***
Красивое подвенечное платье своим подолом заструится по тёмному мрамору пола. На спине провокационный вырез: он оголит тонкую шею, по которой ручьём разольётся тёплый свет винтажных бра. Спускаясь по ней, увижу хрупкие плечи, что уже не вздрогнут от любого звука, а недлинные волосы заколышет слабый ветер. Снаружи наступит ночь, но луна с трудом прокрадётся из-за пушистых облаков в комнату, заключая в объятья холодного света манящий меня силуэт. Словно заворожённый, я проследую к нему и покорно паду на одно колено. Прильну губами к тонким пальцам, поцелую запястье. Аромат бледной кожи одурманит, заставив метаться в агонии измученный желанием рассудок. Придя в себя, пойму, что мои руки вот-вот расстегнут боковую молнию свадебного наряда, и оно через несколько мгновений спадает на пол, открыв ещё никем невиданную красоту. Губы аккуратно скользнут по шее и, оставляя за собой еле видимую красную тропу, наконец встретят сладкие, словно мёд, любимые уста. Нежный и страстный поцелуй вряд ли будет прерван кем-то из нас, и поэтому, идя вслепую, мы вскоре окажемся на просторной постели. Дыхание участится, но уже не покажется столь тяжёлым. Сейчас, когда темп начнёт постепенно нарастать, его голос заполнит президентский люкс. Такой сладкий, он заставит мои поджилки трястись от чрезмерного возбуждения. Всё происходит словно во сне. Ах, да, верно… Это всего лишь сон.***
Пробуждение было ужасным. Открыв глаза в холодной кровати, я невольно поморщился. Больно. Из-за всплывших в подсознании фантазий мой член стоит так, что, кажется, его вот-вот разорвёт. Противное болезненное чувство. Нехотя перевёл взгляд на будильник. Без пятнадцати шесть. Рановато, но вставать придётся. Тут уж ничего не попишешь. Снова и снова прокручивая эротичный и в то же время неадекватный сон в голове, степенно довожу себя до оргазма в душе. Мерзко, но иначе сбить такой дикий стояк было бы сложно. Сложно для такого, как я. Уже много раз я пытался сойтись с какой-нибудь девушкой, хотя бы для удовлетворения своих потребностей, но всё тщетно. Один лишь вид их наготы подгоняет к горлу рвоту. Пройдя в кухню, заварю крепкий кофе, но виски, думаю, подошло бы здесь куда лучше. На барной стойке стоит пепельница, которая не опустошалась уже около двух недель, и в ней просто не осталось места. Ну что за день? Ужасный? Верно. Просто отвратительный. Я выкурил сигареты три, попутно с этим залипал в своих мыслях, понимая, что настало время собираться. Начало седьмого, а в штабе Вонголы нужно быть в девять. Впервые за многие годы я просто не хочу ехать на работу. Не хочу видеть Десятого. Время летит быстрее, когда пытаешься отсрочить что-то неприятное. Это как раз и происходит сейчас. Я уже поднимаюсь в лифте, только, к ещё большему сожалению, не один. — Гокудера, ты сегодня выглядишь чрезвычайно помято. Что-то случилось? Этот придурок, как обычно, раздражающе улыбается, однако именно в это утро желание съездить ему по морде почти непреодолимо. Один лишь взгляд на этого идиота — и можно сразу понять, что перед тобой стоит самый обычный и заурядный человек. Удивительно, но он имеет бешеный успех у женщин. Высокий, спортивного телосложения парень. Да и на рожу вроде симпатичный. Ему около тридцати, а на его лице уже красуется рубец. Говорят, шрамы украшают мужчину, возможно, поэтому он так популярен среди слабого пола. Раздаётся тихий звонок, и железные двери открываются. Я выхожу первым, а Такеши, выждав с минуту, следует за мной. Удивительно, сегодня он не такой приставучий, как обычно. Может, заметил моё граничащее с истерикой состояние и решил отступить? Нет, будь он умнее, это могло бы и быть правдой, однако всё иначе. Этот придурок не столь умен, чтобы уловить нечто тонкое. В тишине мы минуем просторный и светлый коридор. Чувствую себя подавленно, но всё же уверенно иду на встречу с Тсуной, чтобы никоим образом не выдать своё недовольство. Однако как только я оказываюсь на пороге кабинета, сердце замирает и проваливается куда-то вглубь тела. Будто электрическим разрядом прошибает мелкая дрожь, оставляя на коже мурашки. Медлить нельзя, поэтому я толкаю тяжёлую дверь, что почти беззвучно отворяется. Внутри тихо и многолюдно. Все хранители ожидают нас с Такеши, отчего мы ловим на себе недовольные взгляды. — Думаю, цель утреннего собрания всем известна, и повторять её мне не нужно, — деловито произносит Реборн, окидывая хранителей Вонголы взглядом. — Свадьба Тсунаёши состоится в эту субботу, и сегодня нам нужно распределить основные обязанности каждого на столь важном событии. Тсуна, начинай. Босс поднимает свой взгляд и начинает говорить: — Мероприятие ответственное, поэтому все должны быть начеку. Хибари и Докуро, ваша цель — обеспечить защиту меня и Хару внутри церемониального зала на случай, если остальные не справятся. — И впрямь, глава Вонголы вступает в брак. Это значит, что одна из самых влиятельных семей продолжает своё существование, — еле слышно подмечает Такеши, однако, какими бы тихими не были его слова, они не остаются незамеченными. Многие, и я в том числе, смотрели на Ямамото с некоторым раздражением. Этот придурок никогда не следит за тем, когда следует вставлять своё слово, а когда этого делать не стоит. — Правильно мыслишь, Ямамото, — говорит Десятый и, хоть он и смотрит в нашу сторону, его внимание полностью обращено на бейсбольного фаната. — Отсюда и следует, что противники Вонголы не оставят это дело просто так. Нужно быть крайне осторожными. Рёхей и Ламбо займутся охраной правого крыла, а вы с Хаято займёте пост у входа в здание. Тсунаёши совершенно спокоен, будто его и не обрывали пару секунд назад на полуслове. Может, в этом и не было ничего криминального, а то, что испытываю я, — лишь последствия моей неприязни к Такеши? Не знаю, важно сейчас совершенно иное. Даже говоря обо мне, Босс не сводит глаз с Ямамото, отчего в груди судорогой сводит сердце. Когда моё уважение к Десятому переросло в нечто большее, во что-то столь уродливое и болезненное? От обиды прикусываю губу и не останавливаюсь даже тогда, когда во рту появляется лёгкий металлический привкус. Почему начинает так сильно рвать крышу именно сейчас? От безысходности или оттого, что я так и не смог стать для него больше, чем просто «близкий друг»? Раньше я представлял Тсунаёши в свадебном наряде, и мне это казалось просто сумасшедшей игрой юношеского воображения. Однако, когда лёгкое помешательство стало практически наваждением, дело приняло совсем иной оборот. Теперь это больше отдаёт бредом душевнобольного, нежели простой фантазией любящего человека. Может пора уже лечиться, а я и не в курсе? И нужно подать голос, что указания Босса услышаны, но я не могу. То ли оттого, что обида сдавливает горло, то ли потому, что боюсь сорваться и закричать во всеуслышание о своём протесте. Ямамото, будто понимая меня без слов, спокойно кивает, и Десятый уже подробнее продолжает вводить всех присутствующих в курс дела. Я его не слышу, да и не хочу. Казалось, словно меня втоптали лицом в грязь, ставя на охрану входа. А я-то думал, что заслуживаю большего. Дурак. Всё собрание я молчу и не смотрю на Босса. Прокручивая на пальце кольцо, жду, когда все эти мучения закончатся. Лишь через час, взяв несколько поручений домой, только бы в штабе не оставаться, оказываюсь свободным. Одним из первых я покидаю кабинет и плетусь к выходу. Быстро передвигаться не получается, потому что выжат, как лимон, но и столкнуться с кем-либо в лифте не хочется, поэтому решаю спуститься по лестнице. Я уже тянусь к ручке двери,но до моего слуха доносятся голоса остальных. Может, я и стоял бы ещё, выбирая, что же лучше: лифт или лестница, вот только волнение вмиг овладело мной, когда заговорил Тсуна, и решение пришло само собой. Дыхание почему-то сбивается, а сердце, как ошалевшее, так и норовит выскочить из грудной клетки. Этаж сменяется этажом, вот только мне кажется, словно я застрял на одном месте. Будто сама лестница не имеет конца, и, сколько бы я не спускался, до первого этажа мне не добраться. В горле от волнения пересыхает, вот только курить хочется по-прежнему сильно. Когда замечаю, что я и не бегу вовсе, а размеренно схожу по ступенькам, вопросов становится больше, ведь чувствую себя так, будто в марафоне участвую и даже борюсь за лидерство. Останавливаюсь и смотрю в окно. На улице зима. С неба крупными хлопьями падает снег — редкость для этих мест. Однако даже созерцание поистине прекрасной картины не придаёт мне радости. Все мысли только о том, что делать дальше. Я чувствую, что как только состоится этот брак, я умру. Умру от безумной тоски, в сожалениях, что так и не набрался смелости рассказать Тсунаёши о своих чувствах. Как я очень давно желаю одного — любить его и быть любимым в ответ. Нужно уже приходить в себя. Взрослому человеку не дозволено питать такие слабости, а мне тем более. Я правая рука Босса, и всё, что должно быть для меня важно, — это его безопасность и счастье. Выхожу в холл с уверенностью, что я последний. На душе стало спокойнее, но это длилось ровно до тех пор, пока при выходе я не столкнулся с Такеши. Как бы он меня не выводил из себя, сейчас злиться на него нет сил, поэтому я хочу просто уйти, вот только он вдруг начинает разговор. — Хаято? — растерянно, что ему совершенно несвойственно, произносит он моё имя и тут же замирает. Как ответить? Что сказать? Не знаю, поэтому молча смотрю на него. И можно же просто уйти, послав его, однако что-то держит меня. Да ещё и усталость предательски разливается по телу свинцом. — Может… заглянем сегодня в бар? — говорит Такеши и внезапно улыбается, и от его прежней растерянности не остаётся и следа. — Пропустить пару рюмашек было бы неплохо, тебе так не кажется? Я по-прежнему молчу, хоть в голове уже придумал, куда послать этого назойливого придурка, но звон прибывшего на этаж лифта перебивает меня. Внимание тут же переключается на Босса, который появляется в холле. Он пристально смотрит на нас с Такеши, и я даже радуюсь, когда мы пересекаемся с ним взглядом. Вот только стоит Тсунаеши поравняться с нами, как он стыдливо отводит взгляд, и мне ничего не остаётся, как поступить так же. Становится тяжело дышать, будто бы разом выкачали весь воздух в помещении, и, не в силах выдержать этого больше, я, схватив Такеши за запястье, стремительно выхожу на улицу. Цепляюсь за него, словно за спасательный круг посреди океана. Нуждаюсь сейчас в его обществе куда больше, чем когда-либо. Хоть и признаться себе в этом стыдно. Расслабляюсь только тогда, когда бессильно сползаю по пассажирскому сидению в авто Ямамото. За окном по-прежнему кружат снежинки, а сердце опять скулит. Снова теряюсь и просто смотрю в пустоту, пока в голове царит вакуум, который прерывает голос Такеши: — Ладно тебе! — восклицает парень, поворачивается ко мне и аккуратно смахивает капельки талой воды с волос. — Хочешь, я сегодня стану твоим джином и выполню три твоих желания? Ямамото улыбается, да так искренне, что мне даже становится жаль: оценить его поддержку я не могу. Слишком сильно болело сердце, слишком тяжело. — Заткнись уже и заводи машину. Не хочу находиться здесь больше, — пытаясь сыграть раздражённость, говорю я, но я такой уставший, что получается плохо.***
Почему я всё помню так отчётливо? Хоть произошедшее ночью и казалось сном, я-то понимаю — это реальность. Мы действительно переспали, и я сам захотел этого. Сдался, не выдержал и решил вышибить клин клином. Вот только получилось ли? Я лежу на диване своей прокуренной квартиры и думаю. Смотрю в потолок, затягивая дым сигареты глубже в лёгкие, и не перестаю вспоминать те странные чувства, которые испытал, находясь в руках Такеши. Его взгляд и дыхание. Мысли об этом уже вызывают мелкую дрожь, и хочется кричать «ненавижу», вот только мешает что-то. Да и кричать в пустоту бессмысленно. Сам виноват, глупый. Повёлся на мимолётную прихоть, на желание почувствовать себя хотя бы самую малость нужным. И что я имею теперь? Напарника и Босса, которым не только взглянуть в глаза стыдно, но и появляться перед ними. Рассвет с трудом пробивается в комнату сквозь едва приоткрытые жалюзи, и я проверяю время. Начало восьмого утра. Втыкаю истлевшую сигарету всё в такую же полную пепельницу и закрываю глаза. Если мне и суждено умереть, надеюсь, что сегодня и прямо во сне. Я не снесу очередного дня, наполненного позором. Сознание медленно уплывает, и недавнее опьянение даёт о себе знать лёгким головокружением. Я проваливаюсь в сон, в пустоту, во мрак. Когда я открываю глаза, кажется, словно прошла лишь пара минут, однако уже вечер. Долгий сон и похмелье отдают жуткой головной болью. Я медленно встаю, по привычке закуриваю сигарету и, еле передвигая ногами, плетусь на кухню. Машинально беру бутылку виски из холодильника и хочу плеснуть чуть в стакан, дабы сбить это ужасное состояние, как голова задаётся новой болью — как теперь вести себя с Ямамото? В этот миг телефон, лежащий на кофейном столике, вибрирует. Тихое жужжание тут же привлекает моё внимание. Вот только заметив на экране «бейсбольный придурок», я невольно напрягаюсь. Какого чёрта ему от меня нужно? Но этот засранец слишком хорошо меня знает, поэтому, так и не дождавшись ответа, присылает СМС. Сообщение видно частично, но я прекрасно понимаю, о чём он говорит: «Я исполнил твои желания. Исполнишь моё?..» Раздаётся очередной звонок, но я игнорирую его и отправляюсь в душ. Неважно, как долго я буду еще стоять под прохладной водой, жар, овладевший мной после сообщения Ямамото, никак не исчезнет. Так странно, тело словно и не моё вовсе: бьётся мелкой дрожью, стоит только подумать о том, какое желание он просит исполнить. Да и любопытство не даёт покоя: что теперь будет происходить между нами. Снова думаю о нём и краснею, как школьница, но сделать всё равно ничего не могу. Как мандражило, так и мандражит, только теперь оттого, что довожу себя до оргазма, вспоминая события прошлой ночи. Вернувшись из душа, проверяю телефон и тут же замираю. Среди множества пропущенных вызовов от Ямамото затесался один, от которого перехватывает дух. Тот последний, нагло проигнорированный мной, — вызов от Десятого. Забываю обо всё и набираю номер с неким придыханием и страхом. Что-то случилось? Или же я натворил вчера больших глупостей и не помню о них? Напрягаюсь, а как только слышу голос Босса, и вовсе теряю дар речи: — Здравствуй, Десятый. Что-то случилось? В душе был, не слышал, когда ты звонил, — оправдываюсь я торопливо после недолгого молчания. — Ты вчера хотел поговорить со мной. Если по-прежнему есть что сказать, то приезжай, и мы всё обсудим. Отзываюсь неуверенно и говорю, что скоро буду на месте, вот только сердце проваливается куда-то вглубь тела, стоит только понять, что я ни черта не помню, как приезжал вчера к нему домой.***
Сколько раз я уже успел пожалеть о том, что вообще вчера пил? Не знаю, о чём говорить — тоже. А может и вправду признаться? Да вот только боюсь, как бы вчера уже не сделал этого. Он сидит напротив и молчит. Может, смотрит, пытаясь понять, что же происходит со мной? Почему странно веду себя, окажись он рядом, и, наверняка, не понимает. Улыбаюсь своим же мыслям и тут же одёргиваю себя, стоит только Боссу заговорить: — Ты помнишь, о чём хотел поговорить со мной? — первым заговорил он и откинулся на спинку кресла, в ожидании ответа сложив руки на груди. — Честно? Не очень. Неловко, но сказать правду, думаю, сейчас лучше, чем что-то придумывать. — Вот и я не понял, о чём ты вчера лепетал, — со вздохом отвечает Тсунаёши и с неким смущением поправляет волосы. — Скажи, что с тобой в последнее время происходит? Ты сильно изменился, и это мне совсем не нравится. Смотрю на него и понимаю: говорить о чувствах уже поздно. Он никогда не примет их и, скорее, начнёт избегать сильнее, чем сейчас. — Наверное, хотел просто пожелать вам и Хару счастья, просто выходило плохо. Пьяный был, - сказал я, улыбаясь как можно естественнее. — Прошу прощения, что так поздно потревожил вчера из-за пустяка. — Вот оно как.., — произнеся это, он на миг задумывается, а затем продолжает. — Мне было приятно слышать от тебя это. Тсуна слегка расслабляется, и я не замечаю, в какой миг моя улыбка становится такой вымученной. — Если это всё, то я могу быть свободным? — Скажи, с тобой точно всё в порядке? — спрашивает он. Десятый выглядит слегка озадаченным, когда наклоняется ближе ко мне и смотрит в глаза. Вижу его таким и вздыхаю. Так хочется взять и поцеловать его, раскрыв все свои тайны, что не дают мне спокойно реагировать на него, но нет. Не могу. Единственное, что мне сейчас под силу, — солгать. — Приболел просто, не стоит переживать, — только и говорю я, прежде чем сделать глоток остывшего кофе, а после продолжить. — А теперь позвольте мне уйти. Всё ещё неважно себя чувствую. Неуверенно кивает, словно сомневается, но я уже не смотрю на него и направляюсь к выходу. Уже в машине со всех сил бью руками руль. Злюсь на себя, что не могу отпустить его, так просто выкинуть из сердца. Обижаюсь и на него, что за столько лет он до сих пор не смог заметить моих чувств. Но кто виноват: он или я? Я запутался, а сейчас не хочу оставаться один, потому, заведя мотор, уверенно рулю к дому Ямамото. Чем он занят сейчас? Разум затуманен, будто я снова пьян и не могу себя контролировать. Быстро поднимаюсь по лестнице и уже стою перед его дверью. Запыхался, но, не медля ни минуты, звоню в квартиру. Проходит минута, две, но никто не открывает. Звоню снова — и вновь не получаю ответа. Теперь начинаю паниковать. Неужели я остался совсем один? Бесит! Почему тогда, когда он мне так нужен, его нет? Не сдерживая сил, пинаю дверь, что почти сразу открывается. Он стоит и смотрит на меня с таким недоумением. Ещё мокрый, видно, только из душа, он смотрит и молчит. Я не выдерживаю, вталкиваю его вглубь квартиры и прохожу следом, запирая дверь. — То, что ты говорил вчера в баре. Это правда? Можешь повторить, сказать это сейчас? — прошу я его сбивчиво и без лишних слов. — Что именно? Мы много о чём говорили вчера, — отвечает он. Улыбается и, кажется, слегка издевается надо мной, но я не могу больше терпеть эти насмешки и, хватая его за плечи, почти вжимаясь в губы: — Если ты соврал, то я убью тебя, придурок, — говорю я, а сам еле сдерживаюсь, чтобы не поцеловать. — Я люблю тебя, — наконец произносит Такеши, пусть тихо, зато так уверено. — Тогда, — шепчу я и прижимаюсь к нему. — Заставь меня позабыть о Тсунаёши… Вместо ответа он целует так страстно, но в то же время так нежно, что я закрываю глаза, обвивая его шею руками. Не замечаю, как ведёт в спальню ровно до тех пор, пока не начинает раздевать: скидывает сначала назойливый пиджак, а после расправляется с рубашкой. Сам всё ещё в наспех натянутых спортивных штанах, однако продолжает заниматься мной. Не останавливается, даже когда я лежу уже совершенно голый. Ласкает. Ведёт влажную дорожку от шеи сначала к соскам, а потом, едва ли прикусывая, опускается ниже. Начинаю терять контроль и впиваюсь пальцами в широкую спину, когда его горячее дыхание обжигает уже возбуждённую плоть. Тело трепещет, когда язык касается головки, проходит по члену и переходит на бёдра. Не могу больше сдерживаться, и тихий стон всё же срывается с губ. Он слышит его, и я вижу, как тонкие губы растягиваются в улыбке. Ещё самую малость — и меня накроет. Продолжает доводить меня до безумия ласками, пока мы оба не оказываемся обнажёнными. Властно подминает моё тело под себя, всем весом вжимая в кровать. Замираю, когда Такеши касается влажной головкой тугого входа. Мгновение — и уже чувствую его внутри себя. Начинает медленно и осторожно, но прижимается плотно, и я, изнемогая, сам поддаюсь ему навстречу, чтобы вошел до конца. Продолжает уже уверенно, ровными толчками, и тихо стонет мне на ухо. А я изгибаюсь и льну к нему, порывисто цепляюсь за шею, словно боюсь кануть в бездну. Вот только, слыша его дыхание, понимаю: если и кану, то он последует за мной. Ямамото ускоряется, всё крепче прижимая к себе. Прикусываю губу и утыкаюсь в его сильное плечо. Так хорошо, что хочется кричать от наслаждения, да и Такеши тоже на грани. Это сводит с ума нас обоих. Ещё немного — и я кончаю себе на живот, но и он не задерживается. Не в силах выдержать столь пошлого зрелища, изливается прямо в меня, а после ложится рядом, прижимая лицом к широкой груди. И стыдно, и спрятаться хочется, но как же приятно. Накрывает одеялом, и я засыпаю, переплетая его пальцы со своими. Утром, открыв глаза, не нахожу Такеши рядом, и на меня паника накатывает. Не мог же он оставить меня? Неуверенно сползаю с кровати и надеваю первое, что попадается в руки, только потом замечаю, что это вещи Ямамото. Тело ещё сонное, однако лёгкое. Не спеша бреду сначала в душ, но там его не нахожу. И в гостиной хозяина квартиры не видно. И только пройдя на кухню, наконец, вижу его, и он замечает меня. — А я всё ждал, когда же ты проснёшься. Улыбается, подходя ближе, а после вновь целует. Краснею и желаю теперь только одного — его прикосновений.