих двух кошмаров — настоящий?» — невольно задумалась Лигейя.       Слабость разливалась по всему телу, подобно яду; Лигейя услышала шорох одежд, но сил на то, чтобы поднять голову, не было, и она просто ждала. К ней приблизился гарлок-эмиссар: он зажег тусклый светильник и поставил его на стол рядом со склянками и разноцветными минералами. Теперь, рассмотрев это удивительное существо, чьи глаза светились умом и проницательностью, Лигейя понемногу вспоминала, как она с отрядом Стражей спустилась в пещеру, как они встретили этого гарлока, как он заставил их уснуть.       — Так значит, ты командор Серых Стражей? — заговорил эмиссар, и было в его голосе нечто гипнотическое, умиротворяющее. — И маг… Интересно.       При свете чародейка увидела, что рукава ее мантии разорваны до локтя, а из вен на обеих руках торчат иглы. Они-то и были источником боли: от этих игл по тонким трубкам струилась кровь. Трубки, в свою очередь, присоединялись к какому-то хитрому механизму, стоящему у изголовья, — его Лигейя не могла разглядеть из своего положения. С трудом повернув голову, девушка увидела, что под каменным ложем, где она лежала, начертан светящийся знак. Она сразу его узнала: это был Символ Опустошения, а значит, использовать магию нечего и пытаться.       «Возможно, я умираю», — подумала Лигейя, отчего-то совершенно безразлично. Гарлок тем временем задумчиво наблюдал за своей подопытной.       — Кто ты? — наконец выдавила она слабым голосом.       — Я — Архитектор, — представился он.       — Крепость… Ведь ты был там, со мной? Что… Что это было?       — Предупреждение. О том, что грядет.       Архитектор сомкнул перед собой пальцы — такой человеческий жест. Лигейе по-прежнему с трудом верилось, что она сейчас с глазу на глаз разговаривает с порождением тьмы, достаточно хитроумным, чтобы заманить ее в ловушку, и настолько искушенным в магии, чтобы проворачивать трюки с ее сознанием, заставляя поверить в иллюзию и отвергнуть реальность.       — Ты сказал, что ты нам не враг…       — Так и есть.       — Тогда кто наш враг?       — Тс-с-с, — эмиссар приложил палец к губам — еще один человеческий жест. — Ты узнаешь, когда придет время, Страж. А сейчас тебе нужно отдохнуть.       Лигейе почудились нотки заботы в этих словах. Архитектор поднес раскрытую ладонь к ее лбу и шепнул заклинание. Страж-командор снова погрузилась в забытье.

***

      Пробуждение было тяжелым: голова кружилась, перед глазами все плыло. Когда мир, наконец, обрел устойчивость, Лигейя увидела склонившегося над ней Андерса, и, пытаясь привести в порядок напрочь запутавшиеся мысли, несколько секунд удивленно смотрела не него.       — Что с тобой? Ты как будто привидение увидела, — улыбнулся маг.       Еще никогда его шутки не были так близки к суровой правде.       — Я… Всё в порядке, — она огляделась и увидела, что остальные спутники рядом и все взоры теперь обращены к ней. — Теперь-то точно… Что произошло?       Сидевший в углу Огрен придвинулся поближе:       — Эта хитрая тварь нас усыпила, а потом мы очнулись в этой камере.       — Ага, — вставил Андерс и кивнул в сторону гнома, — и его хваленая устойчивость к магии его не спасла. Даже Справедливость уснул, а ведь он не большой любитель поспать.       — Да, это было в высшей степени странно, — Справедливость мерил камеру шагами. — Я словно бы не был ни в одном из двух миров… Впрочем, я очнулся первым — и обнаружил, что тебя с нами нет.       — Мы тоже потом очнулись и уже начали волноваться, — продолжал Андерс. — Но потом тебя притащили двое гарлоков. Я тебя осмотрел, пока ты спала, — увидел жуткие синяки на руках. Ну, и решил не дожидаться, пока проснешься.       Лигейя отодвинула разорванные рукава и увидела, что от игл не осталось и следа. Боль тоже исчезла.       — Спасибо, доктор, — улыбнулась она ему.       Андерс улыбнулся в ответ.       — Лучше расскажи, что было с тобой, — сказал Натаниэль, до сих пор молча следивший за разговором. — Ты помнишь что-нибудь? Видела этого… мага?       — Да. Даже немного разговаривала с ним. Он назвался Архитектором. Сказал, что не враг нам, что опасаться стоит совсем другого врага…       — Вот уж конечно — не враг… — пробурчал Огрен. — Союзники друг друга в клетку не сажают.       — Поведал ли он что-нибудь об этом предполагаемом враге? — спросил Справедливость.       — Нет. Потом я снова отключилась — и оказалась здесь.       О сне, который так пугающе походил на реальность и потряс ее до глубины души, Лигейя предпочла умолчать.       — Ясно. Нагнал туману, в общем, — подытожил Андерс. — А синяки? Откуда они?       — Он брал у меня кровь. Зачем — не знаю.       Стражи озадаченно переглянулись. Огрен бессильно уронил голову на стену за своей спиной:       — Значит, нас заманили в ловушку, похитили, как каких-нибудь новичков, отобрали оружие и заперли в камере. А теперь еще и собираются ставить на нас опыты. Словом, паршивый выдался денек. И вообще, я голоден. Эти твари вообще знают, что пленников надо еще и кормить?       — Натаниэль, а у тебя случайно не найдется?.. — Лигейя вопросительно взглянула на Хоува-младшего. Заканчивать фразу не было нужды.       — Ну разумеется.       Присев, Натаниэль извлек из сапога отмычку. Огрен тут же воспрянул духом:       — Дружище, если откроешь этот замок — с меня выпивка.       — Ловлю на слове.       — Но мы безоружны, — напомнил Справедливость. — Хотя я и не улавливаю порождений тьмы поблизости, мы определенно их повстречаем по пути на свободу.       — Не всем из нас нужно оружие, чтобы сражаться, — гордо объявил Андерс.       — Разве посох — не оружие? — с интересом спросил Справедливость, который не переставал удивляться странному физическому миру.       Андерс же любил вопросы, особенно о магии, поэтому принялся объяснять:       — И да, и нет. Посох помогает концентрировать магическую энергию и эффективно ее расходовать, но сам по себе никакой силой не обладает. Вся сила — здесь, — он коснулся пальцами висков. — Иными словами, маг вполне может обойтись и без посоха. Я, когда очнулся, не мог творить заклинания. Но теперь силы ко мне вернулись. Лигейя, ты как?       Чародейка попыталась встать, но ее тут же захлестнул приступ головокружения и чудовищной слабости — мышцы как будто были налиты свинцом.       — Боюсь, что никак, — печально вздохнула она. — Даже на ногах стоять вряд ли смогу.       — Погоди, я знаю один трюк, — он снова склонился над нею, взял за плечи и уложил. — Расслабься и не двигайся.       Лигейя повиновалась: ей нравилась магия Созидания, а испытывать ее действие на себе доводилось нечасто. Бывало, она сама залечивала себе несложные раны, но концентрация, которой неизменно требовало от мага любое заклинание, не позволяла уловить и понять ощущения. Все было иначе, когда это делал кто-то другой. Она наблюдала, как мягкий золотистый свет, струящийся из ладоней Андерса, медленно обволакивает ее своим сиянием, вызывая легкое покалывание, будто каждая клеточка тела ликует от этого прикосновения. Тяжесть отпустила, в голове прояснилось, истощение от потери крови как рукой сняло.       Закончив, Андерс протянул руку и помог ей подняться:       — Лучше?       — Да, намного. Спасибо.       — А как твои магические силы?       Лигейя сосредоточилась, и в ее руке возник синий шар, в котором плясали, извиваясь, молнии. Удовлетворенно кивнув, она сжала пальцы, и шар исчез.       — Тоже в полном порядке.       — Тогда пойдем и покажем порождениям тьмы, что не на тех напали.       Увидев, что больше ничего не препятствует их побегу, Натаниэль принялся за замок — и заметил, что за ним внимательно наблюдает Справедливость.       — Не так уж и плохо иметь под рукой вора, а? — с вызовом бросил Хоув.       Справедливость нахмурился и не сказал ни слова, продолжая наблюдать за Натаниэлем и словно бы ожидая подвоха. Опытному взломщику понадобилось не больше пяти минут. Осталось главное — прорваться к свободе.       Страж-командор принялась раздавать приказы:       — Мы с Андерсом пойдем впереди. Андерс, в случае опасности — сразу магический щит. Огрен, Справедливость, вы держитесь прямо за нами. Полностью сосредоточьтесь на том, чтобы чувствовать врагов. Натаниэль, поглядывай, что происходит позади — нам не нужны сюрпризы.       — Вот еще не хватало — прятаться за спиной у хлипкого мага, — бурчал Огрен себе под нос, хмуро глядя на Андерса.       — Можешь встать за моей спиной, если тебе от этого легче, — не без иронии предложила Лигейя.       — А еще лучше — просто заткнись и делай, что тебе велит твой командир, — бросил Андерс через плечо.       Гном хотел было ответить очередной колкостью, но маг уже двинулся к двери и распахнул ее. Выбравшись из своей камеры, Стражи первым делом проверили все остальные в надежде найти пропавших разведчиков. Но камеры были пусты. Порождения тьмы по пути им встретились дважды: первые два гарлока даже опомниться не успели, как на них обрушился шквал магии. У них же воинам удалось разжиться оружием, и вторая схватка была еще проще. Вскоре Стражи отыскали туннель, ведущий в заброшенную шахту, откуда беспрепятственно выбрались на волю.

***

3

      Лигейя встала с постели и забралась в кресло, откинув голову на спинку и подставив лицо серебристому лунному свету, льющемуся из высокого окна. Она завернулась в одеяло: иногда неподходящие, казалось бы, для сна позы помогали ей заснуть. Это началось сразу после побега из плена: днем Страж-командор чувствовала себя вполне нормально и, как обычно, занималась повседневными делами, так что никто из обитателей крепости ничего не подозревал. Но стоило лишь лечь в постель с наступлением ночи — и начиналось. Ее охватывало беспричинное беспокойство, пульс учащался, как бывает, когда смотришь в лицо опасности; голова гудела, а кровь в жилах стучала, будто пытаясь донести неведомое послание. А когда сон все-таки подбирался близко, Лигейе чудилось, что она по-прежнему в той лаборатории — пленница на милости странного существа, склонившегося над нею в заинтересованной задумчивости.       Архитектор не шел у нее из головы, но это был вовсе не страх. Лигейя не боялась порождений тьмы даже тогда, когда только встала на путь Серого Стража. И уж тем более, не боялась их теперь — скорее, они вызывали в ней отвращение. Сама их суть противоречила жизни, и оттого желание уничтожать этих созданий, отчищать мир от их гнусной заразы, казалось самым здоровым и естественным. Однако Архитектор был другим и пробуждал в ней интерес — в этом чародейка была вынуждена себе признаться. Иногда она даже жалела, что знакомство с ним оказалось таким коротким. А иногда ей казалось, что эмиссар — магией или, быть может, экспериментами с ее кровью — сотворил с ней… что-то.       Нет, говорила она себе, не о чем волноваться — контроль разума всегда заметен, прежде всего окружающим. Хотя командор Серых Стражей — определенно заманчивая цель для порождения тьмы, владеющего магией… От ощущения, что Архитектору была нужна именно она, отделаться было непросто: следы использования магии в лесу, исчезновение разведчиков (причем одна разведчица так удобно осталась в живых, чтобы явиться с докладом в Крепость Бдения), пещера, в которой Стражей определенно ждали. Но мог ли эмиссар предугадать, что командор пожелает заняться этим лично? Случайность ли, что он начал свои эксперименты с нее?       Но даже не это сильнее всего терзало Лигейю, когда она боролась с тревогой и мечтала забыться сном. Видение о кровавой битве в крепости — вот что по-настоящему ее напугало. Действительно ли Завеса приоткрыла ей будущее, или это был лишь обман, но Лигейя теперь постоянно думала о неизвестном враге, которого упоминал Архитектор.       Наутро Лигейя вновь ощутила, что почти не отдохнула, и, чтобы хоть как-то вернуть себе ясность ума, вышла подышать воздухом во внутренний двор. Там на тренировочной площадке она застала Андерса и Справедливость: маг сосредоточенно поддерживал магический щит, в то время как воин-дух приготовился атаковать. Выпад — и его меч засветился синеватым пламенем. От выверенного удара щит вспыхнул и схлопнулся, а отдача была такой внушительной, что Андерс пошатнулся. Справедливость подал ему руку и помог устоять на ногах.       — О, вот это было отлично! — восхитился маг. Тут он заметил, что за ними наблюдает Лигейя.       — С добрым утром, — поздоровался Андерс. — А ты знала, что Справедливость может рассеивать магию?       — Это меня не удивляет, — отозвалась Лигейя. — Он могущественный дух.       — Как насчет двух магов? — с азартом предложил Андерс своему потустороннему другу.       — Я готов.       — Лигейя, давай к нам.       — Я, пожалуй, просто понаблюдаю. Я что-то не настроена, — извиняющим тоном сказала чародейка. — Кстати… вы не ощущаете ничего необычного после… после того случая с Архитектором?       Справедливость лишь развел руками:       — Для меня в вашем мире необычно всё. А поскольку мерилом «необычности» я не располагаю, то и на этот вопрос мне ответить весьма затруднительно.       — Да нет, со мной всё как обычно, вроде, — Андерс пожал плечами.       — А вам не кажется, что как-то слишком легко нам удалось сбежать? — продолжала Страж-командор беспокоящую ее тему.       — Ты полагаешь, что это входило в планы порождения тьмы? — спросил Справедливость.       — Меня не покидает эта мысль.       — Или у кого-то паранойя, — улыбнулся Андерс.       — Возможно, — вздохнула Лигейя. — Надеюсь, что так…

***

      После обеда Андерс отправился к Лигейе в надежде, что та не очень занята и можно будет, наконец, заняться экспериментом, который они откладывали последние несколько дней. Он не ошибся, полагая, что командор сейчас в своем кабинете: она сидела за столом и, положив голову на сложенные руки, крепко спала. Андерс приблизился к камину. Огонь уже начал затухать, и он поворошил угли — в это время года в больших помещениях быстро становится холодно. Пламя занялось на нетронутых остатках дров, обдавая руки теплом.       Когда в коридоре послышались шаги, Андерс вернулся к двери и решительно преградил путь сенешалю Варелу.       — Страж-командор просила не беспокоить. Зайди попозже.       — Но мне нужно подписанное распоряжение и накладная расходов для ремонта укреплений. Каменщики из Орзаммара уже прибыли, а без бумаг мы не можем ничего начать, — объяснил Варел с некоторой растерянностью.       — Ладно. Жди здесь. Я сейчас.       Андерс вернулся в кабинет и осмотрел стол: под рукой Лигейи лежало несколько бумаг, и он вытянул их со всей осторожностью, чтобы не потревожить спящую. Кажется, она успела все подписать. Маг отдал бумаги Варелу, а затем взял с полки книгу, сел и принялся за чтение.       Прошло около часа, когда Лигейя зашевелилась и подняла голову. Силясь вспомнить, что она делала, прежде чем отключиться, она удивленно взглянула на сидящего рядом Андерса:       — Что ты здесь делаешь?       — Охраняю твой сон, — усмехнулся Андерс. — Демон бюрократии приходил по твою душу, но я его изгнал.       — А, бумаги… — Лигейя огляделась в поисках подписанных накладных.       — Я их отдал.       — Хорошо. Спасибо.       Андерс отложил книгу и с улыбкой спросил:       — Чем ты таким занимаешься по ночам, что не высыпаешься?       — У меня бессонница, — призналась Лигейя, устало уронив голову на руки. — Не могу уснуть — лежу, как на иголках. И этот эмиссар с его лабораторией из головы не идет. Он ведь брал у меня кровь, и…       Она не договорила, но Андерс и так ее понял:       — Ты думаешь, он использовал магию крови?       — Допускаю такую мысль.       — Значит, над тобой мог «поработать» демон. Хотя и необязательно… — Андерс задумчиво потер подбородок. — Ты не чувствуешь постороннего присутствия внутри себя?       — Я, слава Создателю, никогда не была одержима демонами, поэтому не знаю, каково это. Но, вроде бы, ничего такого нет.       — Мы знаем, что демоны могут быть очень хитрыми и не проявлять себя до поры.       — Если ты ударишь меня…       — Что? — опешил Андерс.       Лигейя встала из-за стола:       — Ударь меня магией.       Хотя «тест» и был ему не по душе, Андерс все же понял, в чем его смысл. Встав напротив Лигейи, он произнес заклинание — оно сорвалось с его пальцев быстро, не успев налиться мощью. Лигейя вздрогнула, когда молния ужалила ее в грудь и прошла вдоль позвоночника.       — Прости, — поморщился Андерс. — Я не сильно?       — Нет, все в порядке. Кажется, ничего…       — Демон не попытался защититься, — кивнул Андерс. — Ты не одержима.       — Да, похоже, единственная моя проблема — это расшатавшиеся нервы, — Лигейя глубоко вздохнула и снова села. — Но ты приглядывай за мной, ладно? Заметишь признаки контроля разума или одержимости — расскажи остальным.       — Я сама бдительность, — он ободряюще улыбнулся.       Раз уж речь зашла об одержимости… Чтобы чем-то заполнить пустоту молчания, Андерс взял книгу, которую читал, и отнес ее на законное место на полке, попутно раздумывая. Ему очень хотелось узнать мнение Лигейи по одному вопросу, дразнившему его пытливый ум. Вопросу, по которому он никак не мог принять решение, хотя знал, что времени у него не очень много. Слишком многое было поставлено на кон, слишком непредсказуемым был исход… С другой стороны, такой шанс, возможно, больше не представится, оттого и отказаться было очень непросто. Но он понимал: если спросить об этом напрямую, то проницательная Лигейя сразу же догадается, почему его это интересует, и — что-то ему подсказывало — не одобрит, назовет затею сумасбродством. И будет права… Открыть все карты Андерс был пока не готов, поэтому решил зайти издалека:       — Лигейя, что ты думаешь о положении магов в Тедасе? Об этой системе с Кругами и вездесущим контролем?       Она взглянула на него и покачала головой:       — Как мне нравится твоя манера задавать непростые вопросы ни с того ни с сего.       — Просто мы оба из Круга, а никогда это толком не обсуждали, — он пожал плечами, стараясь говорить непринужденно. — Тебе не кажется, что вся эта система несправедлива?       — При всем уважении к Справедливости и его миссии, — Лигейя снисходительно улыбнулась. — Но, по-моему, от общения с ним у тебя мозги набекрень.       Андерс напрягся. «Неужели все-таки догадается? Может, она и телепат заодно?»       Он выбрал лучшую из арсенала своих очаровательных улыбок:       — А может, это у него — от общения со мной?       — Может быть, — охотно согласилась Лигейя. — Тем не менее, на вопрос я ответить могу. Да, я всегда считала, что это несправедливо. Возможно, в каком-то идеальном мире эта система с так называемой заботой о безопасности магов могла бы работать как надо. Возможно, она изначально создавалась с благими намерениями, но то, во что она превратилась, меня всегда удручало. И когда мне представилась возможность стать Серым Стражем, я даже не раздумывала — наконец-то мои способности могли послужить во благо мира, наконец-то я могла использовать их на свое усмотрение.       Это был лучший ответ, и Андерс просиял:       — Да, быть себе хозяином — так здорово! Только храмовники почему-то уверены, что все маги, дай им свободу, тут же побегут призывать демонов и завоевывать господство над миром. Конечно, такие могут быть, но никто и не предлагает с ними церемониться. Почему же из-за небольшой вероятности, что в стаде появится паршивая овца, под замком должны сидеть все до одного? Почему мы страдаем из-за своего дара?       — Больше всего раздражало знаешь что? Они нас испытывают на устойчивость к одержимости — и это правильно. Но даже когда мы докажем, что достойны своего дара, продолжают относиться к нам так, будто мы неразумные дети, которые не в состоянии думать за себя и заботиться о себе.       — Они разлучают нас с родными, они лишают нас права быть теми, кем мы хотим, создавать семью, любить… — сказал Андерс, и слова его были исполнены горечью, а взгляд теперь был устремлен внутрь себя.       — Как тебя забрали? Расскажи, — мягко попросила Лигейя.       — Меня сдал отец. До сих пор не могу ему простить. Я случайно спалил сарай, и он перепугался. Помню, как плакала мама, как я отбивался… Мне на руки надели кандалы, но когда и это не помогло, один храмовник ударил меня — несколько раз… Но мне было всё равно — я только хотел, чтобы мама перестала плакать.       Он встряхнул головой, разгоняя призраков прошлого:       — А ты? Надеюсь, с девочкой они хоть помягче обошлись?       — Меня родители прятали. Даже хотели отправить на время в Лотеринг к тете с дядей: дядя был магом, и двое из трех их детей унаследовали дар. Их семья много лет успешно скрывалась от храмовников, и мои родители хотели, чтобы я у них поучилась. Но не сложилось — храмовники нашли меня раньше. Соседи им нашептали. Я не сопротивлялась — вообще толком не поняла, что происходит, — Лигейя замолчала, пытаясь вспомнить, какими были ее родители — но не смогла. Теперь ей даже казалось странным, что у нее вообще когда-то была семья, — настолько далекой была теперь та жизнь.       — Скажи… — продолжил Андерс, тщательно следя, чтобы не взболтнуть лишнего. — Тебе никогда не хотелось изменить такое положение вещей?       — Я никогда всерьез не думала об этом. Система существует уже много веков, и для того, чтобы ее изменить, потребуются неимоверные усилия многих людей. И вряд ли это вообще можно сделать по-хорошему — без войны и хаоса.       — А если бы дело дошло до революции, что бы ты сделала?       Вопрос был щекотливым, и Лигейя ответила не сразу.       — Я — Серый Страж, а первоочередная забота Стражей — защищать этот мир от порождений тьмы. Мы не можем отвлекаться ни на что другое.       — Но ведь бывают периоды затишья, когда порождения тьмы сидят под землей и особо не высовываются, когда нет явной угрозы, так?       — Да, это так, но, видишь ли… Угрозы сегодня нет, а завтра она уже есть. Вот мы думали, что покончили с угрозой еще лет на двести, но возникла новая, весьма необычная. Кроме того, однажды Стражи попробовали вмешаться в политические дела — и это закончилось изгнанием ордена из Ферелдена. Нет, я бы не стала рисковать. И потом, орден всегда был и остается для магов хорошей возможностью для законного побега из Круга — и мы с тобой тому доказательство.       — У тебя есть планы на этот счет?       — Да, хотя тут опять же не все так просто. Если мы будем злоупотреблять Правом Призыва притом, что с Мором уже покончено, храмовники точно воспротивятся. Надо действовать аккуратно. А еще существует правило, хотя оно нередко нарушается на практике: в орден можно забрать не более одного мага из каждого Круга.       — Выходит, я не в такой уж и безопасности… — приуныл Андерс. — Но ты ведь не отдашь меня им, правда?       — Не отдам, — заверила его Страж-командор.       Немного подумав, Андерс продолжал:       — Ты сейчас говоришь, как правильный Страж-командор, а что насчет лично тебя? Если бы ты не была связана обязательствами и если бы у тебя, скажем, появилась возможность что-то изменить?       Лигейя едва заметно пожала плечами, пытаясь представить эту гипотетическую картину и размышляя вслух:       — Ну, не будь я Серым Стражем… И если бы я знала, с чего начать… Пожалуй, попробовала бы.       «Вот и я думаю…»       Дальше развивать тему маг не решился — хорошо, что Лигейя все-таки ни о чем не догадалась. В голове роились невысказанные мысли и незаданные вопросы. «Продолжишь ли ты меня защищать, если грянет гром? Достаточно ли я тебе дорог? Чего на самом деле хочу я?» Какими бы ни были ответы, он чувствовал, что было бы неправильно заставлять ее выбирать, а значит, выбирать пришлось бы ему. Видимо, все-таки надо оставить эту затею… Но он потянет с окончательным решением столько, сколько возможно.       Прежде чем Лигейя могла бы заметить его задумчивость, он поднялся и сказал:       — Пойдем.       — Куда?       — Готовить снадобье, улучшающее сон. Куда же еще? — улыбнулся Андерс, уже прикидывая, какие ингредиенты у них остались в запасе.       

***

      

4

      Дни сменяли друг друга; жизнь в Крепости Бдения напоминала морские волны: никогда не знаешь, что выбросит на берег очередной прилив. После того как Серым Стражам стало известно об Архитекторе, вопросов было больше, чем ответов. Вернувшись в крепость после побега из плена, Страж-командор отправила большой отряд туда, где они впервые обнаружили логово эмиссара, хотя особо ни на что не рассчитывала: вряд ли столь умное существо будет дожидаться, пока на него откроют охоту. И операция действительно закончилась ничем: разлом, ведущий в пещеру, теперь был завален камнями. То же самое произошло и с заброшенной шахтой, откуда Стражи в прошлый раз выбрались на свободу, — она и вовсе превратилась в одну сплошную груду валунов. Наверняка где-то на Глубинных Тропах был еще один вход в лабораторию Архитектора, но о том, чтобы блуждать там наугад, нечего было и думать. Тогда же нашлись и пропавшие разведчики — живые и невредимые. Они смутно помнили, как их похитили порождения тьмы, но и только — о том, что происходило с ними в плену и как они снова оказались в тех лесах, разведчики не помнили ровным счетом ничего.       Тем временем порождения тьмы продолжали удивлять: мало того, что они стали чаще появляться на поверхности, так и еще и начали странную междоусобицу. Всякий раз, отправляясь на задание к очередному очагу их активности, Серые Стражи наблюдали, как твари сражаются друг с другом. С одной стороны, это было только на руку Стражам, но с другой — вызывало тревогу, ведь вокруг творилось явно что-то экстраординарное, а орден, уже много веков оберегавший этот мир от порождений тьмы, знал об этом так мало.       Лигейя активно участвовала в полевых операциях, и многие вылазки проходили под ее руководством. Хотя ночная тревога и странные ощущения не ушли, засыпала она теперь быстрее и спала крепче — снадобье помогло. Памятуя об обещании присматривать за ней, Андерс теперь стал практически постоянным ее спутником — Лигейя даже удивилась такой обязательности с его стороны.       Во время одной из таких вылазок, когда бой закончился и большая часть порождений тьмы была перебита, а остальные пустились в бегство (за ними отправился отряд лучников во главе с Натаниэлем), Стражи, посчитав миссию завершенной, уже готовились к отбытию.       — Командор…       Лигейя обернулась и увидела двух Стражей, которые вели к ней безоружного гарлока. Когда они остановились, один из них с силой толкнул пленника так, что тот упал на колени, а второй приставил ему к горлу меч, готовый в любую секунду закончить это недоразумение, которое лишь очень условно можно было назвать жизнью.       — Это… существо называет себя посланником и желает с вами говорить.       Гарлок оскалился, обнажив кривые хищные зубы, — некое подобие примирительной улыбки.       — У меня послание от Отца. Он желает видеть командора Стражей у себя. Он расскажет все, что знает. Но командор должна пойти одна.       — Архитектор? — догадалась чародейка.       — Да, это одно из его имен.       — Куда именно я должна пойти?       — Я покажу дорогу, — посланник опасливо покосился на меч у горла, а затем с надеждой взглянул на Лигейю. Она помедлила с ответом.       — Ты ведь не собираешься?.. — с сомнением начал Андерс.       Она взглянула на него, будто извиняясь за то, что собирается сказать:       — Я пойду.       — Что? — изумился маг. — Ты поверишь порождению тьмы на слово?       — Не то, чтобы я ему верю. Просто не думаю, что это ловушка. Если бы Архитектор хотел меня убить, то давно бы это сделал — у него была масса возможностей.       — Ну да, он совсем не хочет тебя убивать. Всего-то лишь хочет продолжить свои мерзкие эксперименты.       — Но ведь разведчики вернулись невредимыми. И потом, мы уже много недель топчемся на месте. После первой встречи с Архитектором не узнали ровным счетом ничего нового. Это наш шанс получить ответы, и я не стану его упускать.       — Ладно, — сдался Андерс, хотя она его и не убедила. — Кто я такой, чтобы спорить с командором…       Однако была еще одна причина, о которой Лигейя умолчала, — ее снедало любопытство. Она почти сожалела, что ее общение с эмиссаром так скоро прервалось, и дело было не только в том, что у нее осталось много вопросов. Хотя она и понимала, что Архитектор, возможно, нарочно окружил себя ореолом тайн, чтобы разжечь ее интерес, это понимание нисколько не приуменьшало того необъяснимого магнетизма, который, казалось, был частью натуры эмиссара.       И Лигейя отправилась в путь вместе со своим проводником. Солнце уже клонилось к горизонту, и гарлок был этому весьма рад: он шагал бодро и уверенно, больше не горбясь и не кутаясь в плащ с капюшоном, как раньше, когда светило изнуряло его своим сиянием. Эти твари не зря назывались порождениями тьмы — свет был им ненавистен. Гарлок не пытался заговорить с чародейкой, да и ей не хотелось ни о чем его спрашивать, поэтому они шли молча: лес давно остался позади, и теперь они оказались в холмах, тонувших в серых сумеречных тенях. Лигейя, хоть и выглядела спокойной и отрешенной, на самом деле сосредоточенно следила за дорогой, обращая внимание на каждый поворот и держа в голове ориентиры. Она была готова вступить в бой в любую секунду и чутко прислушивалась к своим ощущениям, однако не улавливала поблизости других порождений тьмы.       Когда они пересекли наводненный камнями разлом, гарлок вдруг остановился и указал на склон холма, преграждавшего им путь. Проследив взглядом, Лигейя увидела ничем не приметное нагромождение камней. Проводник протиснулся между ними и скрылся из виду. Последовав за ним, чародейка оказалась в пещере перед металлическими воротами, изъеденными временем и покрытыми пылью и паутиной. Массивные и добротные, они, казалось, удерживали потолок и стены от обвала — наверняка одни из тех, которыми гномы когда-то запечатали все входы на Глубинные Тропы, где бесчинствовали порождения тьмы, уничтожая в своей бездумной ярости один тейг за другим.       Сейчас, однако, ворота были приоткрыты: Лигейя прошла через них и, объятая безжизненной прохладой, ощутила знакомый затхлый запах — запах запустения. Она уже не раз спускалась на Глубинные Тропы вместе с другими Стражами, но в полном одиночестве пришла сюда впервые. Она вспомнила: рано или поздно так поступает каждый Серый Страж, в одиночку отправляясь в свой последний путь — отважно и смиренно, навстречу смерти… Вспомнила — и содрогнулась. Лигейя никогда этого не боялась и относилась философски, но теперь ее отчего-то охватило дурное предчувствие. Как будто, выйдя отсюда к свежему воздуху и свету, она уже не будет прежней. Как будто это ее последний путь.       Прогнав наваждение прочь, Страж-командор продолжала спускаться в подземный мрак. Когда свет, лившийся из ворот, совсем пропал из виду, чародейка засветила посох.       — Нет! — вскинулся ее проводник. — Не надо света!       Он попятился и смотрел на Лигейю прищурившись — не то требовательно, не то умоляюще. Немного подумав, она все же погасила свет, хотя перспектива бродить по Тропам в кромешной темноте совсем ее не прельщала. Оставалось полагаться только на чутье: если порождения тьмы все-таки решат устроить засаду, она их почувствует.       Они шли долго, хотя чувство времени под землей всегда искажалось и измерить путь в часах было сложно. Лигейе иногда казалось, что гарлок нарочно плутает по лабиринтам, чтобы напрочь ее запутать. Наконец, туннель оборвался, переходя в естественную пещеру, которая в свою очередь примыкала к коридору, куда более узкому, чем туннели Троп, — по всей видимости, остатки большого гномьего строения, где когда-то давно кипела подземная жизнь. Коридор ветвился, и проходы закручивались, подобно лабиринту; в стенах чернели проемы, ведущие в некое подобие комнат.       Миновав большую арку с колоннами, проводник остановился. Лигейя по-прежнему ничего не видела, но ясно почувствовала еще одно порождение тьмы рядом — всего в нескольких шагах.       — Я знал, что ты придешь, Страж.       Она сразу узнала этот низкий, вкрадчивый голос. Еще мгновение — и тусклый белый свет магического кристалла залил просторное помещение с колоннадой по центру. Дальняя часть колоннады тонула во мраке, создавая иллюзию бездонной пропасти, от которой Лигейю отделяло всего несколько шагов. Стены, отделанные камнем и металлом, были сплошь заставлены стеллажами с ветхими книгами. Рядом с внушительным каменным столом стоял Архитектор, и его острые проницательные глаза без зрачков изучали гостью.       — Ступай, — сказал он проводнику, и гарлок, кивнув, удалился.       — Зачем ты хотел меня видеть? — спросила Страж-командор.       — А ты разве не хотела видеть меня?       — Мне нужны ответы, — уклончиво отозвалась она.       — Хочу предложить тебе сделку, Страж, — эмиссар повертел в руке светящийся кристалл, затем положил его на стол и подошел к Лигейе ближе, словно для дружеской беседы. — Ты дашь мне еще немного своей крови, а я взамен расскажу о том, что так тебя интересует.       — Зачем тебе моя кровь? Ты используешь магию крови?       На искаженном скверной лице проступила меланхоличная задумчивость. Лигейя подумала, что, возможно, Архитектору незнакомо такое понятие.       — Если твой вопрос заключается в том, использую ли я твою кровь для усиления своей магии, то нет.       — Для чего тогда?       — Условия сделки распространяются в том числе и на этот вопрос. Расскажу, если согласишься.       — А если откажусь?       Эмиссар взглянул на Лигейю испытующе, но в то же время снисходительно, будто ее разум был для него открытой книгой:       — Ты не откажешься. Не для того проделала столь неблизкий путь.       Чародейка медлила с ответом. Что за игру затеяло с ней — в очередной раз — это существо? Он бы мог прибегнуть к магии и, как и во время их первой встречи, взять у нее кровь — бежать ей все равно некуда. Зачем же ему ее согласие? Не иначе как хочет завоевать доверие…       — Хорошо, — сказала она. — Только не переусердствуй.       — Тебе нечего опасаться, — дипломатично заверил Архитектор. — Я совершенно не заинтересован в твоей смерти. Ты и сама скоро это поймешь.       Архитектор провел Лигейю в другую, хорошо сохранившуюся часть старого тейга, и вскоре они оказались в его лаборатории. Это место даже при неверном свете кристалла чародейка узнала сразу — так крепко оно засело в ее памяти, так часто она переносилась сюда, едва закрыв глаза. В центре высилось все то же каменное ложе; теперь Лигейя смогла также разглядеть две уходящие вниз лестницы вдоль стен, однако то, что было внизу, скрывала темнота. Чародейка также приметила приборы, о назначении которых можно были лишь смутно догадываться: одни представляли собой металлические конструкции правильной формы — настоящее чудо инженерной мысли, другие были причудливой оправой для разноцветных кристаллов, часть из которых излучала мертвый синий свет.       По указанию эмиссара Лигейя опустилась на казавшееся теперь алтарем ложе, ощущая себя жертвой кровавого ритуала, которая смиренно идет на заклание по собственной воле. Кожаные ремни покоились рядом с ее руками — они были больше не нужны. Когда в плоть вонзились иглы, Лигейя сжала кулаки: сердце забилось чаще, кровь прилила к лицу, застучала в висках, заиграла в жилах, подобно бурной горной реке. Те самые ощущения, что накатывали на нее перед сном и не давали покоя уже которую неделю, — только теперь они отчего-то казались приятными и пьянящими.       — Что это? — тихо спросила она, закрывая глаза.       — Зов крови.       — Как?.. — только и сумела проговорить Лигейя, охваченная слабостью.       — Твоя кровь говорит со мной на ее языке.       Ей показалось, что он улыбнулся. Или это была лишь игра мертвого света и тени.       

***

      …Лигейя брела по узкой пещере, освещенной красноватым мерцанием без видимого источника. Что-то должно произойти… Она должна увидеть… Что? Чародейка точно не знала, но вот туннель внезапно кончился, и она ступила в открытое куполообразное пространство — утробу самой скалы. Вокруг царил невнятный гул, похожий на перешептывание множества злобных голосов — или шелест пожухлой листвы мертвого леса, на который яростно накинулся ветер. На каменной возвышенности в центре, как на огромном насесте, восседало… то, что и должна была увидеть Лигейя. Существо, напоминавшее не то неведомую тварь из морских глубин, не то гигантского паука из кошмаров, порожденных больным разумом. Когда-то оно было человеком, женщиной: чудовищное тело с извивающимися, подобно змеям, щупальцами венчал стройный торс с выраженной грудью и тонкими изящными руками. Лицо, обрамленное черными волосами, тоже было не слишком затронуто жуткой трансформацией — в профиле ясно угадывались вполне человеческие черты, от чего вид существа внушал еще больший ужас.       Лигейя осознала, что за звуки ее окружали: пещера была полна порождений тьмы. Их было так много, что издали они казались частью рельефа — россыпью серых камней, укрытых тенями. Теперь это море пришло в движение: волна за волной оживала, устремляясь к каменистым берегам, повинуясь могущественной воле. Словно почувствовав постороннее присутствие, повелительница этой орды резко повернулась в сторону, где стояла Лигейя, и ее красные глаза опалили незваную гостью огнем безумия. Ее рот открылся, и через мгновение человеческие губы стали зияющей кровавой раной, исказившей всю нижнюю часть лица, а из глотки вырвался жуткий, оглушающий вопль.       — Уходим! Скорее! — раздался за спиной голос. Голос, который Лигейя узнала бы из тысячи.       «Это сон», — тут же догадалась чародейка. Невероятно реалистичный, как тот, что она видела, впервые оказавшись подопытной Архитектора, но все-таки сон.       Латная перчатка схватила ее за руку и, развернувшись, Лигейя оказалась лицом к лицу с Алистером. Вдвоем они бежали по красному коридору, пока впереди не забрезжил свет. Как только они выбрались наружу, Алистер аккуратно заключил ладони Лигейи в свои и одарил ее взглядом, полным заботы и нежности:       — Ты в порядке?       Она кивнула, боясь, что если отведет от него взгляд хоть на миг, он попросту исчезнет. Алистер был облачен в броню с грифоном на груди — эмблемой Серых Стражей, и Лигейя залюбовалась до боли знакомой воинской статью и мужественными чертами лица.       Если бы он был сейчас с ней, они бы вместе восстанавливали ферелденский орден. Они бы вместе съездили на родину Дункана, чтобы отдать дань его памяти, как хотел Алистер. Они бы вместе сражались с новой угрозой, защищая друг друга и храня от ран. Они бы вместе отправились на Глубинные Тропы через много лет, когда их срок на службе у целого мира подошел бы к концу.       Они были бы счастливы. Если бы все это вообще могло быть…       — Зачем ты меня оставил… — тихо сказала Лигейя, сокрушенно покачав головой, как будто образ, порожденный ее же сознанием, мог дать ей ответ.       — Да, мне не следовало далеко отходить, ведь… Постой… Я что, совсем тебя оставил? — он выглядел ошарашенным и совершенно сбитым с толку.       — Да, — она грустно улыбнулась.       Алистер нахмурился, серьезно задумавшись, потом, наконец, сказал:       — Выходит, я круглый дурак.       Она высвободила одну руку и коснулась его лица, ясно ощутив исходящее от кожи тепло. Он казался таким настоящим, что это вызывало и восхищение, и боль.       — Нет, — сказала Лигейя. — Ты мой герой.       

***

      Проснулась Лигейя с влажными от слез щеками. Она лежала на некоем подобии кровати, устеленном шкурами, в помещении, которое своими стенами из необработанного камня и выдолбленными в них нишами напоминало гробницу. Рядом с ней у стены стоял ее посох, чуть поодаль сиял светящийся кристалл.       Чародейка не помнила, как заснула: должно быть, слабость и поздний час взяли над нею верх слишком быстро. Она поднялась и осмотрелась. Дверей в этой комнате не было — из черноты дверного проема веяло воздухом из гномьей системы вентиляции. Значит, запирать ее и не думали. Она также заметила у изголовья кровати кувшин с водой и блюдо с сушеным мясом и фруктами, и хотя выглядела еда не очень аппетитно, на поверку оказалась более чем съедобной. Поскольку после вчерашних «процедур» Страж все еще ощущала слабость, она решила полежать еще немного, чтобы прийти в себя: сейчас рядом не было Андерса с его чудодейственным заклинанием, и некому было быстро поставить ее на ноги.       Едва она вспомнила мага, как ее мысли тут же унеслись в Крепость Бдения, к повседневным хлопотам, стратегическим планам и делам ее обитателей. Все это волновало Лигейю больше, чем ее собственное положение, окутанное покровом неизвестности: сама не зная почему, она была совершенно спокойна насчет Архитектора и его обещаний.       Эмиссар явился, когда Лигейя уже почти восстановила силы. Справившись о ее самочувствии, он проводил ее в библиотеку, где они беседовали накануне. Там Архитектор сел за стол, усыпанный книгами и ветхими свитками, и предложил чародейке сесть напротив.       — Итак, Страж, ты хотела знать, кто твой враг, так ведь? — начал гарлок. — Я тебе показал.       — Существо из моего сна? — спросила Лигейя, припоминая подобности, так ярко запечатлевшиеся в ее памяти, словно все случилось наяву. И Страж-командор хорошо знала, кто это: порождения тьмы не рождались обычным способом и не развивались, как это свойственно всякой жизни; их производили на свет так называемые «матери выводка» — женщины, изуродованные скверной до такой степени, что это полностью меняло не только их облик, но и природу. Одна такая «мать» способна породить за свою жизнь тысячи тварей. Порождения тьмы специально похищали женщин разных рас, чтобы предать их этому ужасному проклятью: Сигрун рассказывала, что не так давно твари повадились устраивать рейды на тейги гномов, уводя несчастных женщин десятками.       Однако это существо было человеком. Когда-то…       — Да. Она называет себя Матерью.       — Значит, она разумна…       — Верно. Она — мой самый неудачный эксперимент.       — Разумные порождения тьмы — твоих рук дело? — Лигейя смотрела на собеседника в упор, и с каждой секундой это предположение казалось ей все более вероятным.       Поставив локти на стол, Архитектор соединил перед собой пальцы — очередной человеческий жест.       — Да. И здесь кроется ответ на еще один твой вопрос. Мне стало известно, что Серые Стражи используют кровь моих собратьев, чтобы обрести способности, столь полезные для противостояния им. И я подумал: если вы отчасти становитесь подобны нам, то почему не может быть верно и обратное? Тогда я и начал эксперименты с кровью Стражей. И результаты превзошли мои ожидания.       — То есть, кровь Стражей наделяет порождений тьмы разумом? Как такое возможно?       — «Наделяет» — это не совсем верно. Мои собратья происходят от смертных рас, поэтому — потенциально — разумом уже обладают. Однако то, что вы называете скверной, принудительно внедряет каждый отдельно взятый разум в единую сеть, лишая тем самым разум свойства, которое можно условно назвать «индивидуальностью». В результате теряется и способность к осмысленной речи — она просто становится ненужным рудиментом, поскольку общение в пределах сети происходит иначе. При этом проводником сигналов, а также силой, связующей воедино эту сеть, служит зов древнего бога — наверняка тебе это известно. Так вот, кровь Серых Стражей наделяет моих собратьев устойчивостью к этому зову, подобно тому как наша кровь наделяет вас устойчивостью к губительной болезни.       Во всем этом определенно была логика, и Страж-командор кивнула в знак понимания:       — Значит, вливание крови Стража «отключает» порождение тьмы от сети, и оно начинает мыслить самостоятельно?       — Да. Я называю это Пробуждением. Я даю собратьям свободу от их оков — они перестают слышать зов древних богов и больше не испытывают потребности их искать. Ты понимаешь, что это может значить в перспективе, Страж?       Лигейя медленно откинулась на спинку каменного стула. Она лишь крепко сжала кулаки, лицо же ее ничем не выдало чувств, охвативших ее, когда пришло осознание.       — Порча не затронет древних богов, — тихо сказала она. — А без Архидемона не будет Мора…       — Совершенно верно, — одобрительно кивнул Архитектор. — Именно поэтому я искал встречи с тобой. Мне для моего замысла нужна кровь Стражей. Стражи, в свою очередь, хотят оградить мир от Мора — ведь в этом заключается ваш долг. Мы можем помочь друг другу.       — То есть, ты предлагаешь союз… — задумчиво протянула Страж-командор: она была готова ко всему — мистификациям, недомолвкам, манипуляциям — и эта деловая прямота несколько выбила ее из колеи. Однако ей также не верилось, что порождение тьмы, каким бы блестящим умом оно ни обладало, стремится защитить мир от Мора. — Но какой интерес во всем этом для тебя? Зачем тебе останавливать Мор?       — Я предполагал, что в благие побуждения с моей стороны ты не поверишь, но, тем не менее, они мне вовсе не чужды. Мор — это бессмысленное разрушение и огромные потери для обеих враждующих сторон. Куда более рационально сосуществовать в мире и согласии. И единственный путь к этому — освободить моих собратьев от рабства перед древними богами. Конечно, это потребует времени, но последний из восставших Архидемонов был побежден вами совсем недавно, а значит, до пробуждения следующего время есть.       Лигейя помолчала, обдумывая сказанное, затем продолжила:       — Ты упомянул, что Мать — твой неудачный эксперимент. Что именно с ней пошло не так?       — Увы, то, что она перестала слышать зов, свело ее с ума. Она лишилась разума, который я стремился ей дать… — опечаленно пояснил эмиссар. — Она стала совершенно неуправляемой и теперь уничтожает плоды моих трудов. Это еще одна причина, почему мне нужен союз со Стражами.       — Тебе нужна наша помощь, чтобы убить ее?       — Да. Кое-кто из моих собратьев, прошедших через Пробуждение, внял абсурдным идеям Матери и принял ее сторону. Она же с легкостью расправляется со своими последователями, полагая, что освобождает их от «проклятья тишины».       Лигейя кивнула: это объясняло междоусобицу среди порождений тьмы.       — Если мы ее убьем, ты ведь не можешь поручиться, что такое не повторится с другим «пробужденным»?       Вопрос ничуть не смутил Архитектора — если, конечно, он вообще был способен смутиться.       — Не могу. Однако если такое произойдет, я не только не буду возражать против уничтожения этой особи, но и всячески посодействую в этом.       Словно прочтя мысли чародейки, Архитектор добавил:       — Тебя, должно быть, уже посещала такая мысль: а зачем Стражам вообще что-то делать? Пусть два враждующих лагеря моих собратьев перебьют друг друга. Но все не так просто. Матери известно, что для Пробуждения мне нужна кровь Стражей, и скоро она обратит свой безумный гнев против вашего ордена.       В груди у Лигейи похолодело, когда перед глазами вспыхнула разоренная Крепость Бдения и бездыханные тела всех тех, за кого она была в ответе, — подопечных, соратников, друзей… И она отважилась задать вопрос, терзавший ее с самой первой встречи с Архитектором:       — То, что я видела во сне… Без твоего вмешательства тут явно не обошлось. Ты можешь управлять сновидениями?       — Я направлял тебя, в некоторой степени. Но то, что ты видела, не было порождением моего разума.       — Ты хочешь сказать, что я видела объективное будущее? Разве это возможно?       — А разве у тебя еще остались сомнения в реальности этой угрозы? — Архитектор слегка прищурился; его белые глаза, внимательно изучавшие собеседницу, почему-то не казались пустыми.       Чародейка не нашлась, что ответить. У нее не было ни единой причины сомневаться в словах эмиссара, ей не в чем было его упрекнуть — он даже похищенных разведчиков вернул Стражам в целости и сохранности.       Воспользовавшись паузой, Архитектор поднялся и произнес:       — Я вынужден на время тебя покинуть. И я не стану требовать твоего решения немедленно. Моя библиотека — в твоем распоряжении. Если что-то понадобится, один из моих гарлоков будет рядом.       Он удалился, оставив Лигейю наедине со своими мыслями. Она ходила вдоль стеллажей, водя пальцами по корешкам книг и всматриваясь в надписи, многие из которых стерлись настолько, что ничего нельзя было разобрать. Бережно снимая с полки по одной книге, чародейка медленно листала их: где-то страницы были исписаны гномьими рунами, которых она не понимала, где-то угадывался выцветший текст на языке людей, и одну из таких книг Лигейя принесла на стол, поближе к свету кристалла. Занятие было умиротворяющим, и, переворачивая пожелтевшие страницы, Страж-командор попутно размышляла о своем.       Союз Стражей и порождений тьмы… Сама мысль об этом была дикой, но мудро ли отказываться от помощи в борьбе с общей угрозой? Никогда раньше Стражи не вели переговоров с порождениями тьмы, но не потому ли, что это было невозможно в принципе? Лигейе представился шанс изменить порядок вещей, существовавший многие века, и, может быть, ее предшественники не преминули бы им воспользоваться, если бы могли.       Разорвать порочный круг — не это ли заветная цель Серых Стражей? Покончить с Мором навсегда… Это значит, что не будет больше этой бесконечной войны, грозящей уничтожением всего живого. Это значит, что ни один Страж больше не отдаст свою жизнь за победу над Архидемоном. Это значит, больше никто и никогда не переживет того ужаса, который пережила она на крыше форта Дрейкон. Больше никому не придется выбирать между своей жизнью и жизнью любимого человека…       Одернув себя, Лигейя покачала головой. Вредно думать в таком ключе. Изнанка этого непростого решения была уже не столь заманчивой: кто знает, на что станут способны порождения тьмы, обретя разум и свободу воли? Вполне возможно, что их коварство и хитроумие выйдут далеко за пределы человеческого разумения. Страж-командор всегда считала, что жажда разрушения заложена у этих созданий в природе, — ей и теперь хотелось в это верить. Но Архитектор заставил ее усомниться.       Эмиссар вернулся довольно скоро, хотя, возможно, чувство времени под землей исказилось, и на самом деле прошло несколько часов. Он сел на свое прежнее место за столом, и Лигейя, не дожидаясь вопросов, заговорила первой:       — Я обдумала твое предложение. Помочь друг другу, чтобы победить общего врага, — это видится мне разумным. Со своей стороны могу обещать, что Стражи приложат все усилия, чтобы устранить эту угрозу. Что до остального… — Страж-командор сделала паузу и вгляделась в лицо гарлока, выражавшее вежливую заинтересованность. — Многие из моего ордена не пожелают давать свою кровь для твоих целей, и принуждать их я не хочу. В то же время препятствовать твоим экспериментам мы не станем, как не станем и охотиться на тебя или твоих подопечных. Если вы не будете представлять угрозу для мира, разумеется.       — Разумеется… — задумчиво протянул Архитектор. Он как будто ждал подобного ответа. — Что ж, справедливо.       — Тебе известно, где искать эту… Мать?       — Пока нет, но мои разведчики ведут поиски ее логова, и у них уже есть некоторые ориентиры.       — Мы можем брать живыми и допрашивать ее сподвижников — возможно, удастся выяснить хоть что-нибудь.       — Да, возможно.       Лигейя терпеливо ждала, что он скажет дальше, ведь она находилась глубоко под землей среди туннелей-лабиринтов и не могла просто встать и уйти.       В его странных глазах снова вспыхнул интерес исследователя, когда эмиссар заговорил:       — Ты здесь гость, а не пленник, поэтому вольна уйти, когда пожелаешь. Я скажу, чтобы тебя проводили. И все же хочу попросить тебя задержаться еще немного. Наш сегодняшний разговор вышел сугубо деловым, и мне хотелось бы более личной беседы.       — Личной беседы? — удивилась чародейка.       — Мне всегда были интересны люди, хотелось бы узнать их получше. А ты создаешь впечатление весьма любопытного представителя человеческого рода. К тому же, двум магам ведь всегда есть о чем поговорить, не так ли?       Лигейя была заинтригована, но не желала этого показывать:       — Допустим. Если я буду отвечать на твои вопросы, ответишь ли ты на мои?       — Разумеется. Это ведь беседа, а не допрос. Я также покажу тебе кое-что, и это наверняка тебя заинтересует.       Разговор по душам с порождением тьмы… Это даже забавно. Решив, что вреда от этого не будет, Лигейя ответила:       — Хорошо. Я останусь.       

***

      

5

      Они прогуливались вдвоем по широким туннелям, где по боковым желобам текла лава, освещая их таинственным красноватым светом, — мимо полуразрушенных статуй гномов, увековеченных потомками в камне за особые заслуги; мимо построек из камня и металла, о назначении которых теперь можно было только догадываться; под монолитными арками, стойко подпиравшими величественные своды под натиском неумолимого времени. Тут и там виднелись россыпи светящихся грибов, придававшие этим местам совершенно фантастический облик. Лигейя с удовольствием созерцала эту мрачную красоту — впервые в жизни она могла себе позволить расслабиться на Глубинных Тропах. Архитектор, очевидно, считал этот тейг своими владениями и превосходно здесь ориентировался: за все время прогулки он и его гостья ни разу не сбились с пути, не забрели в тупик и не наткнулись на завал.       — Вижу, тебе здесь нравится, — заметил эмиссар.       — Да, в этом что-то есть, — ответила Лигейя, коснувшись полустертой рунической надписи на каменной глыбе.       — В этих руинах можно найти много интересного, если проявить усердие. Большая часть собрания из моей библиотеки была добыта как раз таким способом.       — Ты понимаешь язык гномов?       — В моем распоряжении все время этого мира. А чем дольше существуешь, тем легче изучать и обучаться, ибо все новое начинает все глубже уходить корнями в уже известное.       — Значит, порождения тьмы и правда могут жить вечно… — Лигейя впервые по-настоящему задумалась об этом. — Не стану спрашивать, сколько тебе лет — наверняка наши единицы измерения времени ничего для тебя не значат. И все же, давно ли ты… существуешь?       — Я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Мне сложно сопоставить свои категории мышления с человеческими. Судя по тому, что я вижу, ты еще очень молода, так что по твоим понятиям, вероятно, да. Давно.       — Если тебя никто не «пробуждал», значит, ты всегда был разумным? Как так вышло?       — Боюсь, на этот вопрос у меня тоже нет ответа — я просто был таким изначально. Равно как и ты точно не скажешь, почему у тебя есть магический дар, а у многих других смертных его нет. К слову, об этом даре я хотел бы узнать поподробнее.       — Я точно не знаю, откуда он берется, — есть несколько теорий на этот счет. Когда-то магию даже считали благословением Создателя. Но не теперь… — в голосе чародейки промелькнула горечь. Она не знала, заметил ли это эмиссар, однако он чуть повернул голову и взглянул на нее пристально и заинтересованно.       — Что же изменилось?       — В нашем мире — в большей его части — магов боятся, а магию держат под строгим контролем. Обычно магические способности проявляют себя в детстве или в подростковом возрасте, и нет хуже наказания, чем обнаружить это у своего ребенка. Ведь это означает, что его скоро заберут и отправят на «пожизненное обучение»… Все видят в маге только лишь опасное отклонение от нормы. От него ждут только худшего, и у него может быть только одно место в мире — рядом с подобными ему,— Лигейя задумалась, насколько ее собеседник понимает ее.       Тот, заметив ее замешательство, кивнул:       — Мне известно, какую большую ценность имеет для смертных свобода. Мне также известно, что вы обычно привязаны к тем, с кем состоите в родстве. А как относилась к своим способностям ты?       — Мне всегда нравилось быть магом — несмотря ни на что. Я считала это особым талантом и всегда стремилась его развивать.       — Похвально. Думаю, что понимаю, каково это: ощущать свою непохожесть и использовать ее преимущества.       — А как порождения тьмы относятся к магическим способностям у своих собратьев?       — Среди моих сородичей многое решает сила. А магия, бесспорно, ею является — чтобы понять это, не нужно даже обладать разумом.       — То есть, маги пользуются уважением?       — Да, можно и так сказать.       Разговор так увлек Лигейю, что она только сейчас обратила внимание — торжественную тишину вокруг нарушает не то шорох, не то скрежет. Он как будто подстраивался под неспешный темп их шагов, то замирая, то возобновляясь. Чародейка огляделась: руины справа утопали в густых тенях, и разглядеть что-либо ей не удалось. Архитектор заметил ее настороженность, но, похоже, совершенно ее не разделял. Когда шорох послышался и с противоположной стороны, он остановился, словно выжидая.       — Глубинные охотники, — сказал, наконец, эмиссар. — Готовятся напасть.       Лигейе были знакомы повадки этих существ, похожих на больших ящериц, — они тихо преследовали потенциальную добычу, выжидали удобный момент и нападали исподтишка целой стаей. Она уже взялась за посох, прикидывая, куда можно отступить, если животных окажется слишком много, но эмиссар жестом остановил ее:       — Позволь мне.       Три глубинных охотника вынырнули из теней и ринулись на магов. Архитектор даже не шелохнулся, следя за ними скучающим взглядом, будто эти звери с острыми зубами и когтями были не более чем подопытными крысами в его лаборатории. Он поднял руку и свел пальцы, произнеся заклинание, и нападающих окутало черное облако. Они тут же остановились как вкопанные и повалились на спину: облако, вначале казавшееся бесформенной пылью, теперь растеклось по земле и тянуло к попавшим в ловушку зверям тонкие смолянистые щупальца. Глубинные охотники бились в конвульсиях и дико вопили в страшной агонии, когда чернота обволакивала их тела, и Лигейя смотрела, как у них истаивала кожа, обнажая плоть, которая сжималась, словно бы иссыхая; как постепенно оголялись кости на лапах. Никогда раньше она не видела подобных заклинаний.       Не в силах больше выносить вопли несчастных тварей, чародейка призвала цепную молнию, и их страданиям вмиг пришел конец.       — Я предполагал, что тебе будет неприятно на это смотреть. Кажется, вы называете это милосердием.       Лигейя вдруг осознала, что стоит, как под гипнозом, и смотрит на то, что сотворила неизвестная магия.       — Что… это было? — вымолвила она.       — Магия, — нарочито просто объяснил эмиссар и помолчал, следя за каждым движением Лигейи. Когда она снова повернулась к нему, Архитектор, прочтя вопрос в ее взгляде, добавил:       — Я могу управлять той сущностью, которая делает нас теми, кто мы есть. Вы называете ее скверной. Не самой сущностью, если быть точнее, а ее энергией.       — То есть, это… — Лигейя снова на миг взглянула на то, что осталось от глубинных охотников, — то же самое воздействие скверны, только многократно ускоренное?       — Да, пожалуй. И усиленное. Ты ведь можешь контролировать, насколько мощной будет, скажем, твоя молния?       — Могу.       — Моя магия аналогична твоей, хотя, возможно, и кажется тебе чем-то чужеродным. Иная разновидность энергии, только и всего. Она причиняет страдания, это так. Но разве твои заклинания совершенно безболезненны?       — Нет, — согласилась чародейка, подумав, что сжечь противника заживо, на самом деле, не намного гуманнее. — Многие боевые заклинания и правда причиняют боль. Тот же огонь…       — Итак, ты не назовешь мою магию «злом»?       — Нет, не назову.       Эмиссар прищурился; его искаженное скверной лицо не выражало даже подобия эмоций, но все же казалось, что он был доволен.       Они продолжили свою прогулку, и теперь тишину нарушали только звуки их голосов.       — Почему же в вашем обществе магию не запретили совсем? — спросил Архитектор, когда они ступили в широкий туннель.       — Запретили только магию крови — по ряду причин. Что до остальной… Наверное, потому что магов можно использовать в войнах как оружие.       — И в войнах с моими собратьями, в том числе?       — Да. Маги не так уж и редко становятся Серыми Стражами. По большому счету, присоединиться к ордену — это единственный законный способ вырваться из-под контроля.       — Однако у этой свободы есть цена, — многозначительно заметил гарлок.       Лигейя лишь пожала плечами:       — У всего есть своя цена. Ты так хорошо осведомлен о нашем ордене?       — Осведомлен в некоторой мере. Ты не первый Страж, с кем мне доводилось беседовать.       — Вот как? — удивилась Страж-командор.       — Да. Впрочем, это было давно. Ты, должно быть, тогда была еще ребенком.       Лигейя хотела осторожно выспросить подробности, но эмиссар резко сменил тему:       — Кем был тот молодой воин из твоего сна?       Чародейка внутри содрогнулась и замедлила шаг, ощущая на себе изучающий взгляд, который как будто заглядывал в самые сокровенные уголки ее души. От этого становилось не по себе.       — Я любила его, — просто ответила она, на сей раз не задумываясь, поймет ли ее гарлок.       Он понял, но по-своему:       — Я слышал о таком понятии. Особенно сильная разновидность эмоциональной привязанности, возникновение которой не определяется закономерностями и не поддается рациональному обоснованию.       — Да, примерно так, — усмехнулась Лигейя — ее позабавило столь сухое, но вместе с тем точное определение.       — Однако же ты говоришь в прошедшем времени. Что случилось с объектом твоей любви?       — Он погиб. Пожертвовал собой, чтобы убить Архидемона и остановить Мор.       Архитектор помолчал, размышляя над тем, что мог постичь лишь теоретически.       — Должно быть, его смерть причинила тебе страдания?       — Да. Часть меня умерла вместе с ним… — тихо отозвалась Лигейя, и собственный голос казался ей чужим.       — А что ты чувствуешь по этому поводу сейчас?       — Боль притупилась, но не ушла.       Было немного дико рассказывать этому существу то, что она не рассказывала даже друзьям, однако Лигейя находила странное утешение в том, что ее собеседник был лишен всего человеческого.       — Боль… — задумчиво протянул эмиссар. — По-видимому, это схоже с физической болью, раз ты используешь это слово.       — Да, мы часто так говорим. Считается, что душевная боль куда хуже физической, потому что излечить ее куда сложнее.       — Значит, любовь ушла, и на смену ей пришла боль?       — Нет, не совсем. Просто все прекрасное, что было для меня в этом чувстве, умерло вместе с тем, кого я любила. И осталась только боль.       — То есть, любить ты не перестала?       Лигейя вздохнула, стараясь найти подходящие слова, чтобы объяснить то, что объяснениям поддавалось плохо:       — Все дело в том, что мы никогда не перестаем любить. Мы можем отпустить с миром, продолжать жить дальше, но любовь остается. Такова человеческая природа.       Архитектор снова задумался, а Лигейе вдруг стало любопытно: способны ли порождения тьмы чувствовать хоть что-нибудь? Раньше ей казалось, что только звериную ярость. Однако с разумными наверняка все сложнее, и если уж разум уподобляет их людям, не значит ли это, что и эмоции им не чужды?       Она не смогла противиться искушению и сделала то, что сама же себе запретила делать впредь: сосредоточившись на спутнике, чародейка украдкой заглянула за нерушимую стену, защищавшую ее от «посторонних» эмоций. Но увидела она лишь пустоту, и как ни старалась зацепиться хоть за что-то, разглядеть хотя бы легкую рябь на этом безупречно гладком озере, чьи воды были беспроглядно черны, — все тщетно. В этой пустоте не было даже отпечатков прошлых переживаний. Возможно, ей просто недоставало опыта с порождениями тьмы и потому не удавалось настроиться. А возможно, эмиссар и в самом деле не чувствовал ничего.       

***

      На следующий день Лигейя проснулась с мыслью, что ее, должно быть, уже потеряли в Крепости Бдения и что она даже не назначила заместителя на время своего отсутствия. Она ощутила укол совести, но все же уйти пока не могла. Нужно было узнать от Архитектора как можно больше — когда еще выпадет такой шанс? И пусть ее интерес давно уж вышел за рамки долга Серого Стража — в этом чародейка неохотно себе призналась.       Накануне слабость из-за экспериментов с ее кровью постоянно давала о себе знать до самого вечера, но теперь Лигейя чувствовала себя хорошо. После нехитрого завтрака, оставленного кем-то на прежнем месте у изголовья кровати, она взяла светящийся кристалл и отправилась в лабораторию, где ее ждал эмиссар. Она уже неплохо ориентировалась в этой части заброшенного тейга и без труда сама находила дорогу в те места, куда раньше ходила в сопровождении хозяина.       Сегодня Архитектор, казалось, был еще любезнее, чем прежде: он охотно показывал гостье свою лабораторию, отвечал на вопросы о назначении тех или иных предметов, рассказывал о своих экспериментах. Лигейя не могла понять, рассказывает ли он всю правду или только самую благовидную ее часть, но постепенно беседа увлекла ее так, что этот вопрос утратил всякую важность. И хотя эмиссар оперировал несколько иными понятиями, чем те, к которым привыкла чародейка, она все-таки хорошо его понимала, с удивлением открыв, что понятия эти во многом аналогичны. Теоретическая часть обучения в Круге оказалась небесполезной.       Здесь Лигейя узнала, что Архитектор долгое время занимался поисками спящих древних богов, надеясь уничтожить их и освободить тем самым разум порождений тьмы от их влияния. Задача оказалась почти невыполнимой: ему удалось определить примерное местонахождение драконов, но добраться до них не представлялось возможным. Тогда Архитектор решил изменить подход и несколько позже открыл необычное свойство крови Серых Стражей. Он начал собирать вокруг себя последователей, рассчитывая, что однажды их станет достаточно много, и вместе они смогут завершить его миссию и навсегда освободить всех собратьев. Эмиссар ни словом не обмолвился о том, что он преследует ту же цель, что и Стражи, — избавить мир от Мора. Но Лигейе это теперь было ясно без всяких слов. Он также не просил ее убедить Стражей помочь ему в этом. Он просто рассказывал. И Лигейя видела перед собой не чудовище, не врага, а ученого, который лишь хочет найти истину и изменить с ее помощью порядок вещей, уже не раз доказавший свою несостоятельность.       Они беседовали несколько часов, пока Лигейя, наконец, не поняла, что вопросы иссякли и что ей просто нужно время, чтобы обдумать все услышанное. Воспользовавшись паузой, Архитектор вдруг сказал:       — Идем. Я хочу тебя кое с кем познакомить.       Они вошли в библиотеку; кристалл в руках чародейки осветил кусочек пространства перед входом, но в глубине комнаты, где по-прежнему было темно, она ощутила своим чутьем Стража чье-то присутствие. Порождение тьмы? Вроде бы и да, но в то же время… нечто иное.       Неизвестное существо приблизилось к клочку света, и Лигейя увидела: низкорослая коренастая фигура женщины-гнома, но лицо… Хотя в нем все еще угадывались былые черты — широкие скулы и нос, полные губы — оно было сплошь изъедено скверной, и землисто-серая, покрытая рытвинами кожа была точь-в-точь как у порождений тьмы. От некогда пышной копны каштановых волос остались лишь редкие пряди, беспорядочно теснящиеся среди проплешин. Но более всего потрясали глаза: они были кроваво-красного цвета, каких не было ни у гномов, ни у порождений тьмы.       — Это Ута, — представил Архитектор. — Она неразговорчива, но очень умна и во всем мне помогает. Ута когда-то была Серым Стражем, как и ты.       Ута приветственно кивнула.       От такого поворота Лигейя опешила и теперь не знала, что и думать.       — Что… ты сделал с ней? — в замешательстве вымолвила чародейка.       — Лишь то, что она сама пожелала. Приблизил неотвратимое, дал ей цель и, в конечном итоге, избавил от необходимости совершать ритуал смерти на Глубинных Тропах.       Ута слегка улыбнулась и закивала в знак одобрения.       — Не понимаю… — призналась Лигейя.       — Так ты не знаешь, — заключил Архитектор. — Любопытно…       — О чем я не знаю?       — О цене, которую Стражи платят за свою способность чувствовать моих собратьев и за полный иммунитет к губительной инфекции.       — Я знаю, что устойчивость к скверне — не навсегда, что рано или поздно она берет над нами верх… И я знаю о том, что, согласно традиции, Стражи уходят умирать на Глубинные Тропы.       — Но как именно скверна себя проявляет, тебе не сказали, — это было утверждение, а не вопрос, и Архитектор изучал Лигейю пристальным взглядом.       — Нет…       — Она вызывает в организме Стража необратимые изменения, из-за чего он начинает постепенно уподобляться моим собратьям — как внешне, так и внутри. Когда процесс запускается, Страж также начинает слышать зов древних богов — все сильнее и отчетливее, и это негативно влияет на его рассудок.       — Поэтому и стремится поскорее закончить свою жизнь на Глубинных Тропах… — тихо сказала Лигейя. Теперь в ее голове все встало на свои места, и внезапно самоубийственный ритуал Стражей обрел новый, пугающий смысл.       — Именно.       — Теперь понимаю, — сказала Страж-командор. Растерянность в ее взгляде сменилась твердостью.       Об участи Стражей она знала со слов Алистера: может быть, он сам не знал всю правду, а возможно, просто решил смягчить удар. Вероятно, более опытные Стражи, прибывшие из Орле, чтобы помочь восстановить ферелденский орден, знали все это, но Лигейе не приходило в голову их расспрашивать. Как бы то ни было, все это время Лигейя считала, что скверна в крови со временем убивает Стражей, и это похоже на увядание от болезни, только сильно замедленное. Но все оказалось страшнее. Стать тем, что больше всего ненавидел и с чем боролся всю свою жизнь. Какая злая ирония…       — И что ты думаешь по этому поводу? — спросил Архитектор. Ута, с живым интересом следившая за разговором, тоже перевела на чародейку вопросительный взгляд.       — Это ничего не меняет. Я все равно собиралась последовать традиции.       — Действительно, с чего бы тебе волноваться об этом сейчас, если твое время придет еще нескоро, — многозначительно заметил гарлок.       — Ты ведь не из ферелденского ордена? — спросила Лигейя у Уты. Та покачала головой.       — Вряд ли ты о ней слышала, — пояснил эмиссар. — Ута со мной уже давно, по вашим меркам.       — Ты упоминал, что зов сводит Стражей с ума. Как тогда Ута сохранила рассудок?       — Я проводил исследование процессов, происходящих в организме Стражей. И нашел способ их ускорять, чтобы пропустить ту стадию, которую Стражи характеризуют как «сводящую с ума». Таким образом, разум стабилизируется, и после завершения процесса преображения никаких отклонений не наблюдается.       — То есть, после «преображения» Страж сохраняет свой разум?       — Да. Что примечательно, свойства его крови тоже сохраняются, и она остается пригодной для моих целей.       — Значит, ты проводил опыты на Стражах, которые спускались на Глубинные Тропы, чтобы умереть?       — Это так, но ты заблуждаешься, если полагаешь, что у меня было много подопытных. Добраться до такого Стража раньше, чем его убьют мои собратья, — весьма непростая задача. Те немногие подопытные, что у меня были, добровольно согласились ими стать.       — Они пренебрегли традицией?       — Не все хотят умирать.       По лицу Лигейи пробежала тень неодобрения, но она ничего на это не сказала. Затем спросила:       — И где они теперь?       — Они не выжили. Не по моей вине, если это тебя беспокоит, Страж, — в тоне эмиссара звучало сожаление — или это только казалось.       

***

      — Нет и еще раз нет, — отрезал кастелян Крепости Бдения, исподлобья глядя на назойливого визитера, который навис над ним, опершись о стол. — Командор пожелала лично контролировать складские запасы лириума, и я не стану выдавать его кому бы то ни было в ее отсутствие.       Андерс вздохнул: его уже порядком утомил этот спор. Педантичный старик кастелян, всегда и во всем стремившийся следовать правилам и указаниям, был совершенно непробиваем и не хотел слушать никакие доводы.       — Но ведь командор прямо не запрещала выдавать лириум мне, так?       Кастелян нахмурился: это правда, не запрещала. Более того, частенько заходила на склад в компании этого мага. Сдаваться старик не желал:       — Но и прямо не разрешала тоже. Поэтому до ее возвращения — или до назначения того, кто будет исполнять ее обязанности — я никому лириум выдавать не буду. И точка.       Андерс уже хотел было рассказать о своей цели, но раздумал: все равно не поможет. У него появилась идея получше. Не говоря больше ни слова, он вышел со склада.       Он нашел Натаниэля на тренировочной площадке — тот вытаскивал свои стрелы из мишени и складывал их обратно в колчан.       — Слушай, мне нужна твоя помощь, — Андерс сразу перешел к делу.       — И в чем же? — спросил Натаниэль, не отрываясь от своего занятия.       — Надо кое-чего стащить.       Натаниэль обернулся и поднял бровь: он уже привык, что о нем все вспоминают в таком контексте, но Андерс просил о подобном впервые.       — Ясно. Мог бы и догадаться. Что именно?       — Лириум со склада. Кастелян уперся и не хочет выдавать. А мне очень нужно.       — И зачем, если не секрет?       — Не секрет, — маг решил на этот раз рассказать все начистоту. — Лириум мне нужен, чтобы войти в Тень. Я хочу поискать там Лигейю.       — Это возможно? — удивился Натаниэль, который мало что понимал в магии.       — Шансов немного, — признался Андерс. — Но… я уже просто не могу сидеть сложа руки.       Он помрачнел и даже не пытался скрыть беспокойство:       — Сколько времени нужно на переговоры? Два, три часа? А ее нет уже три дня.       Натаниэль понимающе кивнул: он и сам об этом задумывался. Но Стражи не могли ничего предпринять, ведь они даже примерно не представляли, где искать командора.       — Да, с ее стороны это было очень… рискованно.       — Я бы даже сказал, безрассудно! — горячо выпалил Андерс. — Не надо было ее отпускать…       Натаниэль отложил колчан, и теперь все его внимание было сосредоточено на товарище.       — Но что ты мог поделать? — пожал плечами он.       — Ничего, это точно. Она же здесь Большой Босс, — Андерс грустно улыбнулся. — Ну что, ты мне поможешь?       — Ну, раз такое дело.       Маг приободрился:       — Отлично! Сможешь незаметно проникнуть на склад?       — Проще простого. Замки в крепости с самого моего детства не менялись. Если скажешь, где искать твой лириум, управлюсь на пару минут.       — Должен быть в правом дальнем углу. Там, где все алхимические ингредиенты. Тогда я отвлеку старика, а ты действуй.       Натаниэлю эта затея казалась милой детской шалостью и навевала воспоминания о детстве, когда они с другом воровали еду с кухни (все, что не успевали съесть, потом обнаруживалось в неожиданных местах) и потешались над недоумением служанок, которые были уверены, что в доме хозяйничает злобный дух. Кстати, о духах…       — Только другу своему не говори, — Хоув-младший улыбнулся и заговорщически подмигнул «сообщнику».       — Не скажу, — пообещал Андерс, улыбнувшись в ответ.       

***

      

6

      Лигейя гуляла по руинам тейга в компании Уты — Архитектор отлучился по делам и попросил помощницу показать гостье интересные места. Он также сказал, что ближе к ночи будет ждать чародейку в своей лаборатории. Зачем — не сказал, но Лигейя смутно догадывалась.       Они протиснулись вглубь здания, часть которого была сильно повреждена — возможно, из-за землетрясения — и оттого оно казалось беспорядочной грудой камней. Но это впечатление было обманчивым: как только Лигейя оказалась внутри уцелевшей части, ее взору предстали внушительные хоромы с высокими сводчатыми потолками, опиравшимися на необъятные колонны, — похоже, приемный зал какого-нибудь местного правителя. На подъеме в центре возвышался искусно вырезанный из камня трон. Кое-где свет кристалла вырывал из мрака обломки металлической мебели, в остальном же зал выглядел настолько пустым, как будто само время покинуло его и было более над ним не властно.       Что-то хрустнуло под ногами, и Лигейя опустила кристалл, чтобы получше рассмотреть. Кости. Не все успели спастись, когда эти места наводнили порождения тьмы. У подножья трона чародейка разглядела руническую надпись: ей стало любопытно, что означают эти символы, но спросить у Уты не представлялось возможным, поскольку спутница до сих пор не произнесла ни слова, изъясняясь исключительно жестами.       — Там можно пройти? — спросила Лигейя, указывая на арочный вход в парадный зал.       Ута кивнула и в подтверждение своей уверенности взяла гостью за руку и потащила в сторону арки. Они прошли по хорошо сохранившемуся коридору и оказались на широкой площадке. На ее краю Ута резко остановилась: она указала вниз, а затем на рычаг справа от нее.       — Это спуск, — догадалась Лигейя. — Механизм по-прежнему работает?       Ута опустила рычаг, и небольшая платформа, где они стояли, медленно поехала вниз.       — Гномы действительно умели строить на века, — вслух подумала чародейка.       Ута улыбнулась — в ее взгляде читалась гордость за соотечественников и смутная грусть.       Помещение на нижнем ярусе оказалось кузницей — по центру стояла большая наковальня, окруженная тремя столами, по которым были разбросаны инструменты, словно мастер вот-вот возвратится в свою мастерскую и снова примется за работу. Площадка с наковальней заканчивалась обрывом, и из пропасти лился красно-оранжевый свет. Лигейя подошла к краю, и ей открылось поистине завораживающее зрелище: лава заполняла все пространство внизу, насколько хватало глаз, и огненное зарево освещало потолок, увешанный гигантскими сталактитами. На рукотворных каменных столбах, высеченных из цельной скалы, высились башни, безразлично глядевшие в раскаленную бездну.       Остатки форта или крепости? Лигейя не стала спрашивать — не хотелось нарушать торжественное безмолвие. Они стояли на краю этого обрыва, и каждая думала о своем. Слова стали не нужны: Лигейя откуда-то знала, что ее спутница часто приходит сюда — и подолгу стоит вот так, поглощенная своими мыслями, и созерцает то, что Дети Камня создали в союзе с самой природой. Это было особое место для Уты, и она решила показать его Лигейе, поделиться с ней своим секретом.       

***

      Прошло, должно быть, несколько часов, когда они, наконец, вернулись с прогулки, и Ута проводила Лигейю до «комнаты», где ее уже ждала скромная трапеза.       — Спасибо. Было очень интересно, — сказала чародейка, когда Ута уже собиралась уходить. Та улыбнулась, колючий взгляд ее красных глаз потеплел, и они больше не казались отталкивающими.       Закончив с едой, Лигейя отправилась в лабораторию. Архитектор стоял у стола, сложив на груди руки и задумчиво глядя в пространство. Свет кристалла оживил его белые глаза, когда он обернулся.       — Ты пришла. Хорошо.       Он медленно приблизился и взглянул на чародейку в упор, и ей снова почудилось, что он видит ее насквозь.       — Я бы хотел еще немного поизучать тебя, если ты не возражаешь. Возможно, мне снова понадобится твоя кровь — меньше, чем в прошлый раз. Полагаю, мне нет необходимости повторять, что я не причиню тебе вреда. Ты это и так знаешь.       Лигейя смотрела в эти проницательные глаза, не в силах отвести взгляд. Она вдруг почувствовала себя утомленной.       — Не возражаю, — вымолвила она. Все прочие мысли ушли: раньше ей приходило в голову, что эмиссар, держа ее в полном неведении, мог сотворить с нею что-нибудь страшное в ходе своих опытов; теперь же это Лигейю не волновало.       — Я знал, что ты не откажешь, — сказал Архитектор, и уголки его рта слегка дрогнули — он был чрезвычайно доволен, хотя и не мог по-настоящему улыбнуться.       Он протянул руку и дотронулся когтистыми пальцами до щеки Стража — мягко и осторожно. Лигейя ощутила прикосновение шершавой, бугристой кожи, но не отпрянула, не отстранилась — она приняла эту странную ласку.       И она в третий раз легла на каменное ложе, где впервые оказалась по принуждению, во второй раз — чтобы выполнить свою часть сделки, а теперь… Теперь она не могла сказать, почему это делает, да и не задавалась этим вопросом. Архитектор прошептал заклинание и провел рукой вдоль ее тела — руки и ноги тут же налились тяжестью, а еще через мгновенье магия сковала Лигейю, и она не могла даже пошевелиться.       — Нужно, чтобы ты полностью расслабилась.       Лигейя ощутила, как в вену вонзилась игла, а затем — холодное прикосновение металла к вискам. Через голову прошел электрический разряд, не причинивший, впрочем, боли. Перед глазами все плыло, окружающий мрак стал стягиваться в воронку, которая теперь была средоточием всего сущего для замутненного сознания чародейки. Она успела понять, что Архитектор снова сплетает какие-то чары. А потом ее затянуло в воронку…       …Лигейя открыла глаза и прищурилась — в них ударил солнечный свет. Она лежала на кровати — узкой, но мягко застеленной — и была одета в синюю мантию, которую ей выдали после успешного прохождения Истязания в знак того, что она теперь полноправный маг Круга. Лигейя села и огляделась: так и есть, это общая комната учеников-магов. Неподалеку светловолосая девушка копошилась в своем сундуке с вещами; две другие, весело болтая, направлялись к выходу с книжками в руках. Чародейка поднялась и вышла вслед за ними. Она шла по знакомым дугообразным коридорам, видела знакомые лица — ученики, преподаватели, многих из которых она даже могла припомнить по именам. В библиотеке несколько учеников сидели за столами, погрузившись в чтение, а юный эльф вполголоса спорил с девушкой в очках о каком-то алхимическом рецепте. Из учебной аудитории раздавался нравоучительный голос наставника по целительной магии. Размеренная жизнь ферелденского Круга магов шла своим чередом.       — Приветствую, Страж-командор.       Лигейя вздрогнула, услышав знакомый титул. Она оглянулась и увидела Первого Чародея Ирвинга, который встречал в вестибюле почетного гостя. Это был Дункан…       Девушка удивленно воззрилась на своего ныне покойного наставника, который когда-то — целую жизнь тому назад — забрал ее из Круга в орден Стражей; и, опомнившись, скользнула прочь из вестибюля, пока ее не заметили. Она начала понимать, но отказывалась верить.       «Да-да, это твой судьбоносный день, будущий Страж», — раздался в ее голове знакомый вкрадчивый голос, но Лигейя никак не могла вспомнить, кому он принадлежит.       — Но… почему я здесь?       «А разве ты не хочешь ничего изменить?»       Лигейя ощутила что-то холодное в своей руке и, разжав ладонь, увидела на ней склянку с мутной жидкостью. Экстракт «корня смерти». Быстродействующий яд…       «Ты знаешь, что нужно делать…» — голос убывал и теперь походил на искушающий шепот.       Завороженно глядя на флакон, чародейка покачала головой, то ли отрицая реальность происходящего, то ли сопротивляясь решению, принятому давно и безоговорочно.       …Мир вокруг потускнел, границы размылись. В один миг окружающая картина изменилась: вместо мягкого света башни магов Лигейя теперь видела перед собой серую мглу: свинцовые тучи, нависшие над Денеримом, не пропускали свет солнца; воздух был наполнен дымом и запахом гари. Бесплотным призраком Лигейя парила над крышей форта Дрейкон, где прямо сейчас бушевала битва, воспоминания о которой она лелеяла и проклинала, ненавидела и любила. Черный дракон яростно взмахнул крыльями и выдохнул синее пламя, сломав строй защитников. Командир лучников прокричал приказ, и они живо перегруппировались и приготовились к новой атаке. Зверь уже был ранен и измотан.       «Это — мир без тебя», — объяснил голос в голове.       В самой гуще битвы, где порождения тьмы, повинуясь мысленным приказам своего величественного командира, накатывали волна за волной, Лигейя увидела нескольких воинов, которые сдерживали натиск. Одного из них она узнала сразу, хотя его лицо и было скрыто шлемом. Последний Серый Страж во всем Ферелдене…       Алистер возглавлял отряд, и, когда воины благополучно добили вражеское подкрепление, скомандовал рассредоточиться и отвлечь дракона, а сам тем временем пошел на рискованный маневр. Сейчас или никогда…Лигейя наблюдала за ним с восхищением и гордостью.       Рядом была Морриган, и Лигейя знала, что это значит. Алистер нанесет последний удар, и Морриган сделает то, что не смогла она сама. Спасет его…       Мгновение — и Лигейя снова стоит в коридоре башни магов, сжимая флакон в руке.       «Не бывает незаменимых людей. Он прекрасно справится и без меня. Я только мешаю», — думала она, и боль всколыхнулась в душе с новой силой.       Сколько же раз она твердила себе, что не она, а злой рок повинен в том, что случилось, и потому что бы она ни делала, как бы ни старалась, но Алистера ей было не спасти. И все же шанс был — и она его упустила, и почему? Потому что слишком сильно любила… Если бы только Алистер никогда ее не встретил… Не обремененный этим роковым чувством, он бы согласился на предложение Морриган, решив, что это повысит шансы на успех. Он был бы жив…       «Ты знаешь, что нужно делать», — повторил голос в голове.       Лигейя кивнула. Единственный способ спасти Алистера — вычеркнуть себя из этой истории. Вынув пробку и отшвырнув ее прочь, она припала губами к флакону. Она ощущала, как смертоносная горечь яда обжигала внутренности, проникая в кровь и подбираясь к сердцу…       …Лигейя резко открыла глаза и, хватая ртом воздух, приложила руку к бешено колотящему сердцу. Ее снова окружал полумрак подземной лаборатории, который лишь слегка отступал под натиском света кристалла. Архитектор был рядом и внимательно наблюдал за подопытной.       Очередной эксперимент во сне. А ведь она почти поверила, что так можно все исправить… Ей хотелось дать волю слезам, но опустошенность внутри была столь ужасающей, что Лигейя не могла даже плакать. Раньше это спасало…       Отдышавшись, чародейка вновь обрела способность говорить.       — Зачем ты это делаешь? — чужим голосом спросила она.       — Я хочу тебя понять.       — И что же тебе удалось понять?       — Твоя боль, как ты сама ее называешь, вызвана не только самим фактом потери объекта твоей любви, но еще и чувством вины в связи с этим событием. Настолько сильным, что ты даже была готова умереть, только бы этого всего не было. Ты действительно сделала бы это, будь у тебя возможность повернуть время вспять?       — Да. И я все отдала бы за такую возможность, — без колебаний ответила Лигейя. К горлу подступил тяжелый ком — но нет, для слабости было не время.       — А за возможность избавиться от боли? — эмиссар прищурился и коснулся подбородка, словно обдумывая что-то, чрезвычайно его занимавшее.       — Это все равно невозможно, к чему об этом говорить, — Лигейя скептически пожала плечами. Спина затекла от твердого камня, и чародейка медленно поднялась и села. Голова слегка кружилась.       Архитектор замолчал, и хотя он не отводил взгляд от подопытной, его глаза теперь смотрели скорее сквозь нее. Затем он заговорил снова:       — Вернулись мои разведчики — им удалось обнаружить логово Матери. Однако сбылись мои худшие опасения.       Сердце Лигейи подпрыгнуло в груди; эмиссар же выдержал драматическую паузу.       — Она выжидала, чтобы подготовиться к основному удару, — и неустанно воспроизводила потомство. И теперь в ее распоряжении целое войско. Если еще прибавить к их числу моих разумных собратьев, решивших последовать за нею… Словом, угроза действительно серьезная.       — Она может управлять неразумными порождениями тьмы через связь с коллективным разумом? Как Архидемон?       — Не в таких масштабах, как древний бог, но в целом да, может. У каждой матери выводка изначально есть связь со своим потомством, однако поскольку они не обладают независимым мышлением, им обычно не приходит в голову использовать эту способность для захватнических целей. Но с нашим врагом, как ты понимаешь, все иначе.       — Тебе есть, что ей противопоставить?       — Увы, я не могу влиять на своих собратьев. Все мои последователи разумны, и они помогают мне не по принуждению, а потому что разделяют мои устремления. И, конечно, моих намного меньше…       — Какова численность врагов?       — По словам разведчиков, около тысячи. Возможно, больше.       Страж-командор похолодела: в ферелденском ордене, который недавно был восстановлен и еще только набирал силу, едва ли наберется несколько десятков Стражей. Против тысячи им не выстоять. И Матери наверняка уже известно, где находится обитель ордена…       — Как… как ее остановить?       В белых глазах эмиссара на миг промелькнула тень торжества: он ждал этого вопроса.       — Ты можешь сделать это.       — Я? — опешила Лигейя.       — Да. Я научу тебя одному трюку, и ты сможешь совладать с ордой отпрысков Матери. Останется только сразиться с ней самой и ее разумными приспешниками, коих не так много. Эта задача вполне по силам Серым Стражам. А если мы объединим усилия, то тем более.       Лигейя не стала спрашивать, в чем подвох, — внезапно она и сама все поняла. Потрясенная, она не могла вымолвить ни слова, но эмиссар прочел это в ее глазах. Доверительно понизив голос, он изрек:       — Присоединяйся ко мне.       Она молчала, но Архитектор не торопил ее: он заговорил снова, не сомневаясь, что она внимает каждому его слову.       — Признаю, это входило в мои планы с самого начала, после первой встречи с тобой. И утаил я это не по злому умыслу — я хотел, чтобы прежде ты увидела. Я рассчитывал, что ты поймешь. Тебе не нужно больше быть винтиком в беспощадном механизме нескончаемой войны двух сторон. Ты можешь стать чем-то гораздо большим. То, что вы считаете «порчей» и проклятием, на самом деле источник огромной силы. Впусти ее в себя — и ни болезни, ни старение никогда не коснутся тебя. В твоем распоряжении будет вечность, а я еще столько могу тебе показать. Я научу тебя своей магии, и не только.       Он взял ее руку, и Лигейя, повинуясь, встала. И тогда эмиссар сжал ее запястье — кровь от его прикосновения забурлила, по коже пробежало покалывание, и чародейка закрыла глаза, наслаждаясь этим всплеском адреналина.       — Это уже внутри тебя и проявит себя рано или поздно. Так к чему противиться? Подумай об этом. Подумай и о том, что ты избавишься от всех человеческих слабостей. Твоя боль перестанет тебя терзать. Ты сможешь обрести покой.       — Я забуду?.. — наконец вымолвила Лигейя. Архитектор по-прежнему держал ее запястье, и она не сопротивлялась.       — На память преображение не влияет. В самом начале тебе, возможно, будет казаться, что боль никуда не ушла, но на самом деле это будет лишь ее отпечаток, запечатлевшийся в твоей памяти. И он сотрется довольно быстро. Позже ты, вероятно, забудешь совсем, но лишь потому, что это воспоминание потеряет для тебя всякий смысл.       — Я согласна.       Лигейя сказала это поспешно, словно боясь передумать. Сказала — и ужаснулась собственным словам, наблюдая, как разрастается в душе горькая и вместе с тем сладостная обреченность.       — Я знал, что ты меня не разочаруешь, — Архитектор отпустил ее руку.       Чародейка снова села, отрешенно глядя в пол.       — Но ведь… мой срок еще нескоро. Как ты это сделаешь?       — Я могу ускорить развитие так называемой скверны в твоем организме. Все пройдет быстро и сравнительно безболезненно, — объяснил эмиссар и многозначительно добавил:       — Ута ведь тоже спустилась сюда не для того, чтобы умереть.       — Но разве «зов» не начнет сводить меня с ума?       — На начальных стадиях он будет тебя беспокоить. Но когда процесс завершится — уже нет. Как я уже сказал, я сделаю так, чтобы он завершился быстро. Однако ты стала Стражем недавно, и «скверна» еще вообще никак себя не проявляла… — гарлок задумался. — Думаю, будет лучше провести процедуру в несколько этапов, чтобы уж точно не возникло никаких осложнений.       — А что со Стражами? Их нужно предупредить об угрозе и… — Лигейя выдохнула. — …Сказать, что им нужен новый командор.       — Да. Я хочу, чтобы ты рассказала им все как есть. Возможно, кто-то из них поймет и тоже захочет нам помогать. Возможно, не сразу — со временем. Мне бы очень этого хотелось.       Архитектор направился к двери и жестом пригласил Лигейю следовать за ним.       — Приступим завтра. А сейчас тебе нужно отдохнуть.       Это было действительно так: чародейка чувствовала себя уставшей и разбитой. Эмиссар проводил ее до комнаты, и, снова оставшись в одиночестве, она заснула, едва сомкнув глаза. Что ей снилось в ту ночь, Лигейя не запомнила, но в какой-то момент ей почудилось, будто над нею склонился Андерс и пытается разбудить. Проснувшись, она даже не сразу вспомнила, где находится, — сознание будто отказывалось верить, что это не Крепость Бдения.       «Должно быть, приснилось», — заключила чародейка и снова погрузилась в сон.       

***

      В Крепости Бдения пробил обеденный час, и Стражи один за другим подтягивались в общий зал для трапез. Натаниэль пришел чуть позже, чем обычно, и, заприметив за столом Андерса, присел рядом с ним. Справедливость сидел напротив — от его сурового взгляда Хоуву стало немного не по себе, и он с опаской покосился на воина.       — Ты же, вроде, не ешь?       — Верно. В пище я не нуждаюсь.       — Он меня ждет, — пояснил Андерс, принимаясь за жаркое. — Сейчас пойдем тренироваться.       Натаниэль кивнул, затем, поколебавшись, задал свой вопрос:       — Ну как, тебе удалось?..       Маг отложил вилку с ножом, будто у него внезапно пропал аппетит.       — И да, и нет. Я нашел ее, но поговорить не получилось. Она была слишком сильно втянута в сновидение, а когда я попытался ее «разбудить», связь со сном неожиданно оборвалась, и я ее потерял.       — О чем речь? — поинтересовался Справедливость.       — Я заходил в Тень, чтобы найти нашего командора. Раз уж мы оба маги и оба связаны с миром духов сильнее, чем все остальные, я решил, что этим надо воспользоваться.       Воин-дух сокрушенно покачал головой:       — Ты подвергаешь себя опасности. Если бы тебя обнаружил демон…       — Знаю, — отмахнулся Андерс. — Я был осторожен.       — То есть, ты ее видел, но… вернуть ей сознание не получилось? — Натаниэль нахмурился, пытаясь осознать то, во что никогда толком не вникал.       — Ага. Маги, входящие в Тень через сон, ничем не отличаются от «нормальных» спящих людей и эльфов. Но при этом маги настроены более тонко, поэтому я и рассчитывал привести ее в чувства. Я могу точно сказать, что Лигейя жива, — но и только. Ни где она, ни что с ней, я не знаю.       — Это уже кое-что, — ободряюще улыбнулся Натаниэль.       — Да, — без особого энтузиазма отозвался Андерс. — Я попытаюсь снова. Лириум еще остался.       Он подмигнул Натаниэлю, и тот, спрятав улыбку, принялся за еду.       

***

      

      

      

      

7

      

“No healing hand for your disease…”

      Солнце клонилось к закату, окрасив редкие облака в туманный багрянец, и стены Крепости Бдения начали тонуть в тенях. Часовой на наблюдательной вышке лениво смотрел вдаль, размышляя о своем, — за весь день не произошло ровным счетом ничего, и он позволил себе расслабиться. Заметив среди редких деревьев движение, Страж насторожился: ему показалось, что к крепости приближается одинокая фигура, или это был просто обман зрения в неверных сумерках? Впрочем, он быстро убедился, что это не так. Куда сложнее было поверить своим глазам, когда часовой узнал путника — взволнованный, он тут же спустился с вышки и бросился к воротам.       — Командор, — тожественно поприветствовал часовой, впуская Лигейю во двор крепости. — Вы вернулись.       Она кивнула в ответ:       — Что происходило в мое отсутствие?       — Ничего интересного, командор. Все, как обычно. Ну, не считая, собственно, вашего отсутствия…       По его тону чародейка поняла, что вся крепость теряется в догадках, и она снова ощутила укол совести:       — Да, это заняло больше времени, чем я предполагала…       

***

      Андерс медленно прошелся вдоль стеллажа с книгами и, найдя нужную, взял ее и принялся листать. Обогнув рабочий стол Лигейи, ныне пустующий, он хотел было присесть за него, но раздумал и остался стоять. Прочтя пассаж на одной из страниц, маг положил туда закладку и направился к выходу.       …И столкнулся лицом к лицу с Лигейей. Одно долгое мгновение они просто смотрели друг на друга, затем Андерс произнес:       — Пожалуйста, скажи мне, что ты не галлюцинация.       — Я не галлюцинация, — она устало улыбнулась.       — Когда ты вернулась?       — Только что.       Он оглядел ее: в ее руках был посох, подол мантии и туфли посерели от дорожной пыли, рыжие волосы были растрепаны ветром. Она была бледна, изумрудные глаза потускнели, а лицо несколько осунулось. И все же она вернулась…       — С тобой все хорошо? Помощь не нужна?       — Все в порядке. Просто немного устала с дороги, — ответила Лигейя и отвела взгляд.       — Где ты была так долго? Мы уж не знали, что и думать.       — Я все расскажу на общем собрании. Скажи Варелу, чтобы всех созвал. Жду вас всех в зале собраний через полчаса.       Андерс едва поборол искушение осыпать ее вопросами. «Ждал столько дней — подожду еще полчаса», — решил он и кивнул:       — Хорошо.       Он отправился выполнять поручение, а Лигейя поднялась в свои покои. Там она переоделась и привела себя в порядок. Когда через полчаса Страж-командор вошла в зал собраний, она предстала перед всеми такой, какой они привыкли ее видеть: гордая осанка, молчаливое достоинство; даже следы усталости на лице теперь были практически незаметны, как будто не было долгой дороги, недельного пребывания под землей и изнурительных экспериментов с ее кровью и снами.       Страж-командор встала у большого стола с картой, оглядела всех присутствующих и, наконец, заговорила:       — Должно быть, вам всем интересно, где я была все это время. Чтобы развеять все сомнения, скажу сразу: я действительно была у Архитектора, и он действительно приглашал меня с целью переговоров. Он принял меня как гостя, мы продуктивно побеседовали, и эмиссар поделился со мной сведениями — настолько же ценными, насколько и неутешительными. Архитектор рассказал, что это он создал разумных порождений тьмы — с помощью экспериментов с кровью Стражей. Он объяснил свои намерения: сказал, что так рассчитывает освободить собратьев от зова древних богов. Сказал, что в перспективе это позволит навсегда остановить Мор. Поэтому Архитектор решил предложить Стражам союз.       По залу пробежал гул голосов, и Лигейя жестом призвала всех к тишине:       — Это еще далеко не вся история. Как оказалось, есть еще кое-что — угроза, требующая немедленных действий с нашей стороны. Одно из творений Архитектора — мать выводка, которой он вернул разум, — не смогла вынести того, что перестала слышать зов. Она сошла с ума и теперь хочет уничтожить труды Архитектора — и его самого. А поскольку вся его работа завязана на крови Серых Стражей, то и наш орден ждет та же участь, если мы не нанесем удар первыми. Это еще одна причина, по которой Архитектору нужен союз со Стражами, — победа над общим врагом. Здесь-то и возникли осложнения…       Страж-командор замолчала, собираясь с мыслями. Она уже знала, что скажет, — как знала и то, что будут возражения. Она сама уже не раз прокручивала в голове разные сценарии, анализировала ситуацию с разных сторон, но неизменно приходила к выводу, что верный путь только один. Стражи молча ждали; в воздухе повисло напряжение, будто сгущались грозовые тучи.       — Мать хорошо подготовилась: она наплодила порождений тьмы, которые слепо повинуются ее приказам. И их много — целое войско. Тысяча — а может быть, и больше. Несложно представить, что будет, если они вырвутся на поверхность. И если атакуют крепость… Однако мне известен способ это остановить. Мать сильна, но без ее армии одолеть ее более чем реально. Я смогу перехватить у нее контроль над ее порождениями тьмы, а вы разберетесь с ней и с ее немногочисленными разумными последователями.       — Когда это ты успела освоить магию массового управления порождениями тьмы? — изумился Андерс.       Лигейя глубоко вздохнула — она подобралась к самой тяжелой части.       — Подвох в том, что проделать это может не каждый маг. А только тот, кто подобен самой Матери. Женщина человеческой расы, обращенная в порождение тьмы. Я идеально подхожу…       Не отважившись посмотреть на Андерса, Лигейя опустила взгляд и снова помолчала, будто слова давались ей с огромным трудом.       — Архитектор сказал, что может превратить меня в порождение тьмы. Я согласилась.       И грянул гром… Повисшая в зале тишина оглушала сильнее, чем самая неистовая ярость стихии. Кто-то из присутствующих переглядывался между собой, кто-то просто ошарашено смотрел на командора. Воспользовавшись всеобщим замешательством, Лигейя продолжила:       — И последнее: сам Архитектор… Мы много разговаривали, и мне удалось узнать его поближе. Могу сказать точно: он совершенно уникальное существо. Он не просто разумен, но и чрезвычайно умен. А потому он один опаснее целой орды порождений тьмы. Он рассказал мне кое-что о своих изысканиях: эмиссар уже добился заметных результатов, и я даже не сомневаюсь, что со временем он достигнет своих целей. И все порождения тьмы станут разумными. Даже если не все, а большая часть, это все равно может привести к катастрофе. Я много об этом думала, и… — она покачала головой. — Этого нельзя допустить. Благие ли у Архитектора намерения или нет — это не имеет никакого значения. Кто знает, что взбредет в голову разумным порождениям тьмы? Вдруг Глубинных Троп им покажется мало, и они пойдут завоевывать наземный мир. Вдруг они откроют охоту на Стражей, чтобы быстрее множилось число разумных особей. Или начнут считать себя особой расой, со всеми вытекающими претензиями на господство над прочими расами. В том виде, в каком мы их знаем на протяжении уже многих веков, порождения тьмы хотя бы предсказуемы — мы знаем, как с ними бороться, и Стражи после нас будут это знать. Мы сможем победить Мор и традиционными способами. И это меньшее зло.       Стражи немного оживились; многие начали согласно кивать.       — Поэтому Архитектор должен умереть. И я беру его на себя. А когда мы избавимся от Матери и Архитектора… — Лигейя затаила дыхание — еще одна тяжелая часть. — Когда все это закончится, вы должны убить меня.       И, оглядев собравшихся, весомо добавила:       — Это приказ.       — Она рехнулась… — тихо простонал Андерс, прикрыв лицо ладонью.       И снова воцарилась оглушительная тишина, и даже как будто повеяло холодом, словно все Стражи в зале вмиг обратились в безмолвные статуи. Первым от оцепенения очнулся Натаниэль — он вышел вперед и заговорил:       — Должен быть другой путь. Ты наш командир, и орден нуждается в тебе.       Лигейя лишь пожала плечами:       — Выберете другого командира. Не бывает незаменимых людей.       — Все равно, ты предлагаешь нам взять и пустить в расход товарища. Так нельзя.       Натаниэль хорошо помнил, с чего началось его знакомство с Лигейей. Он пытался ее убить. Разве мог он тогда представить, что не только откажется от своей затеи, но и станет активно возражать против ее пренебрежения собственной жизнью?       Он считал ее виновной в смерти своего отца и, движимый жаждой мести, пробрался в крепость, которая когда-то была его домом, а теперь отдана в безраздельное пользование Стражам. Натаниэль собирался напасть исподтишка — даже для верности приготовил яд — и бесшумно ускользнуть, заодно прихватив семейные реликвии, принадлежавшие ему по праву. Но Стражи поймали его прежде, чем Хоув-младший успел осуществить задуманное, — и бросили за решетку в подземелье крепости. Страж-командор могла сделать с ним все, что ей заблагорассудится, — оставить гнить в тюрьме или даже казнить. Но вместо этого предложила присоединиться к ордену, а когда Натаниэль согласился, разрешила забрать себе все семейные ценности, какие он сможет найти в бывшем отцовском доме. Натаниэль был тронут таким благородным жестом и спросил тогда Лигейю, почему она так поступает. «У каждого есть темная сторона, и о ней нужно помнить. Но смотреть все равно на светлую», — сказала она, и эти слова врезались в память Натаниэля. Позже, узнав Лигейю поближе, он окончательно устыдился своих первоначальных намерений. Она не обладала природным обаянием, но окружающие все равно были готовы следовать за ней; она приказывала мягко, будто прося об одолжении, но ее распоряжения выполнялись беспрекословно; и она всю себя посвящала делу Серых Стражей — все это вызывало уважение. Натаниэлю случилось оказаться в тесном кругу общения командора, куда она пускала немногих, и он это ценил.       Взгляд Лигейи слегка потеплел, но ответ прозвучал твердо:       — Каждый Страж должен быть готов в любой момент отдать свою жизнь, выполняя долг. Я к этому готова.       — Почему тогда ты жалеешь наши жизни? Чем они лучше твоей?       Бесцеремонно растолкав товарищей, вперед вышел Огрен:       — Парень дело говорит. Какого лысого мы будем прикрываться тобой, как щитом? Дадим им бой и покажем, кто тут хозяин. Шансы паршивые — ну и пусть. Долг есть долг.       — Поддерживаю, — вставила Сигрун, стоящая рядом. — В Легионе Мертвых нас учат не бежать от смерти, а скорее даже наоборот.       По рядам собравшихся пробежал одобрительный гул — большинство явно было «за».       — Я знаю, что каждый из вас без страха пойдет в любой бой, даже самый безнадежный, — Лигейя грустно улыбнулась, глядя на двух гномов. — Я могу остаться с вами — и умереть вместе с вами. Но — подумайте — какой в этом смысл? Стражи по-прежнему нужны Ферелдену, а если орден погибнет, то все наши труды по его восстановлению пойдут насмарку. Придется начинать все сначала. Зачем приносить несколько десятков жертв, когда можно обойтись всего одной?       — Одно дело — пожертвовать собой в битве, но ты просишь нас убить тебя. Ты хоть представляешь, каково нам будет? — Натаниэль одарил ее испытующим взглядом.       — Проще, чем кажется. Я сильно изменюсь. И потом, кто-нибудь из вас захотел бы так жить? — она оглядела сначала тех, кто стоял впереди, а потом и всех остальных, выдержав паузу. Никто не произнес ни слова.       — Вот и я не хочу. Считайте это актом милосердия.       — Но зачем так сразу сбрасывать со счетов все прочие варианты? — спросила Сигрун. — Мы же обретаемся не где-нибудь, а в крепости, и над укреплениями еще и поработали лучшие гномьи мастера.       — Насколько я знаю, работы еще не закончены, — возразила Лигейя. — Варел, что скажешь?       — Так и есть, не закончены, — отозвался сенешаль. — Мастера запечатали брешь, через которую порождения тьмы проникли в крепость во время прошлого нападения. Но они могут найти новую лазейку — укрепления еще не полностью проверены.       — Сколько-нибудь да продержимся, — уверенно заявил Огрен. — Если позвать кого-нибудь на подмогу, то шансы не такие уж и паршивые. Стражи из других земель, конечно, ехать будут долго, но можно обратиться к Денериму. Наверняка Анора еще не забыла, какую услугу мы ей оказали.       — У нас просто нет времени на дипломатические миссии, — покачала головой Страж-командор. — Чем раньше мы начнем, тем выше шансы на успех. Даже если Анора согласится, из столицы все равно путь неблизкий. И даже если нам сказочно повезет, и мы продержимся до их прибытия, подумайте, какие последствия будут у этого нашествия. Порождения тьмы отравят своей заразой все окрестные земли, а в округе много ферм. Я насмотрелась на опустошенные земли — и сыта по горло этим зрелищем. К тому же, Амарантин совсем рядом — они могут двинуться туда, а город не защищен. Без нашего вмешательства его быстро разорят. А мы не сможем вмешаться, потому что будем заняты обороной крепости. Войско во главе с сумасшедшим предводителем причинит такой ущерб, что восстанавливать придется годами. А сколько мирных жителей погибнет? Нет. Если у меня есть возможность все это предотвратить, то я ее не упущу.       Справедливость наблюдал за происходящим молча, переводя взгляд с одного высказывающегося на другого. План командора ему определенно не нравился, однако гость из Тени пока еще недостаточно хорошо понимал этот странный мир и его не менее странных обитателей, чтобы участвовать в подобных дискуссиях. Он также не вполне понимал, почему молчит Андерс — вот уж кто за словом никогда в карман не лез.       Меж тем маг, хотя вид у него и был отсутствующий, лихорадочно соображал. Вначале ему показалось, что Лигейя не в своем уме: он решил, что Архитектор проделал какой-нибудь трюк с ее рассудком, и теперь она не ведает, что творит. Но слушая ее доводы — абсолютно разумные, будь они прокляты — он понял, что все гораздо страшнее: она вынесла себе жестокий приговор и сделала это совершенно осознанно.       

***

      Совет был окончен, и Стражи начали расходиться. Нескольких Лигейя попросила задержаться: среди них был орлесианец Ксавье, один из самых опытных членов ордена, которому она решила передать полномочия командира; Натаниэль, который в битвах традиционно вел отряд лучников, и еще двое старших Стражей. Они обсудили примерный план действий, и Лигейя показала им на карте все стратегические точки и предполагаемый маршрут. Затем разошелся и этот узкий круг, и чародейка осталась в пустом зале одна. Какое-то время она задумчиво изучала карту и, покачав головой, медленно зашагала прочь, вдоль коридора с колоннами.       — Постой, — вдруг услышала она голос за своей спиной.       На какой-то миг Лигейе почудилось, что ее вот-вот схватит за руку латная перчатка. Перед глазами предстал образ из памяти — сцена на крыше форта Дрейкон, кульминация ее трагедии. Она бежит навстречу своей смерти, но достичь своей цели ей не суждено…       Однако тот, кто ее окликнул, доспехов не носил. Это был Андерс — он дожидался ее у одной из колонн на выходе из зала собраний, а она была так поглощена своими мыслями, что не заметила и прошла мимо.       Лигейя обернулась. «Насколько всё было бы проще, если бы всем было всё равно», — с горечью подумала она.       Андерс помедлил: он так много хотел сказать, что просто не знал, с чего начать.       — Не делай этого, — наконец выпалил он.       — Почему? — она все еще не могла отделаться от наваждения, и явственно видела перед собой Алистера, преградившего ей путь к сраженному дракону. «Это мой долг», — сказал он тогда.       — Это мой долг, — повторила Лигейя вслед за ним.       — Это безумие! — с жаром возразил Андерс, давая выход всему, что накопилось за время собрания. — Вот уже не думал, что мне придется отговаривать тебя от сумасбродной затеи, а не наоборот! Если ты думаешь, что я буду стоять и смотреть на твое самоубийство, то ты заблуждаешься.       — Зачем же стоять? Ты можешь поучаствовать. Прикончишь меня по-быстрому каким-нибудь заклинанием.       — Как ты можешь быть такой циничной?! — взорвался Андерс. — Речь о твоей жизни!       Лигейя тут же пожалела о своих словах — она не ожидала от него такой вспышки праведного гнева.       — Прости, — уже гораздо мягче произнесла она. — Зря я это сказала. Я ценю твою заботу, Андерс, но… Не нужно, прошу тебя, — ее голос дрогнул.       Маг выдохнул, успокаиваясь, довольный переменой интонаций: если он рассчитывает ее в чем-то убедить, то нужно быть разумным.       — Я слышал все, что ты сказала на совете. И я понимаю, почему нельзя допускать, чтобы эта свора порождений тьмы вырвалась на поверхность. Но ведь ты даже не уверена, что твой трюк сработает, что тебе удастся их сдержать. Весь твой план основан на честном слове порождения тьмы. Он умен, говоришь ты. Возможно, настолько, что просто водит нас всех за нос?       — Я допускаю, что Архитектор мог что-то недоговорить или где-то обмануть. Но зачем ему обманывать в этом? Он ведь так же заинтересован в победе над Матерью, как и мы.       — Если только это вообще всё не ложь — от начала и до конца.       — Нет, не думаю. Я не слишком-то доверчива и, тем не менее, я ему поверила.       — Все равно, даже если он тебя и правда научит этой магии, еще не факт, что все получится. Слишком много неизвестных факторов.       — Ты что, в меня не веришь? — усмехнулась Лигейя и взглянула на него с вызовом.       — Не передергивай, — устало вздохнул Андерс. — Я тут пытаюсь рассуждать разумно, и, кажется, у меня даже получается.       — Да, ты определенно делаешь успехи, — чародейка улыбнулась, давая понять, что и правда так думает. — И все-таки я должна пойти на этот риск. Я просто знаю, что не подведу. Знаю, что не имею на это права…       Андерс немного собрался с мыслями и снова пошел в наступление:       — И почему ты так уверена, что если будет битва, то обязательно все умрут? Ведь это просто худший из сценариев, разве нет? Конечно, будут потери, но как без них, на войне-то?       Лигейя помрачнела и покачала головой, вспоминая:       — Я это видела. В тот раз, когда мы оказались в плену у Архитектора, я не все вам рассказала. Когда он экспериментировал со мной, я видела сон. Скорее даже видение — настолько он был реалистичный. Я видела разоренную крепость. Все были мертвы…       Андерс хотел возразить, но Лигейя его опередила:       — Знаю, ты сейчас скажешь, что Архитектор просто морочил мне голову. Но я все равно поверила.       — Ну и ладно, — нарочито беззаботно ответил Андерс. — Геройская смерть — это не так уж и плохо, в конце концов.       Потом добавил, и в тоне его вспыхнул прежний жар, а глаза заблестели:       — Оставайся. Будем сражаться вместе. А надо — и умрем вместе.       Лигейя слабо покачала головой, как будто совсем обессилила и больше не могла сопротивляться. Улыбка снова тронула ее губы — на этот раз печальная.       — Ты что, в меня не веришь? — игриво бросил Андерс, повторив ее фразу.       — Верю. Тебя я тоже там видела… — голос Лигейи сошел на шепот.       — Ясно. Я был мертв… Ну хорошо, а себя ты там видела?       — Нет, — призналась Лигейя.       — Вот видишь. А вдруг тебя с нами не было, потому что твой план провалился? И все оказалось бессмысленно — все всё равно погибли.       Лигейя нахмурилась: об этом она не думала. Семя сомнения в душе дало росток, и вытравить его теперь было бы непросто.       От Андерса это не ускользнуло: воодушевленный успехом, он повторил уже настойчивее:       — Оставайся.       Лигейя снова покачала головой и тяжко вздохнула. Она подняла рукав, обнажив руку до плеча, на котором было отчетливо видно уродливое серое пятно, вгрызавшееся в кожу со всех сторон. Оно уже спустилось ниже сгиба руки, расползаясь и ширясь, подобно болоту.       Андерс схватил ее руку и шокировано воззрился на следы проявляющей себя скверны.       — Вот ублюдок… Что он сделал с тобой?       — Я ведь сама на это согласилась, — напомнила Лигейя. — Как видишь, планы менять поздно. Если я вовремя не вернусь к Архитектору, зов древних богов начнет сводить меня с ума…       Андерс продолжал внимательно рассматривать пятна, и гримаса боли на его лице вскоре сменилась сосредоточенностью. Он прикидывал и соображал, а потом, наконец, сказал:       — Судя по всему, это только самая первая стадия. Возможно, удастся обратить процесс…       Он отпустил ее руку и снова заглянул ей в глаза.       — Оставайся, Лигейя. Позволь мне помочь тебе. Позволь попробовать.       Он почти умолял.       — Это безнадежно, — возразила Лигейя. — Лучше я завершу начатое…       — То, на что ты себя обрекаешь… — Андерс сокрушенно покачал головой и отвел взгляд, словно бы живо воображая себе это. — Это страшно. Особенно для женщины. Особенно для такой красивой, как ты…       Это вырвалось как будто бы случайно, но маг ничуть не смутился. Ставки были высоки: если он сейчас ее отпустит, он потерпит поражение. Если он не заставит ее усомниться, то не заставит уже ничто. И он снова взглянул на нее — так, как не смотрел раньше.       Может быть, показалось? «Не могла же я ничего не заметить, — растерянно думала Лигейя. — Или могла?..» Девушка испытала искушение проверить свою догадку, заглянуть в его чувства.       Нет. Она ничего не хотела об этом знать…       Повисло напряженное молчание, и, поймав момент, Андерс шагнул к Лигейе — внезапно и решительно.       …Все произошло слишком быстро — быстрее, чем Лигейя успела это осознать. Ей не следовало проявлять слабость. Надо было быть внимательнее. Надо было продолжать быть циничной… Надо было…       Так или иначе, думать было поздно, и она просто позволила этому случиться. Привычный запах его парфюма стал теперь пьянящим; его пальцы, мимолетно скользнув по плечам и шее, замерли на ее щеках, коснулись висков, зарылись в волосы. Поцелуй был умелым; в нем была такая отчаянная страсть, что это ошеломляло и вызывало упоительный трепет; в нем была решимость, которая, как вихрь, сметалалюбые помыслы воспротивиться.       Лигейя отвечала и наслаждалась, закрыв глаза и наблюдая за растущей волной, которая настойчиво билась о плотину, наглухо закрывшую от внешнего мира сокровенное святилище в ее душе. Храм, в который уже никому не было дороги.       Осторожнее. Этот последний рубеж она не сдаст. Иначе — катастрофа…       Он отстранился, но продолжал поглаживать ее волосы и неотрывно смотрел в глаза.       — Тебе не следовало этого делать, — строго сказала Лигейя, но взгляд все же отвела, с головой выдав свое смущение.       — Но ты мне позволила, — весомо заметил Андерс.       — Да. Ты заслужил.       — Значит, надежда есть.       Их взгляды снова встретились, и Лигейя, собрав волю в кулак, сказала:       — Надежды нет.       Ее ладони покоились на его груди, и убирать их Лигейя не спешила.       — И от кого я это слышу? От человека, который пережил битву с Архидемоном, который остановил Мор! А ведь тогда тоже многие твердили, что надежды нет.       Лигейя резко помрачнела, будто яркий проблеск солнца вмиг поглотила черная туча. Ее глаза стали холодными и колючими, и она мягко высвободилась из объятий.       — Я должна была умереть еще тогда, — бросила она и, развернувшись, зашагала прочь.       Андерс проводил ее непонимающим взглядом и заметил Огрена, который стоял, привалившись к колонне у арки, ведущей в парадный зал. В руках у гнома была фляга, и он уже успел к ней приложиться — глаза его блестели, а щеки слегка покраснели. Впрочем, Андерс был так расстроен, что даже забыл возмутиться, что тот так беспардонно подслушивал.       — Да что это с ней? — вслух недоумевал маг. Вопрос был скорее риторический, но, к его удивлению, у Огрена нашелся на него ответ.       — Бьюсь об заклад, это из-за романа, — сказал гном и снова отхлебнул из фляги.       — Романа? — Андерс вскинул брови.       — Ну да, у нее был роман с другим Серым Стражем. Он погиб в той битве с Архидемоном.       — Расскажи подробнее, — попросил маг.       — Да я толком ничего и не знаю. Я остался защищать ворота, и меня с ними не было, когда они там бились со зверем. Я увидел Лигейю, уже когда его порешили и все закончилось. И вид у нее был такой… Глядя на нее, мне хотелось напиться.       — Можно подумать, тебе когда-нибудь не хочется, — усмехнулся Андерс и кивнул на флягу.       — Ну ты меня понял, — махнул рукой Огрен.       — Значит, он умер на ее глазах?       — Ага. Говорят, Архидемона может убить только Серый Страж. Вот он и нанес последний удар.       Андерс обдумал услышанное: теперь ему многое стало понятно. Он говорил ей не раз и не два, что она слишком серьезная, и был уверен, что причиной тому был груз ответственности, из-за которого Лигейя не позволяла себе полностью расслабиться. Но на самом деле за этой серьезностью стояла неизбывная печаль, запертая в самых темных глубинах души так надежно, что разгадать эту загадку не представлялось возможным. Если бы только он узнал об этом раньше…       Огрен крепко приложился к фляге и с довольным видом вытер бороду рукой.       — А я так и знал, что ты нашел к ней подход, хе-хе…       — Ага, если бы… — с досадой отозвался Андерс.       Гном о чем-то задумался, глядя в одну точку, затем выдал:       — Слушай, я ее знаю. Если она что-то решила… Это все равно что пытаться остановить бешеного огра голыми руками. Хотя не… С огром и то шансов побольше будет, даже у тебя, хе-хе…       — Я уж заметил… — в другое время маг ответил бы на насмешку какой-нибудь колкостью, но сейчас его мысли были заняты другим.       — Так что хочешь не хочешь, но кажись, мы ее того… Потеряем.       Из парадного зала появилась Сигрун: она услышала последнюю фразу и решила присоединиться к разговору.       — А я думаю, это очень благородный поступок, — она вздохнула, понимая, что сама на такое никогда не решилась бы. — А еще я согласна с Огреном.       — Да неужели? — хмыкнул Андерс, глядя на обоих сверху вниз.       — Вы видели ее глаза? Я знаю этот взгляд — много раз видела такой у товарищей по Легиону Мертвых. Она уже мертва…       Андерс внутренне содрогнулся. Сама мысль о том, что он больше не увидит Лигейю, вызывала в нем бурный протест. Но он только что смотрел в эти глаза — долго и пристально.       Он понял…       

***

      Лигейя прошла через рабочий кабинет, намереваясь подняться с твою комнату, но остановилась: у лестницы стоял Справедливость — неподвижный и невозмутимый, как страж порядка на посту. Однако на самом деле он ждал ее.       — Я бы хотел поговорить с тобой, — сказал дух, зная, что смертные очень любят разговаривать, обсуждать то, что их беспокоит. Только иногда почему-то упорно об этом молчат — этого он пока не мог понять.       — Сговорились вы все, что ли? — пробормотала чародейка с горькой усмешкой. Однако она не торопилась оставаться наедине со своими мыслями, поэтому сказала:       — Хорошо, я слушаю.       Справедливость смерил ее неопределенным взглядом:       — Мне понятны твои мотивы. Я знаю, что ты стремишься защитить тех, за кого отвечаешь, выполнить свой долг перед ними. Это благородно и достойно командора Стражей, однако всякий раз, когда я об этом думаю, неизбежно наталкиваюсь на противоречие. Ибо ты — хороший человек и не заслужила такой участи.       — Ты сейчас говоришь, как дух Сострадания, — улыбнулась Лигейя.       — Возможно, именно поэтому и ощущаю это как противоречие. Но возможно также и иное: меня это заботит, потому что это несправедливо.       — Твои суждения слишком категоричны, друг мой. В нашем мире понятия хорошего и плохого часто размыты и неопределенны. «Хорошие» люди совершают непоправимые ошибки, «плохие» люди меняются, стоит только дать им шанс. Да и правда у каждого своя. Порой достаточно взглянуть на ситуацию глазами того, кто, как тебе кажется, неправ — и вот он уже не так уж и неправ.       — Я бы понял, будь твое решение расплатой за ошибку. Но в том, что над орденом нависла эта угроза, нет твоей вины. Было бы правильнее, если бы ты вела Стражей в бой, чтобы мы вместе могли ей противостоять, — безжизненные глаза Справедливости дрогнули, выказывая живой интерес к предмету разговора.       Лигейю вдруг посетила мысль, что дух способен понять ее даже лучше, чем все остальные.       — Духи существуют с одной-единственной целью, ведь так? Обо мне тоже можно так сказать, хоть я и не дух. Я живу ради ордена и его миссии. И я должна спасти Стражей от гибели и оградить жителей этих мест от порождений тьмы.       Справедливость медленно кивнул — такое объяснение было для него действительно понятным.       — Я полагал, что у людей с целями дела обстоят сложнее.       — Часто так и есть, — Лигейя погрузилась в задумчивость, а потом сказала:       — Просто однажды я не смогла спасти одного очень хорошего человека… Тогда я решила посвятить себя тому, что было важно для нас обоих. А теперь все может погибнуть…       Чародейка тяжело вздохнула; к горлу подступил ком, и она замолчала, чтобы скрыть свои чувства.       — Если бы я только мог чем-то помочь, я сделал бы это без колебаний. Это абсолютно отвечает моей цели.       Лигейя благодарно улыбнулась:       — Знаю. Но, увы, не можешь.       Справедливость уже собрался уходить, как вдруг остановился и обернулся:       — Андерс искал тебя в Тени. Я решил, что тебе стоит об этом знать.       Лигейя вздрогнула даже прежде, чем успела осознать суть сказанного. Она знала, о ком неизбежно будет думать, едва оставшись в одиночестве.       Заперев за собой дверь своей комнаты и задернув занавески, Лигейя присела на кровать. В глубокой задумчивости, подобной оцепенению, девушка заново переживала то, что произошло между ней и Андерсом. Она поймала себя на том, что бессмысленно смотрит в одну точку, дотронувшись до губ.       …Ну и аргументы у него! Андерс всегда умел удивлять и вот опять совершил то, чего она от него не ждала. И ведь сработало же… Росток сомнения стал теперь ползучей лозой, опутавшей ее сердце, в котором раньше не было ничего, кроме твердости и решимости. Во-первых, он совершенно прав: она не может быть уверена в том, что выбранный ею путь не ведет в тупик, что все получится именно так, как она задумала. Во-вторых, она ведь причинит ему боль, если уйдет, разве нет? Но с другой стороны, если он не сможет ей помочь, как обещал, он будет винить себя. А ведь он ни в чем не виноват…       Жаль его. Лигейя знала, что приблизилась к тому порогу, переступив который начнет жалеть себя. Этого нельзя было допустить.       Может быть, это был просто порыв и не более? Андерс исчерпал все доводы и решил прибегнуть к такому необычному способу убеждения. Казалось, он не способен на серьезные чувства.       «И ведь знал же, что я могу его прочесть», — думала Лигейя, не переставая поражаться дерзости поступка. Но вдруг в голове ошеломительной молнией промелькнула догадка. «А что, если как раз рассчитывал, что прочту?»       Лигейя пыталась вспомнить, были ли с его стороны какие-то признаки симпатии не дружеской, а иной. Возможно, что-то и было, но она приняла это за шутку и не придала значения. Она всегда видела в нем только друга, а теперь вдруг увидела мужчину — мужчину, который приятен ей во всех отношениях — и это открытие ее встревожило и смутило. Она думала, что эта ее сторона мертва, что она больше никогда не сможет испытывать романтических чувств и отвечать на них. Но правда была в том, что поцелуй ее взволновал.       Но скоро подобные порывы и вообще все чувства будут выжжены скверной — и не станет поводов для беспокойства… Она расползется внутри, опутает обманчивыми обещаниями покоя и нечеловеческой силы, коснется разума, навсегда изменит тело. А возможно, отравит и душу — вот это действительно страшно… Оставалось лишь надеяться, что это произойдет не сразу. Сколько бы Лигейя ни храбрилась перед друзьями, на самом деле она не могла не бояться того, что дремало внутри нее и вот-вот должно было пробудиться. Тем сильнее был соблазн ухватиться за протянутую руку помощи. Если бы только знать наверняка, какой из двух путей правильный…

***

      Подойдя к двери, Андерс занес руку, чтобы постучать, и на мгновенье заколебался: прогонит или нет? Он не собирался просто так сдаваться, уж тем более после того, как заставил Лигейю усомниться в своем решении. Уж тем более после того, как его маневры оказались столь удачными.       «Посмотрим, кто победит в этом поединке упрямцев», — решил он.       Но Лигейя открыла практически сразу — и ничуть не удивилась, увидев его на пороге. Ей даже почти удалось сделать вид, что ничего не произошло.       — Я думала, мы закончили.       — Но все-таки открыла дверь, — осторожно заметил Андерс и улыбнулся.       — Как будто от тебя можно отделаться закрытой дверью, — Лигейя слегка улыбнулась, стараясь оставаться бесстрастной.       — Это верно, так просто я бы не ушел. Можно войти?       Просьба прозвучала вполне невинно, но чародейка замялась. Решив, в конце концов, что в коридоре, где могут услышать, разговаривать негоже, она отступила, пропуская гостя.       Раз уж представился случай — а заодно и для того, чтобы избежать неловкой паузы, — Лигейя решила спросить о том, что разворошило ее любопытство:       — Справедливость сказал, что ты искал меня в Тени. Ты… нашел?       — Нашел, но без толку. Хотел поговорить, но, видимо, ты проснулась.       Лигейя сдвинула брови, вспоминая:       — Как-то ночью мне отчетливо показалось, что ты стоишь рядом и пытаешься разбудить. Но я в итоге решила, что приснилось.       — Вот как, — усмехнулся Андерс. — Стало быть, почти получилось.       — Но как тебе удалось? — изумилась Лигейя, которая очень хорошо представляла, насколько трудна эта задача. — Это же все равно что искать иголку в бесконечном множестве стогов сена.       — Ну, не совсем… Я просто изо всех сил о тебе думал, — он снова улыбнулся, во взгляде блеснул озорной огонек.       — Врешь, — покачала головой Лигейя, но не сдержалась и улыбнулась в ответ.       — Не вру. Хочешь — проведем эксперимент. Только оставайся.       — Кажется, аргументы у тебя никогда не иссякнут.       — Ну, мой предыдущий «аргумент» тебе явно пришелся по душе. Так зачем останавливаться на достигнутом? — от него не ускользнула тень смущения, пробежавшая по ее лицу, и он одарил ее очаровательной и торжествующей улыбкой.       — Если ты хотел меня удивить, то у тебя получилось.       — А я удивлен, что ты удивлена. Ты разве… не почувствовала, что я собираюсь сделать?       — Я… Нет. Я никогда не пыталась тебя «прочесть».       Андерс догадывался, с чем это может быть связано, но спрашивать не стал — сейчас лучше не трогать больную тему. Вместо этого он взял ее за руку и притянул к себе, довольно отметив, что она даже не пытается сопротивляться.       …И Лигейя снова оказалась в ловушке в его объятиях, точно зная, что пожалеет об этом. Каждая клеточка ее тела отзывалась на его прикосновения, и ей отчаянно хотелось забыть обо всем — оставить где-нибудь в другом измерении свои тревоги и ответственность, что давила на плечи тяжким грузом.       Его щека касалась ее щеки, руки скользили по спине и плечам; его губы оставляли на ее шее горячий след, после осыпая поцелуями щеки и виски — пока, наконец, их губы не встретились. Глаза обоих были закрыты, оба всецело отдались ощущениям.       Андерс знал, что делает, — у него была цель. Его страсть была весомее всяких слов; каждое его прикосновение словно бы шептало: «Я знаю, какая ты. Я могу тебя понять, как никто другой. Только впусти — не бойся».       Но Лигейя боялась: в последний раз, когда она позволила себе такую роскошь, все закончилось катастрофой. Ее эмоциональная защита была по-прежнему на месте, но уже вовсе не так незыблема — по монолитной стене во все стороны расползались трещины. Еще немного — и она начнет рушиться. Трепет, волнами расходившийся по всему телу, дразнил и искушал: как же ей захотелось вновь испытать это — эту потрясающую бурю страсти, помноженной надвое, этот восхитительный момент единения. Момент истины… Но ложь была удобнее. Так Лигейя могла и дальше себя убеждать, что все это несерьезно — просто порыв и не более.       Это было мучительно, но она позволяла себя истязать. Это было опасно, но отстраниться было выше ее сил.       В какой-то момент Андерс ненадолго остановился, его рука обвилась вокруг талии девушки, а вторая скользнула вниз по бедру, и, властно прижав Лигейю к себе, он склонился к ее плечу и прошептал на ухо:       — Я хочу остаться.       Его дыхание обжигало. Лигейя знала: если она уступит, ее барьер неизбежно рухнет. Она бережно взяла его руки в свои, будто пытаясь сдержать натиск, и невольно отступила на один короткий шаг.       — Ты хочешь, чтобы я ушел? — лукаво улыбнулся Андерс, желая ее подразнить.       — Я хочу, чтобы ты ушел, — вымолвила Лигейя, но вышло совсем не убедительно.       — Врешь… — он снова прижал ее к себе, его пальцы игриво пробежались по застежке на ее платье.       — Ладно, лукавлю, да… — Лигейя на мгновенье посмотрела в сторону и печально улыбнулась. — Но я ведь уже далеко не так красива, как прежде, забыл?       — Помню. Если дело только в этом, то не волнуйся. Вот заодно тебя и осмотрю, — Андерс ободряюще улыбнулся.       — Есть еще кое-что, и это очень банально, — извиняющим тоном сказала Лигейя. — Я почти не спала прошлой ночью. И с дороги так толком и не отдохнула. И сейчас с ног валюсь от усталости, если честно.       — Ладно, дам тебе отдохнуть, — согласился Андерс, принимая безмолвное извинение, и снова обнял Лигейю — на этот раз заботливо. Он задумался ненадолго, затем заглянул ей в глаза и весомо сказал:       — Но завтра утром ты позволишь мне тебя осмотреть. Лучше, конечно, это сделать при свете дня. Есть тут у меня кое-какие соображения… Идет?       — Идет.       Пожелав ей доброй ночи и поцеловав напоследок, Андерс ушел. Закрыв за ним дверь, Лигейя тяжело вздохнула: она устояла. И выиграла себе немного времени на раздумья. Чародейка обессилено повалилась на кровать — отдохнуть действительно будет очень кстати, хотя поспать все равно вряд ли получится.       

***

      Она вскочила с постели, когда краски рассвета еще даже не тронули небесное полотно, и не стала даже зажигать свечи, опасаясь привлечь хоть малейшее внимание. Лигейя размышляла всю ночь. Она снова и снова взвешивала шансы. Она пыталась найти выход, но — в тысячный раз — билась о нескончаемую стену. Изо всех сил старалась поверить в счастливый конец, но, увы, не верила. Она невольно вспоминала битву при Денериме — и один роковой просчет в своем безупречном плане. Но больше она этой ошибки не повторит. Если в тот раз ее провал был преимущественно личной трагедией, ведь в конце концов Мор был остановлен, а столица спасена, то сейчас все иначе. Сейчас ее провал будет стоить жизни многим.       Лигейе претило то, что она собиралась сделать, — настолько, что она запретила себе об этом думать. Чародейка наспех надела дорожное облачение и накинула плащ. Осторожно выглянув из-за двери и не уловив в коридоре ни звука, она тихонько спустилась в библиотеку и, стянув со стола лист бумаги и перо, вернулась в комнату.       Она хотела написать записку Андерсу — попытаться объяснить или хотя бы попросить прощения. Сказать, что при других обстоятельствах ни за что не поступила бы с ним так. Извиниться за то, что не верит в чудеса. Поблагодарить, ибо он сделал для нее больше, чем даже может себе представить. Выразить восхищение той легкостью, с какой он пошатнул ее решимость. Пожурить за то, что заставил терзаться сомнениями и угрызениями совести всю ночь. Сказать, что она не может позволить ему умереть…       Перо замерло над чистым листом, так и не коснувшись его.       Нет. Пусть лучше Андерс думает, что она его обманула. Лигейя смяла лист и, бросив его на пол, решительно поднялась.       Ни в коридорах, ни в главном зале не было ни единой живой души: лишь часовой на воротах видел, как Страж-командор покинула Крепость Бдения, чтобы больше никогда не возвращаться. Лигейя уходила не оглядываясь, преисполненная такой горечью, что, казалось, она разливается по жилам смертельным ядом, отнимая жизнь по крупице.       …Поднявшись утром, Андерс первым делом отправился к Лигейе и, увидев издали распахнутую настежь дверь ее комнаты, тут же заподозрил неладное. Он вбежал внутрь и стремительно огляделся: посох и дорожный плащ пропали, на кровати лежало платье, в котором Лигейя была вчера. На полу у изголовья валялся скомканный листок бумаги — чистый, как оказалось. Маг ошарашено застыл, отказываясь верить очевидному. Всего через несколько мгновений он уже мчался вниз по лестнице, через главный зал и двор крепости. От часового он узнал, что Лигейя ушла больше двух часов назад.       Сбежала…       Андерс поплелся обратно и вернулся в ее комнату, сам не зная зачем. Там он снова рассеянно огляделся, а потом бессильно опустился на ступень у порога, до боли сжав кулаки.       

***

      

8

      

“I’m nothing if I fail.”

      — Она ведь пытается всех спасти, не так ли? Почему же ты тогда так зол на нее за это? — спросил Справедливость у своего человеческого друга. Они сидели рядом на балконе, выходящем во внутренний двор, и Андерс безучастно смотрел в одну точку, опустив голову и плечи. Мимолетная тень временами набегала на его лицо, и маг хмурил брови.       — Человеческие заморочки. Не бери в голову.       Андерс был подавлен, но не хотел оставаться один и сам попросил друга посидеть с ним. Какое-то время они сидели молча; лицо Справедливости застыло в неподвижной маске. Потом он вдруг повернулся к магу и выдал:       — Ты хотел с нею возлечь.       От неожиданности Андерс вздрогнул — при других обстоятельствах он бы даже рассмеялся, но не сейчас.       — Слушай, где ты этого набрался? — усмехнулся он. — Не от меня же, вроде.       — Мне открыты воспоминания человека, чье тело я занимаю. Посему я не такой профан, каким ты меня полагаешь, — уголки его рта дрогнули, как бывало, когда он пытался улыбнуться. — Хотя я постигаю такие вещи медленнее, чем мог бы на моем месте человек.       Маг молчал, явно не желая отвечать.       — Так что же, я прав? — настаивал Справедливость.       — Ну… — замялся Андерс. — Да, можно сказать и так. Но на самом деле все сложнее. У людей всегда так. Но какое это теперь имеет значение?..       Снова молчание. Снова каждый задумался о своем — а может быть, и об одном и том же, но по-своему.       — Хотел бы я понять, что сейчас происходит в твоей голове, — сказал, наконец, Справедливость.       — Хотел бы я и сам это понять, — снова усмехнулся Андерс.       — Попробуй рассказать. Вдруг станет понятнее?       — Да, я злюсь. На нее — за то, что сбежала, хотя и обещала, что позволит помочь ей. И на себя — за то, что поверил и упустил. Но с другой стороны, что я мог поделать? Заковать ее в кандалы и запереть в подземелье? — возмущение сквозило и в интонации, и в каждом жесте мага.       — Это определенно ее удержало бы.       — Ага, и все решили бы, что я спятил. Нет, такие топорные способы решения проблем у нас, у смертных, не приняты.       — Да, многие здесь в итоге согласились с ее решением. Думаю, я тоже могу понять ее доводы.       — Да я-то тоже могу их понять, только… — Андерс покачал головой. — Этот ее план… Надо быть больным на всю голову, чтобы хотя бы до такого додуматься, не говоря уж о том, чтобы решиться на это… А я ведь ее знаю. Само благоразумие. Сама умеренность. Вот как так?       — Думаешь, у нее получится?       — О да, не сомневаюсь! У нее же упертости — на десятерых хватит. Да и маг она способный, — он тяжело вздохнул. — Но как представлю…       Андерс снова замолчал, борясь с собственным воображением.       — Я говорил с ней, — сказал Справедливость, припоминая подробности той беседы. — Она рассказала мне о цели — она борется за то, что для нее важнее всего, и готова на все ради этого.       Это заставило Андерса снова глубоко погрузиться в свои мысли, но на этот раз он размышлял в другом направлении. Он понял, куда клонит Справедливость, и был благодарен другу за деликатность и терпение, которые наверняка нелегко давались тому, кто привык существовать вне времени, а потому ждать не умел по определению. Неужели дух все-таки оказался способен понять все эти «человеческие заморочки»? Более того, хотя умом Андерс и понимал, что цель Стражей благородна и необходима, сердцем он не мог примириться с тем, что эта цель стоила Лигейе больше, чем просто жизни. Он утратил всякую веру в эту цель — остались лишь злость и возмущение. Теперь он видел перед собой только один путь.       Андерс кивнул:       — Ты знаешь, я тоже об этом не раз думал. Мы не должны себя жалеть ради высокой цели…       — Но ты сомневался.       — На то были причины. Теперь их нет, — маг взглянул на духа с мрачной решимостью.       — Рад это слышать. Мое время на исходе.       

***

      Лигейя шла очень быстро, едва сдерживаясь, чтобы не побежать, и не ощущала усталости. К полудню она добралась до того пролома в скале, через который проводник завел ее на Глубинные Тропы в тот роковой день, когда она впервые приняла приглашение Архитектора. Солнце грело спину и плечи, и прикосновение его света было приятным, ласковым, даже несмотря на то, что кожу под одеждой медленно пожирала скверна. Лигейя замерла, не желая отпускать этот момент: шагнув в пролом, она больше никогда не увидит солнца — и не захочет видеть, ибо ее глазам оно скоро станет ненавистно. Сделав этот шаг, она оставит позади все, что было светлого в ее жизни — а такого было немало, как чародейка теперь отчетливо и горько осознавала. Но теперь перед нею был только один путь. И, навсегда простившись со светом, она шагнула во тьму.       В туннеле ее уже дожидался гарлок-проводник — возможно, тот же, что и в прошлый раз. Во всяком случае, он был так же неразговорчив, и, убедившись, что гостья следует за ним, молча пошел на спуск.       Лигейя застала Архитектора в лаборатории: он был чем-то занят, смешивая ингредиенты и задумчиво наблюдая за светящимся веществом в колбе. Однако, увидев ее, тут же позабыл о своем опыте.       — Что слышно о Матери? — первым делом спросила чародейка.       — Разведчики продолжили наблюдение, и теперь совершенно ясно, что она готовит нападение в самое ближайшее время. Мои сторонники отвлекают ее, как могут, провоцируя стычки. Но вряд ли это продлится долго. Хорошо, что ты управилась с делами быстро — время сейчас очень дорого. Что со Стражами?       — Все улажено. Мне не пришлось их долго убеждать, что нам нужно объединиться против общего врага. Я рассказала им, где находится логово Матери, — Стражи встанут лагерем неподалеку и будут дожидаться нашего сигнала. Думаю, отправим к ним посланника.       — Да, это можно устроить, — кивнул эмиссар. — А как они восприняли известие о твоем уходе?       Лигейя потупила взор:       — С этим было сложнее. Я рассказала им о тебе и твоих целях — о том, что ты знаешь способ навсегда остановить Мор. Но я не хотела слишком явно призывать их присоединиться, иначе они могли подумать, что ты как-то влияешь на мой разум. Поэтому я только намекнула, оставив решение за ними. В общем, Стражи считают, я поступаю так потому, что хочу оградить от безумия Матери сам орден и мирных жителей, которые случайно окажутся на ее пути.       — Мудрое решение, — одобрил Архитектор. — В конце концов, самое важное для нас именно сейчас — победа над Матерью. Остальное подождет.       Архитектор смерил Лигейю взглядом исследователя:       — Как ты себя чувствуешь? Есть какие-нибудь неприятные ощущения после моих процедур?       — Нет, все нормально. Вообще не чувствую никаких изменений, хотя и вижу, что они есть.       — Очень хорошо, — эмиссар задумчиво потер подбородок. — Зов тоже не слышишь?       — Нет… — Лигейя сдвинула брови. — А должна?       — Обычно его начинают слышать уже на ранних стадиях. Вначале это просто невнятный гул, не доставляющий особого беспокойства. Однако он быстро усиливается. Но поскольку ты не слышишь его вообще, очевидно, у тебя очень сильный разум, способный сопротивляться дольше, чем обычно. И это тоже очень хорошо.       Лигейя задумалась: возможно, барьер, которым она закрывается от посторонних эмоций, защищает ее также и от зова древних богов — вряд ли дает полную невосприимчивость, но так или иначе сдерживает. Что было бы, позволь она этой стене рухнуть?..       — А раз никаких осложнений не наблюдается, — продолжал Архитектор, — то не вижу препятствий закончить все поскорее. Ты готова?       — Да…       И снова Лигейя оказалась на каменном ложе посреди лаборатории — алтаре, где собиралась принести себя в жертву. Отдать кровавому богу долга свою человеческую суть, свою красоту, свою жизнь… И снова ее одолевали сомнения, но не в правильности своего выбора — это Лигейя уже преодолела. Она смотрела на склонившегося над нею Архитектора и понимала, что вовсе не питает к нему ненависти, которую подобает испытывать к врагу. Напротив, она уважала его за незаурядный ум и тягу к познанию — и боялась того, как скверна, коснувшись ее разума, может повлиять на восприятие. Что, если ей захочется предать Стражей? Что, если она обернется против тех, кого так истово желала спасти? Лигейя не боялась лишиться всего того, чем собралась пожертвовать. Потерять в этом себя — вот чего она действительно страшилась…       Архитектор поднял руку, готовясь произнести усыпляющее заклинание, но вдруг спросил:       — Как твое имя, Страж?       Чародейка помедлила, сбитая с толку несвоевременностью вопроса. До сих пор он звал ее Стражем, и ей казалось, что имена эмиссара просто не заботят. Может быть, чести зваться по имени удостаивались только его приближенные?       — Лигейя, — промолвила она, ощущая, как все тело медленно наливается тяжестью. Вскоре Лигейя погрузилась в блаженное забвение, где не было ни страхов, ни сомнений.       …Во сне она увидела Алистера: он был облачен в простую кирасу, какая была на нем в день их знакомства, а позади виднелись башни еще не разоренного Остагара. В руке воин сжимал розу — ее лепестки, когда-то сочно-алого цвета, теперь были пожухлыми и безжизненными. Он смотрел на Лигейю широко раскрытыми глазами; на лице застыло выражение неверия и потрясения.       — Но это же… просто безумие какое-то! — сокрушенно покачал головой Алистер.       — Вот, и ты туда же… — многозначительно ответила Лигейя.       — И как тебе только в голову пришло такое сумасбродство?       — Мне было с кого брать пример, — парировала Лигейя и грустно улыбнулась.       На секунду Алистер пристыжено отвел взгляд, а потом крепко обнял ее:       — Как же я тебя люблю…       

***

      Лигейя очнулась и открыла глаза: каменный потолок с трещиной, ниши в стенах — знакомая комната-«гробница», где она уже не раз просыпалась на мягких шкурах, пребывая в гостях у Архитектора. И все-таки что-то было не так — и этот неуловимый элемент рушил всю картину привычности. Внезапно она поняла, что это было: Лигейя совершенно не ощущала собственного тела. Она была здесь, во плоти и в полном сознании, но ее тело как будто было и не ее вовсе. Девушка попыталась пошевелиться — и к ее удивлению, это ей удалось.       Она медленно села и посмотрела на свои руки, и хотя Лигейя ожидала того, что увидит, ее сердце болезненно екнуло. Скверна взяла свое… Кожа стала серо-коричневой, с рытвинами, похожими на глубокие шрамы. Изумленная, она почти зачарованно провела пальцами вдоль руки, только сейчас заметив, что раздета до белья. Холода она не ощущала совсем, и чувствительность пальцев сильно притупилась, но шершавая текстура, как будто напрочь лишенная нервных окончаний, была повсюду, где бы Лигейя себя ни касалась — на бедрах, животе и груди, на спине, шее… Когда обе руки коснулись лица, она порадовалась, что рядом нет зеркал. И только спадающие на плечи рыжие пряди напоминали ей о прежней себе.       Значит, все получилось... Хотя чародейке и казалось, что она давно примирилась с мыслью об этом, ощущения все же были жутковатыми — мало того, что ее с ног до головы как будто покрывал непроницаемый панцирь, так еще и внутри явственно ощущалась чужеродная материя. Скверна полностью поглотила живую ткань, преобразовав ее в нечто иное. Но самым жутким было другое: Лигейя ощущала себя частью огромного целого — зловещей сущности, чья неодолимая сила одновременно манила и пугала. Если раньше она могла только глядеть в эту бездну, то теперь, сделав этот отчаянный шаг вперед, была обречена на бесконечное падение.       Однако Лигейя с облегчением отметила, что рассудок ее оставался ясным. По крайней мере, пока… Оставалось лишь надеяться, что это продлится достаточно долго.       Она пошевелила руками и ногами, пытаясь привыкнуть, затем поднялась, неуверенно покачиваясь. Лигейя обратила внимание, что еды на прежнем месте нет, и вдруг поняла, что совершенно не голодна. Все верно: порождения тьмы не нуждаются в пище…       Лигейя прошлась вдоль комнаты и, более или менее освоившись с собственным телом, снова присела на кровать. В коридоре послышались шаги, и скоро в дверном проеме возник Архитектор со светящимся кристаллом в руке. Свет так больно резанул по глазам чародейки, что она зажала их ладонью и отвернулась:       — Свет… слишком яркий.       — Прошу прощения, я забыл, — извинился эмиссар, и, повинуясь его указу, свет в импровизированной лампе начал затухать, пока от него не остался еле теплящийся огонек. — Свет такой же, каким был всегда. Просто твои глаза тоже претерпели изменения.       — Что же, я теперь всегда буду так реагировать на свет? — содрогнулась Лигейя.       — Яркого света нам и правда лучше избегать. Но со временем ты привыкнешь, и он у тебя будет только вызывать некоторый дискомфорт. Хотя вообще, в свете мы не нуждаемся.       Лигейя только сейчас осознала, что до прихода Архитектора прекрасно ориентировалась в кромешной темноте.       — Как ты себя чувствуешь… Лигейя? — спросил гарлок, сделав акцент на ее имени, как будто его звучание доставляло ему особое удовольствие.       «Хоть что-то у меня осталось от прошлой жизни», — подумала чародейка, а вслух сказала:       — Я чувствую себя… странно. Как будто я — это не я. Но, думаю, надо просто привыкнуть.       — Да, это нормально. А в остальном? Что-нибудь неприятное или болезненное? Может быть, шум в голове?       — Нет, ничего такого.       — Хорошо. Тогда, полагаю, можно заняться делом. Сначала нам нужно будет протестировать твои магические способности. Возможно, обращаться с магией тебе тоже будет непривычно, поскольку твое тело и разум сейчас несколько рассинхронизированы. Но это быстро пройдет.       Лигейя кивнула и встала, чтобы одеться, как вдруг ее насквозь пронзила резкая боль, каждая косточка в ее теле завибрировала, как от удара в тяжелый гонг. Боль будто рвала на части; чародейка вскрикнула и согнулась. Архитектор поспешил ее поддержать и помог осторожно улечься. Приступ немного отпустил, но потом парализующая боль скрутила вновь. Эмиссар, хотя и вел себя как заботливый врач, в остальном был совершенно бесстрастен, словно бы ожидал чего-то подобного. Немного поразмыслив, он снова шепнул усыпляющее заклинание.

***

      Лигейя очнулась от холодного оцепенения, и это пробуждение было подобно воскрешению. Снов она больше не видела, и чуть позже чародейка усомнится, увидит ли она их еще когда-нибудь впредь, но сейчас она лежала неподвижно, борясь с беспамятством. Все вокруг было соткано из ощущений, и, полностью сосредоточившись на них, Лигейя не спешила открывать глаза.       Кто-то склонился над нею — она чувствовала его присутствие и колебания волн энергии. Магия. Этот некто был чем-то занят. И творил свои чары не во вред. Он заботился о ней… Лигейе отчаянно захотелось, чтобы это был Андерс — он был первым, о ком она вспомнила, когда проблески памяти, наконец, пробились сквозь завесу мрака, окутавшую ее разум. Но она знала, что это не так. Память восстанавливалась постепенно: события последних дней складывались в стройную цепочку, и вот Лигейя вспомнила, что с нею стало.       Нет, в этой реальности Андерс не может заботиться о ней. И не должен был — по ее же собственному плану. Лигейя хотела было отогнать подобные мысли прочь, опасаясь, что они приведут за собой слабость, но вдруг раздумала и нарочно начала вспоминать во всех подробностях вечер накануне своего побега из Крепости Бдения. И эти мысли причиняли боль.       Довольная этим открытием, Лигейя успокоилась и немного воспрянула духом. Чувствуя, что готова встретить мрачную правду со смирением, она открыла глаза. Рядом с ней стоял Архитектор, только что закончивший магические манипуляции. Но едва чародейка попыталась пошевелиться, боль — на это раз физическая — снова зазвучала внутри, подобно туго натянутой струне.       — Тебе лучше пока не двигаться, — промолвил эмиссар. — Я сделал, что мог, но болевые ощущения могут вернуться.       — Что со мной?..       — Ты все еще меняешься. На пути преображения возможны неожиданные повороты. Твое еще не завершилось.       Лигейю это встревожило: она только начала думать, что все под контролем, как этот контроль стал ускользать, как песок сквозь пальцы. Чем же она станет в итоге?..       Будто прочитав ее мысли, Архитектор заверил:       — Не о чем беспокоиться. Это в любом случае не повредит тебе. И даже наоборот — сделает сильнее.       …И ей оставалось только терпеть. Следующие три дня прошли, как в горячке: боль терзала постоянно и после мимолетной передышки возвращалась с новой силой. Тело сводили судороги, и иногда трясло так сильно, что Архитектор прибегал к обездвиживающему заклинанию, потому что напряжение в мышцах только еще больше все усугубляло. Кости как будто были металлом под молотом кузнеца: боль в них то раскалялась, становясь жгучей, то остывала до холодной и ноющей.       Лигейя внимательно следила за изменениями, пытаясь их осмыслить, увязать с ощущениями, и находя в этом успокоение. Такой научный взгляд позволял отвлечься и не поддаваться страху: чародейка словно бы и забыла, что все это происходит с ней, что тлетворная сущность необратимо искажает ее тело — и что она сама обрекла себя на это. А порой боль и вовсе вынуждала забыть обо всем на свете, и, сжимая зубы и цепляясь пальцами за мягкую шкуру, на которой лежала, Лигейя повторяла про себя, как молитву: «Я выдержу. Выдержу. Выдержу».       Потом все закончилось, и она уже даже не содрогалась, взирая на новую себя: кости удлинились, и все тело вытянулось, став неестественно худым, суставы узлами выделялись из-под натянувшейся кожи, мышцы сместились и стали бугристыми; ногти почернели и деформировались, став похожими на когти зверя. Казалось, будто от распада плоть удерживает лишь та самая тлетворная сущность, которая теперь уничтожила почти все человеческое, что было в облике чародейки. Теперь она походила на эмиссара.       Спасаясь от собственных размышлений, Лигейя с головой ушла в обучение. Почти все время она проводила с Архитектором, и он исполнил каждое свое обещание. Лигейя выяснила, что ее силы остались при ней: все заклинания, которыми она владела до преображения, прекрасно работали и теперь. При этом она сама стала куда более устойчивой к магическим атакам, да и не только к магическим. Как-то Лигейя попросила Уту ударить ее. Гномка оказалась очень сильной — такой удар мог бы запросто сломать кость в не защищенном броней теле, но чародейка даже не испытала особой боли и устояла на ногах, хотя инерция швырнула ее к стене.       Архитектор учил ее проникать в коллективный разум порождений тьмы, что само по себе было не так сложно (многие опытные Стражи были на это способны). Куда труднее оказалось находить в этой хитро сплетенной паутине нужные нити, чтобы добиться нужного влияния. И еще труднее — добраться до самого сердца паутины, чтобы стать «королевой стаи». Эмиссар также много рассказывал о Матери, чтобы Лигейя могла лучше понять врага. Он учил безмолвно отдавать приказы и скрывать свое присутствие, подменяя понятия в примитивном сознании «спящих» порождений тьмы. Это искусство было по-настоящему сложным и требовало неимоверной концентрации, но Лигейя была полна энтузиазма и схватывала на лету. Архитектор также начал учить ее своей разрушительной магии, которая отрицала саму жизнь, обращая живую материю в ничто. Эмиссар полагал, что, научившись управлять энергией скверны, ученица быстрее освоит контроль над порождениями тьмы. Лигейя же, быстро поняв эту взаимосвязь, осознала, какой неисчерпаемый источник силы открылся ее взору, и она пила из него с жадностью путника, изнуренного долгой дорогой по пустыне. Процесс так увлекал ее, что она иногда и вовсе забывала, зачем это делает.       Разум чародейки был по-прежнему ясен, но все же что-то неуловимо изменилось. Она привыкла к новому облику и начала думать, что все это, в конце концов, не так уж и плохо. И утратила чувство времени, хотя знала, что его у нее все меньше.       А в редкие моменты одиночества Лигейя придавалась воспоминаниям. Она вспоминала битву при Денериме, снова и снова заставляя себя прожить каждое ее мгновенье, увидеть, как умирает Алистер… Плакать она больше не могла, но боль по-прежнему шевелилась в ее душе, и Лигейя лелеяла это чувство — самое дорогое, что у нее есть. Она вспоминала и Андерса — и думала о том, как все могло бы сложиться, если бы не роковое стечение обстоятельств. Целитель по призванию, он мог бы исцелить и ее душевные раны — в этом она уже не сомневалась. Вспоминала Крепость Бдения и Стражей: как они вместе трудились, восстанавливая орден; как она вела их в бой, — и милые дружеские беседы между делом. Она помнила каждую мелочь. И память помогала ей удержать ускользающую человечность.       

***

      

9

      День клонился к вечеру; солнце спряталось за спиной у скал, и от них медленно поползли тени, постепенно накрывая лагерь Серых Стражей. Они пришли сюда три дня назад и ждали — часы тянулись бесконечно, сутки сменяли друг друга неохотно. Скука была уделом всех, кто вынужден чего-то ждать и бездействовать, и Стражи уже начали ей поддаваться: кто-то лениво валялся в палатке, кто-то возился со своим снаряжением, кто-то устраивал тренировочные поединки на мечах, чтобы скоротать время и поддерживать форму перед важным сражением. Некоторые уже начали беспокоиться, дождутся ли они вообще вестей от бывшего командора. И если нет, то как им тогда быть?       Огрен сидел у костра и точил свою секиру — в десятый, должно быть, раз; рядом пристроилась Сигрун, которая то и дело поглядывала в сторону леса.       Гном был угрюм и молчалив — ему больше других не терпелось пойти в бой, поэтому и ожидание угнетало его особенно сильно. Он даже не ворчал, и все попытки Сигрун разговорить и подбодрить его оказывались тщетными. Огрен все чаще припадал к своей фляге, и Сигрун недоумевала, как он вообще умудряется твердо стоять на ногах, поглощая свой любимый хмельной напиток в таких количествах.       На тропе из леса показались трое Стражей — Натаниэль и еще двое лучников возвращались с охоты.       — Ну как? С добычей? — спросила Сигрун, следя за ними взглядом.       — Ага. Держи, — Натаниэль вручил ей двух крупных рябчиков. — Этих сейчас, остальных на потом оставим.       Сигрун принялась ощипывать и разделывать тушки, к ней присоединилась эльфийка, одна из спутников Натаниэля. Какое-никакое занятие.       Когда ужин был готов, все Стражи подтянулись к костру и принялись за еду.       — Вкусно, — сказал Огрен сидящей рядом Сигрун, поглощая ароматное жаркое. Девушка улыбнулась в ответ: это было первое слово, сказанное им за много часов, и она была рада, что еда хоть немного подняла ему настроение.       На землю опустился покров сумерек, и костер, куда один из Стражей только что подбросил дров, бросал снопы искр в потемневшее небо. Вечер проходил в праздных беседах.       От скал отделилась тень и начала медленно приближаться. Разговоры разом стихли — Стражи почувствовали порождение тьмы, и многие уже схватились за оружие. Одинокая фигура шла с поднятыми руками — знак примирения — и вскоре отблески костра осветили чудовищное лицо. Это был гарлок, и он остановился, не желая подходить к костру слишком близко.       — Кто у вас теперь командир? — спросил он скрипучим голосом.       Ксавье поднялся и вышел вперед. Он уже понял, что перед ним посланник Архитектора, как поняли это и остальные Стражи: когда командир отошел с посланником в сторону, они зашевелились и начали возбужденно переговариваться между собой. Наконец-то, начало происходить хоть что-то.       Вскоре Ксавье вернулся, оставив посланника наблюдать на расстоянии, куда не мог дотянуться свет костра. Не дожидаясь команды, Серые Стражи встали и выстроились у костра полукругом, готовые слушать и внимать.       — Все готово, Стражи. Мы можем приступать, — объявил Ксавье, и взгляд его серых колючих глаз по очереди коснулся всех присутствующих.       — Пока все идет по плану. Лигейя готова выполнить свою задачу. Она уведет армию марионеток Матери путем, который обнаружили разведчики Архитектора и который ведет в один из заброшенных тейгов. Перед этим наши союзники гарлоки отвлекут Мать — к тому моменту мы должны быть готовы атаковать. Как только ее армия будет нейтрализована, мы выступаем. Действуем быстро: устраняем ее разумных прислужников, пробиваемся к самой Матери, убиваем ее. Наши союзники будут оставаться поблизости и не станут вступать в бой без необходимости, иначе нам будет сложно различить, кто враг, а кто союзник. Они вмешаются, только если произойдет что-то неблагоприятное для нас. В общем, наша основная задача — пробиться к врагу. Наши основные преимущества — скорость и внезапность. Всем все ясно?       Стражи коротко кивнули.       — А как мы узнаем, что можно начинать атаку? — спросил один из воинов. — Нам дадут знак?       — Да. Один из тех порождений тьмы Архитектора, кто будет отвлекать Мать.       — Чую, нас ждет веселье, — сказал приободрившийся Огрен.       — Это и правда будет напоминать увеселительную прогулку, — сказал Ксавье, улыбнувшись одним уголком рта. — Если все пойдет по плану.       Он сделал почти драматическую паузу, и что-то в его тоне заставило Стражей напрячься.       — Однако не следует забывать, что успех нашего плана целиком и полностью зависит от Лигейи. Если же она не сделает того, что обещала… — он вздохнул. — Мы окажемся в весьма незавидном положении.       — Ты в ней сомневаешься? — с вызовом спросил Натаниэль. — Или, может быть, считаешь, что она предаст нас?       Ксавье сдвинул брови и смерил его строгим взглядом:       — Если бы я так считал, то вообще не повел бы Стражей на эту битву. Я лишь говорю, что нам нужно быть готовыми ко всему. Неизвестных факторов немало. Так вот, если план провалится, то Мать непременно обрушит на нас свое войско, когда мы нападем.       «Нет, если мы узнаем о неудаче прежде, чем нападем», — подумал Натаниэль, но оставил свои мысли при себе. Он не мог понять, то ли Ксавье все-таки допускает, что Лигейя может их предать, то ли действительно всего лишь пытается учесть все неизвестные факторы. В конце концов, мало ли почему у нее может не получиться?       — …Если так случится, — продолжал Ксавье, — отступать не имеет особого смысла. На открытой местности нам тем более не сдержать всех порождений тьмы — нас слишком мало. И тогда произойдет худший из возможных сценариев, как нам уже говорила Лигейя. Если они нас не перебьют сразу же, то мы все равно не сможем ничего поделать, когда вся эта орда двинется на нашу крепость. А именно туда Мать их и отправит, скорее всего, — чтобы наказать нас за дерзость. Без защитников крепость падет быстро, а куда они двинутся потом, одному лишь Создателю ведомо. Поэтому, даже если планы пойдут прахом, нам нужно во что бы то ни стало убить Мать. Конечно, ее армия все равно вырвется на свободу, но неорганизованные порождения тьмы все же причинят меньше зла, чем организованные.       Он замолчал и снова оглядел всех собравшихся. Стражи все поняли: если план не сработает, этот бой станет для них последним. Порождения тьмы задавят их числом, и их командир не станет отдавать приказ отступать. И будет совершенно прав… Если это единственное, что им остается, чтобы остаться верными своему долгу, то они пойдут до конца.       Прочитав на их лицах решимость, Ксавье удовлетворенно кивнул.       — Чтобы повысить шансы на успех, нужно, чтобы несколько Стражей начали целенаправленно продвигаться к Матери, не отвлекаясь на стычки с порождениями тьмы. Сигрун, ты была разведчиком в Легионе Мертвых и хорошо ориентируешься под землей. Эта задача ляжет на твои плечи.       — Есть, командор, — бодро отозвалась гномка.       Самоотверженный поступок Лигейи воодушевил Сигрун: теперь она смотрела в свою душу и понимала, что в ней нет ни намека на страх. С тех пор, как она дезертировала из Легиона, ее терзал стыд. Понимая, что нарушила клятву и что назад ей дороги нет, она присоединилась к Стражам в надежде искупить свою вину. И вот он, ее шанс — достойная и благородная смерть.       — Натаниэль, Гвен, будете прикрывать ее с флангов.       Лучники кивнули.       — Все остальные, соответственно, прорывают оборону и всячески отвлекают порождений тьмы на себя.       — А почему нам не попытаться сразу проникнуть туда незамеченными и добраться до Матери, чтобы перестраховаться? — спросила Сигрун.       — Если бы все было так просто, разведчики Архитектора могли бы справиться и без нас. Даже если вам удастся до нее добраться, поднимется переполох и вас в нем убьют. Нет, наш лучший шанс — это молниеносная атака.       Ксавье взглянул на Сигрун по-отечески, тон его смягчился.       — Отвага — это замечательно. Но не нужно рисковать жизнью понапрасну.       Затем снова обратился ко всем:       — И давайте все-таки будем надеяться, что запасной план нам никогда не понадобится.       Натаниэль слушал Ксавье и все отчетливее понимал, почему Лигейя выбрала на эту роль именно его. Будь она сейчас на его месте, она говорила бы примерно то же самое — предусмотрела бы все варианты и была бы предельно честна с подчиненными. И как бы Натаниэлю ни хотелось, чтобы перед ними сейчас стояла Лигейя, чтобы под ее руководством орден процветал долгие годы, чтобы все происходящее оказалось дурным сном или ужасным недоразумением, он вынужден был признать, что замена достойная.       

***

      Лигейя и Архитектор шли по подземному коридору, за ними следовал крикун — один из разумных помощников эмиссара. Разведчики обнаружили путь, которым можно было попасть с Глубинных Троп в логово Матери. Путь был долгим, да и найти эту дорогу было непросто — один из туннелей оказался завален камнями, но к этому моменту разведчики уже расчистили завал. Лигейя тщательно запоминала каждый поворот, каждый камень, хотя и выучила уже все наизусть по картам, принесенным теми же разведчиками. И все же она хотела убедиться, что ничего не упустит. Слишком многое было поставлено на кон, слишком много времени и усилий они потратили на подготовку. К счастью, им успешно удавалось отвлекать приспешников Матери — разведчики даже пустили их по ложному следу, заставив врагов думать, что он приведет их к логову Архитектора. Это помогло выиграть достаточно времени. Лигейя уже уверенно ориентировалась в «ментальном пространстве» порождений тьмы и, как показали опыты с теми, кого эмиссар еще не успел наделить разумом, уже могла вполне успешно ими управлять. Правда, с таким большим количеством, с каким она столкнется сегодня, ей иметь дело еще не приходилось…       Они дошли до места, где туннель обрывался, сворачивая в вырытый проход, укрепленный металлическими балками. Здесь Архитектор остановился и взглянул на Лигейю:       — Ты готова?       Она молча кивнула.       — Я буду поблизости. Прослежу, чтобы они дошли.       Лигейя и крикун свернули в проход, оставив эмиссара позади. Несколько разведчиков уже пробрались в логово чуть раньше и теперь ждали своего выхода. Проход вел в небольшую пещеру — полость в горной породе, которая раскрывала свою пасть навстречу черноте. Они почти на месте.       Перебравшись через порог пещеры, они оказались на узкой тропе, по левую сторону от которой был обрыв. Тьма в пропасти внизу была похожа на причудливое море, плескавшееся у ног и колыхавшееся волнами в лежащей впереди бесконечности. Глаза простого смертного увидели бы здесь лишь черную бездну, но Лигейя теперь видела иначе и знала, что море было живым. Огромная яма на некотором расстоянии от нее была заполнена порождениями тьмы: эта сплошная масса дышала, двигалась, меняла форму, звучала сотнями шелестящих голосов.       Даже если кто-то из копошащихся внизу существ и заметил двух гостей, они никак не среагировали, потому что были лишены разума и воспринимали окружающий мир только инстинктами. А инстинкты говорили, что перед ними собратья.       Мать была недалеко — Лигейя чувствовала ее. Тропа забирала влево и уходила наверх. Должно быть, как раз там и находится ее «гнездо». Чародейка свернула направо, в туннель, и встала у его стены. Она прислушалась к своим ощущениям: Мать была спокойна и, судя по всему, не подозревала о «гостях». Итак, фигуры расставлены — пора делать ход.       Лигейя обернулась к крикуну и кивнула ему; кивнув в ответ, тот бесшумно побежал вверх по тропе. Спустя несколько минут напряженной тишины послышались звуки: шипение, топот, невнятные крики, из прохода стал просачиваться дым. Это один из разведчиков бросил дымовую шашку. Чародейка ощутила вспышку агрессии, смутно напоминающую гнев, но ни намека на тревогу. Они не ошиблись в расчетах: Мать уже привыкла к стычкам с лазутчиками Архитектора, для нее они были не более чем надоедливыми насекомыми. Однако маневр сделал свое дело: внимание врага теперь было обращено к происходящему наверху. Пора.       Оставаясь на одной волне с Матерью, Лигейя облачилась в невидимый плащ, сотканный из ощущений, которые она по крупицам собрала в недрах безумного разума врага. Она должна была уподобиться Матери. Она должна была стать ею. Разум чародейки как будто заполнила едкая кислота, пожирающая ее собственные мысли, разъедающая ее собственное «я». В какой-то момент она даже испугалась, что ее охватит безумие, — настолько шокирующе сильным было «вхождение». Но Лигейя нащупала шаткое равновесие, подобно канатоходцу, балансирующему над бездной.       Под этой маскировкой она коснулась разумом сети, соединяющей в единое целое порождений тьмы перед ней. Теперь она не только видела их, но и чувствовала — всех вместе и каждого по отдельности. Это подавляло и внушало трепет — все равно что разглядывать каждую каплю в море, касаясь ее, пытаясь постичь ее форму на ощупь. Вот только вместо воды в этом море — бескрайняя тьма, где каждая капля — средоточие зла и разрушения. Чародейка подбиралась к паутине взаимосвязей все ближе, сначала робко, как вор-новичок, готовый совершить свою первую кражу, потом все увереннее, пока, наконец, не дотронулась до одной из нитей. Отклик был мгновенным — паутина завибрировала, по ней пробежал молниеносный импульс, и сотни взоров обратились к незримой Лигейе. Это была нужная нить. Тщательно следя за своей маскировкой, чародейка потянула снова и на этот раз поймала всколыхнувшийся поток энергии, пропустив его через себя. «Следуйте, куда я укажу. Вперед!» — мысленно приказала она, но не в слова был облачен этот приказ —он был вспышкой чистой воли и прокатился по всей сети, подобно грому, направляя поток.       Порождения тьмы закопошились еще активнее и двинулись к пологому подъему; кое-кто в нетерпении пытался взбираться по краям ямы. Когда они добирались до тропы, им приходилось становиться в ровный строй, поскольку проход был узким. Постепенно существа вытянулись вереницей от ямы до самой пасти пещеры. Переход обещал занять много времени. Только бы успеть…       

***

      Серые Стражи выстроились у входа в логово врага: лучники — с флангов, бойцы ближнего боя — по центру. У многих в одной руке были факелы, и Стражи напряженно вглядывались в темноту впереди, готовые атаковать в любой момент. Они ждали знак.       И вот в поле зрения что-то зашевелилось, и вскоре показался крикун с поднятыми руками.       — Пора, — проскрежетало существо. — Я проведу.       Стражи двинулись вперед, едва поспевая за проворным проводником, которому иногда приходилось останавливаться и ждать, пока они нагонят. Какое-то время они шли по каменистому проходу, такому узкому, что строй держать становилось непросто, и лучникам приходилось пропускать товарищей вперед. Но вскоре они оказались в достаточно просторной пещере — правда, с низким потолком, что навевало гнетущие ощущения.       Они почувствовали врагов раньше, чем их глаза успели разглядеть движение в неверных отблесках света факелов. Лишь небольшой отряд.       — Стражи, в атаку! — скомандовал Ксавье.       Порождения тьмы ошарашено застыли: они ожидали увидеть кучку разведчиков Архитектора, но никак не Серых Стражей. Враги не успели опомниться, как в них полетели стрелы, а всего черед несколько секунд оставшихся стоять смела стремительная волна передовой. Лишь трое успели оказать хоть какое-то сопротивление, но и их кончина была быстрой.       И Стражи, переступив через мертвые тела, продолжили свое продвижение. Они шли так быстро, как только могли, не переходя на бег, чтобы сберечь силы для боя. Совсем скоро появились новые противники — на этот раз больше, но по-прежнему слишком мало, чтобы учинить Стражам хоть сколько-нибудь существенное препятствие. Четверо лучников, по двое с каждой стороны, продвинулись вперед и обошли врагов с тыла, перекрывая пути к отступлению. Один гарлок попытался сбежать, но его тут же настигла стрела.       Натаниэль опустил лук и оглянулся: в очаге схватке на землю рухнули последние убитые враги, и все стихло. Ксавье подал знак следовать дальше.       — Далеко еще до Матери? — спросил Натаниэль у проводника.       — Нет, две трети пути уже прошли.       Хоув-младший одобрительно кивнул. Пока никаких признаков армии в тысячу голов. Впрочем, расслабляться рано, ведь их враг еще ничего не знает о незваных гостях. А когда узнает…       

***

      Порождения тьмы брели по тропе над обрывом, исчезая в зеве пещеры, и, казалось, процессия тянется целую вечность. Лигейя была предельно сосредоточена — стоит лишь на миг отвлечься, и бразды контроля выскользнут из ее рук. Голова гудела от напряжения и боли, ее как будто бы сдавливали со всех сторон тиски. Но чародейка не обращала на боль ни малейшего внимания. Она вела и видела путь глазами тех, кто шел за нею. Вот они уже шли по туннелю Глубинных Троп, вот сбились в кучу у поворота, вот и последние из арьергарда покинули логово Матери, скрывшись в пещере, — и теперь все собрались в туннеле. Вот поворот, и хвост «змеи» пополз вслед за головой, вот еще один. Осталось чуть-чуть…       Впереди показались массивные металлические ворота — из тех, какими пользовались гномы во времена, когда тейги и Тропы, соединяющие их, еще не были заброшены; времена, когда порождения тьмы еще не угрожали миру. Ворота были по-прежнему надежны и, разумеется, предварительно смазаны. Один за другим порождения тьмы проходили через них, направляясь прямиком в заброшенный тейг. И как только последние бойцы бездумного воинства перешагнули металлический порог и скрылись в проходе, из-за угла неподалеку вынырнули двое генлоков — они закрыли ворота и заперли на засов.       Лигейя в изнеможении упала на колени, судорожно растирая виски. Ее трясло, в голове, как молот по наковальне, стучала боль. Еще никогда ее разум не испытывал такого напряжения. Но она справилась. Армия марионеток Матери надежно заперта в тейге, и если они и найдут оттуда выход, то битва к тому моменту уже успеет закончиться. И они просто разбредутся по Глубинным Тропам, представляя не больше опасности, чем все прочие порождения тьмы.       

***

      Не сбавляя темп, Стражи ворвались в «гнездо» — просторную пещеру с высоким сводом, где на возвышенности, за баррикадой из валунов, восседала Мать. Они пока не могли ее увидеть — света факелов не хватало, чтобы осветить всю пещеру, но различили впереди беспорядочное мелькание теней.       Зато она увидела их. До Стражей донеслось злобное шипение — оно поблекло, став похожим на шепот, который затем взорвался самодовольным смехом.       — Вы… — протянуло существо, будто смакуя это слово. — Вы пришли вслед за Отцом… Такие дерзкие. Такие жалкие… Отец не должен был лишать нас Песни! И вы не должны быть!       Ее чудовищный хохот эхом прогремел под каменным сводом. Собираясь наказать незваных гостей, Мать обратила разум к своим детям, но увидела лишь пустоту. Она не чувствовала их, и они не слышали ее, сколько бы она ни взывала.       Мать издала вопль, полный смятения и ярости. Ее оставшиеся разумные приспешники преградили Стражам путь.       — Убить! Убить их всех! — снова завопила она, словно чванливая королева, раздающая черни приказы с высоты своего трона.       Стражи атаковали первыми. Воины во главе с Ксавье неумолимым клином врезались в строй врагов. Лучники встали у туннеля, откуда они только что пришли, чтобы, в случае чего, было куда отступить. Они тщательно выверяли каждый выстрел. Натаниэль отделился от строя и забрался на камень чуть поодаль: оттуда он тщательно следил за полем боя и выжидал удобный момент. Плохая видимость все осложняла — он бы не рискнул повести товарищей в неизвестность, а с факелами в руках лучники стали бы слишком заметными. Он вынул очередную стрелу и прицелился.       Синяя вспышка заставила Натаниэля вздрогнуть и обернуться — всего за мгновенье до того, как что-то со стуком упало ему под ноги, отскочив от… магического щита. Щит покрылся рябью и исчез, а Натаниэль всадил стрелу в шею гарлоку, который только что метнул в него топор. Расправившись с врагом, Хоув-младший огляделся.       Он скорее догадался, чем узнал. Одиноко стоящий маг, появившийся словно бы из ниоткуда, готовил следующее заклятье. Нечеловеческий силуэт, но все же…       Это могла быть только Лигейя. «Значит, ей удалось», — с облегчением подумал Натаниэль и мысленно поблагодарил ее за это — и за щит.       Несколько лучников тоже заметили, и, сбитые с толку, теперь вопросительно смотрели на Натаниэля. Он сделал упреждающий жест: не стрелять.       Лигейя по-прежнему была ослаблена, голова все так же гудела, но она просто не могла оставаться в стороне. И сейчас она собиралась лишить порождений тьмы единственного неоспоримого преимущества перед Стражами. Она призвала силу шторма, и под сводом пещеры заклубилось полупрозрачное облако, пульсирующее живой энергией грозы. Оно расползалось, нависнув над головами сражающихся и озаряя пространство мягким мерцающим светом. Высвобождать электрические разряды чародейка не стала — слишком велик риск причинить вред союзникам — но теперь в пещере было достаточно светло для человеческих глаз.       Увидев эту перемену, воины, держащие факелы, теперь стали пользоваться ими вместо оружия — порождения тьмы в ужасе шарахались от каждого такого удара и прикрывали лицо руками. Разумные твари сражались отчаянно, но в каждом яростном выпаде, в каждом жестоком ударе сквозила безнадежность: разум стал их проклятием, ибо они осознавали, что уже побеждены. Их застали врасплох — и лишили всех преимуществ.       Пронзив мечом сбитого с ног генлока, Ксавье огляделся: Стражи рассредоточились по всему нижнему ярусу пещеры, врагов становилось все меньше, и можно было бы попытаться прорваться наверх. Однако командир решил, что безопаснее сначала перебить всех противников. Вдруг у Матери припасен еще какой-то трюк?       Натаниэль теперь мог разглядеть Мать: бесформенная туша с извивающимися щупальцами, над которой возвышался человеческий торс. Не слишком сложная задача, да вот только снизу целиться было совсем не удобно. Если бы только подняться туда…       К нему подбежала Сигрун, недоверчиво взвешивая в руках небольшой топор, отнятый у поверженного врага. Кажется, девушка думала о том же самом.       — Давай я ее отвлеку, а вы окружайте, — предложила она.       Натаниэль заколебался: маневр рискованный, но, с другой стороны, кто знает, сколько Лигейя сможет удерживать грозовое облако? В конце концов, он кивнул и подозвал к себе еще трех лучников. Осторожно скользя вдоль стен, они по двое взобрались на возвышенность, где восседала Мать.       Сигрун, вооруженная двумя топорами, выбежала вперед. Вблизи тварь была еще омерзительнее, но гномка не дрогнула.       — Эй, кусок гнилого мяса, я здесь! — крикнула она что есть сил, вложив в эту фразу всю дерзость, на какую только была способна.       Обратив к ней опаляющий безумный взгляд, Мать угрожающе зашипела и протянула вперед щупальца. Они, как кнуты, истязали землю под ногами, а Сигрун уклонялась, пригибалась и скользила между ними, попутно нанося удары топорами. Те, что попадали в цель, заставляли щупальце отпрянуть, но не причиняли особого вреда.       Натаниэль с напарником притаились с фланга, тщательно целясь в голову существа, и выстрелили почти одновременно. Но не глазомер, а удача подвела их: Мать дернулась, взметнув вверх большое щупальце, и стрелы вонзились в него. Взревев от злости и неожиданности, Мать яростно забила щупальцами о землю — древки стрел сломались и отлетели прочь, а наконечники, оставшиеся под кожей, казалось, причиняли ей не больше беспокойства, чем занозы. Разгадав маневр врагов, она закрылась змееобразными конечностями, как щитом.       От вопля Матери у Сигрун заложило уши; замешкавшись всего на секунду, она допустила ошибку — и скользкое мясистое щупальце обвило ее, оторвав от земли. Оно сжималось и душило — гномке приходилось бороться за каждый вздох. Она не смогла бы закричать, даже если бы очень захотела.       Лучники отчаянно пытались прицелиться, но чудовищная туша извивалась и вздрагивала — казалось, сама земля содрогается от этого дикого танца. И стрелы неизменно вонзались в щупальца, а то и вовсе пролетали мимо.       Воздух сотряс рев, который на мгновенье перекрыл вопли Матери. То был боевой клич, голос праведного гнева — к чудовищу со всех ног бежал Огрен, размахивая секирой так, будто она ничего не весила. Удар — и вот уже отсеченное щупальце извивается змеей среди камней. Освободившись из слабеющей хватки, Сигрун закашлялась — обессиленная, она только и смогла, что слегка отползти. К счастью, щупальце было мягким, и она не ушиблась при падении.       Вторым ударом Огрен вогнал секиру в брюхо твари. Мать страшно завопила; из раны хлынула вязкая, похожая на смолу жидкость. Щупальца взбрыкнули, и гному пришлось отступить. Он бы с радостью продолжил бой, но вместо этого подошел к Сигрун и помог подняться.       — Ты что творишь, женщина?! — возмутился он, не забыв выругаться. — А если бы я не успел?       — Но ты же успел, — пожала плечами Сигрун и улыбнулась. Еще никогда она не была так счастлива. Она совершила отважный поступок и не дрогнула перед лицом смерти. Она доказала, что достойна, — прежде всего самой себе. Теперь Сигрун точно знала, что больше никогда не сбежит с поля боя.       Тем временем Стражи расправились с остатками порождений тьмы и ринулись наверх, к Матери, стремительно окружая ее.       — Рубите щупальца! — скомандовал Ксавье.       Стиснув кольцо, Стражи принялись за дело. Одно за другим щупальца, дергаясь в судорогах, падали. Против стольких тяжеловооруженных противников Мать была бессильна — она могла лишь вопить от боли и злости, когда черная жидкость заливала камни под ногами победителей. Она больше не пыталась заговорить с ними, словно бы лишилась этой способности, окончательно обезумев.       Когда щупальца перестали загораживать обзор, лучники пустили стрелы, которые пронзили незащищенное туловище и голову чудовища. Тварь захрипела и начала дергаться в конвульсиях.       — Ну что, пора кончать ее, — сказал Огрен, небрежно пиная мертвые щупальца. — Последний удар за тобой, командир.       Ксавье кивнул и взобрался на обмякшую тушу. Добравшись до торса, он занес меч и пронзил насквозь эту часть тела, в которой все еще оставалось что-то человеческое. Еще двое Стражей помогли ему отрезать голову существа. Теперь их враг был совершенно точно мертв.       Натаниэль отстраненно наблюдал за этим действом: он никак не мог отделаться от мысли, что этот последний удар по праву принадлежал другому человеку.       

***

      Лигейя наблюдала за сражением, лишь изредка помогая Стражам своей магией и поддерживая грозовое облако. Большего и не требовалось: она вообще не должна была вмешиваться — разве что в крайнем случае — ведь ее могли принять за врага. Но ей было все равно. Она пришла сюда в роли наблюдателя и оставалась им: когда Стражи расправились с порождениями тьмы и пошли в атаку на главного врага, чародейка не последовала за ними. Это была не ее битва. Больше не ее…       Лигейя прислушивалась к звукам боя, пока, наконец, вопли Матери не стихли. Битва выиграна. Эта мысль приносила странное умиротворение. Чародейка развернулась и зашагала прочь, оставляя позади целый мир, где она теперь была чужой. Это была не ее победа.       Магическое облако над полем боя растаяло; грозовой свет, замерцав, подобно призраку, погас.       Однако внутри тлело смутное беспокойство — и Лигейя была рада, что еще способна испытывать это чувство. А может, это и не беспокойство вовсе, а лишь воспоминание, пробужденное к жизни обстоятельством, которое, по идее, должно бы ее встревожить. Она больше ни в чем не была уверена.       Впрочем, это подождет…       Она вернулась тем же путем, каким пробралась в логово врага. Архитектор стоял на том самом месте, где они расстались, — он ждал ее, следя за каждым ее шагом, пока Лигейя шла навстречу. Приблизившись, она коротко сказала:       — Дело сделано.       Архитектор смерил ее взглядом; его белые глаза блестели, а лицо, на котором играли красноватые отблески лавы, выглядело необыкновенно живым.       — Я не сомневался в твоих бывших товарищах. Но они не одержали бы эту победу без тебя. Ты превосходно справилась со своей задачей.       — Благодаря тебе.       — Я лишь указал путь — ты прошла по нему сама. Идем же.       Эмиссар развернулся, жестом приглашая следовать за ним.       — Нет… — рассеянно обронила Лигейя и поймала его руку. Такое спонтанное, такое человеческое движение.       Архитектор недоуменно глянул на ее руку, робко удерживающую его. Их взгляды встретились — Лигейя не отвела глаз. Она что-то прятала в кармане мантии — теперь ее свободная рука скользнула туда, и на землю рядом с эмиссаром один за другим упали три маленьких кристалла, украденные из его же лаборатории.       Бросив третий, позади, чародейка резко отпрянула, выпустив его руку, словно бы ужасаясь собственному поступку. Она шепнула слово — и кристаллы заискрились энергией, которая устремилась вверх. Три потока слились в одной точке над головой Архитектора, поймав его в силовую ловушку. Он не мог двинуться с места. Еще одно короткое заклинание выжгло у него под ногами светящийся символ, который начал стремительно вытягивать магические силы, и всего через несколько мгновений эмиссар был полностью опустошен.       — Ты очень быстро учишься, — сокрушенно сказал он, и Лигейе почудилось, будто в его бесстрастном голосе прорезались насмешливые нотки.       Он даже не пытался сопротивляться сдерживающей силе зачарованных кристаллов. Не потому ли, что знал, насколько это бессмысленно?       Лигейя ждала вопроса «почему?» — то была ее последняя возможность оправдаться, хотя бы перед самой собой. Ей претило вонзать нож в спину, но она понимала: в честном магическом поединке она бы не смогла победить его.       Вопроса не последовало. Он только смотрел на нее — все тот же загадочный экспериментатор, с интересом взирающий на плоды своего очередного опыта. Лигейя снова ощущала себя его подопытной — беззащитной жертвой эксперимента с неведомой ей целью.       — Хуже порождений тьмы могут быть только разумные порождения тьмы, — через силу проговорила чародейка. — Я не могу допустить, чтобы твой замысел осуществился.       Казалось, эти слова глубоко опечалили Архитектора.       — Так вот в чем дело. Ты по-прежнему видишь во мне врага.       — Нет, — решительно покачала головой Лигейя. — Я перестала видеть в тебе врага еще после первого нашего разговора. Я верю, что ты хочешь примирить враждующие стороны. Но… случай с Матерью очень показателен. На этот раз мы справились с последствиями твоей ошибки, но что будет, когда разумных порождений тьмы станет слишком много?       — Я принял самое активное участие в исправлении своей ошибки. Кроме того, ты же видела, каким потенциалом обладают мои собратья — наши с тобой собратья. Неужели ты хочешь обречь их на бездумное существование, подчиненное зову древних богов?       — Они выйдут из-под контроля, как ты не понимаешь? Думаешь, все будут разделять твои пацифистские взгляды? Нет, не будут. Это закончится катастрофой.       — Катастрофой для кого? Для мира слабых смертных созданий? По-твоему, наши собратья не имеют права на свое место в этом мире? Вместе мы можем построить другой мир, — сказал Архитектор, и искра надежды вспыхнула в его взгляде, когда он увидел, что Лигейя заколебалась. Воспользовавшись заминкой, он продолжал:       — Ты еще помнишь, кем ты была раньше, посему тебе кажется, будто тебя заботит судьба мира, к которому ты больше не принадлежишь. Отринь эту слабость. Если отпустишь меня, я прощу тебе твою ошибку — в конце концов, все мы иногда их совершаем.       Лигейя не отвечала: ей казалось, будто сама земля уходит у нее из-под ног. Она отчаянно хотела верить, но не находила в себе этой веры. Это было невыносимо.       — Ты прав… — наконец вымолвила она. — Во мне еще слишком много человеческого.       — Я помог тебе избавиться от боли. Ненужные воспоминания тоже скоро уйдут.       Лигейя снова взглянула на него и усмехнулась:       — Твоя беда в том, что ты никогда не понимал людей. Кто сказал, что я хочу от всего этого избавляться?       Архитектор молчал: он окончательно перестал что-либо понимать. Внезапная догадка вспыхнула в его пытливом уме, и он тут же ее озвучил:       — Может быть, ты по-прежнему пытаешься хранить верность Стражам?       — Я дала клятву…       — Глупое дитя. Думаешь, ты нужна им — такая?       В этот момент Лигейя явственно ощутила свое превосходство и позволила себе насладиться этим маленьким триумфом.       — Нет, — сказала она, пряча улыбку. — Я так не думаю.       С ее губ сорвалосьзаклинание, и между ладонями появился белый шар, пронизанный нитями молний. Шар рос, наливался мощью, которую чародейка вдыхала в него силой своей воли. Она выждала, наблюдая и выверяя, — нужно как можно больше энергии. Разряд — и воздух загудел от напряжения.       Смерть настигла эмиссара мгновенно. Лигейя обесточила кристаллы, позволив бездыханному телу упасть на землю, и бессильно опустилась на колени подле него.       Он не страдал. Она не хотела, чтобы он страдал, — пусть даже это было лишь мнимое милосердие, жалкая попытка сохранить в себе хоть что-то человеческое. Сейчас из всех чувств осталась только опустошенность. Она сидела в оцепенении, не в силах заставить себя встать, безучастно переводя взгляд с мертвого наставника на свои руки, покоящиеся на коленях ладонями вверх. Как же она была пугающе похожа на него… Как скульптура, изваянная по образу и подобию своего создателя. Он был ее Архитектором, она — его творением.       Услышав шаги, Лигейя обернулась: в туннеле показался коренастый силуэт, и вначале чародейка решила, что это один из генлоков. Но потом поняла, что к ней приближается Ута. Лигейя поднялась, заранее зная, чем кончится эта встреча.       Увидев лежащего на земле Архитектора, Ута в изумлении остановилась, в ее глазах застыл немой вопрос.       — Да, это сделала я, — ответила на него Лигейя.       Ута покачала головой, словно не веря тому, что слышит; ее изъеденное скверной лицо исказила гримаса невыносимой муки, в глазах загорелась жгучая ненависть.       — Прости, мне очень жаль.       Это была чистая правда. И хотя Лигейя знала, что Ута никогда бы не простила, она должна была это сказать.       Сжав кулаки, Ута бросилась на чародейку, однако та ничего другого и не ждала. Добежать на расстояние удара она так и не успела: Лигейя обездвижила ее заклинанием, выиграв несколько драгоценных секунд на то, чтобы наполнить силой очередную молнию. Все закончилось быстро, и теперь чародейка стояла между двумя мертвыми телами. Она не стала больше задерживаться.       

***

      Стражи все еще были на поле боя, хотя их оружие уже покоилось в ножнах: кто-то сидел на камнях, кто-то мерил шагами небольшой клочок земли, освещенный факелами. Они ждали, и, когда на спуске сверху всколыхнулось какое-то движение, все взоры тут же устремились туда.       Высокая хрупкая фигура медленно спустилась к ним — и все знали, что это она, хотя узнать ее было действительно сложно. Теперь Стражи могли ее разглядеть в свете факелов: черты лица, хоть и были смутно узнаваемы, размылись, как портрет акварелью, попавший под дождь; силуэт был неестественно вытянутым и худощавым; мантия свободно висела на ней, как будто была сильно велика; кости гротескным рельефом выступали из-под кожи. Волосы местами выпали и теперь струились по плечам беспорядочными прядями. Скверна не оставила на ней ни одного живого места.       Стражи были готовы ко всему, но теперь могли только растерянно взирать на нее — столь шокирующей была перемена. Никто не смел нарушить молчание, и ее красные — невероятно выразительные — глаза пристально изучали всех и каждого.       — Архитектор мертв, — заговорила Лигейя. Ее голос стал грубее, но в целом сохранил былую глубину и твердость.       Ксавье вышел вперед.       — Мать тоже, но, думаю, ты это и так знаешь.       — Отличная работа… командор, — чародейка улыбнулась, хотя теперь, очевидно, улыбка давалась ей непросто.       — Твоей заслуги в этом ничуть не меньше, — осторожно вставил Натаниэль. Ему хотелось поблагодарить ее за все, но слова отчего-то казались сейчас чудовищно неуместными.       Взглянув на него, Лигейя слегка кивнула — благодарность принята. Ее безумный план сработал просто идеально — лучше, чем мог бы любой разумный.       — Должен признать, все получилось даже лучше, чем я ожидал, — сказал Ксавье. — С нашей стороны ни одной потери — только несколько легких ранений.       Тут Лигейя уже не смогла удержаться от вопроса, беспокоившего ее с того самого момента, как она появилась на поле боя.       — А где Андерс и Справедливость?       Ксавье лишь развел руками:       — Не явились на общий сбор. Я отправил двух Стражей поискать их, но безрезультатно. Говорят, накануне вечером их тоже никто не видел. Тогда не было времени все выяснять — разберемся по возвращении.       «Андерс сбежал», — догадалась Лигейя, но промолчала. Где-то в глубине души она ожидала от него подобного бунта: исчерпав все способы протеста, он прибег к последнему, что ему осталось. Он не хотел смотреть на то, что неизбежно увидел бы, если бы пошел на эту битву вместе со всеми, — и она его не осуждала. Напротив, она была даже рада, что он не увидит…       Но Справедливость?.. Это было странно. Они с Андерсом, конечно, друзья, но все-таки казалось невероятным, чтобы дух, всегда такой дисциплинированный и исполнительный, согласился пропустить важное сражение. Может быть, он больше не смог оставаться в мертвом теле и вернулся в Тень?       Лигейя кивнула: собственные объяснения ее вполне удовлетворили. Снова повисло напряженное молчание, и снова его нарушила она:       — Вам осталось последнее. Убить меня… Добровольцы?       Никто не двинулся с места: хотя Стражи и ждали этого вопроса, но словно бы всерьез не верили, что до этого действительно дойдет. Лигейя, снова окинув их взглядом, грустно усмехнулась. Кто сказал, что будет легко?       — Ну же, — уже настойчивее сказала она. — Я теперь ваш враг.       — Это не так, — тихо, но упрямо ответил Натаниэль.       — Возможно. Пока не так. Но вы не хуже меня знаете, что изменения необратимы. И вы помните, как поступают Стражи, когда скверна начинает себя проявлять. Я же теперь знаю, почему они так поступают… — чародейка замолчала, ее голос дрогнул, а взгляд устремился внутрь себя.       — Рассудка ты не лишилась — это совершенно ясно, — сказал Ксавье. — Мы могли бы позволить тебе уйти…       — Нет, — резко бросила Лигейя. — Нельзя… Все, что у меня осталось, — моя память. Но и она уже начинает блекнуть — я это чувствую. Рассудка я, может быть, и не лишусь, но где гарантия, что я не захочу пойти против вас — продолжить дело Архитектора, например? Только представьте, каким опасным врагом я стану, ведь я знаю о вас всё. Нельзя рисковать. Убейте меня сейчас, пока у меня хватает благоразумия не сопротивляться. Пока я еще помню, кто я…       Лигейя старалась держаться, но боль все-таки промелькнула на ее нечеловеческом лице — мимолетная, как удар кинжала убийцы. Никто здесь не хотел лишать жизни своего командира, пусть и бывшего, но Стражи понимали, почему она просит их об этом. Она хотела умереть как Серый Страж, вместо того чтобы жить как порождение тьмы. Это было ее заслуженное право, и они не должны ей в нем отказывать.       Но Стражи все равно колебались, и каждый втайне надеялся, что это сделает кто-нибудь другой. Натаниэль поймал беглые взгляды стоящих рядом товарищей — разумеется, они не забыли, что он когда-то пытался убить Лигейю. Теперь же все изменилось. Теперь она была не только его командиром, но и другом. Он не смог бы, даже если бы ему приказали…       Огрен, который все это время стоял, насупившись и сложив руки на груди, теперь демонстративно отошел назад и привалился к стене, всем своим видом показывая, что не станет в этом участвовать даже под страхом смерти. Он знал Лигейю дольше, чем все остальные: он сражался рядом с ней, помогая остановить Мор, и снова почувствовал себя нужным, после того как его жизнь в Орзаммаре стремительно полетела под откос. Он и к ферелденскому ордену присоединился во многом из-за того, что узнал, кто его возглавляет.       Сигрун едва сдерживала слезы: это было так печально, что история о блестящей победе в кампании, где Стражи сработали на опережение и с честью исполнили свой долг, должна закончиться вот так. Может быть, одна жизнь — невысокая цена за спасение многих, но думать об этом все равно было горько.       Ксавье вынул меч из ножен. Он никому не смог бы отдать такой приказ, а значит, придется сделать это самому. Он сделал шаг навстречу Лигейе и медленно поднял оружие. Рука командора была тверда, но он медлил; острие меча застыло напротив груди чародейки — там, где было сердце.       Она благодарно улыбнулась.       — Пусть это не тревожит твою совесть, — подбодрила его Лигейя. — Меня уже даже не волнует, что я умру. Подари мне покой, Ксавье.       Командор слегка покачал головой, будто бы сам не верил в то, что собирается сделать.       — Это была большая честь для меня — служить с тобой в одном ордене, Лигейя. Это честь для всех нас.       — Для меня тоже честь знать всех вас. Берегите себя. И этот мир, — сказала она с такой теплотой, что ни пугающая внешность, ни металлические нотки в голосе не могли ее скрыть.       Еще раз глянув на острие меча, на котором блестела ее смерть, Лигейя смиренно прикрыла глаза — лишь слегка, ибо хотела видеть.       Ксавье был умелым воином, и удар его был точен. Лигейя судорожно вздохнула, когда меч пронзил ее сердце. Боли почти не было, один лишь холод — обволакивающий, немой; не потому ли, что ее сердце давно привыкло к боли, что оно давно истекало кровью от раны, которую ничто не могло исцелить?       Лигейя видела, как Ксавье опустил окровавленный меч, и упала на колени, а затем медленно опустилась на землю, ощущая, как трепещет затихающее сердце, как ее тело, прошедшее противоестественную закалку, отчаянно цепляется за жизнь. Сквозь тьму пещеры просочилась иная тьма — та, что являлась Лигейе во сне перед битвой при Денериме. Она заволокла черной пеленой свет факелов, фигуры стоящих вокруг Стражей. Ее объятия обещали уют и покой — Лигейя как будто вернулась домой после долгих и изнурительных странствий. Смерть наконец-то нашла ее, и на этот раз Лигейя не отдала ей тех, кого хотела защитить. На этот раз она не подвела. За мгновение до забвения она страстно желала лишь одного — снова увидеть Алистера.       Последнее мгновение утекло, как песчинка в хрупких песочных часах; последний вздох — и ее душа была свободна от оков изувеченной плоти. Нетронутая порчей, чистая и прекрасная, она устремилась туда, где царят свет и покой. Туда, где не будет больше боли…       Не желая оставлять ее посреди трупов порождений тьмы, Стражи отнесли бездыханное тело подальше от поля боя и засыпали камнями, соорудив небольшой курган. Вокруг него они безмолвно стояли, скорбно склонив головы и мысленно отдавая последнюю дань почтения той, что ставила орден превыше собственной жизни. Кто-то возносил молитвы Создателю, кто-то просил Камень благосклонно принять ее душу, кто-то поминал эльфийских богов. Сейчас Стражи были словно братья и сестры, оплакивающие свою безвременно ушедшую мать, — утрата сплотила их, и в этот момент они были едины, как никогда раньше.       

***

      

Эпилог

      Андерс шел по лесной тропе, оставляя все дальше позади Крепость Бдения, укутанную серой предрассветной мглой. Он шел, опираясь на свой посох, набросив на плечо мешок со скромными пожитками; темный дорожный плащ с капюшоном скрывал мага от зорких посторонних глаз. Он бежал, оставляя прошлое позади, заперев его за глухой дверью, за которой для него не осталось ничего, кроме пустоты и разочарования. Поневоле Андерс вернулся к привычной роли беглеца — оставив орден, он лишил себя его покровительства, но это больше не волновало мага. Если храмовники снова вздумают преследовать его, что ж, это будет прекрасный повод, чтобы…       Андерс остановился, борясь с внезапным приступом дезориентации. Он теперь стал сильнее. Он словно испил из неисчерпаемого источника, и эта новая сила — сила Тени — струилась по его жилам, наполняя до краев все его существо этим пьянящим чувством своего присутствия. Наполняя смыслом… Маг все еще был немного не в себе, и временами окружающий мир казался ему реальным лишь наполовину, начинал блекнуть и размываться, но наваждение неизменно проходило, и все снова возвращалось на круги своя. Когда Андерс только завершил свой смелый эксперимент, ему и вовсе казалось, что он сходит с ума: самосознание как будто начало сдавать позиции, он как будто бы перестал быть собой. Но буря улеглась, первоначальное смятение ушло, уступив место холодному спокойствию и решимости. В тот миг Андерс обрел уверенность, что все будет хорошо — надо только привыкнуть.       Маг сделал глубокий вдох и, дождавшись, пока в голове прояснится, инстинктивно надвинул капюшон, чтобы спрятать глаза, хотя сейчас никто и не мог увидеть потустороннее мерцание в них.       До рассвета оставалось два часа. Наверняка Стражи не сразу заметят его исчезновение, а значит, времени у него достаточно. Каким же двусмысленным, должно быть, будет выглядеть его побег, когда они обнаружат тело, которое временно занимал Справедливость. Если обнаружат…Как бы то ни было, правда вряд ли когда-нибудь откроется им; в конце концов, единственный человек в крепости, который мог бы во всем разобраться, теперь уже не узнает подробностей.       Андерс снова с грустью вспомнил Лигейю. Гнев уже утих, и он начал относиться к ее поступку более созерцательно — даже стал уважать ее выбор. Маг понял главное: невозможно спасти того, кто сам этого не желает. Но он не мог остаться. И не мог пойти на эту решающую битву — это было выше его сил. Уж лучше он запомнит Лигейю такой, какой всегда знал, — прекрасной, гордой, бесстрашной… и живой.       Поначалу ему казалось, что в ордене он нашел себя, однако с уходом Лигейи все утратило смысл — возможно, потому что это был ее мир, а не его. Тем не менее, пребывание среди Стражей изменило Андерса: легкомысленный мальчишка, мечтавший о свободе, но совершенно не представлявший, как ею распорядиться, повзрослел, научился заботиться о других — и мечтать с размахом. В глубине души Андерс всегда знал, что маги способны на великие дела: они могут помогать страждущим, исцеляя раны и болезни, могут быть стратегами на войне и внушительной силой на поле боя, защищая свою страну (а то и весь мир). Теперь же он окончательно в этом уверился, побывав в сражениях с порождениями тьмы и исцелив немало ран у товарищей, которые принимали помощь с благодарностью и без лишних предрассудков. Если маги будут бояться и стыдиться своего дара, великим делам никогда не суждено будет свершиться. Неожиданно обретя верного союзника в ордене Серых Стражей, Андерс больше не мог закрывать на это глаза. Что бы ни случилось теперь, чем бы ни обернулась его затея, Андерс знал, что прежним он уже не будет никогда. У него ничего не осталось, кроме мечты, и маг верил, что однажды эта мечта, став мечтой многих, изменит мир, и в нем восторжествует справедливость…