Несущественное

— А, Манон, как приятно тебя видеть! — раздаётся сзади, когда она пересекает залитый холодным утренним солнцем двор школы. Девушка растягивает губы в сухой улыбке, хотя ей не весело даже близко, и идёт всё тем же размеренным шагом. Обладатель голоса настигает её быстро: выше рост — длиннее ноги — шире шаг. — Почему ты столь недружелюбна? Кривляния её не задевают ни в этот раз, ни в десять предыдущих. — Почему ты столь увлечён чем-то, заранее зная, что твои усилия бесполезны? — скорее риторически спрашивает она. Ответа не ждёт, очевидно. Скользит равнодушным взглядом по стенам своего учебного заведения, выхватывая разноцветные силуэты в окнах. Когда они с Шарлем не были знакомы (можно ли сейчас говорить об обратном?), ей было не особо интересно, как он выглядит, однако теперь банально не хочется лишний раз на него смотреть. Парень уже шагает рядом, нога в ногу, и глаз с Манон не сводит, пусть даже и приходится это делать слегка сверху вниз. Притворится, что отвернулся, — и снова заглядывает в лицо. Она не реагирует, потому что ей не нравится, что он постоянно произносит её имя. Очевидно смакует его. Словно залезает на запрещённую территорию. Шарль-самый-классный-мальчик-в-школе видит в ней фарфоровую куколку, которая может чуть больше, чем все его предыдущие пассии, и это вызывает у него почти научный интерес. Желание расколоть и упростить её до уровня страданий по его персоне буквально читается в каждом его жесте и — скучном — слове. Она бы хотела смотреть на него как на таракана, но он оказывается слишком упёртым. — Никто не знает будущего, Манон. Ни ты, ни я не можем знать, что произойдёт с нами завтра, через неделю или через год. Поверь, — он резко выступает вперёд и становится перед ней, преграждая путь, — ты ещё ничего обо мне не знаешь. Всё это заставляет её тяжело вздохнуть. Девушка откидывает закрывшую глаз прядь тёмно-шоколадных волос и смотрит горе-поклоннику в лицо. Он улыбается краем губ и с готовностью впивается взглядом в ответ. Это было бы максимально неприятно, будь она более уязвима, но так доставляет лишь лёгкий дискомфорт. Призрачные ноты почти одержимости и даже… обожания? в крепко-карих глазах Шарля смущают. Весьма. Ей всё кажется, что это шутка, а в голосе парня будто так и звучит скрытая издёвка, но это происходит и это правда. Чудеса. Манон собирается мягко воззвать к его благоразумию, потому что не знает, как ещё с ним разговаривать. Она опаздывает на урок, который действительно будет, чего нельзя сказать о том, что Мюнье себе нафантазировал. — Послушай, Шарль-Анри, — начав со снисходительной улыбкой, Демисси видит, как собеседник еле заметно кивает, узнав её тон, и понимает, что можно сильно не распинаться, — я бы не хотела тратить своё время на все эти препирания. Ну же, ты пытался, — внезапно для себя она даже колко усмехается, — а теперь дай мне пройти и занимайся... Что ты там обычно делаешь? Ах да, это не моё дело. Как и я не твоё. — Ты же не считаешь, что я отступлю вот так просто? — он приподнимает брови. На пару уже косятся особо любопытные, и кое-где слышатся перешёптывания: с чего это такому останавливать… её? Во дворе становится всё меньше людей, а Манон чувствует себя во всё более глупом положении. Отношение к Мюнье из лёгкого пренебрежения и равнодушия грозит превратиться в раздражение, а ей совсем не хочется лишний раз злиться из-за пустяков. — Признаться честно, я на это надеялась, — искренне откликается девушка, поджав губы и состроив невинное выражение. Шарль сияет, когда она не совсем игнорирует его, и, наверное, в этом изъян её плана по избавлению от него, но в молчании тоже достаточно минусов. Очевидно, притворись Демисси немой, он бы и вовсе покой потерял, лишь бы разговорить её. — Всё не будет так просто, — качает головой парень. — Я умею ждать. Сколько ты говорила… две тысячи лет? Не недооценивай меня, Манон. — Его широкая улыбка, определённо, есть самая последняя вещь в этой школе, которой стоит верить. Дело даже не в Дафне, которая принимала всё, что он делал, за истину, а то и за любовь. Глубоко внутри Манон передёргивает от фальши, что она видит перед собой каждый раз, когда Шарль пытается играть перед ней старую роль. Как можно не понимать, что заранее обречён на провал? — Не беспокойся, — пожимает плечами она. — Мне некогда думать о тебе. Надеюсь, не обидишься? — Всё впереди, — усмехается тот и, кажется, по-настоящему верит в свои слова. Эти иллюзии не приносят ей никакого удовольствия, но есть в них нечто забавное, потому что Шарль-Анри (однажды назвав, уже не избавишься) при всём своём пафосе оказывается способен лишь на то, что демонстрирует сейчас. Не понимает, что она серьёзна. Большего знать и не требуется. Мимо пробегают и хлопают дверью двое учеников, привлекая внимание говорящих к реальности. Нет никаких сомнений, что урок уже начался, и Манон больше не собирается биться об стену, когда стена не хочет её слушать. Пускай кожу покалывают мурашки, потому что историю с Мюнье она не ждала, а азарт развлекает, всё это с самого начала просто тратит их время. — Ну, в любом случае ты же не хочешь испортить мне получение образования, верно? — ясно давая понять, что разговор окончен, Демисси перекидывает лямку рюкзака через плечо и изящно протискивается мимо собеседника. Отчасти она опасается, что тот захочет её остановить, но этого не происходит. Парень провожает её мечтательным взглядом, который плохо вяжется с самодовольным выражением, что он строил перед Дафной и десятком других девчонок, и даже не говорит ни слова. Ведомая странным чувством недосказанности, Манон оглядывается, пока тянет на себя входную дверь, но во дворе уже никого нет. Неплохая метафора, думает она, и улыбается. На этот раз по-настоящему.