Тени

Другие коты говорили, что видят лишь смутные, неясные сгустки, темные пятна и светлые вспышки. Иногда — резные тени на потолках, непонятно чем отбрасываемые. Одна кошка призналась, что иногда замечает на человеческих запястьях ярко-белые или черные браслеты, которых на самом деле нет. Алекс видел все. Резкие очертания буро-красных пятен — пятна эти, в некоторых случаях, ни с того, ни с сего начинали разрастаться, поглощая предмет за предметом. Бесплотные тени, гадюками вьющиеся по потолку и стенам. Браслеты, которые обретали черты то кандалов, то поблескивающих украшений. Алекс видел все, и даже силуэты, стучащиеся в окно поздними вечерами, не могли остаться незамеченными. Стоило багровым глазам-щелкам этих существ встретиться с Алексом взглядом, зрачок в его глазах заполнял собой почти всю янтарную радужку. Вздыбливалась шерсть, сами собой прижимались уши, накатывала невыносимая смесь ревущей ярости и первозданного ужаса. Силуэты не пытались войти. Бросив внутрь жадный взгляд, они не то ныряли в темноту, не то исчезали без следа. Воздух пропитывался запахами страха и запахами проклятий. Люди неуютно поводили плечами и, едва чуя опасность своими скудными способностями, плотнее вжимались в кресла. Алекса колотило, подрагивал хвост. Он знал, что если кто-то из сущностей осмелеет, никакой кот, никакая кошка не сможет им противостоять. Да им, собственно, не может противостоять никто. *** Сегодня они опять пришли. Сразу трое. Черные силуэты с алыми глазами, явившиеся на краткое бдение по другую сторону окна. Алекс отпрянул от стекла и забился в угол с подавленным шипением. Ему хотелось по-детски свернуться в плотный и безопасный клубочек, зажмуриться и сделать вид, что никого нет. Но что-то всегда подсказывало: смотри-смотри, прикидывайся, что этот ужас — злость. И внезапно один из них приник к оконному стеклу — так, словно хотел пройти насквозь. Алексом будто из пушки выстрелили — он рванулся навстречу, преодолел метры за пару секунд и замер на подоконнике, оскалившись. Несколько мучительных мгновений силуэт продолжал рваться внутрь, потом остановился. Растворились все трое. Что заставило их… едва ли не пойти на штурм? И неужели отпугнул грозный вид Алекса — вместе с запахом предельного испуга… Он не знал. Зато знал, что это не последний визит. Один мог заглянуть просто так, цели сущностей не поддаются описанию, но сразу трое? А еще в воздухе роились, словно мухи над падалью, мелкие. Некоторые и правда напоминали мух, некоторые обладали лапами, другие выглядели, как сгустки косматого тумана. Они то кружили на периферии зрения, то наглели и пролетали перед самым носом Алекса, пока он не ударил одну из таких «мух», разозлившись. Мелочь обиделась и ушла в сторону. Изгнать одного незначительного духа ничего не стоило, зато убрать всю ораву едва ли было бы проще, чем справиться с тремя недавними гостями. Алекс мог не обращать внимания. Но внутри было мерзко, напряженно и — стыдно признаться себе — жутко. Они, все они, три сущности и толпа мелких, не являлись бы просто так. Что-то должно случиться. Сегодня. Может быть, прямо сейчас. Алекс едва провалился в сон, пропитанный тревогой, когда раздался крик, захлопали двери, и — не прошло десяти минут — люди исчезли. Алекс остался один. *** Нагрянула ночь, непроницаемая и безмолвная. Казалось, куда уж больше, но мелочь все прибывала и прибывала. Падальщики, грифы, стервятники, они подъедали панический ужас, хлынувший в дом сквозь людей. Когда их много, они опасны, и Алекс прятался за полупрозрачной занавеской, словно это могло спасти. Дом без людей, в ожидании, вместо привычного жилища показался необитаемым, стылым, заброшенным. Алекс хотел уснуть, но он давным-давно не спал по ночам, а теперь в коридоре остался гореть сиротливый свет, и это пугало гораздо больше необъятного мрака. Алекс сидел за занавеской, съежившись от сквозняка, лапы затекли, и он уже не был уверен, что в случае опасности сможет двигаться ловко. Хотелось есть, но путь по освещенному коридору к миске с кормом казался худшей мукой, чем голод. Алекс давно перестал считать прибывающую мелочь, пространство уже кишело ей, и он мог только молчать; прятаться, маясь мучительным ожиданием. Какая-то тварь с множеством лап приблизилась к Алексу, и пришлось накинуться с когтями, она оказалась на удивление сильной и успела потрепать его, прежде чем испариться побежденной. Теперь в Алексе осталось только механическое ожидание, ночь подходила к концу, но рассвет даже не занимался, кот уверился, что темнота будет длиться бесконечно и люди не вернутся никогда, может быть, те трое уже убили их. Потом на Алекса упала тень, и он увидел, что там, куда она не достает, мрак гораздо гуще. Он обрадовался, насколько еще был способен радоваться: дневной свет слегка ослабляет даже сущностей, а мелочь становится совсем беспомощной и незаметной. Сереющее утро должно стать знаком, люди должны возвратиться домой вот-вот, какая бы беда не заставила их бежать. Потом Алекс понял, что тень должна возникать от чего-то. Ее должно что-то отбрасывать. Он оборачивался медленно, оттягивая момент, когда придется отскакивать от окна и шипеть, парализовавшись собственным ужасом. Они стояли там. За стеклом. В метре от Алекса. Двенадцать, может быть, пятнадцать, стояли, закрывая едва начавшееся утро. Алекс оставался там же, в сомнительной тени занавески. Потом переступил одеревеневшими лапами, прыгнул на подоконник. И прошептал, будто бросаясь вниз с обрыва:  — Вы пришли. Узкие красные глаза смотрели прямо в янтарные. Алекс прижался лбом к холодному оконному стеклу, зажмурился.  — Я готов. ***  — Вашего сына спасли, — успокаивающе говорила медсестра, поддерживая женщину за руку, — в последний момент, да. Но спасли. Мы успели сделать все необходимое. Впереди — долгий курс восстановления, посещения разрешат не скоро, но угрозы нет уже никакой. Под утро главврач так и объявил: теперь точно! Поезжайте домой, вам необходимо поспать… *** Сущности больше никогда не приходили под окна.       Но Алекс не мог об этом узнать.