Наследники

– Итак, господа, – поднимаясь с кресла, своим обычным скрипучим голосом сказал маркиз Лихтенладе. – Намеченная повестка дня исчерпана. И, если Его Величество ничего не захочет добавить, будем считать сегодняшнее заседание законченным. Ваше Величество? – Нет, – как всегда равнодушно покачал головой Фридрих. – больше ничего не нужно. Вы свободны, господа. Члены государственного совета, несколько нестройно пошумев стульями, двинулись к выходу. – Маркиз фон Лихтенладе? – окликнул император. Канцлер, чуть помедлив, обернулся. – Я бы попросил вас немного задержаться. Остальные члены совета тоже остановились. – Нет–нет, господа, – махнул рукой Фридрих. – Вы можете возвращаться к своим обязанностям. Слуга закрыл за вышедшими сановниками двери. – Эта старая амёба развела секреты... – проворчал один из министров. – Или нынешняя пассия надоела, и ему захотелось другую, посвежее? – Господа! – шикнул Мюккенбергер. – Думайте, что вы говорите! *** – Лихтенладе, – Фридрих поднял глаза. – Могу ли я попросить вас уделить мне с полчаса вашего драгоценного времени? – Я весь к услугам Вашего величества, – "что же ещё взбрело Вам в голову, интересно? И так из–за вашего отношения государство скоро в Хель провалится!" Фридрих встал, одёрнул камзол тёмно–абрикосового цвета и подошёл к окну, выходящему в сад. Лихтенладе молча ждал. – Подойдите сюда, Клаус, – Лихтенладе приблизился. Фридрих по–прежнему смотрел куда–то вдаль. – Посмотрите на эти цветы. Они прекрасны, не правда ли? – Несомненно, Ваше величество, – "что же Вы всё–таки от меня хотите?" – А знаете, Лихтенладе, я приглашаю вас пообщаться с ними. Я недавно вывел новый сорт. Эти цветы великолепны! Я назвал этот сорт "Нежная Благодать". Они молча шли по оранжерее. Вокруг благоухали и словно пели какую–то чарующую магическую песню прекрасные розы. Белые, алые, персиковые, бледно-голубые, даже нежно–салатовые... – Вот она, Клаус, – Фридрих остановился около одной из клумб. – Моя Нежная Благодать... Лихтенладе со смесью удивления, восхищения и сарказма смотрел на роскошный крупный тёмно–розовый с золотистыми прожилками цветок. "Лучше бы вы честно назвали этот злополучный цветок "Аннерозе"... Ох, что же вы делаете, Ваше величество!" – Вы простите меня, Клаус, что я выдернул вас сюда. Но есть есть вещи, о которых там, – он кивнул на стены дворца. – говорить не следует. – Что вы, Ваше величество, – поклонился Лихтенладе. "Неужели догадался, что служба безопасности всё-таки работает? Или кого-то из них пора заменить?" – Я всего лишь Ваш слуга. Ваше слово для меня – закон. Чем я могу вам помочь? – Да–да... – кайзер оторвал взгляд от цветка. – Я долго думал, Клаус... Мне некому оставить престол. – Ваше величество! – "Боги милосердные! Неужели наконец–то задумался!" – Перестаньте, Клаус, – отмахнулся Фридрих. – Вы же знаете, что с тех пор, как погибли мой сын и невестка, мне надеяться не на что. – У Вас есть внуки, Ваше величество! – "которым по разным причинам нельзя ничего доверять!" Фридрих с тоской посмотрел на своего советника и взялся за садовые ножницы. – Вы смеётесь надо мной, Клаус? Две девчонки, у которых на уме только амуры, танцы, моды и бриллианты, и маленький мальчик, которого, к тому же, невероятно избаловали. Да, понимаю, в моих силах было это изменить, но... Я не смог. Он – единственное, что осталось от Людвига... Да и дурная кровь этой избалованной бабёнки тоже влияет. А за девочек примутся всё решать их папаши. – Осмелюсь напомнить, Ваше величество, – осторожно произнёс Лихтенладе. – что кандидатуру фрау Адельгейде утвердили вы и ваша покойная супруга. Так же, как и кандидатуры господ Брауншвейга и Литтенхайма. – Да, это мы виноваты. Впрочем, мне мою жену тоже выбрали родители... Я хочу изменить закон о престолонаследии, Лихтенладе. До совершеннолетия Йозефа я не доживу, так что остаётся либо выбрать Лиззи или Бине достойного мужа и сделать его не консортом, а полноправным правителем. Либо просто передать всё не Гольденбауму. И вы должны мне помочь. Канцлер молчал, словно поражённый громом. – Я не ослышался, Ваше величество? – через несколько секунд пробормотал он. – Отдать трон не члену императорской фамилии? – Отдать достойному, Клаус, – не поворачиваясь ответил Фридрих. – Ваше величество... – Лихтенладе замялся, подбирая слова. – Вы уверены, что ваш избранник окажется действительно достойным? Уверены, что остальные ваши родственники не будут обижены? Уверены, что не начнётся гражданская война? Мятежники и так не дают нам покоя. Не хватает только раздоров внутри страны! – Нет, нет и нет, – вздохнул Фридрих. – Поэтому мне нужны вы. Уговорить, научить, предотвратить. – Простите меня, Ваше величество, – по–прежнему качал головой Лихтенладе. – Но всё это – сложный и долгий процесс. И есть ли у вас уже конкретные кандидаты? Не имеете же вы в виду... – Да, Клаус, – голос Фридриха стал непривычно твёрдым. – Я понимаю, что начинать думать об этом надо было уже позавчера. И – еще раз да, Клаус, я имею в виду молодого Лоэнграмма. – Ваше величество... – снова пробормотал ошарашенный вконец Лихтенладе. – Вы не согласны с моим решением, маркиз фон Лихтенладе? – в голосе кайзера снова послышались властные нотки. – Так мотивируйте! Слушаю вас! – Что вы, Ваше величество... – "ах ты, чтоб тебя. Лучше б уж ты нюхал свои цветочки..." – Как я могу? Мой долг – служить государству и Вам. Я прекрасно понимаю, что графиня фон Грюнвальд, как давний и добрый друг Вашего величества, конечно, не могла дать Вам дурного совета, но... Адмирал фон Лоэнграмм, разумеется, умён, талантлив, амбициозен... – Вам это не нравится, Клаус? Понимаю, таким человеком сложно управлять. Вам придётся отступить. – Я не об этом, Ваше величество. Просто всех этих качеств у него – слишком. Таким людям трудно удержаться в границах дозволенного. – Ему и не придётся. Он сам будет устанавливать эти границы. – Он уже устанавливает их, Ваше величество, – выдохнул канцлер. – Я многократно пытался доложить Вам. Все, кого он отобрал в свой так называемый штаб, преданы прежде всего ему, а уже потом – короне. И там есть весьма грамотные и способные люди. Если ему вздумается поднять мятеж, он окажется невероятно силён! А если Вы отдадите ему власть, он перевернёт всё! И эти люди ему помогут! Повторяю, среди них есть весьма способные! – Тогда это вы, Лихтенладе, виноваты, что они выбрали его, а не корону. И если вас и всех моих министров этот мальчик отправит в отставку, то он будет тысячу раз прав. Вы сейчас только укрепили меня в моих намерениях. Осталось только решить, Лиззи или Бина. Конечно, адмирал Лоэнграмм в состоянии понравиться и той, и другой, но они... Они же обе – пустышки. Они обе ничего не смогут дать супругу! Что вы об этом думаете, Клаус? Маркиз фон Лихтенладе ошаренно молчал. – Ваше величество! – наконец воскликнул он. – Умоляю вас, опомнитесь! Вы сейчас пускаете под откос всё, что создавали пять веков ваши предки! Гоните! Гоните этих Мюзелей подальше и от себя, и от власти! От них – одно только зло! Они же совершенно чужие вам люди! – Чужие? – Фридрих развернулся и теперь пристально смотрел в глаза Лихтенладе. Канцлер замолчал. – Спасибо вам, Клаус. Я понял, что надо делать! Я усыновлю этого мальчика! А вы, Клаус, сегодня же подготовьте соответствующие указы. Идите, я вас не задерживаю. Кайзер снова повернулся к клумбам. Лихтенладе вытер выступивший холодный пот и почти побежал к дворцу. *** – Лихтенладе, вы с ума сошли?! – собравшиеся в открытой беседке в глубине парка Мюккенбергер, Брауншвейг и Литтенхайм пристально смотрели на канцлера. – Я, господа, кажется, ещё нет, – невесело усмехнулся маркиз. – Поэтому попросил вас придти сюда, а не в мой кабинет. – Вы думаете, всё настолько серьёзно?! – хмыкнул Литтенхайм. Лихтенладе наклонил голову. – Я опасаюсь, Ваше сиятельство. Сейчас в этой резиденции мало кому можно доверять. – Хорошо, Лихтенладе, – покровительствено кивнул Литтенхайм. – Мы слушаем вас. – Прекратите лезть вперёд, – прорычал Брауншвейг. Литтенхайм вскинулся. – Тише, тише, господа, – вскинул руки Мюккенбергер. – Господин Лихтенладе вряд ли позволил бы себе собирать столь секретное совещание по пустякам. Потом, господа, о семейных делах – потом. Мы слушаем вас, дорогой маркиз. – Благодарю вас, господин гросс–адмирал. Итак, я пригласил вас, господа, затем, чтобы сообщить вам очень интересную новость. Его величество решил существенно изменить законодательство и составить завещание... Когда Лихтенладе закончил, все с минуту молчали. – Он что, с ума сошёл, мой драгоценный тестюшка? – громко прошептал, наливаясь кровью, Брауншвейг. – Отдать? Этому щенку и выскочке?! – Простите, Ваша светлость, я всего лишь пересказал вам распоряжение и рассуждения Его величества. – Но... – маркиз фон Литтенхайм побледнел и быстро утратил победный вид. – это же скандал! В обход семьи отдать трон постороннему! Да ещё брату какой–то потаскухи! – Фаворитки, господин Литтенхайм, фаворитки, – процедил Мюккенбергер. – Это не одно и то же. Клаус, вы уверены, что Его величество хорошо себя чувствовал? Лихтенладе краем губ усмехнулся. – Не волнуйтесь, Грегор, я уже распорядился проверить кухни и амбулаторию. Но, думаю, это ничего не даст. Физически Его величество в отличной форме. – Значит, этот старый хрыч попросту сошёл с ума! – красный как рак Брауншвейг что есть силы саданул кулаком по балюстраде беседки. – Да! Он лишился рассудка! – словно бы квакнул Литтенхайм. – Надо срочно позвать докторов, признать его сумасшедшим и запереть в больнице! А власть передать... нам! Я правильно говорю, Брауншвейг? – Тебе–то она к чему? – бросил сквозь зубы Брауншвейг. – Что–о–о?! – маркиз ещё больше вытянулся и ещё больше позеленел. – Я – отец внучки кайзера. – Я тоже, – Брауншвейг даже не повернулся. – И моя дочь старше. Моя жена, кстати, тоже – старшая дочь. Так что ты бы молчал побольше. Глядишь, я доверю тебе надзирать за дворцовыми портомойками. Литтенхайм снова вскинулся было, но Мюккенбергер встал между свояками. – После, господа! Делить будете после! Сейчас надо решать, что делать. – Отговорить?! – подскочил Литтенхайм. – Нет, Ваше сиятельство, – покачал головой Лихтенладе. – Его величество настроен решительно. Он уже успел напомнить мне о своём распоряжении. – Вот что, Литхенладе... – медленно проговорил Брауншвейг. – Есть ли у вас доверенный человек среди дворцовых медиков? Настолько доверенный, что к нему можно было бы обратиться с весьма деликатным поручением?