Четыре пункта

      Аура моментально, почти бессознательно подскакивает на ноги и вытягивает руки по швам, едва дверь в маленький кабинет приоткрывается. Муцуки-семпай входит почти бесшумно, мягко ступая белыми туфлями по каменной плитке, и одежда чуть слышно шуршит от каждого движения.       — Д-доброе утро, Муцуки-сан, — сбивчиво говорит Аура, и едва дрогнувший голос резко отбивается от стен полупустого кабинета, заставляя поджать губы.       — Аура, — коротко приветствует его Муцуки, слегка наклоняя голову вперёд. Из-за этого взгляд темнеет, и Аура сглатывает, чувствуя повисшее в воздухе напряжение. Плечи никнут, и отчего-то хочется исчезнуть. — Хорошо, — проще заключает семпай, проходя к своему рабочему месту. Неслышно выдохнув от облегчения, Аура внимательно наблюдает, как Муцуки тяжело опускается на сидение и забрасывает скрещенные ноги на стол, откидываясь на спинку кресла. На колени плюхается папка с документами – ежедневные дела, которые выдают на первом этаже Управления. К Ауре теряют всякий интерес, и он неловко мнётся, теребя боковой шов брюк и думая, стоит ли ему тоже сесть.       — А вы будете кофе? — вдруг спрашивает он, цепляясь за возможность снова привлечь к себе внимание. Немного помедлив, Муцуки поворачивается к нему, окидывая острым оценивающим взглядом, после чего дёргает плечом в знак безразличия и отзывается:       — Буду.       Низко поклонившись, Аура торопливо выходит.       Последнее время семпай редко разговаривает с кем-либо, предпочитая молча и эффективно выполнять свою работу. Совершённые Аурой ошибки и недочёты в работе обозначаются режущими похлеще ножа взглядами и тихим цоканьем языка, а слабые места во время жёстких тренировок – ранениями. Ни одного лишнего слова и уж тем более прикосновения. Иногда Ауре кажется, что Муцуки настолько глубоко уходит в себя, что перестаёт замечать кого-либо.       У него не очень хорошо получается варить кофе: никто не учил его, кое-какие навыки он приобрёл во время редких наблюдений за Урие-семпаем, кое-чему учился сам. Кофе пахнёт совсем не так, как в особняке куинксов, и обострённый нюх улавливает это как нельзя ясно. Аура отставляет первую чашку неудавшегося кофе для себя и принимается за вторую. В этот раз он копошится медленнее и в разы внимательнее. Аромат получается ярче и богаче, и хоть немного, но Аура остаётся доволен собой.       Взяв две чашки, он направляется в кабинет, где семпай всё ещё сидит в той же позе, уткнувшись отсутствующим взглядом в документы. Глаза не скользят по строчкам, и когда Аура ставит чашку на стол рядом, Муцуки не двигается, невидяще смотря сквозь стол.       — Муцуки-сан, вы в порядке? — невольно спрашивает Аура. Вопрос вырывается сам собой, звучит неуместно и глупо, а ещё – он холодеет – неуважительно лично.       Конечно семпай не в порядке. И это не его собачье дело.       Муцуки медленно поднимает голову и смотрит на него ледяными серо-зелёными глазами, в которых плещутся такие эмоции, от которых по спине пробегает дрожь.       — Да, а что? — тихо спрашивает семпай, и Аура совсем не рад, что удостоился фразы из целых трёх слов. Он понимает: внешнее спокойствие Муцуки – стеклянная маска, едва сдерживающая внутреннее напряжение. Каждое прикосновение, попытка заглянуть, что же под ней, отдаётся тонким пронзительным скрежетом ползущих изломанных трещин.       — Ничего, — быстро говорит он и добавляет почти шёпотом, пряча глаза за длинной чёлкой: — Простите.       Сердце часто бьётся об рёбра, нервно подрагивают пальцы, и Аура почти силой заставляет себя отойти к другому столу. Он садится, обхватывая чашку обеими ладонями, стискивает зубы и бесшумно глубоко вдыхает, пытаясь успокоиться.       Семпай смотрит на документы, после чего тянется за чашкой и пробует кофе. Аура сквозь чёлку внимательно наблюдает за реакцией, надеясь получить одобрение, но глаза Муцуки расширяются, а губы после первого же глотка складываются в тонкую линию. До мелочей видно, как напрягается горло и крепче сжимаются пальцы, а слуха касается странный звук, похожий на тихое рычание или шипение. Аура с ужасом понимает: кофе вышел не как у Сасаки, а значит, отвратительным.       В особняке он нередко слышал, как Сайко просила Урие сварить кофе как у «маман», и тот, скрипя зубами, становился к плите и долго колдовал над туркой. Тогда по кухне распространялся особенный аромат, густой и насыщенный, а Сайко, получив чашку с горячим напитком, довольно жмурилась, хотя Урие вполголоса замечал, что у него не совсем получилось.       Муцуки-семпай, несомненно, сейчас вспоминает кофе Сасаки и невольно сравнивает, пока Аура всё больше желает исчезнуть, понимая, что полоснул по болезненным воспоминаниям. Муцуки пытается отпить ещё, долго смакует, прикрыв глаза, но представить другой вкус не удаётся. Чашка тихо, с чётким стуком опускается на стол, глаза снова возвращаются к бумагам.       — Пойдём, — спустя какое-то время командует семпай, и Аура, едва сидевший на месте, вскакивает и подходит. Даже за метр он чувствует, как от Муцуки исходит нетерпение, и пытается украдкой рассмотреть смуглое лицо – в кривой ухмылке можно рассмотреть мрачное предвкушение, а не скрытый за повязкой глаз сверкает жаждой убийства.       Сегодня снова будет бойня.       Аура заметно веселеет: эмоции семпая передаются и ему, он тоже рад, что копившееся напряжение вот-вот можно будет выплеснуть в битву. Они быстро покидают кабинет. Каждый шаг Муцуки пружинит от пола, и Аура послушно следует за прохладным шлейфом, невольно улыбаясь одними уголками губ.       Муцуки быстро набирает что-то в телефоне – коротко предупреждает Сузую, куда направляется. Это тоже восхищает Ауру: семпаю позволено отделяться от всего отряда и действовать самостоятельно, что говорит – он уверен – о полном доверии командира отряда. Стопка бумаг без лишних слов остаётся на стойке, и они оба окунаются в свежий воздух токийских улиц.       Они едут на метро в отдалённый район: в центральных почти нет заявлений, гули давно ушли оттуда или хорошенько запрятались. Гражданские иногда украдкой посматривают на них, привлечённые необычной белой формой, а временами и просто откровенно пялятся на Муцуки, наверняка узнавая – последнее время операции Управления всё чаще показывают по новостям в связи с политикой прозрачности директора Фуруты. В такие моменты Аура невероятно горд тем, что именно он работает под руководством Муцуки и ещё раз обещает себе обучиться у семпая всему.       Первое в его списке – по максимуму использовать в бою свою ненависть.       Взгляд Ауры темнеет, и очередной зевака тут же отворачивается от них, бледнея, но этого никто не замечает.       В узком переулке воняет мочой, дешёвым алкоголем и самую малость – тухлой кровью. От первого вдоха хочется немедленно проблеваться, второй хлёстко подстёгивает злобу, а третий вызывает почти неконтролируемое желание убить. В конце прохода тускло моргает вывеска бара, и Муцуки молча направляется туда. Каждый шаг, сопровождающийся шорохом гравия под подошвами, выражает столько затаённой ярости, что Аура напрягается всем телом и как можно тише следует по пятам, чувствуя, как внутри яркими всполохами просыпается ненависть.       Муцуки заходит в бар, и над дверью противно звенит колокольчик, напоминая звяканье жестяных банок. Бармен встречает угрюмой улыбкой, протирая стаканы, а семпай внезапно изменившимся до неузнаваемости тонким голосом просит стакан воды, сопровождая это ослепительной улыбкой. Как только бармен отворачивается, они подходят ближе и достают значки.       Стакан воды никто, разумеется, не наливает: в них летят колья сверкающего укаку, и это слишком предсказуемо, чтобы не увернуться. Стойка разбивается в щепы, а под глазной повязкой Муцуки расползаются пульсирующие вены какугана. Молниеносные ленты бикаку крошат череп и заострённые крылья, со звоном разнося бутылки и зеркала. В это же мгновение Аура замечает, как на него пытается наброситься один из посетителей с горящими красно-чёрными глазами, и отточенным движением сносит ему голову.       Брызги крови ложатся на пол и испорченную мебель, пачкают лица следователей и гулей, но Аура чувствует невероятное упоение, размахивая массивным кагуне или скользя взглядом по семпаю. Поток чистых эмоций, неистовый, сносящий всё на своём пути, исходит от Муцуки, управляет каждым резким и одновременно мощным движением. С гулким стуком десятки ножей влетают в дерево, со звонким чавканьем впиваются в плоть по самую рукоять, наполняя бар истинной симфонией мести. Каждым ударом они мстят за то, что не смогли защитить.       Они встречаются взглядами: ледяные глаза Муцуки широко распахнуты, являя более не скрываемое нутро. Аура задыхается, едва посмотрев в них, но внезапно они оказываются так близко, что сердце пропускает удар, а возле уха раздаётся мужской вскрик. Скулу окропляют тёплые терпко пахнущие капли, а Муцуки выговаривает чётко, почти рыча:       — Приказа сдохнуть не было.       Позади тяжело падает мёртвое тело, и Аура оглядывается на гуля, который мог бы прикончить его, воспользовавшись секундной слабостью.       Становится очень тихо. Больше не слышно топота, лязга и глухих вскриков – только стучит капающая из взрезанных тел кровь, наполняя расползающиеся лужи. Муцуки отходит за барную стойку и умывается, стирая с лица и кончиков седых волос багровые потёки, а Аура тяжело дышит и медленно осматривает помещение.       — Семь к двум, — произносит Муцуки и поворачивается, глядя строго и мрачно. — Тренировка сегодня.       Аура низко кланяется, кусая губы: убить двоих – плохой результат, хотя он изо всех сил старается угнаться за скоростью семпая. Потому вторая вещь, которой он обязан научиться, – увеличить свою убойную мощь.       Муцуки ходит между трупами и собирает многочисленные куинке-ножи, укладывая их во вшитые в подкладку пиджака отделы. Выпрямившись, Аура звонит в Управление, прося прислать бригаду для уборки помещения и ещё один автомобиль – для них. Семпай на самом деле не любит, когда люди смотрят на них, а в разукрашенных грязными разводами костюмах им будут уделять слишком много внимания.       До тренировочных залов они добираются не проронив ни слова. Аура чувствует себя полностью опустошённым, если не считать режущего изнутри отвращения к себе, а вот Муцуки всё ещё излучает невидимые волны ярости, будто семерых недостаточно. Изредка, когда это чувство становится невыносимым, Аура бросает на семпая осторожные взгляды из-под чёлки, искренне не понимая, как такое внешне хрупкое тело может умещать ту прорву ненависти, которая буквально физически ощущается кожей. Даже ненависть к Сасаки не способна гореть в нём постоянно, а в Муцуки пылает жарче с каждым днём, испепеляя изнутри и снаружи.       Для тренировки они выбирают большой зал с серыми бетонными стенами, сплошь покрытыми выбоинами. На полу кое-где виднеются тёмные пятна невыведенной крови – даже одиночные тренировки с куинке могут ранить, а о тренировках куинксов, гораздо более жестоких, и говорить не приходится. Куртка Муцуки, выпачканная в крови, тяжело падает на пол, и по залу проносится глухой звон многочисленных ножей, спрятанных в ней. Следуя примеру, Аура тоже избавляется от верхней одежды и тут же встаёт в боевую стойку: напасть могут неожиданно, не дожидаясь готовности – как в настоящем бою.       Но в этот раз семпай не спешит: медленно повернувшись, смотрит на него, будто оценивая или прикидывая, куда ударить, и от этого взгляда мышцы сводит от напряжения, а глаза отказываются моргать.       — Ты мог напасть уже сотню раз, — внезапно улыбается Муцуки, и Аура непонимающе вытягивается, машинально опуская руки.       — Я… — наконец, сконфуженно выдавливает он, и тут плечо обжигает острая боль. Через мгновение Аура понимает, что его уже атаковали, но тело дервенеет, теряя драгоценные доли секунд.       Он снова отвлёкся, и в этот раз будет наказан сполна.       Муцуки двигается слишком быстро для его неповоротливого тела, оказываясь за спиной, но на каком-то выработанном инстинкте он успевает пригнуться, и щупальца кагуне, метившие в его правую лопатку, пролетают над ним. Бой был близок к тому, чтобы прерваться в самом начале, однако думать об этом нет времени. Аура материализует привычную форму кагуне-меча и взмахивает там, где по расчётам должен находиться семпай, но его опережают на шаг: Муцуки приземляется прямо перед ним, и зелёные глаза горят всё тем же огнём ярости. Мощный пинок приходится прямо в живот, и Аура отлетает в стену, оставляя в бетоне вмятину. На языке чувствуется вкус собственной крови, но губы растягиваются в улыбку: Аура с мазохистским удовольствием наслаждается безраздельным вниманием семпая. Он с готовностью принимает каждую атаку, понимая: Муцуки необходимо выплеснуть всё, чтобы успокоиться на время. И он рад, что может помочь хотя бы в этом.       Удары и глубокие порезы градом сыплются на него, а голова кипит, не в силах управлять телом на опережение. Что бы он ни предпринимал, контратака просто не успевает задеть Муцуки, а мысли то и дело захватывают случайные касания и взгляды. Аура не может полностью отвлечься от них, каждый раз пропуская атаку, стоит горячему загнанному дыханию коснуться его шеи. Муцуки скалится, глядя сквозь него, и не замечает, как Аура реагирует на любой захват. Поэтому, когда он почти отключается от ран, он больше испытывает облегчение, чем стыд.       — Вставай, — удовлетворённо тянут над ним, выдирая из чернеющего забытья. Аура поднимает тяжёлые веки, сквозь туман наблюдая, как на грудь ложится свёрток тёмно-коричневой бумаги. От резкого запаха тухлой рыбы, исходящего от него, слезятся глаза и от отвращения сжимается горло. Муцуки над ним улыбается – а может, и нет, Аура едва различает что-либо заплывшими глазами – после чего встаёт, теряясь в сером тумане.       Аура пытается встать следом, но тело отзывается болью в каждой клетке, будто начинённое стеклом. Сдержав стон, он тянет руку к свёртку, борясь с каждой секундой, отбивающейся в голове. Сердце колотится об сломанные рёбра почти в агонии, от центра раздробленной грудины расползается холод. Аура преодолевает последние сантиметры, чуть ли не цепляясь ногтями за майку, и едва двигающимися пальцами разворачивает влажную от крови бумагу. Внутри багровый кусок гульего мяса, и Аура вгрызается в него, подавляя рвотные позывы, которые скручивают отбитые внутренности. Организм с благодарностью принимает пищу, тут же начиная регенерировать, и от каждого укуса Аура улыбается все шире. Он по-настоящему счастлив, и от благодарности по щекам текут слёзы, которые он стирает тут же, как только движения рукой даются легче.       Звук воды в душе стихает, вынуждая двигать челюстями ещё интенсивнее. Ауре совсем не хочется, чтобы его застали в таком виде, и он снова пытается подняться, игнорируя жуткую боль. Когда семпай входит в зал, Аура уже с трудом, но стоит на ногах. Во рту ещё чувствуется горький противный привкус, который не исчезнет ближайшие сутки, заставляя непроизвольно сглатывать вязкую слюну. Муцуки осматривает его, промакивая полотенцем влажные волосы, – Аура позволяет себе поднять глаза, чтобы поблагодарить, но слова застревают в горле, стоит взгляду скользнуть по смуглой коже рук и плеч, влажно отливающей платиной в свете холодных флуоресцентных ламп. Грудь туго перетянута коротким топом, но всё равно выделяется на рельефе мускулистого тела, притягивая внимание. Быстро опустив голову, Аура ковыляет мимо в душевую, стараясь не думать, насколько Муцуки-семпай красивая.       «Красивый, — мысленно одёргивает он себя и повторяет: — Он красивый», — но думать о Муцуки как о мужчине не получается – не может представить, чтобы он испытывал что-то подобное, например, к Урие. Такие эмоции всегда возникали, когда он смотрел на тётушку Кийоко или тайно читал отчёты об операциях, в которых она принимала участие, а сейчас появляются, стоит только оказаться рядом с Муцуки-сенсеем. Огромное, всепоглощающее чувство, которое захватывает все уголки сознания, от которого невозможно избавиться и которое он никак не может понять.       Холодные струи воды жгут едва затянувшиеся раны и иглами впиваются в кожу. Аура прижимается лбом к кипенно-белой кафельной стене, мотает головой, пытаясь заглушить лишние мысли, а после кладёт раскрытые ладони на плитку в сдающемся жесте. Он пробует разложить свои эмоции на полки и получает непередаваемый набор: восхищение, самоуничижение, желание, страх и злость рвут его душу, не привыкшую к настолько сильным чувствам, на части. Он знает, откуда они взялись, но совершенно не представляет, как с ними жить дальше.       Аура едва держится. Аура отчаянно хочет, хочет не чего-то, а кого-то впервые в жизни, но помнит, что стало с Торсо. Только это не помогает: где-то в его фантазиях существует мизерный шанс, что когда-нибудь Муцуки поверит в его преданность и позволит ему приблизиться, может, даже прикоснуться. Тело горит и плавится от одной только мысли об этом, и низ живота скручивает от жара. Ладонь, которой он обхватывает член, обжигающе ледяная, а стон, отбившийся от гладкой стены, кажется слишком громким даже сквозь шум воды. Аура прикусывает запястье, чтобы заглушить свой голос, и прикрывает глаза, начиная толкаться в руку.       Третья вещь, которой стоило бы научиться, – умение запирать лишние эмоции глубоко в себе, не давая им вырваться, но это сложно, если впервые узнал, на какие эмоции вообще способен.       И Ауре тоже нужно выплеснуть всё скопившееся напряжение.       Чёлка липнет ко лбу, а зубы всё крепче сжимаются на коже, почти прокусывая её. Движения ускоряются, колени начинают подрагивать от слабости, накатывающей жаркими оглушающими волнами. Он представляет гибкую спину Муцуки, расчерченную шрамами, по которым так хочется провести губами, предвкушает сладость кожи и едва ощутимое дрожание тела в его руках, а в отголосках своих выдохов улавливает едва слышные стоны. Пальцы сжимаются на стволе слишком сильно и жёстко, почти до боли, и Аура, не выдержав, срывается в оргазм. Он тяжело дышит и, приоткрыв глаза, наблюдает, как белёсые капли стекают по головке на руку.       Несколько секунд он и правда больше ничего не чувствует.       Когда он, наконец, выходит из душа в тренировочный зал, то не застаёт там никого. В свежей майке и спортивных штанах он чувствует себя обновлённым и – пустым. Даже, возможно, чистым.       Он поднимается в кабинет и видит за компьютером Муцуки. Холодный свет от экрана льётся на смуглое лицо, делая кожу тёмно-серой, а волосы – пепельными. В остальном кабинете темно, и Аура не щёлкает выключателем – будет слишком ярко. Он подходит к своему столу, рассеянно перебирает бумаги, прислушиваясь к клацанью клавиатуры за спиной, и поворачивается, наблюдая за безэмоциональным лицом семпая. Его взгляд замечают: Муцуки поднимает глаза и пристально смотрит на него. То, что Ауре вообще уделили внимание, – подарок.       — Что? — негромко спрашивают у него. Аура сам хотел бы знать, что именно ему нужнее всего сказать в данную секунду, но слов, по большей части глупых, слишком много. В одну фразу не уместить.       — Муцуки-сан, я хотел бы… — медленно начинает он и, не ощущая никаких признаков недовольства или напряжения, заканчивает: — Всегда следовать за вами.       «Я буду рядом с вами, чтобы вы всегда могли на меня положиться, я буду заботиться о вас и никогда не предам», — думает он, но сказать это будет уже слишком.       Семпай щурится, будто проверяя его правдивость, и откидывается на спинку стула. Тонкие губы трогает улыбка.       — Валяй, — расслабленно отзывается Муцуки и добавляет: — Только постарайся не умереть раньше времени.       Улыбка становится шире и в тени выглядит мрачной, зловещей.       Аура вносит в свой список ещё один пункт, который идёт под несчастливым числом «четыре».