***
Я привык не удосуживать себя ласками, но сегодня во мне что-то переклинило. И казалось бы, что все должно быть наоборот. Он мне почти что изменил, а я с таким остервенением целую его лицо, глажу бока. Сейчас мне кажется… нет, сегодня я впервые почувствовал, какое сокровище у меня в руках. Страх когда-то потерять это драгоценное, хрупкое, изысканно нежное существо из-за своего принципа… я не могу так. А если смогу, то никогда не прощу себе этого. Я всегда делал это грубо, с отдачей лишь на себя. Никогда не заботился о нем, никогда не спрашивал, как ему хотелось бы больше. Даже на растяжку иногда плевал — не хотелось терпеть возбуждения. А он ведь такой хрупкий, в сравнении со мной. Я на его фоне просто монстр, и каким образом он мог терпеть мой член у себя в глотке… боги, а ведь я только сейчас об этом задумался. Я знаю, что он не мазохист, знаю, что ему не было приятно со мной. Наверное, никогда не было. Но он почему-то всегда был рядом. Сегодня я застал его за весьма интересным занятием. Он целовался с этим ублюдком из Кайджо, Касамацу. Кисе и не думал оправдываться, знал, что это глупо. Просто попросил разрешение зайти вечером, обсудить кое-что. Я знал что. Он нашел того, кто будет любить его больше, чем я. Но даже так, я не смог удержаться. Мы сидели за столом на кухне, молчали. Не знали, как начать разговор. Все как-то запуталось: обида, горечь, вина… все смешалось в какую-то кашу, не разберешься, что к чему. И вдруг вырубился свет. Его бледная, почти что прозрачная кожа так отливала в лунных лучах, контрастируя с темной карамелью ночи, что крышу мне сносило, хоть и медленно, но уверенно. Я не слышу его слов, но знаю, что он пытается меня остановить. Слабо пытается, как-то вяло и совсем не настойчиво. Неужели еще может простить? — Дайки, не надо… подожди… — говорит он сквозь глубокие выдохи участившегося за доли секунд дыхания. Он всегда легко возбуждался. Стоило лишь умело поцеловать, погладить и он уже готов. Но он любил нежно. А я так не умел. Да, я тоже его возбуждал, но я знал, что это не то. Все должно было быть как-то по другому. Не знаю как, просто понятия не имею, но что-то определенно пошло не в ту сторону. Почему мы так долго были вместе, если совершенно друг другу не подходим? Почему я продолжаю его любить? И почему он позволяет мне это делать… ? Сегодня действительно все не так, как было всегда. Сегодня я заваливаю его на кровать не ради того, чтобы просто трахнуть. Мне хочется сделать ему приятно, хочется увидеть, как на самом деле выглядит его лицо, полное блаженства и удовольствия. В голове всплывают картинки с прошлых наших ночей. Единственное, что я помню: выступающие в уголках глаз слезинки, полуболезненные вскрики и дрожащее в моих руках тело. Нет, я не хочу это вспоминать! Я не хочу иметь такую память о нас, не могу!.. Кажется, теперь настал мой черед плакать. Я чувствую, как щиплет глаза, и в следующее мгновение на щеку Рёты падает хрустальный осколок. — Ты плачешь… — шепчет влажными, припухшими от поцелуев губами. Не знаю. И я действительно не знаю, что со мной происходит. Понимаю, что реву, как белуга, понимаю, что только сейчас осознал и принял свою любовь к этому существу. Но то, что так настойчиво пытается разорвать меня изнутри, то, что так упорно царапает легкие, поднимаясь болезненным комом к горлу, я никак назвать не могу. Это что-то настолько сильное, что я пока не могу его осознать. И еще, я боюсь этого чувства. И вдруг, он приподнимается на локтях и тянется ко мне. Касается моего лица губами, собирает поцелуями слезы. Реветь хочется еще больше. Но я не стану, нужно выдержать. Не девчонка же я, в конце концов… Раньше я всегда ставил его в одну, мою излюбленную, коленно-локтевую позу. Мне так было удобнее. Но сейчас мне так хочется смотреть ему в глаза, что плевать я хотел на свои привычки и принципы. Раньше, как я уже упоминал, я редко когда тратил время на растяжку. Но сейчас я ни за что не хочу видеть его слез, не хочу слышать боли в его голосе. Поэтому я растягиваю его долго, стараясь каждый раз задевать пальцами ту самую чувствительную точку. Раньше он боялся как-то проявлять инициативу. Я ни за что не хотел, чтобы кто-то узнал о моем увлечении им. И поэтому за царапины на плечах я мог бы устроить ссору, я бы ворчал и нервничал. Он знал, и он никогда не прикасался ко мне во время секса. Боялся ненароком оставить отметки. А сейчас, он отчаянно цепляется пальцами за спину, выгибаясь до хруста в позвоночнике. И я так счастлив, что хоть на какое-то время на моей коже будут красоваться слабые следы от его ногтей. Раньше я никогда не слышал таких его стонов. Глубоких, громких, надрывных. Я и понятия не имел, что толкаться в него медленно и размеренно может быть настолько приятно. Раньше я никогда не позволял себе больше, чем рык или выдохи, но сейчас я не хочу сдерживать рвущиеся наружу чувства. Мои низкие, короткие и его протяжные, громкие стоны… они смешались, создавая чувственную, откровенно блаженную какофонию, которая вливается в уши, пронзая внутренности, доводя до экстаза. Он просит еще, стараясь связывать звуки в что-то понятное и четкое. У него плохо получается, но я и так понимаю, чего он хочет. И я послушно выполняю, начиная ускоряться, вырывая из его груди почти что крики. Я поднимаю его, усаживаю себе на колени и начинаю с новой силой толкаться в него. Кисе подкатывает бедрами мне в такт, обвив руками мою шею. Чувствую, как между нашими животами трется его плоть, и мне окончательно срывает крышу. Я начинаю переходить на бешеный темп, не в состоянии себя контролировать, но он не против. Он кончает немного раньше меня, пачкая нас в белом семени. Не знал, что он может так бурно изливаться. Рёта непроизвольно сжимает меня внутри, и я следую за ним, в последний раз толкаясь внутрь. Оргазм прошибает мозг не хуже биты. Мы оба устали, он почти провалился в сон, повиснув у меня на шее. Осторожно укладываю его на кровать и ложусь рядом, обнимаю, прижимаю к себе, как свое самое дорогое сокровище. Нам нужно поговорить, но это будет завтра…***
Я проснулся в пустой, холодной постели, сжимаясь от пустоты и отчаяния. На тумбочке записка, аккуратным, жутко красивым, закрученным почерком: «Прости. Мне жаль, но это конец. Я, кажется, больше уже не смогу. Трудно расставаться с тем, к чему привык, но иногда по-другому нельзя. Прости… я знаю, что ты любишь меня, вчера ты убедил меня в этом. Но это не изменит того, что мне невыносимо больно. За прошлое и за то, что ты хочешь его исправить. Мне нужно время, и, если бы не появился Юкио-чи… мне приходится признать, что меня увели у тебя. Прощай. И в следующий раз не убивай себя гордостью. Она в любви не поможет. “ Да, все именно так. Я ненавижу себя за свою же глупость. Это было сожаление. Ха-ха, невыносимо больно! Прощай, Кисе…