Прятки

      Уже три гребаных часа ночи, а Сал продолжает втыкать в темный потолок. И почему всякая херня в его жизни происходит именно в это время? И Фишер бы с удовольствием уже спал, провалившись в мрачный мир сновидений, но оголтело бьющееся сердце не позволяет и глаз сомкнуть. Он чувствует, как от каждого удара его тело сотрясается. Салли сейчас действительно хреново и что с этим делать, он не представляет. Отцовское снотворное он не хочет пить из принципа. Вот такой вот мазохизм. Ему, возможно, даже нравится лежать так на кровати и ненавидеть Ларри Джонсона. И Сал уверен, что явись этот мудак сюда, то он ему б голову проломил без раздумий.       Фишер приподнимается. Садится, притянув колени к груди, и начинает медленно раскачиваться, стараясь угомонить расшалившиеся нервишки. И так происходит каждый раз, когда Ларри сваливает на какие-то тусы к черт пойми кому. Не предупредив даже. Но не это обидно. Постепенно чувство собственности по отношению к металлисту у Сала начало расти в геометрической прогрессии. Все эти дразнящие приставания, зажимания в коридорах только распаляли мальчишку. А между тем, никто так и не обмолвился о том, чтобы начать отношения или внести хоть какую-то определенность. Ларри, как всегда, ловко перескакивал с шуток на ленивые чувственные поцелуи, а Салли так и продолжал с откровенным удовольствием их принимать уже без прежней робости. И так продолжается последний месяц. Но это все не мешает Джонсону время от времени кидать друга, переться к черту на рога и курить всякую дрянь, а может, и не только. Фишер злится сейчас так сильно, что готов снова начать уходить в себя, отбросив внешний мир. Помнится, это безумно раздражало металлиста.       Салли зевает, надеясь, что вот-вот его срубит сон, но собственные демоны жрут изнутри, как алчные голодные твари. И никакого от них спасения нет, пока… — Салли-Кромсали! — раздается веселый голос из динамика рации, что на тумбочке лежит рядом с протезом.       Эту новую рацию они приобрели совсем недавно взамен той, что пошла в расход на усовершенствование Gear Boy. Для них такое общение стало своего рода ритуалом, без которого обоим становилось не по себе. И сейчас, когда расслабленный, чуть подрагивающий от наркоты голос доносится до ушей, Сал чувствует, что долбанное сердце удар пропускает.       Тянется за рацией. Крепко обхватывает ее пальцами, что еще немного и пластик захрустит. Сал не хочет отвечать. Сал хочет довести Ларри до такой же трясучки и чертовой бессонницы. До зубного скрежета. До настоящей пламенеющей ярости в карих глазах. — Салли-призраков-искали! — Молчание секундное, а затем, интонации металлиста резко меняются. В них слышится неуверенность. — Ты спишь там?       Фишер тупо смотрит на черный аппарат в своей руке. Закусывает губу и, наконец, решившись начать игру «Доеби Джонсона», нажимает на боковую кнопку. До Ларри доносится лишь шорох ткани, едва различимое чужое дыхание и ничего больше. Сал хочет кинуть в ответ что-то грубое, но металлист однозначно повернет это в мирное, а может, даже игривое русло. Ларри не напрягают оскорбления. — Ты не спишь, — Джонсон выдыхает, хрипло посмеиваясь. — Не придешь ко мне, Сал? Мы могли бы спать в обнимку.       Салли кипит. Желание прийти в подвал и отвесить смачных пинков одному полудурку буквально дергает его за рукав ночной футболки. Но нет. Не в этот раз. Он слишком задолбался. От своих гребаных загонов, от поведения Джонсона, от тупой ревности. — Не игнорь меня, серьезно, чел. — Сал почти вживую видит, как Ларри хмурится, стараясь понять, что же не так с его другом. — Ты же знаешь, как это бесит.       О да, именно поэтому Салли продолжает шуршать одеялом, не говоря ни слова. Джонсона это доведет куда сильней.       Ларри слышит, как скрипит кровать, а потом Фишер коротко вздыхает. Проходит, кажется, секунд пять и наступает полная тишина. У Джонсона перед глазами плавают цветные круги, разнося волнами головную боль. Сегодня он явно выкурил больше, чем необходимо. Его безбожно мутит, но он уверен, что не от того, чем он затягивался на вечеринке. Из-за Салли. Из-за мелкого парнишки с четвертого этажа, которого по воле обстоятельств он называет другом. И Ларри считал бы его другом, если б не все, что они вытворяют, будучи наедине. Ему до умопомрачения нравится Фишер. Все-все в нем. Начиная с выразительных глаз, что могут одним взглядом пришпилить к стене, словно бабочку, и заканчивая острыми коленками и выпирающими тонкими ребрами. Даже просто думать о нем доставляет Джонсону неимоверное удовольствие, которое напоминает собой пьяный угар.       Сал прячет рацию в шкаф, плотно прикрывая дверцу. Он уверен, что Джонсон еще часа два будет бросать ему незамысловатые фразочки, а потом медленно перейдет на философский треп из-за своего курева.       И пусть Салли этого не знает, но за ночь Ларри больше ничего не сказал.

***

      Шумно. В школе, как всегда царит суматоха и раздражающий барабанные перепонки гвалт, от которого могут спасти только наушники. Или неплохая компания, которая сейчас встречает Салли в лице Эшли. Тодд подойдет позже. А Ларри сегодня нет. Никто его не видел. — Он сам не свой в последнее время. Думаю, пора уже брать себя в руки, экзамены не за горами. Может, поговоришь с ним, Сал?       Они сидят за школой на старой скамейке. Эшли чистит свой полароид мягкой тряпочкой, мельком поглядывая на задумавшегося Салли, которому идея с разговором кажется вполне подходящей. Но не сегодня. Его с самого утра преследует стойкое ощущение того, что за ним пристально следят. За последние несколько лет Сал хорошо научился чувствовать чужие взгляды. Острые. Насмешливые. Полные отвращения. Сейчас они не слишком его заботят. Ведь рядом есть люди, которые смотрят с искренней любовью и заботой. Однако. Не это важно. Важнее мессага, полученная сегодня утром от Ларри.       «Играем в прятки на желание».       Ларри ненавидит, когда Сал его игнорирует. И мальчишка отлично это понимал вчера, но совсем не думал о последствиях. Ему хотелось довести Джонсона до белого каления и бешенства. У Салли получилось. И теперь он не знает, что с этим делать.       Прятки. Хах, значит, что Салу лучше не искать Ларри. Нутром чует нечто нехорошее. Стоит признать тот факт, что металлист умеет быть опасным. Давние потасовки с Трэвисом говорят сами за себя. Салли понимает, что это не игра, а охота. А в ней, как известно, правил нет.       Фишер нервно встряхивает головой, потянувшись за яблочным соком, что под боком стоит. Мысленно усмехается. Джонсон же ничего не сделает ему. Однозначно. У Сала как всегда разыгрывается воображение. Меньше надо читать про теории заговора, все просто.

***

      Вечер. Солнце за горизонтом прячется и вот-вот скроется совсем. И за это время Ларри Джонсон так и не соблаговолил притащить свой зад для примирительной перепалки. Он даже никаких признаков жизни не подал за весь день, не считая утра.       Чувство вины, надежно поселившееся в Фишере с момента смерти матери, сейчас осклабившись, играет на нервах, словно цепляя гитарные струны. Дзы-ы-нь. Салу не стоило так поступать вчера. Дзы-ы-нь. Лучше ему научиться принимать людей с их недостатками. Дзы-ы-нь. Ларри лучший человек в его жизни и разве достоин вчерашнего издевательства?       С судорожным вздохом Фишер падает на кровать. Пойти б сейчас в подвал, помириться и забыть нахрен этот глупый инцидент. Но не может. Что-то останавливает Салли в который раз, когда он хочет переступить порог собственной квартиры. Чувство того, что не так все просто, как он думает. А полагаться на интуицию для Сала вошло в привычку. Она не подведет.       И между тем, он спускается. Любопытство всегда сильнее страха и неопределенных предчувствий. По привычке касается ремешков протеза, чуть поправляя их. Ему тяжело сохранять спокойствие, потому что Сал чует пиздец. И против логики и здравого смысла жаждет его. Кажется, он чувствует Ларри на расстоянии. Сейчас, когда двери лифта открываются, Фишер почти ощущает чужую ярость.       Салу можно входить без стука, но именно сегодня это может сыграть с ним злую шутку. Но он не стучит. Заходит, прикрывая за собой дверь. Из динамиков музыкального центра доносится приглушенная песня Godsmack. Запах сигарет и масляных красок бьет в нос.       Шеи неожиданно касается что-то холодное, скользит по коже и резко упирается в кадык. Давит, заставляя Салли задрать голову. — Заблудился, Фишер? — Голос Ларри скрипучий и какой-то безликий, но на деле металлиста грозятся разорвать собственные загоны, смешавшиеся сейчас в один ком.       Конечно, Джонсон и раньше злился. Сал знает, каким металлист бывает в такие моменты. Молчит. Сидит в одной позе, вперив взгляд чуть сощуренных глаз в пространство. И от него буквально веет сдерживаемой горячей злобой. Кусает губы, не зная, куда вылить этот сгусток негативной энергии. Сейчас все не так. Салли чует, что сейчас все куда хуже. — Или ты хотел, чтобы я поймал тебя? — Ларри наклоняется, шепчет на ухо, заставляя Фишера дернуться.       У Сала сердце замирает, а внизу истомой скручивает нервные окончания. По ним удовольствие тянется. Длинные волосы металлиста щекочут Салли шею, к которой еще сильней прижимается импровизированная удавка. Шипит, пальцами хватаясь за стальные звенья цепи, надеясь хоть как-то уменьшить натяжение.       Джонсон вплотную стоит и Сал чувствует тепло чужого тела. Его внутри всего трясет от предвкушения и муки. Хрипло дышит и лицо его под протезом краснеет от недостатка кислорода. Но Салли нравится. Крупицы страха растворяются в обволакивающем возбуждении. — Нет. Я хотел, чтобы ты перестал творить хуйню, Ларри, — проговаривает намеренно тихо, скрывая дрожь в голосе.       Давление резко пропадает. И так же неожиданно металлист кладет руку Фишеру на плечо, разворачивая того к себе лицом. Сал обмирает. В кулаке Джонсон сжимает наручники. Самые настоящие стальные наручники. Интересные «прятки» получаются… — Сейчас ты исполняешь желание, — произносит, чеканя слова и делая шаг к Салли, который борется с желанием отступить. Но не в его характере пасовать, даже в такой ситуации. — И я хочу, чтоб ты заткнулся.       Слишком. Слишком даже для Ларри Джонсона. Ведь его нещадно душит гнев и больное желание обладать Салли Фишером. Изо дня в день по капле эта жажда становится больше и разум, словно затуманивает тьма. И если так дальше продолжится, то она сорвется с цепи. — А не пойти бы тебе? Я не давал согласия. — Сал впервые видит такое превосходство в глазах Ларри, что аж мурашки бегут по шее, а руки холодеют от волнения.       В темно-карих омутах тайфун. Обжигающий, нахальный и злой. И тайфун этот направлен на него, на Салли, который едва рыпается в сторону и тут же оказывается прижатым к высокому шкафу. Возле него он стоял месяц назад, внимая незамысловатому признанию лучшего друга. А теперь Джонсон, расположив руки по обе стороны от головы Салли, опирается о шкаф и вглядывается в голубые глаза. Ведь лицо скрыто протезом. — Ты притащился сюда, к хренам меня проигнорив. И рассчитываешь, что я буду вникать, согласен ты или нет? — Длинными пальцами обхватывает запястье Салли, прижимая к шкафу, но совсем не больно. Без грубой силы. И Сал, кажется, начинает кое-что понимать. — К тому же, ты всегда согласен, Фишер. — Чего? — Сал сглатывает вязкую слюну, чувствуя себя так, словно его кованым молотом приложили. — О… Разве ты хоть раз от меня отвернулся? — Ларри ниже наклоняется, губами касается протеза и останавливается там, где должны быть губы Фишера. — Продолжаешь играть в дружбу, хотя не раз со мной зажимался. Как думаешь, насколько сильно бесит?       Салли с силой сжимает зубы, чтобы не рассмеяться. Истерически. Безумно. Сердце в пятки уходит, а затем, стремительно поднимается и застревает в глотке. Вдохнуть не дает.       Ларри зол и его нещадно несет собственное бешенство вперемешку с диким желанием, что в венах вместо крови плещется. Джонсон не понимает намеков. Думает, что Салли даже Трэвиса облобызает, если очень захочется? И он так и не понял, что в тот чертов день пусть и хреновый поцелуй был признанием. Ответ на чувства, который как ответ Ларри не воспринял в принципе. Нехорошо, однако, получается. И выглядит реально блядски. Но Салли все исправит, если не драпанет сейчас, забив на свои принципы и привычки. — Ларри, ты кретин. — Хрипотца в голосе кажется металлисту слишком манящей.       Ему нравится весь Сал. Особенно сейчас. Настолько, что ноги подкашиваются. Нерешительность, смятение и едва заметная дрожь в голосе. Взгляд исподлобья полный вызова. И какого-то черта Джонсон понимает, что Сал улыбается. Откровенно лыбонится, пользуясь тем, что на нем хренов протез. Хотя, из-за шрама возле рта Салли «улыбается» всегда. И даже это безумно нравится металлисту. — А ты маленькая шлюшка, Салли Фишер. — Металлисту бы сорвать долбанный протез и увидеть, какие чувства сейчас скрывает его друг.       Ведь на самом деле, проблема вовсе не в игноре, а в последней капле. Ларри не любит ждать, именно поэтому он будет сидеть за картиной до самого утра, пока не закончит. Неопределенность и незаконченность даже в мелочи действуют на нервы. И именно на этом замешаны их с Салли отношения любовно-дружеского характера. Все то, что металлист не переносит, стало вчера последней каплей. — Сними с меня протез, Джонсон.       Вся агрессия, пропитавшая суть Ларри внезапно куда-то испаряется и он растерянно замирает. Медленно тянется к фиксаторам, словно ожидая, что Сал вцепится в его руки, как тогда. Но мальчишка не двигается, лишь с хитрецой смотрит в карие глаза.       Застежки щелкают. Джонсон убирает белую «маску» от лица Салли. А тот улыбается едва заметно. Заискивающе. Завлекающе. Облизывает тонкие губы и прикусывает зубами кончик языка, откровенно издеваясь над Ларри. Его переполняет крышесносная радость, черт пойми от чего. Пальцами вцепляется в ворот футболки металлиста, заставляя его наклониться. — Да у меня от тебя башню рвет, Джонсон, — прямо в губы шепчет, улавливая сейчас кажущийся Салли таким приятным запах табака. — Если вдруг ты не понял, то я имел в виду, что люблю тебя.       Сал заикается на полуслове, но договаривает. Во рту пересыхает от волнения. Но он входит в раж, отбрасывая к чертям связывающую руки стеснительность. Высовывает кончик языка, по-собачьи облизывая теплые губы Ларри.       Салли любит рисковать. Салли точно мазохист. И ему остался один гребаный шаг, чтоб провалиться окончательно в омут глубоких карих глаз. В бездну собственных пороков, которые его не отпустят больше никогда. Боится, но в то же время хочет до искусанных опухших губ. Хочет Ларри Джонсона, смотрящего на него по-настоящему дико сейчас. Хищно. Исступленно. Голова почти кружится. — Давай же, Ларри. Делай, что хочешь. — Фишер обнимает металлиста, стискивая в кулаке длинные каштановые волосы, и надеется, что из-за шрамов не видно, как горит его лицо. — Пока у меня не кончилась смелость и я не съебался.

***

      Впервые за долгое время комната Джонсона закрыта на замок. Впервые за долгое время его так ведет, что перед глазами цветные круги мелькают. И Ларри откровенно не верит тому, что видит сейчас перед собой. Но это далеко не невинные фантазии, а реальность. Реальность, в которой Салли стоит перед ним обнаженный по пояс. Джинсы расстегнуты и чуть приспущены. А на тонкой шее красуется черный кожаный ремень с шипами, от которого тянется цепь с массивными звеньями. Один знакомый давненько по приколу подогнал, а Ларри просто любит хранить у себя в шкафу всякий хлам. И сейчас этот хлам пришелся как никогда кстати.       Детские прятки принимают совершенно другой вид. Джонсон сидит на кровати, широко расставив ноги и в его руках конец цепи. Ко мне. Дергает на себя, а у Салли ноги подкашиваются. Мальчишка садится на Ларри, прижимаясь к чужому телу. У Ларри крыша едет от того, какой Фишер бледный, худой и, черт подери, неопытный и развязный. На милом, пусть и изуродованном личике застывает по-настоящему похотливое выражение лица. И румянец смущения слишком блядский.       Сал тянется к краю футболки с логотипом Sanity`s Fall и Джонсон чувствует кожей холод пальцев и то, как они дрожат. Словно у гребаного наркомана во время ломки. Но Салли не имеет отношения ко всему этому дерьму. — Ты боишься. — Ларри заглядывает Фишеру в лицо.       Зрачок левого глаза расширен, а у протезированного правого наоборот мал. И этот контраст распаляет Джонсона еще сильней. Все это «неправильное» в Салли доводит металлиста до экстаза, и не только эстетического. — И что? — Фишер дергает ткань на себя, буквально срывая футболку с Ларри. — Сал, я не хочу давить на тебя, если ты не готов. — А Салли лишь губы кривит в притворном презрении, скользя пальчиками по внешней стороне руки Джонсона.       Хватает за кисть и, не сводя глаз с лица металлиста, кладет его ладонь себе на пах. И Ларри чувствует чужое возбуждение через ткань. Но на самом деле, Салли кажется, что за последние минуты он умер раз так двести от разрыва сердца. И хочется и колется, называется. Но обзаводиться мозолями на руке вечно нельзя, ведь так? Ему нечего бояться, он уверен. Ларри точно не посмеется над этими порывами неопытного мальчишки показать свою любовь. Фишер отлично знает, что для металлиста все это не в новинку. — Блять, просто заткнись, — шипит Фишер, зарываясь в длинные волосы и прикусывая тонкую кожу шеи Ларри.       Салли просто невероятно нравится запах, исходящий от металлиста. Влажными губами скользит по пульсирующей сонной артерии, слегка смыкая на ней зубы. А сам выгибается от того, как грубо длинные пальцы Джонсона стискивают его бока, перемещаясь на спину. Подушечками давит на выступающие позвонки, а после резко царапает ногтями, оставляя продолговатые полосы. Алые, чуть вздувшиеся.       Фишер стонет, сжимая губы, чтоб хоть немного заткнуть себя, когда Джонсон оставляет багровые засосы на ключицах. Острая боль от укусов смешивается с тянущим удовольствием от ласкающего языка. Очень странно и очень хорошо. Голова идет кругом от бессвязных мыслей, безумного жара в паху и становящихся фиолетовыми укусов.       Внезапно Ларри скидывает Сала на кровать, нависая сверху. Тянет за металлический поводок, притягивая свою распалившуюся жертву к себе. И целует. До боли в легких и немеющего языка. Во рту скапливается много слюны, и тонкие бледные губы Фишера блестят от нее. — Так тебе будет проще, — хрипло проговаривает Джонсон, а Сал поначалу даже не понимает о чем речь. Тупо пялится в подведенные черным карандашом глаза металлиста.       Ровно до того момента не понимает, пока Ларри не кладет ему на глаза по ощущениям бархатную ткань, напоминающую собой широкую ленту. Металлист до сих пор думает, что Фишер драпанет при первой возможности. И чтоб не смущать его так сильно, лучше закрыть глаза. Поэтому Ларри рывком снимает с голубых волос резинки и Сал морщится от резкой боли. В два узла стягивает на затылке плотную ткань. — Подними руки. — Салли с трудом улавливает слова, заторможено протягивая Ларри свои руки.       А тот может их легко обхватить кольцом из большого и среднего пальца. Вот какой Фишер худой. А Джонсон заводит руки ему за голову. Кожи касается холодная сталь, а затем следует щелчок закрывшихся наручников. Цепочка цепляется за балку кровати, не позволяя Салли вырваться из плена. Теперь, если Фишер захочет, то просто не сможет убежать. — Обдолбанный фетишист, — произносит на выдохе, вглядываясь в темноту перед глазами.       Пальцами цепляется за деревянную балку до белеющих костяшек. Малейшие движения Джонсона вызывают у него новую волну тягучего, как патока, наслаждения. Узкие джинсы, пусть и расстегнутые давят на член, и становится мучительно больно. И словно почувствовав это, Ларри скользит руками по впалому животу Салли, спускаясь ниже. Стягивает красные джинсы с худых ног вместе с боксерами, а Сал почти воет от соприкосновения ткани и чувствительной головки члена. И он бы вскрикнул, если б чужая теплая ладонь тут же не сжала его. Сал давится собственным криком. — Ммм, какой твердый. Я польщен, — Ларри тихо посмеивается, шепча на ухо Фишеру, который, кажется, свой язык проглотить готов. — Завали ебало, порнушный камикадзе, — еле проговаривает, ворочая головой из стороны в сторону. Он думает, что сдохнет сейчас. Башню сносит капитально.       Джонсон ухмыляется. Его вставляет от такого Сала. Растрепанные волосы, ошейник и следы на бледной коже от укусов и засосов придают ему вид более чем «грязный». Развратный. Красивый. Ларри ртом дышит, выуживая пуговицу из петлицы. Ширинку расстегивает, приспуская джинсы. Возбужденным членом касается члена Салли, обхватывая оба ствола рукой. Фишер впивается зубами в губы, реально чувствуя, что разум его расколется сейчас к чертям собачьим. И хуже становится, когда Джонсон начинает двигать рукой, размазывая по возбужденной плоти предэякулят. Или лучше. Салли не понимает. Но это не сравнится с тем, когда он запирался в ванной и предавался пошлым фантазиям, снимая напряжение. Ларри громко дышит, почти рычит, запрокинув голову и сильно зажмурившись. Ногтями легонько царапает головку, надавливая на дырочки уретры. Прозрачные капли капают на живот Салу. Влажные звуки бьют по ушам, доводя до эйфории.       Джонсон стискивает зубы до боли в деснах, когда кончает. И белесая жидкость оседает на теле Фишера, стекает по ребрам, грозясь испачкать простыни. Но Ларри плевать. Его больше интересует Сал, еще не словивший оргазм. — Ларри, черт тебя еби, — кажется, одними губами произносит Салли, но его слабый голос доносится до металлиста.       И каково же удивление Джонсона, когда Фишер приподнимается и начинает тереться головкой члена о чужой торс, будто помешавшись от сильнейшего неудовлетворения. — Еще не все, Кромсали. — От этих язвительно-похабных интонаций Фишер с ума сходит. — Открой рот.       Сал приоткрывает губы, высовывая язычок, и тут же натыкается на чужие пальцы. Он догадывается, что это за солоноватая жидкость на них, старательно смачивая слюной. Фишер знает, что будет дальше. Но ему уже не страшно. Кажется, он на все готов, лишь бы Джонсон дал ему кончить. А он гладит извивающийся язык большим пальцем, затем, рывком раздвигает ноги Салли, закидывая их себе на талию. И у Фишера мышцы болью сводит, но он терпит и даже наслаждается ею. — Считай, что это всего лишь тренинг, Салли. Я же все-таки не садист. — Нет, Ларри. Ты хренов извращенец, — проговаривает сквозь зубы, дыша через раз.       Джонсон прикасается к сжатому сфинктеру, легонько надавливая подушечками пальцев. Он совсем не хочет причинять Салу боль, но отчего-то его заводит мысль о слезах Фишера. Слишком уж он невинный, несмотря на такие бесстыжие стоны и сексуальный вид. — Ты сам согласился. — Потому что я тоже конченый. — Фишер широко улыбается и Ларри впервые замечает, что клыки у него довольно острые.       Джонсон проталкивает средний палец внутрь мальчишки, который мгновенно выгибается, изо всех сил терпя неприятные ощущения. Но он настолько разгоряченный сейчас, что даже слабая боль превращается в удовольствие. Сал всхлипывает, когда в награду за терпение получает второй палец. Чувствует, как Ларри растягивает его внутри, сгибая пальцы и оглаживая теплые стенки. Пока не натыкается на небольшой комок нервных окончаний, стоит на который надавить, как Сал резко выгибается и все его позвонки разом хрустят. Его ноги сводит сильной судорогой и он буквально сдавливает тазовые кости Джонсона. Бедра не расслабляются ни на миг, когда металлист давит и гладит простату. Салли двигается навстречу, скулит как побитая псина и будто себя не помнит. Его больше не волнует, что Лиза может услышать. Что отец может позвонить. Фишер полностью поглощен тонкими пальцами, аккуратно ласкающими его внутри и второй рукой, что грубо сжимает его член у основания, а затем, резко поднимается до самой головки. Тьма перед глазами сливается в круги, спирали и странные образы, лишенные логики и смысла. — Хороший мальчик, Сал, — властный, охрипший от желания голос мягко бьет мальчишку по затылку.       Задерживает дыхание, чувствуя, как все мышцы сковывает от оргазма. Даже не слышит собственного задушенного крика. Салли просто оглушает острой эйфорией. И не чувствует, как края наручников сдирают с запястий кожу до кровоподтеков и ссадин.

***

      Сердце успокаивается, но перед глазами все плывет. Сал видит мольберт с законченным рисунком, высокий шкаф, протез, лежащий на кресле-подушке. А еще он явно ощущает, как Ларри обнимает его, щекоча пальцами бока. — Ты в порядке? Сал? — Джонсон замечает неосмысленный взгляд и то, как Фишер упорно старается держать глаза открытыми. Вот-вот уснет.       Сал думает, что у такого как он иначе быть не может. Только так грязно, насыщенно сладко и больно. До полуобморочного состояния с зудящими следами-полумесяцами, которые расчесать хочется. Пустить кровь на радость Джонсону. Или на радость самому себе. Потому что Салу нравится вид собственной крови. — Пытаюсь понять заебал ты меня или еще нет, — выдавливает, с трудом ворочая языком. Чувствует себя пьяным, полуживым и каким-то аморфным. — Ну, знаешь, я не хотел, чтоб ты сдох у меня на руках. Так что, сегодня я тебя отпускаю. Беги, пока можешь.       Фишер поворачивается лицом к Ларри. Нахмурившись, пялится в его глаза и выдает: — Я, блять, не могу. У меня ноги отвалятся нахрен.       Джонсон беззлобно усмехается, а Сал прячет лицо в сгибе локтя, думая, что все это чертов сон. Потому что таким живым наяву он себя не чувствовал очень давно.