***
Тот день был немного пасмурным, но всё вокруг намекало на то, что через час-два небо прояснится и тёплое сентябрьское солнце наконец соизволит показаться бедным жителям Питера, чтобы те смогли насладиться им хоть пару дней перед холодной хмурой осенью, которая вот-вот должна была начаться. Антон, радостно улыбаясь и вдыхая тот-самый-питерский-аромат-непонятно-чего, шёл по платформе к выходу на привокзальную площадь, таща за собой небольшой чемодан на колёсиках. Да, мама всё же заставила взять все тёплые вещи, найденные ею дома, поэтому все пожитки в рюкзак уложить не вышло. Колёсики чемодана стучали по асфальту, пересекая швы между плиток, и всё это казалось Шастуну таким приятным, необычным, но всё же домашним. Эх, Санкт-Петербург, любовь всех девушек-подростков и Антона Шастуна, как же приятно снова видеть тебя! «Скорее бы вещи в общаге кинуть и пойти прогуляться по Невскому» - мечтательно думал парень, протискиваясь между людей в метро. На данный момент никто настроение ему испортить не мог, не посмел бы. На выходе из метро Антон огляделся, вспоминая дорогу до общежития, и, воткнув в уши наушники, направился к дороге. Подпевая «Нервам», чьи песни одна за одной шли в плейлисте, Шастун даже не заметил, как прошёл добрую часть пути – остался буквально квартал. Закрыв глаза, парень губами проговаривал слова очередной песни. Под его белыми новыми кедами была дорога, пестрившая белыми и жёлтыми полосами. Тут резкий сигнал и громкий визг тормозов. Антон только-только успел распахнуть глаза, как прямо у него затормозила серебристая Субару. Машина резко остановилась, толкнув парня в бедро. Всё произошло настолько быстро, что парень мог только упасть на заднее место прямо на пешеходном переходе и ошарашенно смотреть перед собой. Послышался громкий хлопок двери машины, и к Антону почти подлетел мужчина. - Эй, с тобой всё в порядке? – мужчина присел рядом и взволнованно смотрел своими голубыми глазами, положив руки парню на плечи. - Эм, - Антон мог только открыто пялиться на незнакомца и удивляться, какой же он необыкновенно красивый. Да, определённо. - Ничем не ударился, голова не кружится, говорить можешь? Эй, парень, я ж не с асфальтом тут разговариваю? - Я в порядке. Ударился разве что пятой точкой, - Антон улыбнулся и тут же почувствовал, как краснеют его уши. - Ну слава Богу, - вздохнул мужчина. – Я уже думал, куда можно будет труп спрятать, - он улыбнулся и протянул Шастуну руку. – Ну что, теперь я, видимо, обязан напоить тебя кофе в качестве извинений. - Да что Вы, это я виноват, надо было по сторонам смотреть… - Антон принял руку и поднялся, попутно хватая чемодан за ручку. - Ну тогда ты должен меня напоить кофе, - незнакомец снова улыбнулся, и Шастун покраснел ещё больше. – В любом случае надо будет сходить попить кофе вместе. - На свидание что ли? – смущённо улыбаясь, спрашивает парень, старательно пытаясь успокоиться и не паниковать. - Если ты принимаешь приглашение, то да. - Тогда я согласен.***
Антону периодически снился этот сон, когда он часам к двум ночи засыпал в объятиях Арсения, и он радостно улыбался, вспоминая этот день снова и снова. Это было их первое знакомство и, наверное, самое странное за всю шастуновскую жизнь. Именно той ночью у него начали прорезаться крылья, не давая будущему хозяину заснуть. Понять сразу, что это был Попов, было сложно, ведь за один день Антон встретил достаточно новых людей. Но когда они начали всё чаще гулять вместе по набережной, а спина – болеть всё сильней, всё варианты отпали сами собой. Правда, съехались они только через год. Антон закончил университет, хотя и работать по специальности отказался, предпочитая свою старую добрую кофейню. Арсений как раз решил купить этот дом вместо своей одинокой однокомнатной квартиры. Их сосед Паша Добровольский помог обустроиться, а их уже общие друзья Дима и Серёга помогли удачно продать старую квартиру и наприносили в новый дом кучу цветов, общих фото и сувениров. По их словам, всё это было на новоселье, но со скрытой надеждой на то, что праздновать все особые даты они будут именно у них. К тому времени крылья у обоих достигали приличных размеров. Ошибки быть не могло: Арсений с Антоном были родственными душами, пусть и с небольшой разницей в возрасте, значительной разницей в привычках, темпераментах и поведении. Но они любили друг друга просто до ужаса, до потери пульса. Никто не знал, какие отношения должны быть у соулмейтов, но они считали, что их пара – сама счастливая из всех. Любовь действительно окрыляла, не давая влюблённым отсиживаться на земле. Крылья требовали полёта, а душа – любимого человека рядом. И эти понятия шли неразлучно всё существование человека. Крылья были символом душевной связи и напрямую зависели от партнёров. Любое душевное или физическое отклонение сказывалось на паре: крылья могли на время потерять способность летать, перья могли осыпаться или потемнеть. Но худшим исходом была смерть соулмейта. В этом случае у покойного крылья просто рассыпались (при их наличии), а у его пары – становились чёрными, словно перья ворона. Таких людей называли падшими. Они больше не могли летать, хотя крылья были в нормальном физическом состоянии. Многие после смерти родственной души отрезали крылья, чтобы заменить моральную боль физической – позволить себе забыть любимых и попробовать жить дальше. Кто-то пытался покончить с собой. Но такие случаи бывали редкими, а погибших от суицида считали счастливыми – им не нужно больше мучиться. Почерневшие крылья не отпускали своих хозяев, напоминая лишь одно: не сберёг. Честно говоря, крылья Арсения за последние полтора года натерпелись сполна. Когда они с Антоном только начинали таскаться вместе по городу, парень уже успевал спотыкаться на ровном месте, сбивая ладони в кровь, а потом заболевать, потому что «если ходить по лужам в кедах, ничего не случится, тем более на улице всего -3 градуса, переживём». Тогда ещё небольшие крылья Арсения были готовы развалиться на отдельные пёрышки. Дальше – хуже. Прямо перед защитой диплома Антон слёг с воспалением лёгких и провёл в больнице несколько недель в тяжёлом состоянии. И Попов бы не ошибся, если бы сказал, что ему было ничуть не лучше своей половинки. Приключения Шастун на свою худую задницу искал быстро и вполне успешно, и Арсений чувствовал себя полноценным отцом высокорослого дрищавого дебила, которого просто не мог не любить. Антон был его лучиком счастья, его чудом, его личным ангелом и дьяволом в одном худеньком теле, которое так чувствительно реагировало на руки Попова. Целовать Антона было приятно, была в этом своя романтика, свой шарм. Даже когда Антон приходил поздно вечером со словами «как же я заебался» и Арсений отвечает ему так же. Даже когда тот, злой до чёртиков, дулся на Попова и прогонял его спать в другую комнату, всё равно проводить с ним ночь, извиняться за глупости, обнимать и целовать – всё это компенсировало все минусы Шастуна. Мужчина не мог не отправлять ему каждый день милые смски и получать на них либо такие же милые, либо наполненные матами бедного уставшего парня. Его парня. Он готов был всю ночь готовить с ним вареники из этой грёбанной вишни, которую никто не любил собирать, но все любили есть, а Антон – больше всех. Его Антон. Арсений мог по несколько дней ссориться с Шастуном, потому что у того не получалось выучить мелодию на пианино, и он бы снова и снова садился с ним и, сжимая его ладони, помогал учить ноты. Арсений был счастлив иметь такого Антона, своего, родного, только его мальчика. А Антон был просто Антоном. Он просто любил своей щенячьей любовью, будто был привязан к Арсению. И Шастун мог бы описывать всё, что он в нём любит, днями и ночами напролёт. Попов был для него чем-то внеземным. С появлением Арсения в его жизни всё поменялось настолько, что мужчину можно было сравнить разве что со сверхновой звездой – он так же ярко светил, взрывая бедный мозг Шастуна. Только вот Арсений не гас, как звезда после смерти. Он горел, а с ним сгорал и Антон. Парню нравилось читать с ним перед сном, нравилось, как он обнимает его, нравилось, что руки у него постоянно тёплые, нравилось, когда он снимает ему кольца перед сном и трётся носом о шею, обдавая своим дыханием кожу. Ему нравился весь Арсений без исключения. А ещё ему было стыдно. Он не мог поверить, что такому, как Попов, достался такой неудачливый паренёк, который вечно падает, спотыкается, разбивает нос и царапает ладони. И даже хотелось сбежать пару раз, оставить мужчину в покое, не хотелось больше его мучить, и всё это казалось ошибкой, которую совершенно не хотелось признавать. Крылья Антона были такими же необыкновенными, как и крылья Арсения. Правда, повредить их было проще и восстанавливались они дольше. Но по сравнению с самими парнем, ему бояться было нечего. Антон обожал экспериментировать во время полётов, пробовать что-то новое, пикировать, взлетать настолько высоко, насколько этого позволял организм. Арсений же любим за этим наблюдать. Несмотря на то, что крылья ему достались поздно, он относился к ним со всей серьёзностью, не используя для всяких выкрутасов и финтов, которые нравились его парню. И вот сейчас Антон аккуратно гладил перья на крыльях Арсения, которые накрывали его поверх одеяла. Такие мягкие, приятные. Шастун не представлял Попова без них. А себя без Попова…***
Арсений влюблёнными глазами наблюдал, как Антон смеётся с очередной шутки. Многие считали, что он смеялся, кричал, улыбался и вообще выражал эмоции странно, может даже некрасиво. Но Попову это нравилось. У его парня были свои милые черты и привычки, и его улыбка и смех уж точно входили в их число. В свой обеденный перерыв он заскочил вместе с Серёжей к Антону в кофейню. Тем более, ему было, что сказать. - Арс, ты чего приуныл? – спросил у него Матвиенко, когда Шастун отошёл принять заказ. - Да я в порядке. Просто не знаю, как сказать ему, что мне операцию сделать нужно. - А врачи что говорят? - Говорят, всё безопасно. Уже записали меня на следующий месяц. Но, сказали, если в ближайшее время не прооперируют, могут быть осложнения. - Что за осложнения? – Арсений вздрогнул и поднял глаза: Антон стоял рядом и заинтересованно смотрел на него. - Послушай, Антош, - Попов потянул его за руку, заставляя сесть на стул рядом, - недавно я был у хирурга. Он сказал, что мне нужно будет провести операцию. Ну помнишь, там проблемы с костями были? – парень неуверенно кивнул. – Через месяц я лягу в больницу на недельку, может, на две. А потом мы возьмём отпуск и махнём на море, идёт? – Арсений насторожился, заметив взволнованный взгляд Шастуна. - Операция безопасная, Арс? – немного дрожащим голосом спросил он и, уловив одобрительный кивок и улыбку, добавил: - Хорошо.***
- Я тебе там конфеты положил, сосульки вишнёвые, - шептал Антон на ухо Попову, таща его за руку по коридорам больницы. – Не волнуйся, всё будет хорошо. Честно говоря, Арсений и правда немного переволновался и сейчас с трудом переставлял ватные ноги. - Так, - Антон резко свернул в какой-то тёмный коридор и потянул за собой мужчину. – Послушай меня, - он поцеловал Арсения, проведя ладонью по гладкой щеке, - я буду сидеть тут всё-ё-ё время и ни за что не позволю, чтобы с тобой что-то случилось, окей? – он ожидал ответа. – Ну? - С каких пор ты стал таким взрослым? – грустно улыбнувшись, спросил Арс, запустив пальцы в русые волосы любимого. - Оч смешно, вот я теперь все конфеты твои сожру, - Антон снова вывел их на главный коридор и с улыбкой направился в нужное отделение.***
- Я люблю тебя, Арс, - прошептал Антон ему на ухо, когда Попова увозили в операционную. - Я тебя тоже, Тош, - ответил он. Шастун знал, что операция ещё даже не началась, но уже волновался. Зная, как тяжело приходится соулмейтам в таких ситуациях, пару решили поддержать друзья. Димка приехал почти сразу, а Серёжа пришёл не в ту больницу, не в том районе, совершенно нетрезвый и послал их фразой «идите нахуй со своими пинкниниками, сука, порикниликами, блять, нафига их столько строить было?!». В общем, на его поддержку рассчитывать не стоило. Протрезвеет – приедет. Не выдержав и получаса, Антон, вылетев из окна, поднялся на два этажа выше и просмотрел все операционные, безошибочно находя ту самую. Арсений лежал под маской, закрыв глаза, и у Шастуна появилось странное чувство, будто видел он вовсе не Попова. Мужчина выглядел напряжённым, немного напуганным, что было так для него не характерно. Парень уселся на подоконнике на корточки и пытался внимательно разглядеть, что же там делали врачи. Некоторые из них недовольно косились на него. В конце концов оперирующий доктор что-то сказал ассистентке, и та подошла к окну, что-то сказав Антону. По губам и недовольному выражению лица парень понял, что она тактично просила свалить нафиг и не мешать процессу. Он умоляюще посмотрел сначала на врача, потом на неё. И конечно же понимания не получил. Пришлось спуститься обратно и ждать несколько часов, грызя ногти и локти в ожидании. - Ну что? – выжидающе спросил Позов, затянув друга через форточку. - Прогнали, - с досадой ответил Антон, стряхивая с перьев капли воды: снаружи только что начался дождь. – Плохое у меня предчувствие, Димка, я никогда не слышал о его болезнях, которые надо оперировать. Арс не рассказывал, да и сейчас не особо хотел. Сказал только, что пару лет назад травма была, и кости срослись неправильно. Но ты же знаешь, я вообще плохо понимаю всё это. - Арс же сам сказал, что всё безопасно, бредовая операция. - Вот только он последний месяц только по врачам и ездил. И возвращался обычно не очень довольным, да и уставал сильно. - Так, Шаст, ты просто переволновался, - Дима положил руку ему на плечо и ободряюще улыбнулся. – Если врачи сказали, что всё пройдёт гладко, значит так и будет. Минут двадцать они проводят в тишине, изредка вздрагивая от резких звуков со стороны дверей. Антон постоянно смотрит на часы, его взгляд бегает по белому коридору, по стенам, полу, и окну. В один момент произошло нечто. Антон тихо вскрикнул и зажмурился, словно от боли. - Дим, - шепчет он через секунду, поднимая с пола два грязно-белых пера. – Это мои? - Твою мать, - Позов бросает быстрый взгляд на свои крылья и, убедившись в том, что они в порядке, перевёл глаза на шастуновские. – Антон, они выпадают, они потемнели. Тут же парень сгибается от боли и протяжно стонет, а после шипит. На пол рядом с ним опадают ещё пару перьев. - Арс, Господи, - шепчет он, поднимая голову, и тут же бросается к окну. - Антон, стой! – кричит вдогонку Дима, но не успевает остановить друга: тот уже взлетел на верхний подоконник, чуть покачиваясь в воздухе. – Ты с ума сошёл?! Ты же упадёшь, - мужчина до пояса вылез из окна, приготовившись ловить Шастуна. - С ним что-то не так, ему плохо! – кричал Антон уже со следующего этажа. – Я должен убедиться, что всё в порядке. У Димы чуть не выскочило сердце, когда друг, пошатнувшись на скользком от воды подоконнике, пролетел на метр вниз и, задевая намокшими крыльями стены, попытался удержаться в воздухе. - Антон, спускайся, это очень опасно! – кричал Позов, но парень его не слышал. Добравшись до нужного окна, он увидел, что то было закрыто шторами, не дающими увидеть абсолютно нихера. Он с надеждой постучал и через секунду выглянула та же медсестра, напряжённо сводящая брови на переносице. Она начала что-то быстро и раздражённо тараторить, Антон не смог разобрать ни слова. Он просто орал, чтобы ему сказали, что с Арсением, надеясь, что его услышат сквозь стекло. Женщина покачала головой, надевая повязку на лицо. - Прошу, я должен знать, - молил Антон и, снова получив отрицательный ответ, прислонился лбом к намокшему окну. – Если он умирает?.. Очередной прилив боли – и Шастун не может больше держаться. Он отпускает края подоконника и падает вниз, закрыв глаза. Крылья не отзываются на команды, как и всё тело в общем. Антон чувствует, как две пары рук тащат его, а потом и твёрдую поверхность под собой. Приподняв веки, он увидел взволнованного до чёртиков Диму и Серёжу, всё ещё нетрезвого, но не менее напуганного. - Я же сказал, не высовываться, - сквозь зубы шептал Позов, приводя Антона в чувства. - Шаст, куда ж ты… - нечленораздельно произнёс Матвиенко, обняв друга. Антон мутным взглядом осмотрел помещение и завис на своих крыльях. Перья потемнели у оснований, и теперь они казались рябыми. И с каждой секундой они всё больше темнели, а Антон всё больше паниковал. Его Арс лежит на операционном столе и, возможно, умирает, а он ничего не может сделать. Через минуту к им троим подбежала молодая медсестра и начала в панике расспрашивать, кто здесь кто, и что произошло. Её отправили сюда врачи, оперирующие Арсения, узнать, что с его соулмейтом. Ответ не устроил никого.***
- Антон Шастун, - в палату протиснулся доктор лет сорока-сорока пяти. - Да, - Антон подскочил с кушетки. В последний час боль прекратилась, а парня заставили поспать, чтобы пережить весь этот стресс. Антон хотел верить, что всё в порядке. - Я оперировал Арсения Попова, - врач протянул ладонь для рукопожатия, и Шастун протянул свою в ответ. – Присядьте-ка обратно на кушетку, - второй рукой мужчина легонько надавил на плечо парня, заставляя сесть. – Как вы себя чувствуете? - Устал, перенервничал, но в принципе всё в порядке. Что с Арсением? - он так и не выпускал руки доктора, с надеждой сжимая её, будто хватался за спасательный круг. - Как давно вы смотрели на свои крылья? – мужчина тяжело вздохнул и посмотрел за спину парня. Антон настороженно выпустил его руку и дотронулся до перьев, которые отозвались неприятной болью. Как только взгляд остановился на крыльях, сердце парня с глухим стуком упало вниз. Чёрные, как смоль, полностью. - Я соболезную вашей потере, - с горечью в голосе сказал мужчина. - Быть этого не может, - одними губами произнёс Антон, оглядывая пол под ногами, засыпанный чёрными перьями. - Во время операции что-то пошло не так, возможно, препараты подействовали не так, как мы ожидали. Мы сейчас пытаемся найти причину, но исход всё равно понятен. Арсений умер, Антон. - Как… как Вы вообще можете так… - Шастун судорожно глотал воздух. А потом раздался глухой звук от удара, и доктор опустился на подушку койки, на которой сидел. - Как Вы вообще могли допустить это! Что не так было с препаратами?! Как могло получиться такое, что он погиб?! Что ты сделал с ним, мразь?! Где мой Арс?! На крик сразу же прибежали друзья и ещё пару врачей, которые еле-еле оттянули взбешённого Антона от бедного доктора. - Прошу, простите его, он совершенно разбит, - извинялся Дима, выводя мужчину из палаты. - Я всё понимаю, да. Это очень сложно пережить, хотя у меня на памяти такое впервые. Смерть во время моих операций – единичный случай. - Скотина! Как ты мог, ты убил его! Ты убил Арса, убил его! Это всё ты! – кричал уже с другого конца коридора Антон, а потом затих: врачи вкололи успокоительное. Антон замолчал надолго.***
Антон не мог сказать ни слова, не ел, не спал, лишь изредка подавая признаки жизни. Первые недели он провёл в больнице, где его кормили насильно, а по ночам накачивали обезболивающими и успокоительными, потом его смогли отпустить домой, где с ним ещё несколько недель провели Дима и Серёжа, частенько заходили соседи. Боль, принесённая потерей, не могла пройти. Антон чувствовал, как с каждым днём его жизнь теряет значение, а ножи почему-то не режут вены, утонуть в ванной не получается, а пистолет не стреляет. Всё его тело покрылось синяками и шрамами, сделанных им. Но умереть он не мог, что-то не позволяло ему. Он рыдал по ночам, не находя рядом любимого, не чувствовав тёплых рук. Его рук. Его Арсения больше не было. На похоронах Антон смог простоять от силы пару минут, а потом его, всего в слезах, обессилевшего, просто увели обратно в больницу. Крылья Арсения осыпались в день его смерти. Дождём из белоснежных перьев они упали прямо у его трупа, когда аппараты начали пищать в одинаковых тонах. Их, аккуратно сложенные в коробку, передал оперирующий врач. Внутри была записка с датами жизни-смерти, размытой и непонятной причиной смерти, а ещё приличная сумма, которая должна была возместить ущерб. Не возместила, и никакая бы сумма не могла этого сделать. Вернуть Арсения не мог никто. Через четыре месяца Антон начал разговаривать, но это ничуть не улучшило ситуацию. Заморив себя голодом и постоянной физической болью, которую он причинял себя сам, он начал разговаривать, как он думал, с Арсением. Но в доме кроме него больше никого не было. Он плакал ночи на пролёт, шепча его имя. У друзей сердце обливалось кровью, когда они заходили к нему и видели это всё. Обычно Антон не замечал их, продолжая буравить взглядом стены или небо за окном. Чёрные крылья тащились за хозяином по одинокой пустующей квартире, покрытой пылью. Они, поникнув, трепетали от любого движения Антона. По ночам, когда становилось совершенно невыносимо, парень кутался в них, создавая вокруг себя импровизированный кокон, и представлял, что это Арсений рядом обнимает его своими. Но гнетущая тьма вокруг не могла сравниться с белоснежными крыльями Попова, так въевшимися в память его родственной души. Больно, тошно, до смерти одиноко. Антон один, совершенно один. Уже давно. Он побледнел, стал похож на ходячий труп, кости можно было пересчитать одну за другой, а впалые щёки никак нельзя было сравнить с его когда-то румяными от смущения или мороза щеками. Арсений так любил целовать их, когда они краснели, а потом он целовал уши, шею, губы… Арсения рядом нет, вместо него – пустота и убивающие воспоминания.***
Антон умер спустя два года, когда судьба не смогла справляться с ним и оставила попытки морального ада, заменив вечным покоем. Учитывая, что Антон был похож на мертвеца задолго до этого, его друзья вздохнули с облегчением. Да, они невыносимо долго и сильно скорбили, всё это было для них огромной потерей: сначала Арс, теперь и Антон. Но все видели, что терпеть парень этого больше не мог. Он не жил со смерти Попова, он просто существовал. Антона похоронили почти в тот же день, что и Арсения два года назад, рядом с его же могилой. На надгробии обоих были нарисованы белые крылья, что доказывало их связь. Говорили, это помогает находить друг друга на том свете. А ещё нужно было закрасить крылья Антона чёрным, ведь так было принято, если человек умирал по своей воле. Но никто этого не сделал. Когда тело Антона нашли на кровати в доме, то поначалу удивились. Крылья у людей обычно выпадали в день смерти. Но перья не осыпались ни на второй, ни на третий день. Что с этим делать, никто не знал, но в итоге решили их обрезать и сжечь. Люди не должны были ложиться в могилу с крыльями. От врачей этот факт скрыли, чтобы не возникало лишних вопросов. Оставили лишь пару иссиня-чёрных перьев. Могилы Антона и Арсения посещались регулярно: приходили родители, друзья, знакомые… Надгробия были расположены близко, буквально сливались в одну. Между ними под стеклянной крышкой лежало два пера – белое и чёрное. И пусть и Арсений, и Антон достаточно пережили в этом мире, в другом они точно встретились. И там они будут вместе целую вечность. Там они снова смогут летать.