***
Джено улыбается солнцу, щурится и довольно вздыхает. Каникулы получаются просто прекрасными. Джено восемнадцать, жизнь бьет ключом, он поправляет очки и улыбается вновь, когда видит Джисона, что спешит к нему. Пак выглядит восторженным, Джено дергает бровью и, поприветствовав друга, спрашивает, что случилось. – Пришли результаты анализов, – немного взволнованно говорит младший. – Ну, на гормоны которые, – Джено понятливо кивает. Джисон кровь на гормоны сдавал на протяжении последних трех лет, как вступил в возраст согласия, но все это время получал результаты с черной пометкой "половая принадлежность неидентифицирована". – И как? – интересуется Джено. – Повышены альфа-липиды, – выдыхает Джисон и позволяет себе улыбнуться. – Оооо! – Джено моргает. Хотя не то чтобы он удивлен, альфа-качества Пака стали проявляться еще несколько месяцев назад. – Ты рад? Я рад! – Да, я тоже. Хён, только не говори никому, пожалуйста. Я сам хочу рассказать. – Хорошо, – Ли кивает. – Я так понимаю, что я первый, кто об этом узнал? – Да. Ну и родители. Сам Джено свою половую принадлежность узнал тоже в шестнадцать лет. Это было неожиданностью: по заключениям врачей он был бетой, потому, когда одним прекрасным утром на его члене появился узел, Джено сначала испугался и побежал к отцу с криками о том, что умирает. Отец посмеялся, все объяснил и за ручку отвел в диагностический центр, где после повторных процедур сказали, что он – альфа. Будто узел на члене не был весомым аргументом. – А кто сегодня должен прийти? – спрашивает он у Джисона. Вообще, это первый раз за каникулы, когда они собираются своей компанией. – Минхён-хён, Донхёк-хён и Чэнле, – отвечает Джисон. – Джемин-хён не ответил, – Ли понимающе вздыхает. Когда в апреле На получил свой белый конверт с результатами анализов о своей половой принадлежности, он перестал быть самим собой. Никто не знает, что именно там было написано, ибо Джемин никому не говорил. Более того, он перестал разговаривать с ними в принципе. Минхён, поступивший в университет, только фыркнул, сказав, что сейчас На успокоится, примет свою сущность, какой бы она ни была, и вновь начнет выносить всем мозг. Только никто не учел, что это "принятие себя" затянется на пять месяцев. Новость о том, что Пак Джисон – альфа, парни принимают с энтузиазмом. Чэнле ржет громче всех, говоря, что с таким смазливым лицом он должен был быть омегой. За что получает по шее от Донхёка. Они гуляют почти до ночи, заходят поесть в неприметную лавочку, где подают вкусную курицу, но большую часть времени просто гуляют по городу, периодически покупая газировку и снеки. – У него ведь скоро день рождения, – цыкает Донхёк. Минхён возмущается. – У меня раньше, если ты не забыл. – Сейчас не об этом, – Донхёк закатывает глаза, – а о Джемине. Мы будем готовить ему сюрприз? – А нужно ли? – Чэнле хмурится. – Он ведь... забил на нас? – Но мне на день рождения подарок прислал, – задумчиво тянет Ли. – А мне – нет, – фыркает Джено, чувствуя какую-то досаду. Джемин пустил их в игнор буквально за две недели до его дня рождения. – Отправим ему подарок тоже, – Минхён хмурится, пиная камешек. – Курьером. Они забредают в какой-то парк, где людей мало, но очень атмосферно и красиво. – Может, нам лучше самим к нему прийти? – предлагает Донхёк. – Думаешь? В прошлый раз, когда я к нему решил подойти, он развернулся и убежал на первой космической, – Чэнле обиженно кривит губы. – Не очень приятно, честно сказать. – А он же говорил, что летом собирается поехать в Японию, нет? Может, он сейчас не в Сеуле? – спрашивает Джисон и смотрит на Джено. Ли опять фыркает и пожимает плечами. Семья Джемина переехала буквально месяца два назад, и о передвижениях На он знает не больше остальных – сказывается и то, что на третьем году старшей школы Джемин перевелся на специалитет с углубленной биологией и химией, и теперь у них нет совместных занятий. – Давайте посмотрим, что он сделает или не сделает на день рождения хёна, и решим этот вопрос тогда? Делать подарок мы все равно будем, вопрос в том, насколько грандиозный... – говорит Джисон. Минхён кивает. В принципе, за одиннадцать дней они успеют что-нибудь придумать.***
Голова болит, как и живот, Джемин становится рассеянным и легко раздражается. Все, что он любил до этого времени, медленно, но верно начинает вызывать отвращение, На не может ничего с этим поделать. Врач, милый молодой человек в отвратном розовом хирургическом костюме под белым халатом, говорит, что такое бывает. Гормоны скачут, вот и перепады настроения и иже с ними. Джемину это не нравится. Ему вообще все это не нравится. На белом листочке черными буквами было написано, что гормоны, отвечающие за омежье начало, превышены у него в семь раз. – Сейчас нам нужно дождаться стабилизации, – говорил тот самый врач. – Это из-за того, что твоя маточная полость начала созревать довольно поздно, потому и вызвала такой гормональный бум. Обычно омеги раньше всех узнают свою принадлежность, в четырнадцать-тринадцать лет, а тебе почти восемнадцать. Ну, ты ведь и так это знаешь из курса школьной биологии? Джемин знает. А еще знает, что когда сам станет врачом, розовый хирургический костюм ни за что не наденет. – Что мне нужно сейчас делать? – Я выпишу тебе успокаивающий сбор, витамины, но по большей степени нам остается только ждать, когда твоя маточная полость созреет полностью и перестанет продуцировать столько гормонов. Ждать. Вот так вот. Джемин нервным движением поправляет очки и кивает, прощаясь с врачом. Это было в апреле, а уже конец июля, и гормоны, суки такие, никак не хотят стабилизироваться. Его персональный врач, Ким Реук, с каждой встречей становится все более задумчивым и хмурым. Джемин передает ему листок с последними результатами обследований и нервно сжимает ладони между бедер. – Все очень странно, – честно говорит доктор. Сегодня на нем синий костюм вместо того розового. – По моим расчетам, уровень гормонов должен был упасть на верхнюю границу нормы, а тут... – Джемин кивает. Он уже изучил данные, и там ничего особо и не изменилось. – А УЗИ и МСКТ без патологий, – врач берет другое заключение. – Ладно. Твои родители или законные представители могут сейчас прийти сюда? – А зачем? – осторожно спрашивает Джемин. – Я собирал консилиум, на нем было решено, что если изменений в твоих анализах не будет, нужно назначить тебе гормональную заместительную терапию. Она снизит уровень омега-липидов, но слишком агрессивна, ты можешь лишиться возможности иметь детей, а так как ты несовершеннолетний, я не могу прописать лечение без соглашения твоих родителей. – Оу... – Джемин задумывается. – Я позвоню отцу, у него должна была закончиться смена. – Хорошо. Отец принимает вызов буквально после первого гудка, выслушивает сбивчивую речь сына и говорит, что приедет где-то через час. И все то время, ожидая его на мягком диванчике в коридоре, Джемин сидит в твиттере, читая переписку Донхёка и Чэнле и сообщения от Джисона, в которых тот зовет его погулять, и вздыхает. Он знает, что повел себя очень даже некрасиво, оборвав с ними связь, но не мог сказать, что его бесили их разговоры и шутки, громкий смех, голоса, поведение в целом и запахи. Это не появилось в одночасье, когда он получил тот апрельский конверт, это копилось долго, по меньшей мере месяца три. Джемин не понимал, почему так происходит, почему начал раздражаться из-за малейшего триггера, иногда на пустом месте. И когда он чуть не наорал на папу из-за того, что блинчики слишком сладкие, отец отправил его в диагностический центр, хотя время для планового обследования еще не пришло. Там его сразу же отправили к специалисту. Джемин бесился долго и никак не мог сказать своим друзьям, что происходит, отдаляясь от них и замыкаясь в себе. А потом успокаивающий сбор и витамины возымели эффект, На вроде и вернул себе душевное равновесие, изредка становясь раздражительным из-за головной боли и боли в животе, но идти к друзьям стало... стыдно? А еще страшно. Страшно, потому что Джемин – омега и может дать надежде распустить цветы в душе. А Ли Джено – альфа. Джемин узнал об этом первым, похлопал друга по плечу, а после, уже дома, первый раз попробовал алкоголь, думая о том, что хочет напиться. Папа тогда надавал по шее, выведал о влюбленности и полночи успокаивал его, вытирал его пьяные слезы и гладил по волосам. Джемин влюблен в друга вот уже четыре года. Может больше, может меньше, На не может сказать точно. И когда Джено говорил о том, что он бета, Джемин радовался, потому что они могли создать скучную бета-семью, ведь они самый оптимальный вариант друг для друга. По-другому и быть не могло. Они могли бы взять детишек под опеку или даже усыновить, умереть от старости где-нибудь в провинции – обязательно в один день – прожив интересную жизнь. А потом Джено сказал, что у него появился узел на члене и альфа-липиды в крови, и мечты Джемина рассыпались, как рис из порванного пакета. Джено мечтательно улыбался и говорил, что найдет себе красивую омегу, с милым голосом, аккуратными пальчиками и мягкими волосами, такого, которого хочется оберегать. Волосы Джемина же были жесткими из-за постоянного окрашивания в каштановый цвет, пальцы грубые из-за рукоятки бадминтонной ракетки, а мышцы даже крепче, чем у Джено. И он – бета. Считал себя бетой, получая конверты с "неидентифицированной половой принадлежностью". Был бетой до всего этого гормонального бунта, но так даже хуже. Получить отказ, потому что бета – не так обидно. Ужаснее, если Джено откажет ему, зная, что Джемин – омега. Но надежда все равно не отпускает, как бы На не хотел себя убедить, что все это дохлый номер и что Джено никогда не посмотрит на него, как на объект романтических чувств. Отец приезжает даже раньше, чеканит шаг, заходя в кабинет доктора Кима, долго выпытывает у него все подробности терапии, а также почему она не была назначена раньше, какие факторы риска у его сына. Изучает его медкарту и задается вопросом о том, почему при таком высоком уровне гормонов доктор Ким так долго тянул. Джемин чувствует себя измотанным, как и его врач, и когда отец подписывает нужные формы, облегченно вздыхает. – Мой отец – врач. Онколог, – произносит Джемин, застегивая свой рюкзак. Отец фыркает и ставит последнюю роспись. – И папа онколог, только детский. – И ты тоже будешь онкологом, – говорит старший На, вставая со своего стула. Джемин кривится и качает головой, замечая, что доктор Ким еле сдерживает смех. – На какое число мне записаться к вам? – Курс рассчитан на четыре недели, – Реук смотрит на календарь. – Если начнешь принимать с понедельника, то 22-го ты сдаешь анализы и с ними приходишь ко мне. – Хорошо, спасибо, – Джемин кланяется и скомкано прощается, получая в ответ улыбку. – Как ты себя чувствуешь? – спрашивает отец, заводя двигатель, пока Джемин удобнее устраивается на сиденье и пристегивает ремень безопасности. – Уже лучше. – Ясно. И как? Много ухажеров отшил? – Никого я не отшивал, – Джемин громко фыркает. – Папа дал мне свой баллончик с спреем-подавителем, да и запах у меня слабый, с этим нет проблем. – Может, тебе стоит найти альфу..? – аккуратно спрашивает мужчина. – Мы с твоим папой можем взять ночное дежурство, пока ты... проводишь с ним время. Гормоны после секса могут прийти в норму. – Фу. Нет. – Зря фукаешь, это правда. Странно, что твой врач тебе это не предложил. – Меня напрягает, что это предлагаешь мне ты. – Это не я, это твой папа, – мужчина вздыхает. – Все равно. Это пусть и естественно, все равно фу. Делать это с каким-то незнакомцем... – Ну, почему? Не обязательно вед- – Отец. – Понял, молчу. Джемин смущённо пялится в окно. – Донхэ-ши говорил, что ты перестал приходить к ним в гости, – вдруг говорит отец. Парень замирает. – Встретились на планерке, разговорились. Вы с Джено поссорились? – Отец, я... – Джемин прочищает горло. – Да. Почти. Просто... Я ведь омега. – И? – А Джено – альфа. – И? Только не нужно тут разговоров о том, что дружбы между альфой и омегой не может быть. – Тогда я не буду ничего говорить, – фыркнув, Джемин вновь смотрит в окно, надувшись на отца. *** Джено облизывает губы, кладя руку на член. Обрывки сна все еще крутятся в голове, он тихо мычит, проводя ладонью вверх и вниз, закрывая рот другой рукой. Удовольствие затапливает сознание. Он кончает до обидного быстро, лежит с закрытыми глазами, вытирая руку об спальные шорты. Ли хмурится, трет нос, вспоминая, что именно ему снилось, и страдальчески стонет в подушку. Когда ему впервые приснился друг, насаживающийся на его член, Джено кончил во сне, а потом около недели не мог смотреть ему в глаза. Во второй раз неделя сократилась до трех дней, но Донхёк и Ренджун хмурились и пытались выяснить, что за херня творится с Джено и почему он игнорирует Джемина. Ли только улыбался и отмалчивался на все вопросы. Джемин красивый. Очень. И самый лучший друг, по скромному мнению Джено, и даст фору всем омегам, Чэнле и Донхёку в том числе. Ли думает, что жизнь несправедлива, дав ему под бок такого человека, но сделав его бетой. В пятнадцать лет Джено думал, что они с Джемином распишутся в мэрии и рванут в кругосветку, усыновят маленького бету из Судана или омегу из Бахрейна и будут жить счастливой семьей. А потом он вдруг оказался альфой, и отец, чуть улыбаясь, сказал, что рад, что на Джено их род не закончится. Разговоры о продолжении рода были довольно болезненными в их семье. Ли Донхэ похоронил свою омегу и заводить новые отношения явно не собирается, не говоря уже о детях. Джено думает, что это несправедливо. Стоило только ему начать раздумывать о том, как сказать отцу, что всегда можно завести ребенка с помощью суррогатной матери, как Джемин исчез из его жизни и появляться больше не собирается. В реальной жизни, по крайней мере. Во снах На все еще облизывает его член, раздвигает свои чудесные ноги, подается бедрами навстречу каждому толчку и стонет. О, как он стонет. Джено думает, что если он хоть раз услышит, как Джемин стонет во время секса, то умрет на месте. Но Джемин стонать не собирается, он не собирается даже говорить с ним. Ли открывает глаза и смотрит на потолок. Сегодня, можно сказать, День Икс. Сегодня они должны узнать, насколько плохо обстоят дела. Минхён всегда был любимым хёном Джемина. На восхищался им, считал старшим братом, и если он никак не отреагирует на его день рождения, то вряд ли их дружбу можно как-то спасти. Джено лежит еще немного, чувствуя, как остывает тело, и встает с кровати. Принимает душ, готовит завтрак для себя и отца, который только пришел с ночной смены, заводит разговор о том, какой подарок они подготовили имениннику, и чувствует себя просто прекрасно. Донхэ уходит спать, кивнув на предупреждение сына о том, что тот будет поздно. – Поздравь Минхёна от меня. – Хорошо, пап.***
Джисон нервно дергает ногой. Донхёк говорит ему не нервничать, хоть и сам начинает волноваться. Минхён опаздывает. Довольно сильно, почти на полтора часа, Чэнле уже начинает грустно вздыхать и предлагает сожрать торт без хёна. Звонки Ли не принимает – даже от Донхёка – на сообщения не отвечает. Джено звонит ему в сотый раз и качает головой на ожидающий взгляд Ренджуна, который вернулся из Китая специально на день рождения хёна. – Окей, разливайте сок, режьте торт, – Донхёк недовольно хмурится, набирая тысячное сообщение. – Может подождем еще немного? Вдруг случилось что-то серьезное, потому хён не отвечает? – Джисон хмурится, тщательно отгоняя мысли о больнице, аварии и терактах. Парни притихают. – Ладно, – Ренджун хлопает в ладоши. – Давайте пойдем к нему домой? Спросим у его мамы, вдруг действительно случился какой-то курьез? Спустя час они стоят перед кафе напротив дома Минхёна и хмурятся. Через французское окно видно, как Ли смеётся, пьет кофе и кажется вполне довольным жизнью. – Я ему сейчас ноги переломаю, – Донхёк решительно идет ко входу в кафе. Джено переглядывается с остальными и следует за ним.***
Джемин чувствует себя крайне неловко. ОЧЕНЬ неловко. Он сидит, пытаясь сжаться до размеров амебы, пока Донхёк и стоящие позади него парни глупо открывают и закрывают рты. Минхён же лучезарно улыбается, ожидая поздравлений, и не замечает напряжения в воздухе. – Какого черта? – первым в себя приходит Донхёк. Минхён чуть не давится своим латте. – А? – На Джемин! – кричит Донхёк. Джемин с грустью думает, что мимикрировать под амебу не получилось. – Да? – Какого черта, я спрашиваю? Джемин, в принципе, предполагал, что день закончится чем-то таким вот. Но не думал, что это будет ТАК неловко. Утром, после долгих раздумий, он решил-таки позвонить хёну, чтобы поздравить его с днем рождения. И совсем не ожидал, что тот пригласит его в кафе, чтобы "поговорить". Минхён, судя по всему, рванул в кафе сразу же после звонка, забыв и бумажник, и телефон. Но зато они поговорили. Джемин даже не думал, что будет так легко рассказать про свои заебы и проблемы со здоровьем. Возможно, это потому что Ли слушал внимательно, не перебивал и никак не укорял за пять месяцев тотального игнора. Джемин дожидается, когда все рассядутся, и без предисловий начинает свой рассказ. Он старается не смотреть на Джено, особенно когда говорит о повышении омега-липидов. Под конец нежная ручка Донхёка отвешивает ему крепкий подзатыльник, а сам Донхёк громко и внятно говорит, что думает по поводу всего этого. – А сейчас ты как себя чувствуешь? – спрашивает Джисон, прерывая непрекращающийся поток матов. – Лучше? По сравнению с тем, что было, мне явно стало лучше, – Джемин трет нос. – Извините за это... Джено громко вздыхает и улыбается ему. – Все хорошо.***
Они выходят из кафе, когда на улице уже начинает темнеть. Джемин гулко сглатывает, чувствуя на себе взгляд Джено, и, набрав побольше воздуха в легкие, поворачивает голову в его сторону, вопросительно выгибая бровь. Но Ли молчит, улыбаясь, и просто смотрит. Джемин даже не замечает, как они отстают от остальных. – Может сядем? – предлагает Джено, кивая на скамейку. Джемин присаживается, вытягивая ноги, и думает, о чем они будут говорить. Или молчать. – Знаешь, а я хотел на тебе жениться, – внезапно говорит Джено. – Еще до того, как природа решила, что мне лучше быть альфой. Думал, что мы усыновим ребенка, бету или омегу, и будем путешествовать по миру. – А потом осядем в какой-нибудь деревушке и умрем от старости в один день, – заканчивает за него Джемин. – Я тоже об этом думал, пока природа не решила, что тебе лучше быть альфой. – Почему ты молчал? – тихо спрашивает Джено. – Это ведь... – Ты говорил, что найдешь себе омегу. Красивую, с хорошей фигурой и... – Это ведь было так естественно? То, что мы должны быть вместе? – Ли будто его и не слышит. Говорит, смотря прямо перед собой, чуть хмурясь. – Альфа и бета, знаешь ли, не очень хороший союз. – Я не про это. – Джено, – На тяжело вздыхает. – Что ты хочешь сказать? – Я действительно считал, что должен найти омегу и все такое. Где-то неделю. Но это ведь значило, что я должен забыть про наших детей из Бахрейна и Судана. – Что? – Я думал, что даже не смотря на то, что ты бета, а я альфа, мы будем вместе. – Ты думал, – презрительно фыркает Джемин. – Но не говорил, ты вообще не говорил, что как-то во мне заинтересован, а я вот мысли читать не умею. Тем более, ты соловьем заливался о прекрасной омеге, что тебя ожидает в будущем. – Ээм... – Джено смущенно трет шею и виновато улыбается. – Это было как раз в ту неделю, когда я был под впечатлением от разговора с отцом. – Идиот, – Джемин обиженно поджимает губы. Ли улыбается шире. Через полчаса поцелуев и объятий, когда На страдальчески вздыхает из-за саднящих губ, Джено обращает-таки внимание на свой телефон, который уже разрывается от новых сообщений и пропущенных вызовов. – Они требуют селфи. На закатывает глаза, но улыбается в объектив, пока Джено делает несколько снимков. – Хорошо, – выдыхает он, накладывая на фотографию фильтры и отправляя ее Донхёку. – М? – Я смогу узнать, как ты стонешь. Джемин вновь закатывает глаза, думая, что из-за недосказанности они потеряли время и такие подробности, вроде стонов и поцелуев, они могли узнать раньше. Но это неважно, ведь у них есть шанс наверстать все это, и даже больше. Он чувствует, как его переполняет любовь, и видит в глазах Джено то же самое. И это самое важное.