***
…Я не был здесь уже пять лет. Здесь всё по-прежнему. Только отец сильно постарел за эти годы. Не успевает управляться с мастерской и просил меня помочь. Завтра обещал серьёзно со мной поговорить. Кашлял. Надеюсь, всё обойдётся…***
Получил письмо от Патрика. Он пригласил меня на свою свадьбу в Берлине. Думаю, мне следует отказаться. Я знаком с его невестой, это прекрасная, добрая и кроткая девушка. Она будет хорошей женой и матерью. Даже жаль, что мой милый друг никогда не полюбит её по-настоящему. Но он сделал свой выбор. А теперь я делаю свой. Мне незачем видеть их вместе. В ответе напишу ему об отце. Патрик никогда не узнает, что я бы не хотел этой свадьбы…***
Теперь я — единственный хозяин мастерской. Папа очень хотел, чтобы я унаследовал дело всей нашей жизни. И я обещаю, что не подведу. Пожалуйста, отец, смотри на меня с неба и не дай мне оступиться!***
Сегодня наконец-то решился пойти на кладбище. И как вовремя! Там едва не случилась беда, но я смог предотвратить её. Прекрасный юноша хотел свести счёты с жизнью. Я отговорил его от этого необдуманного решения. Вильгельм — так он мне представился — долго рыдал на моём плече, прежде чем успокоиться. Не успел я его ни о чём расспросить, как паренёк убежал. Может быть, ещё встретимся. Надеюсь, он передумал умирать…***
Неужели всё-таки это мальчик всё-таки не остался в этом мире, а Дэвид сделал в честь него красивую куклу? Пока я раздумывал над этим, дверь открылась. — Билли! Я дома! Ответом ему послужила лишь тишина. — Дэвид… — я позвал его, не сильно надеясь на ответ. Он может и не услышать меня или просто не понять, откуда исходит звук. — Кто здесь? — он проморгался несколько раз. Очки всё время сползали с носа, и мужчина снял их и положил на стол. Теперь я хорошо видел его усталые серые глаза. И эта тяжесть во взгляде совсем не от работы. Просто иногда люди устают жить. — Это я, совесть Билли. Он ведь уже рассказал обо мне? — Конечно, — Йост сразу же забеспокоился. — Что случилось? Где он? — Ну, как сказать, — было очень стыдно, что я не уследил за мальчишкой в первый же день. Какой толк от такой совести, что не подскажет вовремя, как не сделать неверный шаг. — Скажи, как есть. — В общем, Билли хотел пойти в школу. — Я догадывался, что ему может прийти в голову эта идея… — улыбнулся мужчина. — Но почему же он не вернулся домой? — Он отправился в театр, чтобы стать актёром, — быстро произнёс я. Не хотелось упоминать ещё и о тех подозрительных парнях, что сопровождали его. — Выбрал лёгкий путь к славе и известности. — Если бы этот путь действительно был таким… — Дэвид нахмурился. — Но ведь наш театр закрыт уже несколько лет, — вдруг вспомнил он. — Это другой, кукольный театр, который сейчас гастролирует по всему свету… Я запомнил адрес. Пойдемте же скорее, я провожу вас туда, и вы сможете забрать мальчика домой. — «Если с ним всё в порядке», подумал я, но вслух произносить этого, конечно же, не стал. Если тот, настоящий Билл, давно уже отошёл в мир иной, и теперь что-то случится ещё и с игрушечным, мне кажется, Йост просто не переживёт этого… — Спасибо тебе, добрый сверчок. И мы отправились в путь. Театр встретил нас слышащейся издалека громкой музыкой, зазывающей на представление. Дэвид приобрел билет на свободное место, число которых стремительно уменьшалось с каждой минутой, а я спрятался в кармане его пиджака, откуда мне было удобно за всем наблюдать. К сожалению, местечко выбирать не приходилось, и мы попали только в последний ряд. Йост вооружился биноклем, а я просто прищурился. Свет в зале погас. Фоновая музыка сменилась другой, и жанр её определить было невозможно: то казалось мне, что слышу я восточные мотивы, под которые извиваются в жарком танце молодые красавицы, то тяжелые гитарные риффы, то надрывные мелодии, от которых плачет душа. Всё это создавало полный диссонанс в душе: я не знал, к чему прислушиваться и куда смотреть. Наконец, распахнулся занавес, открывая невиданное зрелище. На сцену прямо с потолка спускались на тонких полупрозрачных верёвочках, заметить которые мог не каждый, главные участники сегодняшнего спектакля — марионетки. Первыми достигли пола куклы в карнавальных костюмах. Их платья переливались и блестели в свете софит наверняка ослепляя тех, кто находился в первых рядах. На головах покачивались массивные головные уборы из перьев. Лишь одного я не мог понять — какая же роль предназначена Билли в этом представлении? Управляемые невидимыми кукловодами девушки то и дело взмахивали руками, и постепенно количество одеяний на них становилось всё меньше: попадали на пол перья, тут же затаптываемые точёными ножками, зашуршали платья и корсеты. Ох, не для меня такие зрелища! Но не могу же я оставить мастера здесь одного. Наконец, дамы остались в своем первозданном виде, и я невольно подумал, что их создатель — тот ещё извращенец. Боюсь представить, что он делает со своими марионетками наедине. Я закрыл глаза, не желая больше смотреть на этот разврат. Музыка стала более спокойной, и я даже смог расслабиться и задремать… Разбудил меня хриплый суровый голос, доносящийся из динамиков. — А сейчас гвоздь программы! Непревзойдённая живая марионетка, которая двигается сама по себе безо всяких верёвочек. Встречайте же нашу новую звезду по имени Билли… Аплодисменты, дамы и господа, аплодисменты! Зал рукоплескал. Я открыл глаза. Сцена словно была вся в дыму, и я не мог ничего рассмотреть. Нет, я должен увидеть всё вблизи! — Дэвид, я скоро вернусь, никуда не уходи! — Перепрыгивая через сиденья и карабкаясь по головам увлечённых зрителей, я отправился прямиком в первые ряды, едва не потеряв по пути свой замечательный зонтик. Но это того стоило. Билли изменился до неузнаваемости. Ничего не напоминало о том мальчике, который только утром отправился узнавать этот мир. Его глаза стали такими пронзительными — обведённые чёрной краской, они словно вместили в себя тьму. Волосы торчали во все стороны, но это не выглядело некрасиво. Кукольную шею скрывал тяжёлый чёрный ошейник с металлическими заклёпками. Одежда сидела просто идеально, будто портной виртуозно сшил её для выступления всего за несколько часов. Укороченная куртка с длинными рукавами, застёгивающимися на молнию, а под ней — рубашка кроваво-красного цвета. Брюки плотно облегали деревянные ноги и, казалось, должны были сковывать марионетку без веревочек, но двигался Билли, как живой. Он держался удивительно грациозно. Мягко скользили по сцене кожаные ботфорты со шнуровкой. Откуда-то сверху в руки куклы опустился микрофон, тут же охваченный цепкой изящной ладонью. Тогда я заметил, что его ногти тоже выкрашены в чёрный цвет. И в одном только его взгляде было больше смысла, чем во всём выступлении голых девиц, не имевших ничего, кроме оболочки. Я был уверен, у этого мальчика есть душа. Билли запел, и от его голоса сладко защемило сердце даже меня, старого сверчка, которого ничем не удивишь в этой жизни. Но — подумать только! — сколько всего за последние сутки случилось со мною чудесного. Я познакомился с доброй феей, ожившей игрушкой и… наглым образом влез в чужую жизнь. Вот такая получилась бессовестная совесть. А Билли всё равно нужно будет поругать, чтобы не ходил никуда без разрешения. Хорошо ещё, что его раздеваться не заставили! Не сомневаюсь, что зрители бы это оценили, но вот Дэвиду точно бы не понравилось, что его творение используют в таких унизительных целях… Наконец, представление подошло к концу. Прекрасная кукла ушла со сцены, занавес закрылся. Не смолкали аплодисменты, но на бис звезда так и не появилась. Люди медленно поднимались со своих мест, ленивой вереницей покидая зрительный зал. Дэвид тоже не спешил уходить, а когда толпа немного рассосалась, подошёл к капельдинеру и поинтересовался, можно ли встретиться с директором театра и увидеть Билли. — О нет, уважаемый, герр Хоффман сейчас очень занят! — Хоффман? — переспросил Йост. — Что ж, думаю, я могу подождать его. Я знаю Питера уже много лет, — продолжил он, изо всех сил сохраняя спокойствие, но я слышал, как бешено стучало сердце мастера. — Не сомневаюсь, он будет рад нашей неожиданной встрече. — Ничего не понимаю, конечно, но очень хочется понять. Зря я не дочитал дневник. — Простите, но вы что-то перепутали, — мужчина сосредоточенно нахмурил брови, что-то вспоминая. — Человек, о котором вы говорите, уехал из Германии несколько лет назад и больше не возвращался. Я не уверен, но могу предположить, что директором назначили его сына. — Странно, он всегда жил один, — пожал плечами Дэвид. — Всё возможно в этой жизни. Даже то, что кажется невероятным. Может быть, и у вас где-то живут дети, о которых вы знать не знаете. — Ну уж это точно не про меня. Мой… — тут Йост замялся, — сын… только что выступал на этой сцене. Поймите, он ушёл в театр без моего ведома, и я должен убедиться, что с ним всё в порядке. — Так вам нужна ваша необычная кукла? — очевидно, капельдинер принял слова о сыне за шутку. — Пойдемте, я провожу вас в кладовую. Но лучше бы вам оставить её в театре: часть суммы от представления вы смогли бы получать от Хоффмана переводами. — Деньги для меня не главное. Билли мне очень дорог. Это мое лучшее творение… — тихо произнёс мастер, но его речь осталась без внимания. Наступая на деревянные доски, скрипящие под ногами, Дэвид проследовал в небольшую комнату. Там, в темноте, дожидались своего часа безжизненные куклы. Некоторые из них были и вовсе ещё не готовы — на полу, сгруженные в одну кучу, лежали отдельные части марионеточных тел. И среди всего этого беспорядка тихо-тихо сидел Билли, обхватив руками колени. Глаза его были закрыты, но невозможно было понять, спит ли деревянный мальчик. Знакомо ли ему вообще такое состояние, как сон? Знает ли наполовину живое существо о чувстве голода? Может ли испытывать настоящую радость? — Билли… — Дэвид кинулся к нему, помогая подняться с холодного пола, и крепко обнял. Я едва успел выскочить из кармана, иначе бы меня просто сдавили. — Пойдем домой… — А как же театр? — растерянно спросил мальчик. — ГеррХоффман сказал, что мы будем ездить по всему свету и зарабатывать деньги! У нас будет много звенящих монет, за которые можно купить всё-всё, что только захочется. — Какой наивный ребёнок… — Такой же скряга, как и отец, — хмыкнул Йост. Билли, конечно, не понял, о чём речь, и я тоже. — Мы пойдем домой. Придёшь завтра, хорошо? Мальчик только кивнул в ответ. В полном безмолвии мы направились к выходу, но путь нам преградила суровая охрана. Они обвинили Дэвида в том, что он пытается украсть марионетку и угрожали полицией. Никто и слушать не хотел, что Билли, вообще-то, принадлежит ему, а не Хоффману. Я не на шутку испугался. Не в силах что-то предпринять для спасения человека, я просто взмолился, чтобы случилось чудо. И оно действительно свершилось! Хватка охранников ослабла, и оба застыли на несколько секунд. Женский голос, уже знакомый мне, тот, которого я ждал с трепетом в душе, крикнул всего одно слово: «Бегите!». И мастер со своей прекрасной куклой бросился на выход. Когда театр был уже позади, мы наконец-то смогли увидеть её, добрую фею, что уже второй раз исполняет желания. Только на этот раз не понадобилось даже падающей звезды… — Спасибо вам, о прекрасная! — Я выбрался из кармана, и волшебное создание заметило меня. — Простите, я до сих пор не знаю вашего имени. — Меня зовут Натали, — женщина взмахнула светлыми волосами, и мне показалось, что от них теперь исходит ещё больше света. — Я очень рада, что успела вам помочь. Однако… Билли, почему же ты не послушался свою совесть? — тут же нахмурилась она. — Я… извините, — мальчик не нашёлся с ответом. — Тебе не нужно извиняться передо мной. Просто прежде чем совершать необдуманные поступки, вспомни, что ты можешь стать настоящим. Сможешь жить, как обычный человек. Разве ты хочешь навсегда остаться сделанным из дерева? Я даю тебе последний шанс, используй его с умом! — Я всё понял. Я буду стараться, — пообещал Билли. После возвращения домой Дэвид больше не разрешал мальчику одному выходить из дома, а взялся сам обучать его всему, что знал и умел. Развивался Билли не по дням, а по часам, и очень скоро перестал вести себя как наивный ребёнок. Как жаль, что он всё ещё не стал по-настоящему живым. Нет, вряд ли на такие чудеса способны даже самые замечательные феи. Как бы я хотел им помочь, но мне оставалось только быть тихой совестью. Больше Билли мои «услуги» не нужны — он всё время сидел дома, даже не порываясь убежать, даже когда хозяин дома отсутствовал. Мальчик что-то увлечённо читал — этому он научился достаточно быстро. Иногда брал в руки чистые листы бумаги и начинал рисовать, при этом задумчиво грыз карандаш, отчего он часто ломался надвое. Как же мастер обрадовался, когда однажды обнаружил утром на прикроватной тумбочке свой портрет. Он долго улыбался, но потом по его щеке всё же скатилась одинокая слеза… Что же на самом деле творится у него на душе? Я заметил, что Дэвид снова взялся за свой дневник, но второй раз нагло вторгаться в личное пространство страдающего человека было очень нехорошо. Это нечестно, и совесть не должна поступать таким образом… Зато за своим подопечным я не уследил. Ища на полке очередную книгу, мальчишка наткнулся на заветный блокнот и, не удержавшись, взял его в руки. Страницы так и манили прикоснуться к ним и прочитать все сокровенные тайны. — Билли, что ты делаешь? — я попытался остановить его. — Тебе не следует это читать! — Дэвид сказал, что в этом доме я могу делать всё, что захочу. Только ломать игрушки нельзя. Я только один раз испортил шкатулку, и то случайно. Мне хотелось её починить. Но я не умею. Как же добрый мастер разбаловал своё создание… Я отговаривал его, но мое терпение однажды всё-таки не выдержало. Пусть делает, что хочет. Я ему не нянька. Устав от его бесконечных, теперь уже более взрослых почему и зачем, я решил: совести тоже необходим хотя бы небольшой отпуск. И раз уж я не могу остановить Билли, то придется мне дать волю своему любопытству. Я уже просто ночами не могу спать и всё думаю о том, что же случилось. На чём я там остановился в прошлый раз?***
Дела пошли в гору. Я перебрался жить в мастерскую, и теперь работаю день и ночь. Все дети в городе хотят именно моих кукол. У меня много денег, но мне даже не на кого их потратить. Мне так одиноко. Патрик больше не пишет, но и я не горю желанием вести с ним душевные беседы.***
Уже и не надеялся, что снова встречу Вильгельма. Он жив-здоров и благодарит меня за спасение. Пригласил его в мастерскую. Подарю ему самую красивую игрушку, если успею закончить работу к вечеру.***
Так, значит, тот паренёк не умер. По крайней мере, тогда. Но что же с ним случилось?***
Мой мальчик, мой Билл, мы с тобою — два случайно встретившихся одиночества на жизненном пути. Ты потерял всю свою семью в страшном пожарище. Один остался жить на белом свете. Ютишься с чужими людьми в тесной каморке. Я хочу забрать тебя к себе, но боюсь предложить — ты можешь неверно расценить мои слова и оскорбиться. Да я и сам страшусь теперь своих желаний. Однажды меня уже предали. Но разве такой ангел может поступить подобным образом? Как красиво Дэвид пишет, однако. Он бы мог стать автором книги. Но, боюсь, эта история никогда не была бы издана. Ведь то, о чём говорит Йост, совсем не принято в обществе. Нет, теперь я радуюсь, что не человек! Я не обременён тяжким грузом морали, от которого пострадало немало хороших людей. Впрочем, это совсем другая история.***
Я решился. Теперь я не один, у меня есть Билл. Я пытался обучить его своему ремеслу, да только не лежит у него душа к дереву. Он любит искусство, но совершенно иное — слышали бы вы, как он поёт! Будто хор ангелов спустился прямо с небес в мою скромную обитель. А как танцует! Мне неловко смотреть на его красоту. И страшно оттого, как бесстыдно я возжелал его, непорочного. Вместе нам не увидеть рая… — Билл… Билли, я думаю, тебе не нужно это читать, — в последний раз пытался я его остановить. — Не всегда нужно знать, о чём думают взрослые. И вообще, это неприлично. — Неужели ты думаешь, что всю жизнь будешь меня поучать, старый сверчок? Как я устал от твоих уроков совести… Туда не ходи, это не делай. Я должен понять, почему он так ко мне относится. Я уже понял… что Дэвид меня очень любит. — Мальчик вздохнул. — Ну, точнее не меня. Но он ничего не рассказывает. Как я узнаю правду? — Правда не всегда стоит того, чтобы узнавать её. — Или читай молча, или уйди, — Билли смахнул меня со своего плеча, и я упал прямо на страницу. — Ладно, уговорил.***
Либо я сошёл с ума, либо я самый счастливый человек на этом свете — возможно, что одно совершенно не исключает другого. Билл сладко спит в моей постели. Он подарил мне всего себя. Без страха и сожаления. Я единственный, кому он позволил… Мой мальчик сказал, что любит меня. Пожалуй, парочку следующих страниц я позволю себе пропустить.***
Объявился так называемый «приятель» отца. В последний раз я видел его очень и очень давно. Тогда ещё папа был жив. Питер дал ему крупную сумму денег на восстановление мастерской. Теперь этот старый ростовщик пришёл напомнить о долге. Боюсь, что Хоффман догадался, что с Биллом у нас связь особого рода. Мне придётся отпустить своего ангела, чтобы наше сожительство не стало слишком подозрительным? А вдруг он сам захочет уйти? Нет, не смогу, никуда не пущу… Я полюбил его слишком сильно… Так вот что это за человек. У него и правда есть сын? Странно всё это. Если Хоффману столько же лет, сколько было отцу Йоста, то, возможно, его уже нет в живых и тогда волноваться не о чем. Нет, теперь я просто обязан узнать всё!***
Я расплатился, но ему этого было мало — заговорил о процентах. За молчание… Я ни в чем не признавался, но если Хоффман сообщит в полицию, то мне несдобровать. На вырученные деньги Питер выкупил здание старого театра. Пригласил Билла посмотреть какую-то новомодную пьесу. Как загорелись его глаза! Разве я могу запретить своему любимому выходить из дома? Но именно это я хочу сделать. Я сошёл с ума, если смею ревновать Билла к этому бесчувственному денежному мешку! Увы, я не знаю, что такого сделал ему мой отец. А история-то повторяется. Теперь я понимаю, почему Дэвид так сильно волновался, когда кукла сама ушла в театр. Хорошо, что в этот раз нам помогла добрая фея. Но где же она была раньше?***
Мой доверчивый, мой наивный Билл… Я отлучился всего на день! Вернулся, а этот наглец снова пристаёт к тебе со своим театром. Ему не хватает молодых и красивых актёров. Если ты согласишься, Хоффман перестанет угрожать нам. Но я боюсь за тебя, ангел… За нас с тобой.***
Билл вернулся поздно. Заплаканный, с разбитой губой, в разорванной рубашке. Он закрывал лицо руками и боялся даже смотреть на меня. Я успокаивал его всю ночь. Узнал страшное… Этот подонок ответит за всё! Питер организовал подпольный бордель прямо в подвале театра, где жили бездомные актёры, которых он «пожалел». Сам он их не трогал, только получал деньги. Билл единственный, кто не согласился на эту низость…***
Не без труда Билл ушёл из театра. Проклятый Хоффман может остаться безнаказанным… Если его арестуют, то следом за решёткой окажусь и я. Мы больше не можем спокойно жить с Биллом вместе. Я ни к чему не принуждал его, но кто мне поверит? Теперь преступник — это я…***
У меня забрали любимого. Несколько месяцев ему придётся прожить в приюте, пока будет идти судебное разбирательство. Меня чуть ли не каждый день вызывают на допросы… Неужели виновным останусь лишь я? Неужели мой грех не искупим? И почему Дэвид считает, что во всём этом есть его вина? Если я всё правильно понял, и он ничего не скрыл от терпеливых листов бумаги, то это совсем не так. Мастер спас мальчика от самоубийства, от одинокой голодной жизни среди чужих людей. Разве это плохо?***
Три месяца меня держали под арестом, а потом отпустили. Но, увы, до дома я так и не добрался. Не знаю точно, что произошло. Помню лишь резкую боль, которая, казалось, разрывает меня изнутри. Я думал, что умираю, и просил небеса позволить мне увидеть Билла ещё хоть раз. Но потом я пришёл в себя в госпитале. Меня вылечили, и о случившемся напоминают лишь шрамы на моей спине. Нападавшего никто не искал — кого волнует жизнь почти-преступника? Как только я смог встать на ноги, сразу отправился в мастерскую. Там полное запустение. Никто не приходил домой… Я бы продал этот дом сейчас же, если бы только это дало мне возможность увидеть моего мальчика. Сердце моё болит за Билла. Он не ответил ни на одно моё письмо, что я отправлял на адрес приюта ни до ареста, ни после. Главное, чтобы с ним было всё в порядке. Пусть будет счастлив. Даже если без меня… Быть может, я ему уже не нужен?***
Хоффман сбежал за границу. Его, конечно, будут искать, но что-то мне подсказывает, что вряд ли найдут. Я пытался забрать Билла из приюта. Мне отказали, не объяснив причины. Даже увидеться не позволили… На мне клеймо преступлений, которых я даже не совершал. Всё, что я сделал — полюбил прекрасного человека.***
Я добился правды. Но лучше бы я не знал её никогда. Я бы верил, что моего ангела взяли в настоящую семью, где он обрёл тепло родительской любви, уют и покой… Ах, как прекрасно было неведение! Билл не дожил до моего возвращения… Мне сказали, что мой мальчик был тяжело болен. Но я ведь знаю, что это не так! И я уверен, что замешан во всём этом проклятый Питер Хоффман… Я отомщу, моя любовь. Я обещаю. Страница была полна чернильных разводов. Теперь я понимал, что несчастному Дэвиду не удалось свершить свою месть. Закончив с чтением, я скатился с дневника, хранящего столько боли. Не детской и не родственной любви он желал от мальчика — но разве могла деревянная игрушка стать тем безвозвратно ушедшим Биллом?***
Заказов у меня в последнее время очень мало, да и делать ничего не хочется. Не знаю, как мне жить без Билла. Но разве я могу умереть вот так, в забвении? Чтобы не чувствовать себя совсем одиноко, завёл кота. Поселил в аквариум рыбку. Буду каждый день работать, не покладая рук. Через силу. Через боль. А потом я найду этого урода и придушу его голыми руками! А вот и последняя запись…***
Либо это настоящее чудо, либо я просто сошёл с ума. Впрочем, одно не исключает другое. Я сделал из дерева игрушку, и сам не заметил, как эта кукла оказалась точной копией Билла. Я увидел падающую звезду, загадал желание, и оно исполнилось! Мое творение ожило. И на следующий день Билли едва не убежал от меня, подумать только, в гастролирующий театр, директором которого является предположительно сын Хоффмана. Это какое-то безумие. Теперь Билли всё время дома. А ещё у него есть совесть, которая вообще-то — живой говорящий сверчок. Я каждый день вижу рядом с собою образ того, кого так любил и продолжаю любить. Как бы я хотел, чтобы мой ангел вернулся с неба. Я счастлив лишь в минуты воспоминаний о том, как Билл, живой и здоровый, улыбался мне и шептал нежные слова любви. Однажды я расскажу всю правду не только молчаливой бумаге. Но пока я не готов к этому. Застрелиться хочется иногда. Но что-то останавливает меня от этого шага в темноту. Быть может, мой Билл на самом деле ещё жив?..***
Текст ещё дышал свежими чернилами. Ну уж нет, умирать Дэвиду точно не стоит. Я уверен, чудеса ещё случатся! Ночью я долго не мог уснуть, прислушиваясь к тишине, которую едва слышно нарушал тихий шёпот. Вновь во мне взыграло любопытство: кому же там не спится? Добравшись до спальни, я увидел, что Дэвид крепко спит, обняв помятую подушку, а Билли стоит у открытого окна. Он вглядывался в ночное небо, словно хотел найти там ответы на все свои вопросы. — Быть может, сейчас с неба упадёт ещё одна звезда? И сбудется тогда моя мечта? — тихо произнёс деревянный мальчик. — Я бы отдал всё, только бы Дэвид стал счастливым! Но звезде не потребовалось падать с неба. Фея, услышав отчаянные мольбы Билли, появилась у открытого окна. Как же я рад видеть её снова. Надеюсь, не будет наглостью, если я тоже попрошу её об исполнении желания. Я ведь старался быть хорошей совестью. Ну и что, что у меня не получилось? Быть может, это не последний мой шанс себя проявить? — Здравствуй, Билли. Ты звал меня? — спросила Натали. Выглядела она сегодня совсем не так, как в прошлые наши встречи, на ней вместо привычного голубого платья был деловой костюм, да и волшебная палочка не светилась в руке. — Что вы так на меня странно смотрите? — ну как же она всё замечает, даже мой взгляд увидела. — Некоторым людям нужна не фея, а адвокат. В любое время дня и ночи… — И кому же? — заинтересованно спросил я. — Это не имеет значения, — девушка улыбнулась. — Я пришла к Билли. Ведь ты же хотел меня о чём-то попросить, милый мальчик? Хотя ты не очень хорошо себя вёл в последнее время, но ты хочешь сделать доброе дело. Так чего же именно ты желаешь? — Я… Мне ничего не нужно, — замялась кукла. — Я хочу попросить счастья для Дэвида. Он такой хороший, заботится обо мне так, словно я действительно живой человек, хотя вряд ли я им стану, я ведь всего лишь кусок дерева, который стал таким красивым только благодаря его рукам. Но я сделал то, чего не должен был, я узнал все его тайны, и я не знаю, как жить с этим грузом. Я всего лишь напоминание о прошлом. О том парне, который уже умер. И я не знаю, как помочь Дэвиду. Ведь я… я люблю его. Не знаю, как я могу любить и имею ли на это право, но люблю! Добрая, милая фея. Пожалуйста, помоги Дэвиду… У меня нет живого бьющегося сердца, но в груди что-то болит за него. Как жаль, что я не настоящий Билл. Фея ненадолго задумалась. — Я смогу для тебя кое-что сделать, но помни, что у всего есть своя цена. Ты сможешь стать Биллом и почувствовать себя живым, но лишь на одну ночь и один день. А потом ты снова станешь игрушкой, и останешься ею навсегда, если только не исполнится одно условие… — Какое же? Я всё сделаю, что в моих силах, — быстро, на одном выдохе, пообещал Билли. — Ты вспомнишь не только счастливую жизнь того, по чьему образу создан, но и всю его боль. И тебе придётся отомстить за его гибель. Если справишься, то останешься жить и проживёшь столько, сколько тебе было отмерено небесами. Помни, что сделать это должен именно ты. Не Дэвид, не кто-то ещё. Жизнь за жизнь. — Я согласен, — Билли попытался обнять фею, но вместо этого лишь схватился за воздух. — О нет, ты не можешь ко мне прикоснуться. Я сейчас на самом деле нахожусь совсем в другом месте, — Натали засмеялась. — Что ж, я обниму тебя после! — мальчик улыбнулся. — Закрой глаза. Фея взмахнула руками, и положила воздушную ладонь на голову Билли. В разливающемся сиянии я ничего не смог увидеть и крепко зажмурился. — Больно… — я услышал тяжёлый вздох. — Почему так больно? — Билли, ты как? — открыв глаза, я увидел его лежащим на полу. Он с трудом поднялся, прикладывая руку к груди. — Чувствую себя живым. И это не самое приятное ощущение, знаешь ли, — даже голос немного изменился. — Меня не было в этом мире почти десять лет, как думаешь, как я должен себя чувствовать? А ещё я помню дни, когда был куклой. — И что ты теперь будешь делать? — ну вот, я не успел загадать своё желание, а фея уже исчезла. — Разбудить Дэвида? Или не надо? Он такой милый, когда спит, — парень улыбнулся. — Боже… столько времени прошло. А я чувствую себя глупым влюблённым мальчишкой. И сердце так бьётся. Нет, живым быть всё-таки хорошо… Только умирать страшно. Знаешь, о чём я тогда думал? Что никогда не увижу любимого. Что никогда не смогу обнять его, прижаться и услышать стук в его груди. — Но теперь ты можешь всё это сделать. Так чего ждёшь? А, да, ухожу, — спохватился я, понимая, что мне здесь не место. Но я ведь такой любопытный, надеюсь, фея простит мне это и не превратит меня в какого-нибудь марионеточного сверчка. Поэтому я только сделал вид, что ухожу, а сам спрятался в изгибе дверной ручки и затаил дыхание. Билл аккуратно отодвинул в сторону одеяло и вытащил из рук спящего подушку. — М… — проворчал Йост во сне что-то невнятное. — Дэвид… как же я скучал по тебе. Билл нежно коснулся губами щеки любимого. Он наконец-то пробудился от сладкой дрёмы. Надеюсь, не испугается и не решит в очередной раз, что сошёл с ума. — Что ты делаешь… — Дэвид совсем растерялся. — Билли… — Я не Билли… Я Билл, твой Билл, я вернулся к тебе. И, возможно, смогу остаться, — прошептал парень. — Этого не может быть, — мне показалось, или на ресницах обладателя серых глаз действительно выступили слёзы. — Это просто сон. — Тогда это будет лучший сон в твоей жизни, — теперь уже не кукольные руки нежно обнимали Дэвида, давно забывшего тепло прикосновений того, кто так нужен и дорог. — Я думал, что больше никогда не смогу вот так побыть с тобой. Я был в темноте. Там было так страшно. А теперь я с тобой. — Не говори об этом, я не хочу знать, как тебе было больно. — Это уже неважно, правда. Билл трепетно коснулся приоткрытых губ и наградил их долгожданных поцелуем. Сначала робким и несмелым. Как будто проверял — действительно ли жив? Дэвид зарылся руками в растрёпанные волосы своего драгоценного мальчика, пропуская их сквозь дрожащие пальцы. Билл скользнул ладонями под пижамные брюки и начал тянуть их вниз. Я отвернулся, но вскоре скрип кровати и тихий стон вновь отнял у меня остатки совести, если она у меня вообще была. Это и правда не то, что стоило мне видеть, но чёрт возьми, ничто не заставит меня оторваться от созерцания этих двоих. Они наконец-то оба чувствуют себя счастливыми. Хоть я представлял себе несколько иную встречу — не такую быструю и жаркую, но ведь не факт, что Билл останется навсегда. Я вновь устремил свой наглый взор на то, как соприкасаются уже обнажённые тела. Теперь Дэвид перехватил инициативу — Билл лежал под ним и обвивал руками сильную спину, подставляя шею под поцелуи. Это так красиво и нежно! Очень надеюсь, что эта ночь — не последняя в их жизни, ведь тогда я смогу ещё не раз полюбоваться единением двух тел. Да, вот так сверчок стал извращенцем на старости лет. Лишь одна неидеальность была на теле Билла, и я не мог её не заметить. Шрам в области сердца, которое сейчас наверняка очень быстро стучало в груди, будто пытаясь наверстать всё упущенное за годы не-жизни, за годы пустоты, одиночества и бесконечной боли. И Дэвид целовал этот шрам, а его ангел улыбался и шептал что-то неслышно нежное. Каждая родинка, каждый миллиметр тела не избежал ласковых прикосновений мастера. Ну, на некоторых местах я всё-таки отворачивался и краснел, но потом снова смотрел… Билл нежно гладил взлохмаченные волосы своего единственного — в лунном свете я впервые заметил, что несколько прядок тронула ранняя седина — и бесстыдно постанывал. Неужели это действительно так приятно? Жаль, я никогда не испытаю ничего подобного. Я слишком стар для любовных игрищ, да и вообще я всего лишь неприличное насекомое. Йост собрал губами белые капли — результат его стараний — все до единой, словно боясь пролить драгоценный нектар, поднялся и сгрёб Билла в свои тесные объятия. — Люблю тебя… Всё бы отдал, чтобы ты был со мной вечно. — Я всегда буду с тобой, Дэвид. Мне только нужно кое-что сделать, и я вернусь. Навсегда. — Как же я хочу в это поверить, — мастер вновь целовал своего возлюбленного. — Но это будет завтра. А сегодня я весь твой. Продолжим, когда на нас перестанет пялиться один маленький, но очень бессовестный сверчок, — Билл наконец-то вспомнил про меня. И как он заметил? Значит, этот хитрец знал, что я смотрю, а теперь не даёт мне увидеть продолжение? Ну ничего… Пусть только попробует не вернуться, я ему устрою. Пришлось мне всё-таки покинуть своё насиженное местечко и лечь спать, хоть сделать это после увиденного было очень сложно. Утром я увидел бодрого и отдохнувшего Дэвида. Он, заметив меня — да почему же я никак не могу спрятаться, даже когда мне это нужно — пожелал доброго утра, чего прежде никогда не делал. — Мне снился такой потрясающий сон… — пояснил Йост, собирая большую сумку деревянных игрушек. — А Билли где? — Он сказал, что скоро придёт. Просил не волноваться, — соврал я, потому как волноваться действительно было о чём. Наверное, ушёл ещё ночью. — Джимини, а ты не видел мой складной нож? Я никак не могу вспомнить, куда положил его, — Дэвид безуспешно пытался отыскать потерянную вещь. Так ничего и не найдя, он ушёл по своим делам. Весь день я пробыл, как на иголках, переживая за судьбу своего подопечного, который не взял меня с собой, хоть я на это и очень надеялся. Вдруг ему понадобится помощь? Он ведь собирается свершить месть, но как это может сделать такой хрупкий паренёк, который вчера подарил мастеру столько счастья? Как бы это ни стало прощальным подарком… Дэвид вернулся поздно. Грустный и с бутылкой вина. — Десять лет. Ничего не спрашивай, — сказал он. — Хочешь выпить? — Нет, спасибо, мне хватило прошлой осени. И тебе не советую. Подожди до завтра. Сегодня это… день неблагоприятный для алкоголя, — придумал я первое, что пришло мне в голову. — Ладно, так уж и быть. Из речи Йоста я понял лишь одно — ровно десять лет назад он потерял любимого. Но неужели чудо так и не случится? Когда стрелка часов приблизилась к полуночи, я уж было совсем отчаялся, но вдруг раздался громкий стук в дверь. — Наверное, Билли вернулся. — Дэвид пошёл открывать, а я с замиранием сердца отсчитывал каждый его шаг. Ровно десять отделяло его от волшебства, которое просто не может не произойти. Внезапно я услышал грохот, как будто падает что-то тяжелое. Господи, да что же там такое происходит?! Билл, тихо ругаясь себе под нос, дотащил Йоста за воротник в комнату и плеснул ему в лицо водой из кувшина. — Ну и чего ты так испугался, любимый? Я ведь теперь с тобой… По-настоящему. Я бы тоже испугался, если бы увидел человека, которого давно похоронил, на пороге своего дома в рубашке, пропитанной кровью. Чужой кровью. — Жизнь за жизнь. Я выполнил своё условие, — Билл улыбнулся. — Только ничего не спрашивай, ладно? Любую сказку принято заканчивать словами — и жили они долго и счастливо. И в моём случае эта история закончилась именно таким образом. Правда, мне пришлось побыть уже не совестью Билла, а личным психотерапевтом деревянных дел мастера, но это уже совсем другая история! Конец.