Мудрость плетения

Помнится, я была юною, движимой целью гордячкой, Мудрость богини Афины едва ли могла мне открыться: «Войн справедливых и разума, ткачества также царица, Что в ремесле ей домашнем и глупом, пресветлой Афине? Ткачество мне почитать за искусство? Нелепо! Не стану! Ведаю: творчество – жизнь и любовь, страсть; героя то подвиг!» Женщины косы плели из пшеницы янтарных колосьев. Стоги собрав, укрывали в амбаре надёжно на зиму. Там, где я выросла, каждую осень бывало так: стены, Двери ли, пыльные, грубые эти венки занимали. Наше богатство. Не ев их, вкушали отраду за край свой! Дом благодатный, богатый красой и покоем и счастьем. Бросила дом я затем, чтоб найти в мире сладость, но также Горькую правду, что душу мою непременно погубит. Грёзы меня привели к красоте запредельной и чистой: Видя как явь свою быль героинею-бардом, всей сутью Мужа, хозяйство, детей отвергая играючи, лихо Воина-женщину встретила и полюбила всем сердцем. Мне любопытно: ты помнишь ли, как, забавляясь, принцесса Косы плела на хвосте твоей лошади верной и бравой? Вспомнила я о венках, что на родине девы сплетали. О, позабытый узор! Столь уместным нашла я орнамент. Помню, как гордо на солнце стояла твоя кобылица, Гривой пшеничною дивно играла, красуясь пред нами. Девы мои на востоке сильны бесконечно, где горы Их берегут, и сильны амазонки на юге цветущем. Тысячи Тысяч долину они охраняют от взоров, Травы, цветы там растят, что так дики, причудливы, разны, Неисчислимы, как звёзды на небе. Их все амазонки Многие годы сажали на радость пчеле медоносной. Мёд поднесли мне однажды в горшочке из глины багряной, Слов описать этот вкус ни одна не измыслит поэма: Жизни экстракт, он сиял янтарём на полуденном солнце. Жизнь амазонок-сестёр, их страны, медоносиц как будто На языке вьётся в танце, и в мыслях дарует мне образ Истины и красоты; как в слова мне облечь их, не знаю. Был в той долине пожар, всё величье сгубивший нещадно. В страны чужие стремились тогда амазонки: искали Сладость, вернуть дорогим своим сёстрам и дщерям мечтая. Ждали их смирно, работая над возрожденьем долины. Всё, что в скитаньях нашли, амазонки домой приносили, Щедро делились не только с семьёю, но с миром бескрайним. Греки, как с детства я знала, стопу амазонки ругали Грязной, но вижу спустя много лет: это красная глина. В глину ту вмешано семя растений полезных и дивных, И по следам амазонок они прорастают повсюду: В доме родном, в чужеземье. Слепые, как я была прежде, Дар амазонок не ценят, что вместе с землёй те приносят. Я плела косу тебе в первый раз просто в шутку, но руки Слаженно волосы чёрные туго сплели, так привычно. Глупая, я побоялась, что к месту коса не придётся, Но с переменой ты будто себя обретала всё больше. Сызмальства знала я: хочешь узнать, кем ты станешь, взгляни же, Кто тебе люб. Мне так странно любимой тобой быть, родная. Непринуждённо за прядью твоей потянулась я, словно Тело любимой на ложе рукой обвивая привычно. Мудрость и ясность во мне зародились тогда. Снизошедший Дар амазонских цариц, поэтесс дары. Символ плетенья Более мне не казался традицией скучной, без пользы. Стойкость и мощь твоих чувств отражали узоры простые. Все эти годы я видела, как ты усердно трудилась: Нити своих ощущений вила, собирала, покуда Всё, что оборвано, всё, что утеряно, туго сплетала. Быль о тебе я хотела правдиво поведать, но прежде Видеть училась я чётко. Лишь ненависть движет злодейкой, Так я считала. Но ты мне сказала: «В любви её корни». На Пенелопу смотря, вспоминаю, как думала: нудным Делом не-ткачества та занята. Это был её способ Не признавать, что муж мёртв, что убили поклонники сына. Больше в Итаке не молвят об этом, храня Пенелопу. Старую сказку так редко поведать мне шанс выпадает, Но в верном месте вплести смогла о Пенелопе преданье. Люди мечтают: вот жили бы вечно средь смертных герои! Кто мы такие, чтоб их отказать доброй воле? Мы дарим Им героинь, чья судьба сплетена с их судьбой нерушимо. Пусть я глупа была, Мудрость Плетенья отвергнув, но боги! В те времена я не знала и собственных сил потаённых! Славлю я ныне искусниц-ткачих пуще Честного Боя.