Мир мрачных теней

Минако Айно не знала, что она делает в Стокгольме, в качестве медсестры в психлечебнице, которая выглядит, словно идеальное место для сталкеров, мечтающих встретить призраков в заброшенных зданиях. Жизнь в очередной раз сделала крутой поворот, как на американских горках — без предупреждения, выбивающий дух и вызывающий громкие вопли и оглушающее чувство ужаса. И дезориентацию в пространстве и времени. И она сама себе удивлялась уже несколько лет, когда решила поступить в медицинское училище, на медсестру. Высшее образование так и не получила, зато закончила дополнительные курсы, скорее для своего успокоения. Чтобы точно убедиться, что её хроническая неуклюжесть, которую не могло перебороть даже умение летать, не навредила пациентам. Она удивилась, когда её взяли, так как опыт работы с живыми людьми, а не с трупами и манекенами, был слишком незначительный и равнялся минус бесконечности. Впрочем, это было единственное место, куда её приняли, пусть для этого и пришлось отправиться в Швецию. Ей этого в общем-то только и надо было. Очутиться подальше от Токио, от своих подруг, от прежней жизни. Она уже делала так, когда бежала из Лондона. И её родители до сих пор считали её мертвой, погибшей во время взрыва. И ей было как-то на них плевать. И даже совесть её не мучила. Потому что она, на свою беду, вспомнила, кто она такая. И прошлая жизнь полностью затмила настоящую. И она словно бы повисла между прошлым и прошлым. Потому что жить в настоящем у неё не слишком хорошо получалось. Нет, ничего необычного в её жизни не происходило, даже когда она осознала, что является Сейлор Венерой, и вообще, героиней. И что у неё есть Миссия, именно так, с большой буквы. И это для неё важнее всего на свете, как для распоследней фанатички. И она спокойнее восприняла предательство лучшей подруги и измену любимого парня. Хотя какая там измена… Он чтил суровые законы Великобритании и не прикасался к юной девочке. Хотелось бы ей у него как-нибудь спросить, почему он тогда ходил с ней на свидание? И подругу — сразу ли та решила под предлогом того, что вдвоём им гулять неприлично, отбить у неё Алана? Тот, в общем-то, мог подождать, ведь юность — это тот недостаток, который слишком быстро проходит. Но, как думалось ей сейчас, во время очередного дежурства, ширинка ему слишком сильно жала, вот и вместо мозгов очутилась сперма. Иначе как можно поменять будущую красавицу, совершенно идеальную, истинную богиню Любви, на обычную девушку под тридцать? «Проебал ты своё счастье, Алан. А так мог бы заполучить девственную Афродиту. Кому бы ещё удался такой трюк?» — мысли казались насмешкой над самой собой. Горькой иронией, чёрным юмором в стиле Семейки Аддамс. И поэтому ей очень хотелось перестать вспоминать и переключиться на работу, но ей осталось лишь тупо смотреть на лампу, стоящую на столе, освещающую стол и журнал с больничными записями, мрачным светом. Каким-то слишком ярким, неестественно белесым. Напоминающим мёртвый лунный свет. Айфон, лежащий рядом с журналом, издавал звуки, показывая, что в вайбере ей кто-то написал. То ли Усаги, то ли другие девочки. Ну, уж точно не Алан и не её подружка! Катарина после того, как счастливо вышла замуж за Алана, несмотря на то, что точно знала, что она — жива, не давала о себе знать. А если она писала ей сама, то отвечала редко, с запаздыванием, извинялась, писала, что занята. Мол, работа, муж, домашнее хозяйство, а с недавних пор ещё и дочь. Так что, извини, времени на тебя нет. Вроде как: спасибо, что «подогнала» мужа, но сейчас я уже как-то сама справлюсь. Шорохи разбавляли тишину. Звуки работающих приборов, иногда — безумные крики полных психов. И тихие разговоры тех, кто сошёл с ума, но ещё мог изображать из себя вменяемых. Или даже искренне в это верил. И эти шепотки, тихие стоны, мерзкое хихиканье — сводили её с ума. Словно рядом были демоны — а она не в обличье Сейлор Венеры. Ранимая и словно бы голая. Да она и не могла бы стать ею, так как оставила жезл у Усаги. Как материальное доказательство того, что она — обязательно вернётся. Ведь она им так нужна — строить светлое будущее и сражаться с новыми врагами. С врагами у них никогда проблем не было. Точнее, с тем, что они всегда были. Никакой недостачи, никакого дефицита, хотя очень хотелось обратного. Ей иногда казалось, что даже если в мире наступит апокалипсис, им врагов всё равно отсыпят. Вообще ей этот тихий шумовой фон, который, возможно, отчасти был и галлюцинациями, напоминал о прошлых сражениях. И о Кунсайте. Как же без него! Ей всё чаще казалось, что её кто-то проклял. Или что её судьба — насмешка, издёвка. Вроде как у человека, обожающего сладкого больше жизни, но диабетика при этом. Или с аллергией на самое любимое и самое необходимое. Типа, как человек смертельно болен, но появилось лекарство… На которое у него аллергия. Вот какая беда! Ведь она с подругами лихо уничтожила Кунсайта и других. И не важно, был ли он тогда врагом. Точнее, ей это не важно. И всегда было наплевать. Такая уж она эгоистка. Женственная до розовых соплей, что вызывало насмешки удивительно феминистической Рэй. Ей всегда хотелось иметь парня больше, чем мир во всём мире. Стать певицей, звездой, а ещё любимой! Ничего из этого не получилось. Несмотря на её обаяние и красоту, певицей она была посредственной. Вроде и голос хорош, и песни неплохие, но не цепляла она никого особо. Поэтому и стала медсестрой, чтобы не провести всю жизнь в роли дешёвой певички в прокуренных барах. А ещё её беспокоили странные звуки, напоминающие о движении инвалидной коляски. Словно в каком-нибудь ужасном хорроре. Или пугающем до крика ужастике. И она знала, с кем именно ассоциировала эти звуки. Со странным парнем по имени Саймон Хенрикксон. Двадцатилетним парнем, о котором, в отличие от многих других психов, в этой клинике ходили слухи, рассказывали мрачные байки. И его боялись почти так же, как и нескольких серийных убийц, которые находились в закрытом крыле. И к которым её, к счастью, не допускали. Ей вспомнились разговоры с мрачной коллегой, полной и почти пожилой женщиной, Сарой, которая обожала сплетни. Правда, ей нравились мрачные и кровавые истории, но Минако готова была слушать и такое. Что угодно, пожалуйста, только бы заполнить ужасом свою жизнь, чтобы забыть кошмары прошлого. Поэтому они однажды засиделись на чаем в кафетерии, едва не опоздав с обеда, а Минако внимательно, внутренне дрожа, слушала историю чужой жизни. Узнавала одного из молодых пациентов, которого определили сюда навечно. Она узнала, что Саймон — серийный убийца. Что он убил любимую девушку Софи, своего лечащего врача, а также двух полицейских, которые пытались остановить его попытку суицида. «Остановили на свою голову», — заметила тогда Сара грубым, почти мужским голосом и криво усмехнулась. «Вот так вот и проявляй сострадание к ближнему. Пытайся помочь, — добавила Сара на другой день, когда они пили кофе на дежурстве, пытаясь не уснуть ночью. — А ведь знаешь, несчастливая история этого бедного паренька началась тогда, когда он пытался помочь раненному мужчине на улице, а его намеренно переехали машиной». Глубоко задумавшись, Минако едва не подпрыгнула, когда осознала, что возле её стола очутилась самая настоящая инвалидная коляска. И на ней был и её постоянный обитатель — Саймон. Несмотря на то, что за ним тщательно ухаживали, и брили — бритву в руки ему не давали, пусть и безопасную — он выглядел больным и потрёпанным, словно бомж на свалке. Но даже и так Минако отмечала его красоту: правильные черты лица, смугловатая кожа, каштановые волосы и большие тёмно-карие глаза. Да и тело у него было красивым, это было заметно даже и в больничной пижаме. «Загубленная красота. Да и жизнь заодно», — внезапно подумалось ей. Сейчас лицо юноши было бледным, а под глазами залегли синяки. Черты лица истончились, заострились. — Знаешь, я иногда вижу другой мир, — вдруг произнёс он, едва шевеля поблекшими губами. — Я иногда тоже, — призналась она, пожимая плечами. — И, знаешь, там очень хреново! — прозвучало криком души. И перед внутренним взором снова пронеслись кровавые битвы и мёртвые тела демонов. И тех людей, кого они не успели спасти. Конечно, Усаги считала, что всё и всегда заканчивается хорошо. Такая уж у неё слепая, фанатичная вера в то, что добро всегда побеждает зло. И никто не собирался её переубеждать, потому что, пока принцесса верит, она становится сильнее. — Хочешь пойти со мной, в мой мир? — не слишком уверенно спросил он, улыбаясь застенчиво и глядя на неё мило. Словно был самым обычным парнем, а не убийцей. Впрочем, она почему-то его не судила, даже мысленно. И ей не было противно находиться рядом. Почему-то. И это даже немного пугало, потому что Минако слишком хорошо представляла, что бы сказала даже слишком добрая Усаги, очутившись на её месте. Явно бы ему досталась не такая атака, которая очищает и лишает сил демонов, а та, которая убивает. Впрочем, Сейлор Мун всегда убивала чаще, чем очищала души. — Хочу, — вырвалось у неё, когда Венера поняла, что ей необходим парень. Мужчина. Любовник. И не просто кто-то мимо пробегающий, случайный, чьё имя она и не вспомнит, а тот, кто засядет в сердце, словно пуля. Ей вспомнились их враги — красивые мужчины. И она подумала, что лучше бы Усаги очистила не сестёр преследовательниц, а всех тех парней, которые погибли. Не важно, в битве с ними или от рук своих же союзников. Тем более, что она на самом деле не верила, что характер можно менять, взмахнув волшебной палочкой. И до сих пор считала, что сестрички просто обвели их вокруг пальчиков. Чтобы выжить, пусть и без сил. Конечно, больше всего она скучала за Кунсайтом, но была бы согласна и на любого другого. Хоть на принца Алмаза, хоть на его брата Сапфира… Да даже на доктора Соичи Томоэ! Впрочем, тот выжил, но остался без памяти, без дочери и стал инвалидом. Ну, прямо как Саймон! Да и погибло из-за учёного куда больше людей, чем убил Саймон. Саймон тем временем коснулся её руки через стол. Она не отдёрнула её, хоть и вздрогнула. И они очутились на улице. И Минако поняла, что они появились в другом мире. Просто потому, что были в помещении, а потом — раз! — и уже на улице. Это Стокгольм, она узнала старинные улицы и различные островки, на которых расположены достопримечательности. И всё это очень сильно напоминало ей Лунное королевство. Да и в Швеции были и король, и королева. Мигнув, девушка осознала, что в её руке — жезл, хотя и какой-то не такой. Более мрачный, что ли. Не такой весёленький, в чёрно-белых тонах. А рядом находился Саймон, только он стоял и рядом не было коляски. Стоял на своих двоих! И в руках у него был зажат нож. А за поясом — кобура с револьвером. — Этой мой Стокгольм, — значительно произнёс парень и как-то даже изменился. Стал мрачнее, но одновременно спокойнее и почти счастливее. — Знаешь, сначала я его возненавидел, ведь тут собраны все мои страхи, вся моя боль. Словно она течёт вместо воды в кранах и разливается Балтийским морем. — А что случилось потом? Ты принял свою боль? — спросила она, меняя облик. Саймон несколько минут разглядывал её боевой прикид, но его уже ничем нельзя было пронять или удивить. — Возможно, — парень пожал плечами. — Просто тут у меня есть множество преимуществ. Понимаешь, в этом мире я могу защищаться! И я ХОЖУ. И у меня есть оружие. И монстры выглядят как монстры. Да тут вообще нет живых людей! А в реальности ты никогда не сможешь увидеть врага, и поэтому вряд ли получится защититься. Сохранить свою целостность. И не важно, будет ли разрушено твоё тело или душа. Он помолчал, мрачно глядя перед собой. Пошевелил пальцами в чёрных перчатках с обрезанными пальцами, напоминая ей этим взломщика сейфовых замков. — И в обычном городе очень сложно отплатить врагу, даже если ты можешь. А потом тебя же посадят, когда ты отомстишь за свою боль. Превышение самообороны — и всё такое. Даже будучи жертвой, ты всё равно будешь виноватым. Знаешь, — он развернулся к ней, — в реальности сильный тоже всегда прав. Только слабым втирают то, что они неправы, когда не хотят быть жертвами, играть по чужим правилам, изображать из себя пешки, ходячие куски мяса и бесплатные ресурсы. Например, обычным людям чаще всего запрещено носить оружие… Но у любого преступника оно будет. И угадай, кто в этом случае выиграет? — язвительно и зло произнёс он. — Я понимаю, — кивнула Минако, потому что она и правда это понимала. — Тут ты можешь быть собой. Когда среди монстров, довольно жутких на вид, чего только стоили зомби-дети в чёрных мусорных мешка из полиэтилена! — появились те, кого помнила она, то едва не споткнулась на ровном месте. И долго стояла, застыв, словно статуя, не в силах навредить тем, кто и так погиб из-за всей этой бессмысленной войны бобра с ослом. Ей на долгое мгновенье показалось, что вся её жизнь на Земле была сном, а она всё ещё находится на Луне, во время последнего сражения. Потому что четыре генерала казались такими же, какими были тогда — завороженными, поглощёнными злом, но живыми. Но когда Саймон ощутимо толкнул её, сбивая с ног, чтобы убрать её с дороги и начать наконец-то стрелять, она осознала, что они все — мертвы. Зомби. Дёрганные движения, в отличие от молниеносных прыжков и мгновенных атак, слишком бледные лица, пустые глаза… Тогда, когда Джедайт, Зойсайт, Кунсайт и Нефрит сражались с ними, их глаза горели злобой, яростью, ненавистью, но не были пустыми, словно у кукол. Её атаки в этом месте изменились. Она швырялась огненными файерболами, молниями и сгустками тьмы. А её коронное связывание цепью стало поистине жутким, так как золотые цепи стали чёрными, мрачными, шипастыми, да ещё и ядовитыми. И самым жутким было то, что враги не атаковали своими любимыми атаками, а пытались разодрать их на куски голыми руками. Разве что «Мозги!», не рычали. — Твои бывшие знакомые? — поинтересовался Саймон, когда они всех убили и забрались в одно из высотных зданий, где кое-где даже горели окна, но живых не было. Парень, имеющий опыт нахождения в этом мире, выбил дверь, выбрав ту квартиру, где в окнах не горел свет. А затем закрыл дверь на цепочку и подпёр шкафом — с её помощью. — Не включай свет, — шепнул он, встав сзади, так что у неё мороз прошёл по коже. Стоя позади неё, Саймон казался опасным не менее её бывших врагов и нынешних монстров. — А то они появятся, — пояснил он, положив руки ей на плечи. Сильные ладони с мозолями. Неожиданно давящая аура Зла вызвала у неё совсем не такую реакцию, которую Минако ожидала от себя. Темнота, раскинувшийся внизу мрачный теневой город, странные звуки, доносящиеся сверху и снизу, но через перегородки и потолки — всё это вызвало неконтролируемую дрожь и ощущение холода, которое окутало всё тело. Словно её вновь заморозил Кунсайт. И лишь от его ладоней было тепло. — Мне так холодно! — вырвалось у девушки. Она закрыла глаза и прислонилась к нему головой и всем телом. — Согрей меня. В ответ она услышала нервный смешок. — Ладно, я попробую. Только я не умею, — честно признался он. И словно бы покраснел. Она этого не видела, конечно, но словно бы ощутила. Будто горячая волна, которая прошла от его лица по телу, задела и её кожу. — Я тоже не умею, — созналась она. — Разве? — искренне изумился он. Явно пробил челюстью несколько этажей. — Такая красавица! Никогда таких не видел. Ты… сияешь. — Не напоминай, — покачала она головой. Сияние Венера ассоциировала лишь с Сейлор Мун, точнее, с Принцессой. — Хорошо, буду молчать и действовать. — Вот и ладненько, — поощрила она его догадливость. Минако стояла столбом и не знала, куда себя деть. Хотелось стонать до крика, куда-то сбежать и спрятаться, например, в шкафу. Где явно могли храниться самые натуральные скелеты, а не метафорические. Это было… невообразимо. Она слышала его тяжёлое дыхание, которое заполнило пустоту и заглушило все фоновые скрежеты, шорохи и даже крики, доносящиеся откуда-то с улицы. А ощущения от словно бы раскалённых ладоней на ставшем холодным, но при этом слишком чувствительном теле, казались чрезмерными. Будто её пытали, а не ласкали. Даже когда Саймон осторожно прикасался к её спине, плечам, шее, это было очень приятно. Но когда его руки коснулись её груди, а потом и сжали оба полушария, она чуть не заскулила. И едва не сломала ему нос, резко откидывая голову ещё сильнее. Хорошо, что уклоняться он умел на рефлексах, в любом состоянии. Но долго её мучить он и не собирался. Развернул к себе, толкнул на кровать и улёгся сверху. И ей захотелось засмеяться, так как возиться на постели, стаскивая одежду, оказалось очень неловко и даже забавно. Словно они были двумя неопытными подростками, которые не догадываются, что сначала лучше бы раздеться, а потом заняться сексом. Но эта лёгкость наложилась на страсть, и всё получилось неловко, постыдно, жарко и прекрасно. И даже боль оказалась лишь острой приправой к изысканному наслаждению. Принимая его в себя, Минако думала о том, как же ей на самом деле хотелось влюбиться. Как долго мечтала она о любимом парне, с которым можно было бы вот так соединиться. И ей было плевать, что её парень — истинное Зло во плоти. Возможно, куда большее, чем те демоны. Которые, ну, просто демоны. Её до безумия возбуждала его мужественность. И она была способна принять его депрессию и глубокую мрачность. И даже жестокость, направленную на монстров, но не на неё. — Однажды моя бывшая одноклассница, Софи, бросилась с крыши, лишь бы не находиться рядом со мной. После того, как я признался ей в любви, — сознался он, когда они лежали, ожидая наступления утра. — Она была не настоящей, конечно. Нечто среднее между монстром и призраком. Тень. Такие тут тоже есть. И всегда те, кого ты знаешь в реальности. Так я встретил моего лечащего психиатра, который затем попытался меня убить. И я убил его. Тут встречаются и настоящие люди, правда, всегда мёртвые. Но убиваю их не я, — добавил он быстро. Она всё ещё не могла разглядеть его лица, но ощущала, что он не врёт. Они помолчали, сплетая пальцы, повернувшись друг к другу лицами, хоть и не могли различить очертания друг друга в вязкой тьме, в которой растворялись даже тени и сама ночь. — Я рассказываю тебе об этом, так как мы останемся тут навсегда, — неожиданно произнёс Саймон дрожащим голосом. — Прости меня. Я не должен быть тебя втягивать во всё это. Просто… Я сразу влюбился в тебя, как только увидел издалека. Такая красивая, такая яркая, такая нежная улыбка… И ты посмотрела на меня. На меня обычно не смотрят девушки. Особенно красивые. Я для них никто. Ей внезапно вспомнились рассказы Сары, других медсестёр, медбратов, терапевтов и психиатров. Те рассказывали, что даже в пустынных коридорах и пустующих палатах часто слышится звук перемещающейся инвалидной коляски. Пустой и зловещей. И что время от времени в клинике кто-то погибает от ножевых ран. Но следов убийцы нет, и никому не ясно, как он проникает в закрытые помещения, ведь повсюду камеры, которые ничего не фиксируют, кодовые замки и охранники, вооружённые до ноздрей. Убийца проникает сквозь стены мира — вот и весь ответ. Убийца, который убил её, когда она смотрела на Саймона в коляске. Потому что это был другой Саймон, который не является калекой, в котором скопилась вся ярость и ненависть истинного Саймона. Теперь она вспомнила, как ей в шею вонзили нож. И оба Саймона смотрели на неё с двух сторон. А ещё она осознала, что рано или поздно среди монстров появятся не только враги, но и её подруги. Не настоящие, конечно. Это будут Тени, которые попытаются их убить. Потому что даже Тени замотивированы на то, чтобы убивать злодеев. А они теперь злодеи… Потому что Саймон — серийный убийца, а она любит его всем сердцем. Пусть бы оно и почернеет. — Я тебя прощаю, — тихо ответила она. Прижалась к нему всем телом и получила поцелуй в губы и крепкие объятия таких прекрасных и сильных рук. Которые смогут защитить её от всего. В реальности Саймон убил себя, после того, как его альтер-эго прикончило самую прекрасную медсестру на свете. Его двойник заботливо оставил ему нож. И затем он соединился со своим вторым Я в единое целое. Чтобы быть вместе с ней. Хотя второй Саймон ещё несколько столетий ворчал в его голове, что теперь ему не выбраться в реальность и не развлечься в психбольнице.