Гуляш с кусочками метеорита

-...Что это у меня так голова болит?.. - стонал Иван, ходя по комнате и попутно ударяясь обо все существующие (и несуществующие) косяки в доме. Направлялся наш герой на кухню, где, по его предположениям, находились бутыли с водой и аптечка. -Ваня! - крикнул кто-то со стороны, но России было лень поворачивать голову на звук, поэтому он только вопросительно гукнул, уменьшив шаги и чуть приостановившись: -Ваня, ты куда идёшь? -Туда, где есть вода. -...К Братску что ли? Или к Бразилии? - без всякой нотки юмора, со спины к Ване подошла Москва и, схватив его за плечо, развернула на 180 градусов, придержав обеими руками: -Или ты опять напился?.. - прищурилась девушка. -Москва, родимая, ты же знаешь, что если кто-то из городов напился, голова болит у него, его собутыльников и меня, а если напьюсь я, голова болит у всех. У тебя она болит? - промямлил Иван, из-под полуприкрытых век смотря на свою столицу то ли с укоризной, то ли с насмешкой. -Нет, не болит... - протянула Москва. - Но ведь всякое может быть! - тут же воскликнула она, всплеснув руками и выпустив Брагинского. Не ожидая такого внезапного исчезновения поддержки, Россия уже собрался падать, подкошенный режущей головной болью, но девушка снова его подхватила, держа за плечи, и поставила прямо перед собой. -Посмотри, всё ли в порядке с другими, - вздохнул Иван и по стеночке начал подбираться к заветному месту. Проводив страну осуждающим взглядом до угла, Москва покачала головой и удалилась осматривать другие комнаты дома, где мирно спали, бодрствовали, готовились ко сну и только просыпались российские города. Добредши, наконец, до кухни, Ваня принялся помутившимся взглядом искать бутылки, которые по обыкновению стояли на полу. Покровск носил сюда ещё и бутылки со снегом, чтобы тут, в тепле, они растаяли и превратились в водичку. Да сюда вообще вся Якутия снег таскала. И погреться приходила. Ибо Ваня любит тепло, поэтому и в доме ему должно быть тепло. Хотя, ЖКХ на это плевать. -Оймякон! - хрипло крикнул Россия и тут же схватился за голову, так как в висках в этот момент простучала жгучая боль, а ноги подкосились. -Да-да? - тут же возник рядом мальчик в пуховой куртке, меховой капюшон которой покрылся инеем, ровно так же, как и ресницы, и брови, и выбивающаяся из-под шапки паренька чёлка. -Попроси там своих, чтобы они больше воду не таскали ко мне. Нет, я не брезгую талым снегом, но пить нормальную минералку я тоже должен, - стараясь поправить хрипоту, проговорил Ваня. Он улыбнулся как можно дружелюбней, однако это была скорее натянутая ухмылка, которой Россия обычно пугает европейцев. Оймякон передёрнуло и он, еле заметно дрожа, стал пятиться назад. Понятно было, что он испугался. Мальчик, шурша болоньевыми штанами и пуховиком, ушёл в длинный коридор, подходивший к кухне будто узенькой тропинкой. Вообще, дом России – это тот ещё лабиринт. Кое-где сам пройдёшь, кое-где по сплошному болоту, кое-где аж начинаешь верить в бога. И на протяжении всего коридора расположены двери, ведущие в тот или иной город. И за ними не какая-нибудь комната, за ними и вправду выход в город с его главной улицы. Каждая дверь встроена в невзрачный домик, над которым одиноко висит табличка «Администрация», и знают про эту дверь лишь страны и города. В общей сложности, и так человек не мало, поэтому от обычных людей эти двери и зданьица стараются отгородить. А если кто и пробьётся, то разочаруется: впереди – глухая жёлтая стена, влево и вправо – плохо освещённые, нескончаемые коридоры, уводящие будто в никуда. И если городу или стране пройтись по этим коридорам – раз плюнуть, то для человека расстояние от двери до двери будет равносильно пешему ходу от того или иного города до другого. Обход, который Россия назначил столице, был не мал: осмотреть почти все города, зайдя к каждому и попытавшись найти его на его территории – задача нелёгкая. А учитывая разные часовые пояса, погоду и характеры некоторых особенно ворчливых городов, Москва вообще героиня, что согласилась на такой вот обход. -Россия?.. – Ваня даже не заметил как тут же, за столом сидел, расплывшись по нему, Челябинск. Всё равно, что от влияния рассказов о Дракуле Румыния стал вампиром, Челябинск казался даже крупнее самого Вани, но это лишь от влияния шуточек такого рода, как «челябинцы настолько суровы, что…» -Челябинск?.. – то ли с радостью, то ли с ужасом прошептал Иван. -Россия? -Челябинск? -Россия! -Челябинск! -Метеорит! -Эээ… Космос? – замешкавшись, ответил Ваня. -Что? -Ну, я думал, мы ассоциации, - пожал плечами Брагинский и, прихватив две бутылки с водой, поставил их на стол прямо перед носом «сурового города» Подвинув табуретку, Иван и сам уселся рядом. -А ты всё шутки шутишь… - угрюмо проговорил Челябинск и посмотрел на искажённую кухню сквозь бутыль, - у меня, между прочим, беда. -Какая? – всю головную боль – как рукой сняло. Сейчас для России главной головной болью были проблемы города. -Метеорит на меня упал. Прикинь, сплю я, значит, и тут НА ТЕБЕ! – на последних словах Челябинск резко поднялся из полулежачего положения и вскинул руки вверх, но тут же, болезненно застонав, медленно распластался по столу, - какой-то камень на башку. Это ладно я, а вот некоторым моим жителям стёкла повыбивало. Я сначала подумал, что это Америка или кто-то из Европы чудит - самолётиками кидается... Но потом понял, что виновник бедствий вообще не с нашей планеты. -Ну, друг, - пожал плечами Россия, понимая, от чего теперь и у него голова разболелась, - жди, пока на это отреагирует мой босс. А пока... -Мы можем напиться и до утра болтать об этом грёбаном метеорите, - рассудил город. -Напиться? У нас и так в головах звенят все мои колокольни. -А что мы, за завтрашнее пьём? - улыбнулся суровый город и, проковыляв к холодильнику, достал из него пару бутылок спиртного. Головная боль прошла полностью, оставив в мозгу хмельное веселье и безрассудность. Россия и Челябинск бодро шутили и смеялись над своими же шутками, орали, кричали, матерились, спорили, ругались, сражались на зубочистках, рассуждали о вечном, в общем, продолжаться это могло бесконечно, пока одного из парней петух в жопу не клюнул пойти да и вытворить что-нибудь разэтакое. И только наши два затейника встали, как ноги их стали ватными и прекратили держать своих хозяев. Казалось, вся боль из головы ушла вниз, поэтому опершись друг о друга, город и страна поднялись. Оба они повернули головы друг к другу, чтобы вновь засмеяться, но носы их столкнулись, и Ваня и Челябинск молча уставились друг другу в глаза. И что-то у обоих промелькнуло. Азарт, волнение, хитрость, не важно – важно то, что лицо города как-то само наклонилось и подалось ближе к лицу Брагинского. Взгляд тут же был переведён на губы. -Я сказал своим, чтобы они не таскали тебе снег! – задорный мальчишеский голос разнёсся по всей комнате, как гром посредь ясного неба. Ноги друзей, и так не держащие Россию и Челябинск, отказались работать окончательно, из-за чего Ваня вместе со своим городом полетел на кафельный пол. С размаху, лицом вниз и с характерным для всех русских словом (произнесённым, причём, синхронно), оба вскоре лежали на полу. -Из крайности в крайность, Оймякон! – нервно рассмеявшись, сказал Иван, перекатившись на спину и снизу вверх посмотрев на стоящий почти прямо над ним город. Действительно: сначала трусливый и послушный, а теперь, вернувшись, озорной и бесстрашный мальчишка, засунув руки в карманы пуховика, стоял, наклонившись над Россией.