Письмо

      Ещё одна кровавая ночь осталась позади. Дни становились короче, а значит, оставалось всё меньше и меньше времени на отдых. Бледное солнце едва проглядывало сквозь голые ветки чёрных деревьев. Они сидели сейчас — тихие, истощённые, грязные. Уставшие настолько, что у них не было сил на сон.       — Сэм, — тихо позвал Джон. Тот пододвинулся. — Сколько у тебя осталось воронов?       — Немного. — Сэмвелл задумался. — Дюжина, не больше.       Джон поковырял палкой в костре.       — Принеси всех. Приготовь пергамент, перья, чернила. Всё, что есть.       Сэм привык не задавать Джону вопросов, поэтому он молча встал и пошёл выполнять указания Командующего.       Через некоторое время Джон предстал перед братьями.       — Завтра нам предстоит большая битва, — начал он без предисловий. — Возможно, многие из нас её не переживут. Скорее всего, — чуть тише уточнил он.       Он стоял, перебирая в руках пачку пергамента, которую принёс ему Сэм.       — У каждого из нас есть кто-то, кому мы хотели бы передать последнее слово. Мать. Жена. Сын. Брат или сестра. Возлюбленная. Если такого человека нет, то возможно, есть кто-то, у кого мы должны попросить прощения. Это… наверное, это наша последняя возможность что-то им сказать. Если кто-то из вас неграмотный — скажите, мы с Сэмом поможем.       Он разделил пергамент на несколько частей и передал братьям. Некоторые из них сразу приступали к письму, но большинство долго разглаживали лист, собирая слова, которые должны сказать.       — Тарли! — хрипло позвал огромный воин, сидящий под деревом. — Сэм повернулся. Человек помолчал, словно не решаясь произнести свою просьбу. — Принеси мне тоже…       Сэм протянул ему пергамент и перо.       — Вы… Вам нужна помощь?       Человек под деревом тихо выругался.       — Отвали, Тарли. Я рос в замке, помнишь? У меня тоже был мейстер. Как и у тебя, — прорычал он, устраиваясь так, чтобы поймать побольше света.       Его родители давно умерли. Его единственный брат — последний человек, с кем он хотел бы говорить. За свою жизнь он обзавёлся бессчётным количеством врагов, но не завёл ни одного друга. Те, у кого он мог бы попросить прощения, давно мертвы. У него не было ни жены, ни детей, ни любовниц. Так он прожил жизнь — без обетов, без клятв, без привязанностей.       Но был один человек, которому он чего-то не сказал. Это его последний шанс, завтра они все умрут. Поэтому он расправил пергамент на колене и взял перо. Пальцы не слушались — ещё бы! — его руки последние двадцать лет не знали другого инструмента, кроме меча. И, тем не менее, он вывел первые слова:       «Леди Старк. Санса.» — он подумал немного и медленно дописал, чуть усилив нажим на перо: «Пташка».

***

      Берик подсел к Клигану, когда тот отдал свой свиток Сэму.       — Ты всё же написал ей?       — Не понимаю, о чём ты, — огрызнулся тот.       — Сандор, Торос видел тебя в огне. Видел… с твоей болью.       — Как же вы мне надоели со своим клятым огнём, — проворчал Клиган уже беззлобно: в конце концов, Берик был одним из тех, с кем рядом не стыдно было умереть.       — Расскажи мне, Дондаррион, — тихо обратился он после недолгого молчания, — каково это?       — Что — умирать? — Берик пожал плечами: — Никак. Не страшно. Темно только очень. Поспи, Сандор. Тебе нужно будет много сил в эту ночь, она будет долгой.       — А ты чего?       — Я уже завтра отосплюсь.       Берик ещё долго смотрел в угасающий костёр, выискивая там тень своего друга Тороса. Бледное солнце неумолимо скатывалось за бесконечно белый горизонт.

***

      — Миледи… — Сэмвелл робко постучал в дверь, — прилетел ворон…       «Чёрные крылья — чёрные вести», подумала Санса.       — Что там, Сэм?       — Это для вас. — Он протянул затёртый пергамент.       Санса развернула лист и пробежала глазами по письму. Почерк был незнакомым, нажим пера непостоянным, строчки съезжали. Будто кто-то писал это письмо на колене. Санса придвинула свечу поближе и начала читать.       «Леди Старк. Санса.» Кровь прилила к её щекам, когда она прочла дальше. «Пташка».       Санса провела рукой по написанным словам. Был только один человек во всём мире, который мог так её назвать. Но как это возможно?       — Сэм, откуда это письмо? Печать сломана… кто его читал?       — Простите, миледи… надпись на пергаменте совсем истёрлась, я открыл только для того, чтобы увидеть, кому оно адресовано… Я… только первую строчку, и сразу принёс его вам.       — Вы знаете, от кого оно?       Сэм втянул голову в плечи и кивнул.       — Думаю, что да. Я сам запечатывал эти письма перед той большой битвой и отправлял воронов. Это было длинное письмо, я его помню. Честно сказать, мы не верили, что письма дойдут — вороны были слишком напуганы и разлетелись совсем не так, как должны были. И все же, оно дошло, хоть и через столько времени. Мы писали не надеясь, что переживем эту битву. Я могу идти, миледи?       Санса молча кивнула и махнула Сэму рукой, прося закрыть дверь.       «…Пташка.       Или всё же прикажешь обращаться к тебе «Леди Старк»?       Интересно, какой ты стала. Люди говорят, что ты — настоящая красавица, но они не знают тебя по-настоящему. Они не знают, что когда ты нервничаешь, ты прикусываешь нижнюю губу. Не знают, что когда ты сердишься, ты поднимаешь подбородок и вскидываешь брови. Они не знают, что ты пахнешь лимонами и зимней розой, а твои волосы — травой и мёдом. Они наверняка не видели, как ты краснеешь, когда смущаешься, и в эти моменты ты особенно красива.       Стала ли ты выше? Твои глаза по-прежнему такие же голубые, как речная вода? А волосы? Они всё такие же огненные? Тормунд, этот скаженный одичалый, говорит, что рыжие поцелованы огнём. Такая ирония — бояться огня и так тянуться к огню твоих волос…       Ты часто мне снишься, Пташка. Иногда я возвращаюсь в твою комнату в ночь Битвы на Черноводной. И ты сама просишь увезти тебя из Королевского Замка. Я не хочу просыпаться: в этом сне ты совсем не боишься меня, и мы с тобой долго-долго едем на Неведомом. И ты так близко, что я отчётливо слышу, как бьётся твоё сердце.       Но есть ещё другие сны. Мне снится, что тебя поглотила взбесившаяся толпа во время бунта, и я НЕ УСПЕВАЮ тебя забрать. Это стало вторым моим кошмаром после огня.       Я всегда был так груб с тобой, девочка… простишь ли ты меня за это? Всё это дерьмо не для твоих ушей, ты была рождена для цветов и поцелуев, а не для грубостей от старого облезлого Пса. Но, Седьмое Пекло, маленькая Леди! Я не знал, как с тобой заговорить…       Иногда я думаю, что было бы, если бы я не был так уродлив? Может, я стал бы рыцарем и мог бы на каком-нибудь турнире объявить тебя Королевой любви. Как там это в твоих сказках? Я бы многое отдал только за то, чтобы ещё раз услышать, как ты упрямо называешь меня «Сир»…       Но хорошо, что так. Если бы Григор не сделал со мной этого, я никогда не стал бы телохранителем Джоффри, и никогда не встретил бы тебя.       Люди болтают про твой брак с Б. Мне жаль, Санса… Мне ТАК жаль, девочка. Если бы я мог повернуть время…       Моя маленькая Пташка…       Прости мне эту маленькую вольность. В своих снах я так часто называю тебя своей, что сам почти верю в это.       Завтра нас ждёт большой бой, который я, скорее всего, не переживу. Что ж. Я должен был умереть уже давно. Я бы предпочёл от рук маленькой волчицы, твоей сестры — это, по крайней мере, было бы честью.       Я заберу с собой в Пекло как можно больше этой нечисти, можешь мне поверить. Только бы они не добрались до тебя.       Прощай, моя единственная Леди. Моя Санса. Моя Пташка.       До конца твой, Сандор Клиган»       Санса сделала глоток воды и снова провела рукой по письму.       С кровати донёсся хриплый кашель. Санса пересела на кровать и успокаивающе погладила зарубцованную щёку воина, которого выхаживала уже неделю. Он до сих пор был без сознания, после того, как его — раненого и холодного — привезли из-за Стены.       Внезапно мужчина открыл глаза, посмотрел на Сансу и боль пронзила его лицо.       — Пташка… значит, и ты тоже…       Санса взяла его ладонь в свои руки и прижала к губам.       — Вы живы, сир Клиган. Мы живы!       Он обвёл глазами комнату мутным взглядом.       — Где я?       — Вы дома, Сандор. Теперь вы дома.