johnny: :)) ?
dieyoung: кто привел меня домой?johnny: тэён
dieyoung: я похож на идиота? я спросил тэёна в первую очередь.johnny: ладно. на самом деле ты не хочешь знать, поверь. лучше оставаться в блаженном неведении, чем охуеть. это еще сократ сказал.
dieyoung: бляяяяять ТЫ ДОВЕРИЛ ПЬЯНОГО МЕНЯ НАКАМОТО? ты охуел, хён…johnny: :))
dieyoung: а если бы он меня трахнул? он же блять неадекватныйjohnny: а что, он не трахнул разве?
dieyoung: хуй тебе, а не биты к баттлам.johnny: эй ЭЙ
/ Джехён присылает ему скрин накамотовского твитта и интересуется: «ого, вы что, внезапно помирились и решили жить долго и счастливо?». Донён весь краснеет. (Исключительно из-за злости) «У Донёна такие милые сосочки *-*» — Я его убью, — кивает он самому себе и орет в подушку, пока голова не заболевает с новой силой. / До следующего дня икс (серьезно, у Тэёна в карманном календарике красным фломастером помечены все даты баттлов) всё проходит относительно спокойно, если не считать Ёнхо, который атакует Донёна в какао сообщениями «ну ничего ж не случилось, чего ты дуешься как маленький», и Накамото — который: — Хэй, мистер «Миленькие сосочки». Донён вдыхает. Выдыхает. (Потом достает нож, перерезает одному надоедливому японцу горло и скрывается от наказания в Румынии. — Почему в Румынии? — спрашивает Тэён, набивая рот сырными чипсами. Донён загибает пальцы: а) Ты вообще слышал что-нибудь про Румынию? Ее как будто не существует. б) Брат Рона работал там с драконами. в) Себастиан Стэн. Тэён делает «ты блять серьезно?»-лицо) В общем, от убийства его останавливает только работа над новым альбомом Минхёна, который на волне радости от признания своей крутости решил запилить миник. — Надо ковать железо, пока горячо, — глубокомысленно выдает он и ошивается возле Донёна 24/7 со своим «нет, не так, а вот так, переход здесь слишком резкий, исправь». И Донёну уже хочется убить его. — Ты вообще когда-нибудь бываешь милым? — вздыхает Джехён. — Ну там, без желания перегрызть кому-либо глотку и все такое. Неудивительно, что у тебя нет девушки, они тебя просто боятся и сбегают спустя пару дней. — Ты опрос среди моих бывших проводил? Покажи хоть круговую диаграмму их ответов, я проанализирую свое поведение и попробую исправиться. Джехён прыскает. А вообще — у Донёна нет девушки потому, что от них еще больше проблем. Ну и еще Тэён виноват. Нельзя одновременно иметь девушку и лучшего друга, на фоне которого ты сам смотришься как дерьмо. В процентном соотношении — восемьдесят пять процентов девушек Донёна бросали его ради Тэёна. К слову, ни одной из них не удалось его добиться. — Закрадывается подозрение, что ты гей, — говорит однажды Донён. — Ну, а кто, по-твоему, охмурил твоего шефа? — пожимает плечами он. Донён медленно переводит на Тэёна тяжелый взгляд. — Ты еще и начальника у меня отбил? Пиздец, моя самооценка уничтожена. Тэён смеется и говорит, что эта шутка, чувак, возвращай свою самооценку на место, но Донён все равно посматривает на них косо, вспоминая, что Джехён ни разу так и не сказал, с кем же все-таки у него наметилась любовь. / Донён ставит перед собой три цели на март: 1. Не приходить в клуб Ёнхо ни под каким предлогом; 2. Не напиваться; 3. Не находиться в опасной близости к Накамото (а это вообще цель на всю жизнь). И все плохо. Он нарушает все это буквально за десять минут. Полный отстой. В свое оправдание он может сказать лишь одно — Ёнхо тот еще мудак и явно в сговоре с Сатаной и Накамото. (Если это вообще два разных человека) По крайней мере, Донён не позволяет себе сойти с этой планеты окончательно и остается в более-менее адекватном состоянии до тех пор, пока к нему не подваливает Юта с этой его противной улыбочкой, которая никогда еще ничего хорошего не предвещала. Блять, думает Донён. (Я вот сейчас полностью влип или еще можно что-то исправить?) Судя по тому, что с утра Донёна буквально атакуют воспоминания о том, как они с Ютой классно целовались в туалете клуба, и в его трусах успели побывать чужие руки — он полностью в дерьме. (И еще его называли «хорошей девочкой», боже) / dieyoung: дай денег на Румыниюttae: так ты убил Юту?
dieyoung: нет, это он меня убил я уже заказал свои похороны у румын, обещали пригласить Себастиана Стэна.ttae: может, тебе и на драконов денег подкинуть?
/ Джехён открывает свой ежедневник, пихает в рот ручку и делает задумчивый вид. — Я тебя слушаю. Донён закатывает глаза и уже жалеет о том, что пришел к нему за советом. — Что? — искренне недоумевает Джехён. — Представь, что ты на приеме у психолога, только с тебя не сдерут целый миллион ни за что. — Мне нужен не психолог, а друг. — Оу. Джехён уходит на кухню, гремит посудой и возвращается с какао и булочкой. Они марафонят первый сезон «Как избежать наказания за убийство», и Джехён за это время успевает составить целый тест, который должен выявить, что с Донёном не так. — Со мной все так, эй, — обижается он. Вопросы в тесте максимально глупые — Донён чувствует себя на уроке в школе под пристальным взглядом Джехёна. Кого ты предпочитаешь: собак или кошек? Наверное, ответ на этот вопрос будет решающим, когда придет время поставить диагноз. Донён мнет в руке листок с тестом и кидает комок прямо Джехёну в лоб. — Как человек, посмотревший сотни ромкомов, скажу: просто трахнитесь, и потом уже все решится. Он либо успокоится, либо вы оба поймете, что вдвоем вам круто и будете жить долго и счастливо. — Сомнительный совет. Мы не в ромкоме, чтобы все так хорошо кончалось. / (Если бы это был фильм, то в жанрах бы стояло — фарс, высосанная из пальца драма и очень плохая комедия) Донён мониторит все соц.сети, где есть Накамото, и думает: вот где он так в жизни проебался, что аж на голову свалилось такое наказание? Он жалеет себя весь день, а под вечер заваливается в клуб — там пока еще не так много народа, и он быстро выцепляет из толпы Тэна. — Позвони мне завтра утром, ладно? Если не отвечу с пятого раза, то иди в полицию, собирай свой отряд мстителей и ищите все вместе мой труп. Тэн непонимающе смотрит на него, но кивает. — Ты что, связался с мафией? Или подожди… наркотики? А я всё думал, почему ты так хреново выглядишь. Хён, лучше залечь на дно, не делай все еще хуже. Донён неопределенно дергает головой и идет к бару. Если честно, то у него все внутри то скручивается в тугой узел, то раздувается до небывалых размеров и едва ли не лопается. Всё это дело отдается дрожью в руках, и он разливает добрую половину стакана на барную стойку, виновато косясь на Чону, который с улыбкой отмахивается и говорит, что уберет. К Накамото он идет сам, и это больше похоже на путь до гильотины. — Воу, детка, ты чего? — хрипло смеется Юта прямо в ухо, крепко придерживая за талию. — Ёнхо толкнул тебе дурь? Не бери ничего у плохих дядь, эй. Слышишь? Донён утыкается носом в его шею и кивает. Ладно, надо просто не думать о том, что делаешь и, главное, с кем ты это делаешь. Он достаточно пьян, чтобы утром не вспомнить и половины из того, что произойдет сегодня, так что. Донёну, если честно, сносит крышу окончательно. (Словно он только этого и ждал — отпустить наконец себя и позволить всему идти так, как положено) Юта выводит его на улицу — морозный мартовский воздух щиплет щеки до красноты и моментально покрывает легкие тонким слоем инея — Донёна крепко держат за локоть и затаскивают на задние сидения машины. Здесь неудобно — слишком мало места, не развернуться, приходится жаться к Накамото еще сильнее, сгибаясь чуть ли не пополам. Чужие горячие пальцы проникают под теплую кофту и пересчитывают выпирающие позвонки — невесомо и щекотно, Донён судорожно выдыхает и облизывает губы, задевая языком кожу на шее у Юты — тот дергается, напрягается. Запрокидывает голову. Донён его, вроде как, понимает (хотя куда ему понимать что-то в таком состоянии) — широко и мокро ведет языком от ключицы до уха, вылизывает подрагивающий кадык, кусается, оставляет красноватые следы — прижимается губами к венке и его собственный пульс будто подстраивается под пульс Накамото. В голове так пусто и тяжело. А время — помехами — то зависает, то скачет куда-то на всех парах. Голос Юты доносится словно издалека, хотя он шепчет прямо Донёну в ухо — обжигает, дразнит влажными губами мочку. — Всегда знал, что ты маленькая шлюшка. Отсосешь мне? Донён заторможено кивает — сползает вниз, сжимает руками коленки Накамото и ведет ладонями по бедрам до ширинки, как-то справляясь с ремнем дрожащими руками. Донён не специалист по чужим членам, но у Юты ничего так — Донён прикрывает глаза, чтобы не думать слишком много, и осторожно прикасается языком к головке. Еще Донён не специалист по отсосам — но он вовремя вспоминает все то, что обычно делают девушки в порно — пригодилось, однако. Длинные ютовские пальцы путаются у Донёна в рыжеватых волосах, он смахивает челку с глаз, обводит ладонями скулы, касается влажных губ — выдыхает очень медленно. Донён вылизывает его всего — до основания — каждый дюйм, царапая немеющими пальцами ютовские бедра, обтянутые плотной джинсой. — Давай, — хрипло подбадривает Накамото, — я думаю, ты сможешь принять меня полностью, а? Донён облизывает припухшие губы и вбирает головку в рот, втягивая щеки. Это...странно. И неудобно. Донён подается назад, выпускает член изо рта с тем самым пошлым звуком из порно и снова натягивается — помогает себе влажной рукой, надрачивая у основания; в уши словно вату натолкали — ничего не слышно, только неприятный звон и иногда — шумные накамотовские выдохи. Он кладет руку на донёновскую макушку и гладит — вот так, хорошо, давай, детка, продолжай. Донён ему потом выскажет — если вспомнит (если захочет вспомнить), а пока — самозабвенно отсасывает, стараясь так, будто он на конкурсе и должен занять призовое место: челюсть ноет, губы раскраснелись и горят. Ему настолько тяжело дышать, что Юта тянет его за волосы от себя и говорит: — Эй, не помри. Вдох-выдох, помнишь? Донён еле фокусирует на нем мутный взгляд и кивает. Вдыхает. Выдыхает. Сердце перестает неистово колотиться о грудную клетку — теперь бьется немного приглушенно, но все так же ощутимо — Донёна трясет, он снова вбирает головку в рот и тянется свободной рукой к своему члену, сжимая его сквозь джинсы, и стонет — у него стоит не хуже Накамото, и он боится кончить только из-за ощущения чужого члена у себя во рту. Он расстегивает ремень и ширинку — и проталкивает ладонь под белье. Донён стонет еще и еще, толкаясь в свою руку, и Юту ломает в позвоночнике — он давит Донёну на затылок и кончает. Донёновский кадык судорожно дергается несколько раз. — Ну что за ублюдок, — невнятно хрипит он и облизывается. Юта кривится в улыбке и тащит Донёна к себе на колени — стаскивает с него кофту и припадает к груди, обхватывая донёновский аккуратный член у основания. Вылизывает все, до чего добирается, играется с сосками — втягивая в рот, покусывая — оставляет сотни отметин и только потом позволяет кончить — Донён обессиленно всхлипывает, цепляясь пальцами за накамотовские плечи. Они сидят так еще несколько минут — Донён у Юты на коленках с красным лицом и Юта с обмякшим членом Донёна в ладони. Потом Донёну хватает сил отлепиться от Накамото и бросить ему устало-ядовитое: — Только попробуй написать про это текст. И, в общем. (Все надежды на то, что кое-кто успокоится — идут прахом) Юта, конечно, пишет — о том, какой крутой у Донёна рот, когда он не болтает, и как классно смотрятся донёновские губы вокруг его члена — хоть каждый день плати за отсос, чтобы полюбоваться. Приходит в студию еще до открытия и выглядит таким довольным — аж тошно становится. — Да ты охуевший, — качает головой Донён, и когда Юта кривит губы в ухмылке — бьет его. Ломает нос, кажется. Их потом разнимает Джехён, решивший ни с того ни с сего заглянуть с утра пораньше — и слава богу. Они едва не громят к черту всю технику, Накамото заляпывает своей кровью весь диван и пол, а Донён только рад — так и надо этому ублюдку. Джехён грозится его уволить за вот это вот все — Донён еще больше злится, стирает кровь с уголка губ и бросает: — Да делай, что хочешь, мне, блять, все равно. / Джехён не звонит. Донён тоже — у него гордость и заебанность в высшей степени. А еще этот блядский стыд, из-за которого щеки не перестают гореть и ночью спать невозможно, потому что перед глазами, блять — член Юты, его кривой оскал и грудь в татуировках. Боже, можно ли как-то стереть это из памяти? Вместо сна он шерстит сайты с вакансиями — пару раз пересиливает неловкость и отправляет свое резюме на указанную электронную почту, но ничего этим не добивается. За квартиру платить только через две недели, жить еще можно, да и потом тоже можно — ну, подумаешь, отключат свет. Донён не из придирчивых — всегда можно устроиться продавцом в какой-нибудь круглосуточный магазин, вот только злость пробирает — какого черта он вуз тогда заканчивал? С таким же успехом мог бы забить на учебу, может, тогда бы и жизнь по-другому пошла — без всяких Джехёнов, студий и вытекающих. Засосы на шее не сходят — Донён долго пялится на себя в отражении зеркала и позорно дрочит в душе с пальцами во рту, представляя, что Накамото насаживает его на свой член, успокаивающе водит пальцами по щекам и называет его хорошей шлюшкой. Блять, блять, блять. Это все из-за двух лет шутеечек про латентных геев — наверняка. (Потом он долго рефлексирует под какое-то мокбан-шоу и второго Тора, закутавшись в плед с чашкой противного зеленого чая) /jungj: ты преувеличиваешь масштаб трагедии
dieyoung: да что вы говорите.jungj: без тебя студия загнется и ты без студии — тоже.
dieyoung: да что вы говорите [2]jungj: ❤❤
dieyoung: я не куплюсь на эти милости.jungj: ладно-ладно, я подниму тебе зарплату
dieyoung: ❤❤ / Донён умело избегает Юту два дня, изворачиваясь как ниндзя. (На самом деле он просто со скоростью света закрывает студию и уходит через черный ход, если Накамото караулит его вечером. А в клуб он вообще зарекся ходить — даже подумывает вести трезвый образ жизни) Джехён разводит руками: — Ну, вы явно не в ромкоме. — Да иди ты, — вздыхает Донён. Спустя неделю Юта отсылает ему в катоке в три часа ночи: как на счет отсосать мне? прямо сейчас. хэй, детка, не игнорируй, ты делаешь мне больно. Донен пишет «иди нахуй» и заносит его контакт в черный список. Кто вообще додумался поделиться его номером с Накамото? До утра, правда, дело не доходит. Юта заваливается к нему на квартиру пьяным — и почти разносит всю прихожую — тут едва ли метр на метр, все аккуратно разложено по местам, чтобы не засорять и так крохотное пространство, и Накамото, как обычно, все портит. Донён даже не успевает сказать что-то вроде «какого хуя ты приперся, мудила?» — Юта хватает его цепкими пальцами за ворот футболки и резко тянет на себя, впиваясь влажными губами в донёновский рот. Вылизывает, кусается до крови, пытается протолкнуть свой язык сквозь сомкнутые донёновские зубы. От него пахнет сигаретами, дешевым алкоголем и горьким парфюмом — тоже дешевым. Накамото чертыхается, смотрит исподлобья и лезет руками под домашнюю футболку, щипая за бока и выкручивая пальцами соски. — Да ты охуел, — все же говорит Донён, отталкивая его лицо от себя. — Я не буду тебе отсасывать, проваливай. Юта пьяно смеется, трясет головой из стороны в сторону — с его влажных волос капает — под дождь попал. — Нет. Я тебя трахнуть пришел. Ну спасибо, блять, такое облегчение сразу. — А потом можно и отсосать. Донён морщит нос и вырывается из накамотовского захвата — едва не спотыкается о разбросанные ботинки. Юта смахивает челку, прилипшую ко лбу, и закрывает входную дверь на все обороты. Донён вздыхает, поправляет съехавшую с одного плеча футболку и говорит, пытаясь сохранить в себе остатки спокойствия: — Протрезвей сначала, от тебя несет ужасно. В шкафу поищешь полотенце и одежду, ляжешь спать в гостиной, понятно? В холодильнике есть рис, если что. Будешь ломиться в мою комнату — выкину тебя с балкона. Донен чешет затылок и шлепает к себе — закрывается на замок (если кто-то будет ломиться, то он, конечно, вряд ли выдержит) и валится на кровать, стискивая подушку в руках. Ну пиздец, докатились. Естественно он даже не думает засыпать — с пьяным Ютой под боком это опасно для жизни, поэтому Донён просто лежит и прислушивается к звукам из гостиной. Он надеется, что Накамото проспится, осознает весь масштаб трагедии и оставит его в покое навсегда. Хотя. Это же Юта. На собственном примере доказано, что он никого никогда не оставляет в покое. (Или Донёну просто так повезло) Блять. Юта затихает ближе к пяти, и Донёна немного отпускает — из-за эмоционального напряжения на него накатывает такая усталость, что он едва держит глаза открытыми, но упорно не решается заснуть. Потому что это равносильно самоубийству, капитуляции и прочему дерьму, по итогу всё одно — Юта обязательно застанет врасплох. Так что. Донён открывает окна, впуская холод мартовского утра, и включает "Синистер" — что первое под руку попадается из жанра ужасов. Он не любитель такого, но сейчас это в самый раз — сон как рукой снимает, хоть голова и гудит, а глаза то и дело чешутся и слезятся. Донён уже досматривает вторую часть, когда хлопает входная дверь — он дергается от неожиданности и прикусывает себе язык до крови. — Юта? — громко. (Ладно, возможно, не стоило смотреть ужастики, потому что в голову начинает лезть всякое) Утром никого не убивают, успокойся, убеждает себя Донён и высовывает голову, проверяя обстановку в доме. Юты нет. (Монстров тоже) Слава богу. Донён проверяет дверь и со спокойной душой уходит умываться, хотя в голове до сих пор не укладывается, что все это дерьмо не закончилось плачевно, а должно было. Ого, неужели Вселенная решила, что он достаточно настрадался в своей жизни? Ага, конечно. Наличие ключей проверить ума не хватило, поэтому Донён оказывается в западне на своей же кухне. — Ты же свалил, — ноет он, глядя, как Юта ставит шуршащий пакет на стол. — Я купил поесть. — Я не голодный. — Я голодный. Ну так, блять, и ел бы у себя дома, ко мне-то ты зачем пришел, или у меня на кухне вся еда становится в тысячу раз вкуснее? Донён сжимает челюсти и медленно выдыхает. (Спокойствие, только спокойствие) — Голодный до тебя, — подмигивает Юта. У Донёна уходит ровно секунда, чтобы осознать — это был самый ужасный пикап в его жизни. Накамото тратит эту секунду с большей пользой — больно вжимая Донёна в стол и впиваясь зубами в местечко между шеей и плечом. — Ты у меня такой сладенький малыш, — шепчет, обжигая кожу. — Назовешь меня хёном? О нет, только не это. Холодные ладони по-хозяйски шарят под донёновской футболкой — пальцы щекотно пересчитывают ребра и выглаживают соски. Что там Донён говорил про трезвый образ жизни? Ему срочно надо выпить, чтобы не ощущать все эти прикосновения так остро. (И боже, что с ним такое, почему руки вдруг стали такими слабыми, и все, что он может сейчас — лишь цепляться за ютовскую кофту и кусать губы?) Поцелуи выходят рваными — будто украденные исподтишка — слишком быстрые, чтобы пропасть в них и задохнуться, и это хорошо, потому что у Донёна и так большие проблемы с дыханием и контролем над ним, и такое испытание он вряд ли выдержит. Юта тащит его в комнату: наступает на донёновские ноги и бьется головой о шкаф, когда решает, что у него достаточно скилла для того, чтобы снять с себя кофту на ходу. Зато с Донёна он стаскивает футболку аккуратно — только тогда, когда они оказываются на кровати. Донён стискивает зубы и со свистом выдыхает — дергается всем телом, когда Юта ведет прохладной рукой от шеи до живота, задевает кончиками пальцев припухшие соски и останавливается у кромки домашних шорт. Делает все это медленно, дразнит будто — смотрит голодными глазами и сглатывает. Тянет улыбку на искусанные губы и хрипло говорит: — Да ладно тебе, детка, мне нравится, когда ты стонешь подо мной. Донён хочет ему напомнить, что не было такого еще — не надо вести себя так, будто трахаешь меня каждый день, что за хуйня, чувак. Но давится на полуслове, потому что Накамото припадает шершавыми губами к шее — прихватывает кожу губами, втягивает, покусывает. Ладонями сжимает бока и чувственно толкается бедрами между разведенных ног Донёна — трется своим стояком о донёновский стояк. И боже, за что ему все это? Донён закусывает костяшку указательного пальца и прикрывает глаза, мечтая перемотать время намного вперед — куда-нибудь туда, где Юта уже спился и умер. Накамото вылизывает ему кадык — прямо как Донён когда-то. — Перевернись на живот, малыш, — выдыхает шумно. Донён дергает головой, мычит что-то вроде «иди нахуй». (хотя звучит совсем как «боже, пожалуйста, не надо») Накамото скалится — больно сжимает донёновское бедро, впиваясь ногтями под кожу. — Давай, слушайся папочку, будь хорошей девочкой. И блять. Донён краснеет, наверное, до самых пяток, переворачивается и утыкается лбом в скрещенные руки, пытаясь принять наиболее удобную позу для своей смерти. Юта издает восхищенный вздох, любуясь хрупкими выпирающими лопатками и тонкой змейкой позвоночника. — Ты у меня такая красивая девочка, знаешь? Самая красивая на свете, честно. (господи, заткнись, заткнись, заткнись ты уже) Донён чувствует, как длинные, мокрые от смазки пальцы толкаются в него — и дергается вверх, пытаясь избежать неприятных ощущений, но Юта крепко его держит, успокаивающе гладит бока, зацеловывает каждый позвонок и говорит, что все будет хорошо, когда проталкивает пальцы дальше. И блять, все очень не хорошо — Донён прячет слезящиеся глаза в ладонях, капает слюной на простыни и задерживает дыхание, надеясь, что это все скоро закончится. Юта вытаскивает пальцы наполовину и снова толкается — Донёна подбрасывает вверх, он судорожно сжимается. Вот честно, лучше бы он не трезвел. (Хотя Донён сомневается, что тогда все кончилось бы хорошо) Спустя целую вечность становится полегче — Юта медленно ведет ладонью по донёновскому члену, медленно разрабатывает пальцами — уже тремя, но это не точно — Донён не мастер определять количество пальцев в свой заднице, и это, наверное, хорошо. Донён плывет — тяжело дышит, сжимает в пальцах простынь и скулит — у него очень сильно дрожат коленки, и ему трудно подмахивать бедрами, но он все же пытается. Юта нависает над ним — с раскрасневшимися щеками и мутными глазами, его кадык судорожно дергается — Донён поворачивает голову в бок и смотрит, смотрит, смотрит — и все же решается сказать: — Поцелуй меня. (совсем тихо) Донён охает, когда Юта резко переворачивает его обратно на спину и прикрывает глаза, чтобы не видеть ублюдочную накамотовскую улыбку. Он облегченно выдыхает, когда мягкие губы касаются его губ — пальцы снова оказываются внутри и начинают двигаться быстрее, сгибаются — Донён громко стонет Накамото в рот и кончает. Юта вытаскивает из него пальцы и додрачивает себе — пачкает донёновский живот уже через минуту и валится рядом. — Мне можно не беспокоиться? — выдыхает Донён. — Ну, твой член пока что не окажется в моей заднице? Юта смеется, пряча лицо в подушке. — Я углубился в тему, изучил разные источники, — начинает он, — и в общем, можешь пока не беспокоиться, да. Ты бы меня убил, если бы мой член вот так сразу оказался в тебе. Ну типа, очень больно и все такое, я еще слишком молод, чтобы умирать. Сначала к ним привыкни. Юта вытягивает ладонь и дергает пальцами в воздухе. Ну блять, какая забота, думает Донён, хорошо, что заставил его протрезветь. — Что ты купил? — Рамён. / Они не живут долго и счастливо. Потому что рэперы по определению не могут прожить долго, а Донён слишком злой и нервный, чтобы быть счастливым. Получается фифти-фифти: Донён верит, что проживет до шестидесяти без проблем, а Юта счастливый всегда. Если честно, Донён понятия не имеет: суперспособность это или наивность вперемешку с тупостью, но факт остается фактом. Они все еще ссорятся и дерутся — вот только накамотовские провокации практически сходят на нет, а удары становятся мягче — и Донёна это злит. — Тебя все злит, что бы он ни делал, да? — интересуется Джехён. И нет. Когда Юта молчит, спит, занимается своими делами где-то далеко и не пишет 24/7 в какао — Донён вполне себе спокоен. Как психолог (я с утра нарисовал себе диплом, хочешь покажу?) Джехён очень долго копается в донёновских внутренностях и приходит к выводу, что его мозг просто не способен идентифицировать столько новых эмоций за раз, поэтому трансформирует все это в одну кашу под названием "раздражение", но на самом деле Донён может даже и счастлив. Интересная теория, конечно. Звучит вполне правдоподобно. — Ты точно сегодня диплом нарисовал? Джехён прыскает. ( — Твоя проблема в том, что ты даже не пытаешься разобраться в себе. — Ой блять, ты сейчас хочешь навязать мне мысль, что он хороший, а я дерьмо какое-то?) И ладно. Донён пытается разобраться — сначала для того, чтобы доказать Джехёну его неправоту, а потом. А потом Юта не кажется ему таким уж гадким. Слегка противным? Ну... да. Гадким? Нет. И вот тут встает вопрос: хорошо это или же плохо? / Со временем Донён привыкает — к тому, что Юта постоянно ошивается рядом. Он и раньше, конечно, ошивался рядом и раздражал неимоверно — а сейчас еще и пристает — жмется грудью к спине, дышит в шею, которая внезапно стала максимально чувствительной частью, и лезет руками под футболку — мешает работать и нормально жить, одним словом. Впрочем, как и всегда — методы только поменялись. — Ты успокоишься или нет? - вздыхает Донён, когда из-за приставаний Накамото у него не получается нормально свести звук. (Конечно же, ответ — нет) — У меня идея для альбома, — хмыкает Юта, царапая короткими ногтями тазобедренную косточку. Донён пихает его локтем в ребра и, кажется, добавляет слишком много соли в яичницу. — Запишем твои стоны и закольцуем для десятичасового трека, где я буду читать, какой ты прекрасный малыш. dieyoung: пожалуйста, хён, давай скинемся и закажем киллера, пожалуйста, пожалуйстаttae: и уедем в Румынию вместе?
dieyoung: ❤❤ / Юта заваливается к нему в квартиру как к себе домой — и Донён язвит: — Может, скидываться будем? И так живешь почти здесь. Юта пожимает плечами и на полном серьезе отвечает — ладно. Ладно, блять. Еда в доме Донёна начинает пропадать в пять раз быстрее, но денег зато — нихрена не прибавляется. Зато Юта тащит ему щенка — вот только еще одного животного Донёну не хватало для полного счастья. — Он у меня уже два месяца, — хвастается Накамото, — такой милый малыш, правда? С щенком, на самом деле, намного легче, чем с Ютой. Даже если приходится вставать в шесть утра, чтобы вывести его на улицу – вообще, Донён всегда может столкнуть Накамото с кровати, чтобы он сам заботился о своем щенке, но. — Ведь ты же на самом деле мой малыш, да? — шепчет он щеночку, пока они трясутся в старом лифте, и чмокает его в лобик. – Вот мы с тобой немножко подрастем и будем кусать его, бить, испортим ему всю жизнь, да? Щеночек радостно тявкает. (Он все равно ну просто сама безобидность, и вряд ли укусит кого-нибудь в своей жизни) / Юта тащит его на заключительный баттл – даже способ «притвориться мертвым, чтобы никуда не идти» не срабатывает – Юта просто щекочет его, пока у Донёна не выступают слезы на глазах и он не сдается на милость победителю. Ёнхо радостно машет им, и Накамото даже не думает быстренько убежать к нему на «поболтать обо всем на свете», бросив при этом Донёна на произвол судьбы. – Что? – смеется он в ответ на выжидающий взгляд – Я сегодня джентльмен. И я знаю, что ты уйдешь домой, стоит мне только отвернуться. Ах ты, думает Донён, с каких пор такой проницательный, это я на тебя так влияю или что? Они не пьют – потому что у Юты сейчас решающий момент в жизни, а Донён просто не хочет давать ему лишних поводов полапать себя на виду у всех. – Будешь болеть за меня? Донён закатывает глаза. – Конечно же нет. (На самом деле он кричит «еее, бой», когда Юта выдает крутые панчлайны, ага) Баттл кажется ему бесконечным – как и потоки слов с обеих сторон маленького и плотного живого круга. Донён успевает изрядно вымотаться и довольно вяло поздравляет Накамото с победой, когда тот – словно щенок с палкой в зубах – прибегает к нему. – Эй, – хмурится тот, тыча пальцем в донёновское плечо, – ты правда не рад? – Я устал, – честно признается Донён. – И я рад. Но я тебе этого не говорил, забудь. Юта смеется. На самом деле, не так уж и гадко, как всегда казалось. Но, скорее всего, это все музыка – долбит по ушам, мешая сосредоточиться на чем-то другом и сглаживая все остальные звуки. Юта выпрашивает у Чону шоколадку за просто так – ну мелкий, я тут вообще победил только что, ты не видел? «Не видел», – с улыбкой отвечает Чону, но шоколадку все же дает. Юта тащит ее Донёну со словами: вот держи, поешь, сладкое придает много-много сил. Донён, если честно, сладкое на дух не переносит, но все же лопает все до последней крошки. – Молодец, – хвалит Юта, похлопывая ладонью по макушке. – Хороший мальчик. – Я тебе руку откушу, – предупреждает Донён, краснея. (от злости) Они возвращаются домой только под утро – Донён успевает заснуть в машине, и просыпается он уже у себя в кровати – с Ютой, который пытается стянуть с него кофту так, чтобы не разбудить, но. – Ой, - шепчет он. – Все было хорошо до этого момента. Что пошло не так? Донён вздыхает, позволяет себя раздеть – а потом позволяет себя целовать – нежно, глубоко и очень медленно. Он вообще стал много чего позволять Накамото, и это плохо. Наверное. (Он еще не принял окончательное решение) Юта мягко толкает его на спину, устраивается поудобнее между его ног и припадает к шее, вырывая у Донёна тихие вздохи – он правда не может понять, когда это стало ему так нравиться. Донён крепко цепляется за чужую крепкую спину, оставляя красные следы от пальцев даже сквозь ткань плотной рубашки, и Юта рычит, кусая донёновские губы и прижимаясь к нему еще теснее – так, что Донён чувствует все его возбуждение. (И у него начинают дрожать коленки – какая-то глупая реакция на все это) Юта зализывает укус на донёновском плече и выдыхает: — Я вхожу, ты готов? Добро, блять, пожаловать, думает Донён и кивает — хотя нихрена он не готов. Донён прикрывает лицо ладошкой и дышит — как его учил Юта, глубокий вдох, медленный выдох, главное не забывать об этих простых правилах. Донён давится горячим воздухом, когда Юта проталкивается в него наполовину — это, блять, не одно и то же как с пальцами. Донён сжимается вокруг члена Накамото и закусывает губу. — Потерпи, детка, потом будет хорошо. — Я, — Донён сглатывает всхлип и продолжает: — тебе не детка, понятно? Ты уже достал. — Конечно, детка, — смеется Юта и входит в него полностью, вышибая из Донёна судорожный стон. Гладит влажными ладонями разгоряченную кожу — царапает бедра, сжимает бока — и начинает двигаться — медленно, размеренно, аккуратно. Донён дрожит всем телом из-за яркого, контрастного ощущения заполненности — до черных пятен перед глазами. Юта убирает донёновскую руку от лица и сцепляет их пальцы вместе. — Хочу смотреть на тебя, — шепчет он. Донёна выгибает — он с каждым толчком стонет все громче, сбивается на хрип, губы горят — невыносимо хочется целоваться. Юта его мучает — Юта его всегда мучает. Донён скулит «пожалуйста, пожалуйста, хён, я прошу тебя», и Юта перестает сжимать член Донёна у основания — ведет по нему несколько раз — размашисто — и Донён выпадает из реальности. Его почти что оглушает — в ушах такой звон стоит, а грудная клетка стягивается, будто легкие выпотрошили, и он больше никогда не сможет вдохнуть. Но Донён вдыхает — и ему так хорошо, господи, так хорошо, как никогда не было. — Эй, — зовет Юта, Донён его слышит будто сквозь толщу воды, — ты мне нравишься, правда. Донёну требуется несколько долгих минут, чтобы, наконец, прийти в себя, и он переспрашивает, повернувшись к развалившемуся рядом Накамото — тот закидывает ногу ему на бедро и гладит мокрой ладонью по спине. — Что? — Я говорю, — Юта прикрывает глаза, — что ты мне нравишься. Не в смысле мне нравится трахаться с тобой и все такое, хотя это тоже очень круто. Просто нравишься. У нас хорошо получается не убивать друг друга и заботиться о щенке, да? — Я о нем забочусь, — ворчит Донён, — кормлю, выгуливаю, играю с ним, а ты что делаешь? Называешь его своим малышом? И я не убиваю тебя только потому, что ему придется жить в неполной семье. Знаешь, как это сложно? Юта смеется и сгребает Донёна к себе, прижимается губами к подбородку и счастливо вздыхает. — Никаких текстов, — предупреждает Донён. Юта кивает. (Он все равно напишет, что у Донёна не только рот классный)