И растает снег..

      Лапы непослушно ступают по снегу, утопая в нем, словно в мягкой перине. Холод, некогда обжигающий всё тело, словно отступил, объявив временное затишье. Я знаю, что это еще не конец, а потому каждую секунду жду нападения если не ветра, то зверя — обитателя этих лесов. Но вокруг всё тихо. Лишь тихий скрип снега под лапами раздается вокруг, такой неритмичный, сбивчивый. Мои глаза почти целиком закрыты — в окружающей тьме на них всё равно полагаться нет смысла. Сил сказать хоть что-то уже нет, я всё время падаю, оставляя после себя небольшое углубление в снегу, а затем с трудом поднимаюсь, чтобы хромая продолжить движение.       Жаль, что тебе не повезло.       Еще один шаг, и снова я падаю в снег. Сил подняться уже нет совсем, а потому я продолжаю лежать, зарываясь мордой в белую мягкую вату. Уже совсем не холодно, я закрываю глаза, давая себе возможность хоть немного отдохнуть. ~ ~ ~       Металлический стук вынуждает меня вскочить, нервозно оглядываясь по сторонам. Новое утро, новый рассвет, новая смерть. В комнату заходит человек, что-то говоря на своем языке с явной насмешкой. Он бьет по клеткам кончиком сапога, всё больше и больше дразня каждого из нас. Сейчас все были на взводе.       Я ожидала, что Люси и окажется жертвой, но выбор «черных перчаток» пал на меня. В тот миг кровь вновь застыла в моих жилах, я оскалилась и зарычала. Жаль, что люди не понимают наших жестов. Резкий выпад, и на моей морде уже закреплен металлический намордник, а дальше — дело техники. Что бы я ни делала сейчас, всё едино — уже менее чем через минуту человек вытягивает меня из клетки и тянет за собой к выходу. Я еще раз окидываю взглядом всех, кого знаю, и вижу в их глазах лишь сочувствие.       Впереди бой. Возможно, последний.       Моё сердце бьется в бешеном ритме, дыхание рваное, словно я только что бежала несколько километров без остановки, все мышцы напряжены, взгляд нервно бегает по лицам людей. Впереди большая клетка, отнимающая жизни. Люди уже возбужденно кричат, машут руками. Зрелище не новое, но каждый раз словно первый.       Всегда в одном месте — большое душное помещение с небольшими окнами под потолком, трибуны с людьми, решетчатое ограждение, цементный пол, насквозь пропахший кровью и смертью, хотя моют его регулярно. С меня одним движением снимают намордник и пинком отправляют за решетку. Секунда — и дверь уже закрыта, мои клыки снова не схватили цель.       В ожидании я бросаюсь на решетку — всегда с одной стороны в надежде, что смогу проломить её. Но это лишь веселит публику. Каждая секунда ожидания растягивается в вечность, крики и шум вокруг вызывают головокружение, ужасно хочется пить.       Уже через несколько минут к клетке подводят черную собаку с лоснящейся шерстью. Это всего лишь четвертый её бой. Так нечестно ставить ей в противники меня. — Прости.. Я надеюсь, что ты попадешь в лучшее место,— ритуал перед битвой. Никто не хочет убивать, все хотят жить. — И ты прости. Я надеюсь, что ты попадешь в лучшее место, — рычу я, припадая к земле. Уже через секунду начнется бой. Микки тоже ощущает разницу в нашей силе, но явно не намерена сдаваться. Её оскал внушает страх, ряд острых клыков сияет на фоне черной шерсти. Всё вокруг затихло, каждый замер в ожидании.       Первой нападаю я, за долю секунды преодолевая жалкие два метра между нами, Микки успевает среагировать, из-за чего мой укус приходится на плечо. Практически сразу я отскакиваю в сторону. Замешкайся я на секунду — Микки мёртвой хваткой сомкнула бы челюсть на моей шее и не отпустила бы до самого конца.       Короткий перерыв, глубокий вдох, нападет Микки: два скачка вперед, резкий выпад назад, после она делает вид, что собирается прыгнуть, но вместо этого припадает к земле и прокусывает мою лапу, сразу же отскакивая назад. Я не успеваю схватить её за загривок — движения высчитаны до секунды. — Ничего личного, — она опускает морду, будто принося извинения. Я понимаю.       Бесшумный рывок вперед, она явно нацелена на мою шею. Отскочить в сторону я не успею — слишком маленькое расстояние, а потому я встаю на дыбы, снова подставляя лапу под её челюсти. Боль вынуждает меня громко заскулить и на секунду расслабиться, всё срабатывает как рефлекс. Микки размыкает зубы и снова целится мне в шею, но уже поздно. Я успеваю раньше и со всех сил кусаю её за загривок, придавливая к цементному полу своим весом. Секунда, две. Микки уже не двигается.       Я знаю, что это уловка, знаю, что если отпущу хоть на миг, Микки нападает. Я всё еще слышу её сердцебиение, слышу её дыхание сквозь звон в ушах. Я чую в ней желание жить.       Микки понимает, что её план не срабатывает, а потому начинает нервозно двигаться, пытаясь освободиться через боль. И у нее удается — в моих зубах остается немного её кожи вместе с шерстью. Всё это застревает между зубами, так неприятно, хочется выплюнуть, вылизаться, избавиться от чужого вкуса, но на это нет времени. В её взгляде читается ужас — такой ужас есть лишь в глазах того, кто чует приближающуюся смерть. Резкий выпад, мы одновременно кусаем друг друга за шею сбоку. Каждый пытается сжать посильнее.       Я тяну на себя, а затем просто заваливаюсь сверху, тем самым помогая Микки сильнее сжать челюсти. Больно. Ужасно больно, но это необходимо для победы. Сердце моей соперницы бьется в бешеном ритме, её дыхание становится всё тяжелее. В таком положении она не может дышать.       Жаль, что поняла она это слишком поздно. Все дальнейшие попытки вырваться не увенчались успехом — она даже отпустила мою шкуру, пытаясь выбраться. Я же кусаю лишь сильнее, придавливаю её к полу, пропитанному смертью и кровью.       Она скулит, понимая всю безысходность своего положения, но продолжает вырываться, с каждым мигом всё слабее. Позже мне предоставляется возможность схватить за гортань — Микки завалилась на бок и начала лягаться задними лапами. И это была её ошибка. Новый укус сулит ей скорую смерть.       Мы не обязаны добивать друг друга — правило лишь одно: кто не смог подняться — проиграл. Но мы всё равно добиваем. Лучше умереть от чьих-то клыков, чем от людских рук. — Прости, — шепчу я в самое ухо Микки и поднимаюсь, продолжая содрогаться всем телом. И снова пол залит кровью, моей и моей соперницы. И снова смерть пришла к кому-то в этих холодных стенах. ~ ~ ~       Ветер касается кончиков моих ушей, заставляя открыть глаза. Всё тот же тёмный снег впереди. Уже почти не холодно. Я поднимаюсь и продолжаю идти сквозь ночь, припадая на переднюю лапу с каждым новым шагом. — А знаешь.. Ведь всё могло быть иначе, — с хрипотой в голосе произношу я во тьму. Моя фраза растворяется в неестественной тишине этой ночи. ~ ~ ~       Случилось это.. более полугода назад. Тогда уже почти под вечер человек в черных перчатках привел на поводке рыжевато-бурого годовалого щенка. Сразу было понятно, что это ужаснейшая ошибка — тело «новенькой» было не предназначено для этого места: тонкие длинные лапы, несколько коротковатый хвост, узкая и длинная морда. Несмотря на небольшие размеры, энергичности ей было не занимать — она то и дело скакала, тянула на себя поводок, пыталась его раскусить сквозь металлический намордник и всё время скалилась на человека, рыча и грозно лая. Но «черные перчатки» словно не замечал этих жестов, совершенно спокойно таща по холодному цементному полу будущий труп.       В тот вечер её бесцеремонно закинули в клетку, оставив посреди таких же запертых будущих трупов. Мы не были врагами здесь, но в любой момент могли ими стать уже на ринге. Победи или будешь убит — вот главное правило этого места. — Тебя как звать? — хрипловато отозвался большой черный пёс. Он тут уже много лет. Шестикратный покоритель «Олимпа», как любят называть его люди, украшенный множеством шрамов, без ушей и с куцым хвостом. Его передняя лапа была прокушена до кости несколько раз, из-за чего он теперь всё время хромает. Опасный противник. — Меня.. меня зовут Люси, — с явным испугом быстро проговорила новенькая, принюхиваясь. Сейчас её со всех сторон окружили новые запахи. — Это какая-то ошибка. Я не должна быть здесь. — Мы все тут по ошибке, — надменно и грубо произнес Лукас. Он появился тут месяцем позже меня, но явно заслужил почет среди людей. На него ставили независимо от того, кем был его противник. И каждый раз он побеждал, словно был настоящей машиной для убийств. Тоже крайне опасен, мне бы не хотелось оказаться его противником. — Каждый из нас не должен тут находиться, — с усмешкой продолжил он после небольшой паузы, а затем резко замолчал.       После этого все затихли. Никто более не хотел говорить — мысль о предстоящем дне поглотила каждого. Ведь для кого-то это — последняя ночь, чарующая своим покоем. Кто-то тихо скулил, спрятав нос под лапу, кто-то нервно дышал.       Я знала, что меня в ближайшие несколько дней не тронут — таковы правила. Собака должна восстановиться после последнего боя. Все мои мысли были заняты той белой собакой на ринге, жизнь которой оборвалась в тот миг, когда она попала в это место. По сути, жизнь каждого здесь присутствующего уже оборвалась — мы заведомо мертвы с того дня, как нас заперли в клетках. Жизнь Люси закончилась сегодня. Моя — два года назад.       На языке всё еще вкус крови, хотя с того дня прошла уже почти неделя. В душе скорбь. Все скорбят о тех, кого убили. Но впереди новый день, и новая смерть. Просто.. таковы правила и такова жизнь в этом месте.       Металлический стук заставляет меня вскочить и оскалиться. Человек по традиции бьет носком сапога по клеткам и что-то громко говорит на своем языке. Он подходит к моей клетке, хотя сейчас еще слишком рано. Минимум полторы недели. Видимо, все решили, что мое время пришло. Я скалюсь, но руки человека уже приучены, хватает секунды, чтобы металлический намордник сомкнулся на моей морде, а поводок натянулся, вытаскивая меня из клетки.       Меня выводят на ринг, я снова бросаюсь на решетку в надежде пробить её. Через несколько минут ко мне приводят молодого бойца — чёрную собаку с лоснящейся шерстью по кличке Микки. ~ ~ ~       Лапа ударяется о камень, из-за чего я снова падаю. За спиной — вереница шагов, полных надежды на светлое будущее. Хотя, какое светлое будущее может быть у убийцы? Лапы дрожат от перенапряжения, я снова поднимаюсь. Этот путь не закончится никогда. Быть может, я уже давно мертва и всё это мне просто снится? ~ ~ ~       Люси смотрела на меня с осуждением, когда меня привел обратно человек в белом халате. От меня тогда пахло кровью и какими-то лекарствами. Все так смотрят поначалу, потом же взгляд меняется на сочувствие и понимание — к ней это тоже придет, если её не убьют в первом же бою. Её взгляд заставлял меня ощетиниваться каждый раз, как я его видела. Остальные же просто со скорбью закрыли глаза, страшась нового поворота колеса сансары.       «Черные перчатки» вывел Лукаса, такого же агрессивного и рычащего, какой была я около десяти минут назад. Его черно-белый хвост скрылся в дверном проеме, возможно, в последний раз. Другой человек пришел почти сразу, выбирая в жертвы мощного, но небольшого пса, бурого с белыми пятнами. Его имени никто не знал. Он всё время молчал, что бы ни происходило. Даже после битв он не произносил ни слова. Тем, кто был тут, оставалось лишь вслушиваться в то, что происходит этажом ниже. Крики людей были оглушающими, но рык битвы ничто не может заглушить. Песнь боли, песнь смерти, такая привычная в этих холодных стенах. Каждый сейчас был напряжен не меньше бойцов на ринге. Мы слышали лишь рычание, лай и скулёж. Звуки смешивались, переплетаясь в песнь смерти, каждый раз новую, но такую похожую на все предыдущие.       А потом всё затихло.       Через несколько минут в комнату привели Лукаса, покрытого целым рядом обработанных укусов. Его густая шерсть местами была вырвана с клочьями, а некоторые раны всё еще кровоточили. Это была работа безымянного пса, который так же хотел жить, как и все мы. Люси снова ощетинилась и зарычала, осуждая Лукаса. Все остальные скорбно закрыли глаза. — Фрэнк, — произнес Лукас, когда человек ушел, — его звали Фрэнк. До конца дня никто более не произнес ни слова. ~ ~ ~       Небо начинает светлеть где-то там, вдалеке, близ горизонта. Я это едва вижу — мои глаза почти полностью закрыты. Я лишь заставляю себя идти вперед, в неизвестность. После меня остаются следы на снегу да пятна крови. ~ ~ ~       Я не ожидала, что Люси сможет убить. Она громко скулила и просила прекратить, когда её вывели на ринг — это было слышно сквозь холодные стены. Глупая. Если нет победителя — проигрывают двое. Хорошо, что её соперник понимал это — молодой бежевый пес с широкой мордой и маленькими глазами. Думаю, он заставил её сражаться. Но вряд ли он ожидал, что Люси сможет дать отпор. Никто этого не ожидал.       На ней почти не было ран, всё закончилось очень быстро. Её глаза были полны боли, той пожирающей боли убийцы, который не хотел убивать. Она вряд ли понимала до конца, где находится в данный момент. Но она уже вступила на этот путь — назад можно было только смотреть.       Она без движения просидела весь оставшийся день и всю ночь, тяжело дыша. Она не притронулась ни к воде, ни к пище. — Люси.. Никто не хочет убивать, никто не хочет умирать, — обратилась уже я к молодому воину, юному убийце. Ответом мне было лишь тяжелое дыхание. А потом она завыла. Завыла громко, во весь голос. Уже через несколько секунд ей вторили все остальные, подхватывая песнь, оплакивающую ушедших. В этой комнате есть место слабости лишь в такие моменты.       Так продолжалось несколько месяцев, жаркое лето сменилось дождливой осенью, а потом пришла холодная зима. Ветер завывал за окном — битв стало гораздо меньше, они проводились поистине редко. Счастливая пора, если не считать ужасающего холода и голода. Новых псов приводили, старых отнимала битва. Люди — ненасытные существа, приходящие каждый раз, чтобы лицезреть чье-то падение. Так они ощущают власть.       В мертвой тишине стук кожаной подошвы о цементный пол звучит, как похоронный марш. Человек открывает металлическую дверь и начинает стучать носком сапога по клеткам. Первой выводят Люси. Она равнодушно оглядывает всех нас, задерживая взгляд на мне, словно прощаясь. Это происходит каждый раз с того самого дня, как мы нашли общий язык. Я тоже прощаюсь с ней каждый раз, когда на ринг ведут меня. Умирать уже не страшно.       Ужас сковал меня, когда человек вернулся и остановился перед моей клеткой. Сражаться с Люси — настоящая пытка. Поэтому никто ни к кому не привязывался. Это было негласное правило, которое мы двое нарушили. И теперь будем за это платить. Сколько бы я ни сопротивлялась, мне не изменить судьбы — человек с усилием тащит меня вперед, навстречу смерти или навстречу убийству.       И вот, за решеткой две рыжие собаки. Мышцы напряжены, сердце колотится, взгляд направлен друг на друга. Ни слова. Никаких традиций в этой битве не было соблюдено. Мы просто стали ходить по кругу, всё время сближаясь. Люди негодовали, кричали. Они ждали битвы. Мы же просто хотели насладиться последними секундами.       А потом — выпад. Люси оказалась быстрее, она с силой впилась мне в шею и оттолкнула к решетке. Мы врезались в нее, я упала на холодный пол, гневно рыча. Быстрая смерть — как подарок на ринге, но я всё равно не хотела сдаваться, это инстинкт. Всем своим весом я пыталась опрокинуть её на пол, извиваясь и пытаясь ухватиться за шкуру зубами. Мы кубарем катались по цементу, то и дело ударяясь о решетку. Люди уже не кричали, завороженно глядя за битвой. Для нас они уже не существовали.       Укус следовал за укусом, пол вновь окрасился в красный, как и наши шкуры, изодранные свежими ранами. Люси без проблем вырывалась из моих хваток, отпрыгивая в сторону. Но я не сбавляла темпов, кусая снова и снова, то снизу, то сверху. Люси рычала, скалилась, отступая, я же рычала, нападая. Наконец, мне удалось схватить её за гортань, и в тот же миг клыки моей соперницы впились в мою. Безысходно двойная смерть, если кто-то не позволит другому жить, сдавшись.       Мы уже лежали на полу, слабо двигая лапами. Ни она, ни я не хотели убивать или умирать. Мы просто продолжали лежать, слабо двигаясь, а потом и вовсе замерли, отпустив друг друга почти одновременно. Сквозь пелену я слышала, как открывается металлическая дверь, как человек что-то кричит людям, а потом я услышала шепот Люси: «Насчет три вскакивай и беги к выходу».       Человек подходил всё ближе, сознание становилось всё более ясным, а сердце было готово выпрыгнуть из груди. Я не знала про план побега Люси. В ушах стоял противный звон, а мир вокруг словно стал крутиться подобно псу, пытающемуся поймать свой хвост. — Три! — прорычала Люси и вскочила, словно это не она сражалась со мной менее двух минут назад. Я мельком увидела, как она прыгнула на человека и укусила его либо за плечо, либо за шею, опрокинув на спину. Всё это происходило уже позади меня — я бежала к выходу, игнорируя боль во всем теле и головокружение. Люди тоже бежали, желая закрыть решетку, но я их опередила. Мои клыки аккурат впились в чью-то руку, человек упал на пол то ли от боли, то ли от моего напора. Решетка осталась незакрытой, из-за чего Люси смогла прошмыгнуть, указывая мне путь дальше. Люди ринулись к дверям, страшась вырвавшихся на свободу убийц. Люси же подпрыгнула и разбила окно, то самое, небольшое, под потолком. В тот же миг она заскулила от боли и наслаждения — она на свободе. Я же не была уверена, что смогу повторить этот трюк, но, как говорится, жить захочешь..       Я побежала туда. Люди расступились в страхе, что я нападу на них, они просто кричали и размахивали руками. Прыжок. И я протиснулась в окно, ударившись задними лапами о стену и полоснув осколками стекла по груди. Мой вой ознаменовал победу. А затем я услышала ответный вой, но уже из глубин этого страшного места.       Второй этаж. Внизу снег. Болезненное приземление, и я уже на адреналине бегу по следам Люси, оставшимся на снегу. На белом полотне алая кровь свободных убийц. Свободных и живых.       Люси специально бежала не слишком быстро, чтобы я могла её нагнать. Мы молча бежали вперед, вглубь леса, который, к счастью, оказался рядом с нашей тюрьмой. Мы не знали, пустят ли люди за нами погоню или нет, а потому бежали до глубокой ночи, оставляя после себя капли крови. — Мы выбрались! Мы смогли! — подпрыгнула я от счастья, вскинув морду к небу, когда мы остановились на несколько минут, чтобы зализать раны. Хотелось завыть от переизбытка чувств, но нельзя, а потому я упала на землю, зарываясь мордой в обжигающе холодный снег. — Да, выбрались, — улыбнулась мне Люси, закрыв глаза.       С того момента мы бежали рысцой, всё время вслушиваясь в окружающий мир. Раны обжигало болью и холодом, но нужно было для начала уйти как можно дальше от того места. Мы понимали это, а потому бежали сквозь усталость.       А потом Люси остановилась, плавно помотав головой. Я это не сразу заметила и отбежала вперед, из-за чего мне пришлось возвращаться за ней. — Люси, что не так? Нам нужно идти, — взволнованно произнесла я, уткнувшись мордой в её шею. Ответом мне было болезненное рычание, после которого Люси упала на снег, тяжело дыша. Я стала вылизывать её шерсть и наткнулась на осколки стекла. — Нельзя.. Люси, нельзя! Мы свободны, нам теперь нельзя умирать! — торопливо говорила я, продолжая вылизывать её шерсть, то и дело натыкаясь на стекло. Люси уже не могла подняться. Слишком много боли было испытано, слишком много крови было потеряно. С трудом, но мне удалось уложить её к себе на спину и идти вперед, куда-нибудь вперед. Люси тихо порыкивала, выражая протест, я же просто шла дальше, игнорируя всё. Ночь окутала лес и нас двоих. Двух рыжих убийц, вырвавшихся на свободу. — Зачем..? — медленно и тихо произнесла она через некоторое время. — Тебе нужно выжить. — Еще чего! Мы выбрались вместе и выживем вместе, поэтому не смей, — тут же перебила её я. Ведь действительно, если бы не Люси, я бы до сих пор оставалась в пропитанной смертью и кровью комнате. Я была в долгу перед ней. — Скоро мы доберемся, осталось совсем немного.       А после мы долго молчали. Сердцебиение Люси становилось всё слабее, я это ощущала и пыталась идти быстрее. Я не знала, зачем это нужно, но что-то внутри меня говорило, что просто нужно идти. Инстинкт, которому я подчинялась. Вокруг были лишь деревья, кусты и снег, обжигающе холодный. — Спасибо, — тихо проговорила Люси, просто спонтанно нарушая тишину. Я промолчала, вслушиваясь в окружающий мир и в её слабое сердцебиение, которое с каждым мигом становилось всё слабее до тех пор, пока я не прекратила его улавливать. — Знаешь, мне уже нравится этот внешний мир, пусть он и холодный и тихий, тут не заставляют убивать друг друга. Ответом мне было молчание. — Завтра наступит рассвет. Мы встретим рассвет вместе, далеко оттуда! — вновь говорила я, скалясь. И снова молчание. — Люси, ты видела рассвет вне каменных стен? Я — да. Давно это было. Тогда я еще щенком была, маленьким таким. У меня были братья и сестры, — стала рассказывать я, всеми силами отрицая смерть Люси. Она была жива. Для меня она была жива, пусть её сердце уже не билось. ~ ~ ~       Снова упала. На этот раз сил подняться уже нет. Язык ритмично забегал по шерсти Люси, убирая уже замерзшую кровь. Она словно уснула после тяжелого дня. Мне тоже хотелось спать. Это была трудная ночь, но вдали уже брезжит рассвет. Рассвет, который мы встретим вместе, на свободе, вдалеке от нашей тюрьмы. И не будет больше битв, не будет смертей ради забавы людей. Мы будем упиваться свободой день за днем. — Слышишь, Люси. Слышишь, как солнце начинает освещать землю? — открыв глаза, произнесла я, всё равно ничего не увидев. Вокруг была лишь тьма. — Я слышу.. Я слышу прикосновение солнца к снегу, к деревьям, к своей шерсти, — я положила морду на грудь моей подруги, стараясь уловить стук её сердца. Не только тебе не повезло, Люси. — А потом наступит весна.. И растает снег.. — тихо произнесла я и закрыла глаза.