Едкий Na

Серое, холодное и мокрое утро на какой-то богом забытой планетке напоминает студень, дрожит дождем. Капельки — мелкие такие, почти невесомые, — оседают на идеально уложенных рыжих волосах, делают их темнее. Вокруг снует неутомимое воинство Ордена; что-то докладывают, показывают руками в молочно-белую даль. На фоне тумана ярко и неестественно контрастно высится Кайло Рен. Будто кто-то вырезал из тёмной бумаги странную аляповатую фигурку и приклеил её на фотографию пейзажа, например, Лондона в сезон дождей. Кажется, если долго на неё смотреть, под кожей начнет расцветать, разливаться чернота — вязкая, густая, непроглядная. Будет скапливаться под подбородком, за ушами, на руках, ближе к сгибу локтя; самое страшное — рядом с сердцем, там, где грудина. Продолжишь — тьма выберется, прорвётся наружу, разлетится брызгами, как зараза из бубона, и осядет всюду. Вот уже зеркало — с чёрными крапинками по краям, словно с глаукомой, слепо щурится на тебя. Говорит, что волосы темнее, чем раньше, говорит — не от капель дождя. Если и тогда не отводить взгляд, то, словно наяву, станут слышны монотонные распевы погонщиков-радистов, перед глазами поплывут караваны кораблей-теней. В пространстве брошенных светил они неторопливо повезут сквозь нестерпимо горячие — или холодные, уже не важно — миражи вьюки с перцем, дроидами, шёлком, оружием, опиумом и чёрной смертью. И космос, точно в обмороке, затихнет. А уже потом не будет генерала. Он уйдёт. Последняя звезда-фонарь останется позади, он погрузится в беспроглядную тьму, упадёт в неё с головой. Тьма постучится в иллюминаторы, заползёт в жилые отсеки, заставит закрыть глаза и биться в истерике. И тогда останется только генеральша — чума. Хакс отводит глаза. К магистру подходит штурмовик и что-то говорит. Чёрная аппликация оживает. Вспыхивает красным светом меч, и Рен, словно подвешенный животом на крюк, дергается и танцует, как игрушечный паяц. Тело безымянного война Ордена падает. За чёрной фигурой будто бы вырастает что-то огромное, кровавое, смеющееся широким беззубым ртом. «Классическое сочетание — злая грязь вперемешку с едким багрянцем», — думает генерал. Всё ощущается так, будто скоро контуры размоются, и тёмный силуэт пропадет в этой красноватой мгле, кажущейся светом и ничего не освещающей. Ещё секунду всё неподвижно и мертво. Потом оживает, оттаивает, приходит в движение, говорит о делах. Где-то далеко металл скрежещет и оружие рявкает, как огромный злобный пёс, сидящий на короткой и непрочной цепи. А антрацитовая статуя напротив — замирает, устремив взгляд на свинцовое облако. — Уходим. Пойдёт дождь, и найти что-либо будет невозможно, — искажённый шлемом голос безразличен, как звон медной струны. Генерал разворачивается и идет к кораблю, сбивая росу с тонких травинок. Капли, заслоненные им от солнца, кажутся чёрными. Он нервно поводит плечом и затылком чувствует, что невзначай потерянная кем-то великим тень-Рен неумолимо следует за ним. От этого становиться спокойней, что суть странно и нерационально. Будто тьма не утащит тебя, если рядом с тобой ее часть. Хакс не оборачивается, чтобы убедиться. Если слишком долго глядеть в бездну — бездна поглядит в тебя и увидит явно больше, чем хотелось бы.