Тысячный день

Перевод примечания автора: Есть такая фанонная теория, что День рождения Англии сегодня — 23-его апреля, в День Святого Георгия. Хорошая дата — это, ко всему прочему, ещё и День рождения Шекспира (уже 450-ый)... (П/п: история опубликована в 2014 году.) И одновременно это день его смерти. Ну не мог он обойтись без драмы. Дисклеймер: эта история не о Шекспире. *** 1532. — Что скажу я? — О, это опасный вопрос. Англия замирает, поднимает взгляд на своего короля; этого испорченного, гневливого мерзавца, Генриха. — Самая большая глупость, какую я от тебя слышал. Не думал назвать её «Церковью Генриха»? Его король, весь в золоте и дорогом бархате, закидывает ногу на ногу. Они с Англией совсем одни в этом просторном тронном зале; его освещает стройный ряд свечей. В воздухе витает аромат вереска и гвоздики. — Ты — мое предназначение, — низко говорит Генрих. — Вся моя любовь и преданность по праву твои. — О? Неужели ты не оставишь ни капли для жены или бога? — нахально спрашивает Англия. — Даже неважно, о которой жене речь. — Екатерина не может подарить мне сына, — возражает Генрих. — Значит, придется остановить выбор на Анне. Если у нас не появится наследни— — Но разве твоя наследница не Мария? — Я говорю о сыне, о сыне! — Он снова заводит старую песню; Генрих вымотан, изможден, а его нация, по которой он изнывает, равнодушна к его метаниям. — За кого Марии выйти замуж, если не за чужеземного принца? Не такого ли приглашения ждут Франция и Испания, чтобы тотчас схватить тебя за горло? Англия прижимает к вискам кончики пальцев, шумно выдыхает. Красный бархат гулко шуршит по его груди в тишине зала. Недолгое молчание. — У тебя в наивысшей степени развито чувство долга... — начинает Англия суховатым тоном. Люди имели обыкновение очень быстро его выматывать. — Как и у твоей жены. Ты не можешь требовать, чтобы Анну приняли вместо Екатерины. Генрих сидит на стуле и склоняется вперед, останавливает взгляд на своей нации — существе с человеческим обликом, но с нечеловеческим мышлением. Англия мечется по комнате, будто загнанный в клетку тигр, и замирает, чтобы взглянуть королю в глаза. Он уважает своих правителей, но не преклоняется перед ними. Они по праву его. — Ты, Англия, — тихо произносит Генрих, — ты примешь её? — Она хотя бы англичанка, — отвечает он. Не хочется попусту разглагольствовать; Генрих всё равно поступит по-своему. — Испании будет больше не на что претендовать. — Тогда всё решено... — Генрих откидывается на спинку стула. Он доволен таким ответом. — Только тебе придется сменить религию. Англия фыркает. — Сам знаешь, что это меня заботит в последнюю очередь. — Ты должен хотя бы притвориться, что это не так, — Генрих замолкает. — «Церковь Англии». Помоги мне исполнить долг: таково мое предназначение. Англия сдерживается, чтобы не скорчиться от отвращения, и только кивает. — Хорошо, мой государь, — бормочет он, — возразить мне нечего. — Он глядит на Генриха из-под опущенных ресниц, видит его насквозь. — В конце концов... Вы настаиваете, что всё это свершается из любви ко мне. *** 1533. Люди и нации схожи лишь обликом. Нации не очень-то понимают, что такое все эти боги, эта любовь; они очень неприхотливы в плане еды и сна; у них нет желания совокупляться, потому что они неспособны заводить детей. Но им нет равных в красноречии и битвах: и то, и другое испокон веков льется песней в их крови. За дверью как раз пахнет, будто на поле брани — там творится сокровенное, непостижимое для Англии чудо. Люди способны создавать такие замечательные вещи: величественные короны с тонкой филигранью; красивейшие, изготовленные вручную Библии и вышивку такой невиданной красоты, что её создательниц в пору считать колдуньями. И зная это, Англия думает, что людям давно пора переосмыслить неприглядное искусство сотворения детей. Он видит, как буря проносится по лицу короля, когда тот вырывается из комнаты: дурные вести. — Мертворождённый? — Нет, — морщится Генрих. — Девочка. Он ускользает, чтобы зализать раны. Англия мнется, тоже хочет ускользнуть — они с превеликим трудом возвели Анну на престол, и тут такая унизительная потеря. Но что-то заставляет его остановиться, приложить руку к стене. Он слышит, как ревёт младенец: высоко и пронзительно. Бедняжка, не успела раскрыть глаз, а уже попала под жернова. Англия мягко ступает внутрь комнаты, тяжёлая дверь скрипит за его спиной. В комнате воняет дымом, кровью, и резкий, оранжевый свет свечей полосками расползается по стенам. У ложа королевы вертятся несколько фрейлин и повитуха; когда они замечают Англию, то глядят на него с опаской. Король — единственный мужчина, которому дозволено входить в покои королевы, и Англия подозревает, что его краткий визит никого не утешил. Повитуха узнает его и кивает. Женщины расступаются, подпускают его к кровати. Тёмные волосы королевы ореолом разметались по подушкам, её кожа блестит от пота — и Англия замечает, что Анна плакала. В слабых руках она держит младенца, завернутого в белую пеленку. Когда Англия останавливается у ложа, она поднимает на него взгляд. Королева прикусывает пухлую нижнюю губу; её лицо кривится так, будто она вот-вот снова расплачется. — Девочка, — шепчет она. Её дыхание сбивается. — Знаю. — Он садится на самый край кровати, тянет к Анне руки. — Можно её подержать? Королева дрожащими руками протягивает ему малышку, передает её. Она — вертящийся комочек мягкости, который тепло прижимается к груди Англии. У него нет такой привычки, качать новорожденных крох; да и одет он самым неподходящим образом. Но почему-то он улыбается этой сморщенной, скорченной в его руках малютке. — Моя новая принцесса... — нежно говорит он, протягивая ей палец: малышка хватает его липкой ладошкой, пытается сомкнуть вокруг него свои крохотные пальчики. — Быть может, однажды ты станешь моей королевой. Он смотрит на Анну. Улыбается ей, хочет приободрить её, но она отводит взгляд. На её щеках блестит влага. — Уже дали ей имя? — спрашивает он, снова глядя на принцессу. — Елизавета, — шепчет королева. — Елизавета. — Англия касается щеки малютки большим пальцем. На голове у неё торчит клок волос того же цвета, что и у её отца. — Какое замечательное имя. *** 1536. Ей нет и трёх лет от роду. Этого она не вспомнит. У неё рыжие кудри, обрамляющие лицо, будто огненные крылья херувима. Иногда Англия играет с ней — он, безбожное чудовище, в честь которого названа церковь, сидит на полу, возится с ней и её куклами. Эта крошечная принцесса — в своем роде узница. Англии интересно, как сложится её судьба. Её единокровная сестра, Мария, бросает на него недовольные взгляды. У неё тёмные волосы и губы матери; Мария католичка и наполовину испанка. Она знает, какова роль Англии во всем этом. Когда она станет королевой, то не станет ему подчиняться. И ему не за что её винить — ведь он и сам этого не любит. Англия не идет на казнь. Он сидит с Елизаветой, которая расчесывает кукле волосы и не спрашивает, где её мама. Про отца она не спрашивает никогда. После полудня, когда няня забирает принцессу к себе, Англия идёт искать Генриха. Он слышал, будто бы король играл в теннис, пока Анна всходила на эшафот. Генрих у себя в покоях. Сегодня на его плечи легло бремя семи жизней: жизни королевы и шести мужчин, с которыми она ему якобы изменяла. Англия считал, что не стоило раздувать скандал на пустом месте — всё это ему претило, потому что и у самого Генриха хватало любовниц. Анна была одной из них. — Мой государь, — холодно зовет его Англия, переступая порог. Генрих не один. Рядом с ним женщина, простушка в строгом головном уборе и вуали. Англия узнает её: это одна из фрейлин Анны. Король выпроваживает её прямо на глазах у своей нации и на прощание прижимается губами к белой руке. Фрейлина опускает глаза и спешно уходит, её юбки задевают Англию. Она пахнет мёдом и пряностями. Ничего плотского. Пока что. — Не прошло и полдня, — лукавит Англия, — и вот я застаю тебя с другой. Совсем стыд потерял? — Никакого стыда: для меня есть только долг, — упрямится Генрих. — Этот суд — всё равно, что оскорбление. Я должен оставить его позади. — Кто она? — Джейн Сеймур. — Генрих поднимает кверху свой волевой подбородок. — Она станет моей невестой. — Ты говоришь об оскорблениях, — взрывается Англия, — однако сам оскорбляешь меня: без надобности насаждаешь мне бестолковую церковь, и всё для Анны, которая уже позабыта ради другой. Ничего не изменилось. — Он скрещивает руки на груди; его шелковые рукава шелестят, касаясь друг друга. — Я не стану в этом участвовать. — Джейн подарит мне сына и наследника, — настаивает Генрих. — В этом у меня нет сомнений— — А у меня нет сомнений в том, что над нами потешается вся Европа, — холодно перебивает Англия. — Это твоя интрижка и твое дело; но третьей королевы я не приму. Он разворачивается, хочет уйти. Генрих встает. — Как только у нас появится принц, всё позабудется, — восклицает он в полуотчаянии. — Во имя будущего следует совершать ошибки, пытаться снова и снова — но я простой смертный. Мне неведома воля божья. Англия останавливается в дверях. — Хочешь сказать, — говорит он низким, опасным тоном, — будь она тебе ведома, ты бы ни за что не положил глаз на Анну. Екатерина мертва — ты мог бы жениться на Джейн Сеймур, не пятная мое имя. — Но откуда же мне было знать? — возражает Генрих. — Я — не ты. Я смертен. Я не могу обдумывать решения веками. — Он затихает. — Если бы Анна только— — Умолкни, молю тебя, — Англия качает головой. — Голова трещит от этого вздора. Он оставляет Генриха восвояси. Никогда ещё Англия не чувствовал себя таким униженным; да уж, посмешище всея Европы: нация, которая не может сдержать в узде собственного правителя. Может, Англия и не склонит пред ним голову, но этот самодур заковал его в великолепную позолоченную клетку — его, Анну и Елизавету: и они поют по прихоти короля. *** 1559. Коронация Елизаветы прекрасна: её платье всё в золоте и багрице. Рыжие волосы венчает корона. Всё в ней напоминает отца, напоминает Тюдоров — этот цвет, этот нрав, эта воинственность. Но она другая. Она продержится. Англия преклоняет пред ней колено, чтобы поцеловать протянутую ему руку, белую и обрамленную драгоценностями. Её кольцо — это обещание не позорить его честь. Когда он склоняет пред ней голову, она смеется, называет его златовласым дьяволом. Она знает, что он такое; понимает, что может звать его мужем, но не cможет позвать его в свою постель. Их помолвка идеальна — и это только начало. *** Перевод примечания автора: Всё это будет ужасно знакомо любому британцу или всякому, кто подкован в британской истории. Для тех, кто подкован не так хорошо: Генрих: Генрих Восьмой, король Англии в 1509–1547 годах. Он очень, ну очень хотел сына и женился снова и снова, пока не заполучил его (а потом опять взялся жениться — всего у него было шесть жен). Все трое его выживших детей унаследовали трон — хотя правление Эдуарда VI и Марии I длилось недолго. Екатерина: Екатерина Арагонская, первая жена Генриха и вдова его старшего брата Артура, который умер незадолго до своего пятнадцатилетия. Она была испанкой и католичкой, поэтому католики поддерживали её даже после того, как Генрих к ней охладел. Ватикан отказался дать Генриху развод, поэтому Генрих отрекся от римско-католической церкви и основал Церковь Англии (королева Британии и по сей день является её главой). Анна: Анна Болейн, вторая жена Генриха и мать Елизаветы I. Как и Екатерина, она не смогла подарить Генриху сына и быстро потеряла расположение короля. Он обвинил её в измене, предательстве и колдовстве. Анну обезглавили в Лондонском Тауэре в 1536 году. Её прозвали «Королевой тысячи дней». (П/п: более точное прозвище — «Anne Of The Thousand Days», «Анна на тысячу дней». Судя по всему, прозвище обрело популярность после одноименной пьесы Максвелла Андерсона и фильма 1969 г. по её мотивам). Джейн Сеймур была третьей женой Генриха — он женился на ней через 11 дней после казни Анны. Джейн удалось родить Генриху сына Эдуарда, который умер в пятнадцать лет, но сама она так и не оправилась от родов и умерла через две недели после рождения сына. Из всех жен Генриха её одну похоронили с королевскими почестями. Елизавета I: самая видная и последняя представительница династии Тюдоров, отбившая у Испании охоту нападать на Англию. Она правила 45 лет и так и не вышла замуж — Елизавета заявляла, будто она замужем за Королевством Англией. И даже носила обручальное кольцо! Своей долгосрочной карьерой Шекспир очень обязан её любви к искусству — Елизавета покровительствовала театрам и защищала постановки от возмущённых пуритан. ...такие вот дела. Он там был. Вроде как XD