Героями не рождаются, черт возьми!

— Ты спрашиваешь меня - хочу ли я?! — Теперь же злость переполняла ее намного больше чем страх. — Ну, у нас же «договоренность»? — Килгрейв подошел еще немного ближе, но невероятно медленно, как если бы подходил к озверевшему зверю. — Вот я и даю тебе право выбора. Учитывая то, что ты хочешь проверить свои гипотезы. — Уставившись в ожидании, он мог наблюдать над целой гаммой эмоций на ее лице. — Ооо да! Мне просто не терпится вновь испытать, какого же это быть жертвой! — Она хотела было толкнуть его, но толку - она понимала к чему он ведет. Выдохнув она собралась с силами. — Я не хочу чтобы ты вновь испытывал людей как подопытных крыс, так что договоримся на простых действиях, а иначе какой в тебе толк. — Кажется ее слова обидели его, в любом случае задели так точно. Им обоим предстоит урок социализации. — Какой толк спрашиваешь? Хорошо, ладно. Начнем с простого, тебе ведь плевать на меня. Хм. Скажи что ты любишь меня Джессика, — Килгрейв уже раздраженно дожидался любимых слов, которых не слышал довольно давно. Но никаких заветных слов он не услышал, лишь довольное и самоуверенное лицо перед собой. — А мне начинает нравится этот эксперимент, кажется кто-то медленно возвращается к истокам? — Теперь у Джессики был свой козырь в кармане, осталось узнать что способствовало этому. Она была уверена в своей победе как никогда. В один момент ей казалось он сможет захватить целый город, сейчас же он не может отдать простой приказ, учитывая диапазон его сил. У Килгрейва настали проблемы, кажется он пребывал в шоке или его постигло настоящее чувство страха, так ей казалось. Ведь что еще он может без своих чертовых сил? В любом случае у него был будто потерянный вид, впрочем в минуты победы она могла видеть то что сама и хотела. — Ты еще успеешь пожалеть об этих словах Джессика, — он ядовито улыбнулся и кажется она действительно рано ликовала на счет своей правоты. Он резко схватил ее за талию одной рукой и мертвой хваткой вцепился за правую руку другой. — А теперь поцелуй меня так, как ты давно того хотела. Всего лишь секунда замешательства. А после… нечто, что заставило бы ее застрелиться от переполняющих чувств. Поцелуй со вкусом боли, страха - поражения. Но в то же время, оно наполняло ее желанием, вожделением и голодом. Желанием к единственному, кого ненавидела, но в то же время не могла отпустить. Тот кто понимал ее мотивы. Единственного, кто не боялся ее как женщину, а лишь желал все больше и больше, упивался ее силой, ее харизмой. Теперь ему было совершенно скучно командовать, ему хотелось получить весь кусок деликатеса, а не тот жалкий кусочек. Поцелуй только начался, но казалось будто время остановилось - превратилось в абсолют, у обоих было лишь одно желание — чтобы этот момент не прекращался. Ведь именно сейчас они могли быть собой, не притворяться хотя бы в момент падения. Хотя бы сейчас. Они не могли насытиться, казалось они хотели разорвать друг друга на части именно подобным способом - с болью и удовольствием. Касания становились все хаотичней, языки сплетались в безумный танец, губы были изранены и кровоточили - пусть так, но сейчас они были как никогда близки. Конечно же эти ощущения были чужды Джессике, она резко оттолкнула его, хотя хотелось притянуть. — Да. Я стал слаб как никогда, даже не зная причины, но как видишь касание все еще спасает, в этом есть что-то интимное, не находишь? — Находясь в полнейшем шоке от собственных действий, которые вполне осознавала, Джессика конечно же хотела лишь сбежать. Больше всего она ненавидела эти взгляды, для нее они были сильнее любого удара. Несмотря на приказ, она не чувствовала отвращения от своего порыва - совсем наоборот и именно за это себя ненавидела. За истинные чувства к Килгрейву. За то что подчинялась. Стокгольмский синдром или она сошла с ума, о другом она даже не могла подумать. Не хотела. — Только не сбегай, от себя не убежишь - от меня тем более. Зачем притворяться? Здесь никого нет, никто нас не видит, не видит нашей истинной сущности. Здесь мы можем быть самими собой. Почему ты не можешь признаться, если не мне - то хотя бы самой себе! — На этот раз он был злее обычного, просто усевшись на кровать от чувства бессилия перед тупыми чувствами - настоящими чувствами. Ожидание всегда убивает, особенно когда знаешь, что победа была и не так важна. Определенно не такая победа. — Из нас двоих пока только я один не вру самому себе, слушаю как чертова собака все твои нравоучения и посылы доброй воли! Пытаюсь тебе угодить лишь бы быть с тобой. Но наша истинная сущность всегда будет брать верх, как бы мы не притворялись перед другими людьми! Какие бы маски не примеряли! Смирись уже с этим фактом! Тебе не переделать во мне мерзавца и урода, ты ломаешь меня так же, как я пытался сломать тебя когда-то! Сама же ты никогда не будешь героиней, какой хочешь быть глубоко внутри. Мы можем лишь саморазрушаться или быть причиной разрушений. Мы друг друга черт возьми стоим… Этот монолог лишь добил ее. Он был прав - он был прав черт возьми. Это была грязная правда, которую он преподнес ей на блюдечке. И это мать его принесло лишь удовлетворение, каким бы мерзким не было это ощущение. Джессика облокотилась о дверь, просто стоять вот так и смотреть на сидевшего на кровати Килгрейва было невыносимо. Он ждал ее, ждал как никогда. Но так и не дождался. — Что-ж… Ахахаах. Что же я еще мог ожидать, конечно же ты ненавидишь меня всей душой. Зачем ты меня спасла... — Он не смотрел на нее, спрятал свое лицо в ладонях, сгорбившись как статуя. — А знаешь. Ты права. Я начал терять свои способности, возможно потому-что рядом с тобой мой рассудок был в норме, казалось быть рядом с тобой мне достаточно, моя сила была на втором месте после тебя, для меня это перестало быть важной частью. Но теперь… Теперь я понимаю, что ты также вызываешь во мне невероятный гнев, а это именно тот самый секретный ингредиент, который лишь разъедает меня изнутри. Безответные чувства, как же банально хах. Но я тебя понимаю. Да, ахахах поверь - понимаю. Я ведь обещал тебе, что больше не притронусь к тебе, если ты будешь против, но… — Тут Килгрейв резко встал. Подойдя к шкафу, он достал свой старый черный костюм. Заметив тёмно-фиолетовую рубашку он усмехнулся, решил себя немного потешить. Пошло оно все. Одевшись он сел обратно на кровать. Прежний облик ударил Джессику былыми воспоминаниями, она ожидала худшего. — Подойди ко мне. — Джессика подошла сразу же, она даже не осознала этого сразу (о нет). — Ты наверное думаешь, что я сделаю нечто ужасное, не так ли? — Он не смотрел на нее — не хотел. — Поверь, я уже устал — устал гоняться за тобой. Устал гоняться за люб… Я.. я устал. И единственное что я хочу тебе оставить, так это немного моей боли. Ведь я знаю тебя как никто другой в этом чертовом городе. Присядь Джессика. — И стоило ей сесть рядом с ним, как он прошептал ей на ухо последний приказ в этом доме: Сейчас ты ляжешь на эту кровать и… Быстро скинув с себя одежду, она бросилась в руки к собственному дьяволу, который дождался исповеди от грешницы. — Наконец-то… — Блаженно, как от соприкосновения к падшему ангелу проговорил Килгрейв. — Заткнись, просто заткнись — хотя бы раз. Несмотря на обет молчания с каждой стороны, казалось что они оба кричали. Они чувствовали как кричали их тела от того, как же ужасно правильно то, что происходит. Мысли отключились, было лишь единение запятнанных душ. Сняв с себя с себя последнюю часть гардероба, Килгрейв опрокинул Джессику на кровать и тут же бросился выцеловывать ее бледное худое тело, по которому безумно скучал все это время. Ее кожа казалась ледяной и ему еще предстояло ее согреть, а иначе он чувствовал, что сгорит сам. Ее руки бродили по всему его торсу, плечам и бедрам, она не знала что делать, теперь когда власть была при ней — когда она могла делать все. Она, что может проломить его череп, теперь же так боялась просто его касаться - но не ради боли. Но возможно чувство подчинения было тем что ей нравилось именно в постели, когда всю жизнь тебе приходится жить как чертов герой, который не знает слабости. И Килгрейв позволял ей таковой быть. Схватив обе ее руки, держа над ее головой, он вновь устремился к ее пухлым и уже алым как кровь губам, он не мог насытиться, особенно сейчас — когда она отвечала взаимностью. Ее взаимность было самым опьяняющим чувством, самым прекрасным. Касаясь ее языка и тем самым отвлекая, он нежно ласкал ее грудь, аккуратными движениями спускаясь все ниже и наконец начиная по-настоящему сводить ее с ума. Для Килгрейва было множество плюсов в прошлых утехах, он помнил ее чувствительные места, он помнил каждую клеточку ее тела, он не хотел причинить ей дискомфорт или боль. Только не сейчас. Лаская ее, он наслаждался ее румяным лицом, ее рваными стонами удовольствия. — Ахх, черт, трахни уже меня ублюдок! Хватит этих прелюдий! — О, кто-то нарушил обет молчания и за это ты будешь наказана Джессика. — Он резко загнал свои пальцы ей в рот, намекая на то что смазки сегодня не будет. Подчиняясь этой идее, это лишь еще больше ее возбудило. — Ну же Джессика, я знаю насколько ты талантлива, но сейчас это всего лишь пальцы, не так уж и сложно, правда? — Наконец медленно вытащив свои пальцы, он слизал ниточку слюны с ее губ, вновь приникая голодным поцелуем и тут же начиная трахать ее своими пальцами. Джессика начала стонать не отрываясь от Килгрейва, больно держа того за волосы, но как только мужчина начал стимулировать ее все быстрее и быстрее, так удовлеторительно трахая ее своими идеальными пальцами, она уже не могла выдержать, отвернув голову от безумно разрывающего чувства возбуждения и предстоящего оргазма, она могла лишь кричать и просить о большем. Наконец-то чуть ли не сходя с ума, он резко остановился, чтобы вновь обхватить ее лицо и вновь яро поцеловать, в то же время начиная тереться о ее бедро уже давно стоящим членом. Но нет. Он так долго ждал этого, он будет играть с ней столько, сколько выдержит его блядская натура. — Ну же Джессика, дай же мне доставить тебе еще большее удовольствие… — Ничего не соображая, Джессика лишь глубоко дышала, надеясь дожить до утра. Резко проснувшись на кровати рано утром, Джессика была дезориентирована. Кровать была застелена как и прежде, одежда была при ней, вещи не валялись, а Кевина рядом не было. Он ушел, так и не посмотрев на нее в последний раз.