***
За сценой ещё слышится шум толпы, когда парни, мокрые от пота и довольные после хорошо отыгранного концерта, вваливаются в гримёрку, где их встречает менеджер группы с шипящей бутылкой шампанского в руках. У Зака всё ещё звенит в ушах. Джесси отдаёт краткий отчёт о выступлении ребятам из команды, Брендон срывается за одноразовыми стаканчиками, Джереми устраивается на диване, болтая со всеми сразу, а Майки добродушно хвалит и поздравляет парней, хотя Зак знает, что Джесси несколько раз сфальшивил, а сам он прозевал свою партию в новой песне. Под общую суету он молча разваливается в кресле. Спустя пару минут он восстанавливает дыхание и тянется за телефоном, но его ладонь перехватывают. — Ты чего такой тихий? Не заболел? — интересуется Разерфорд, потягивая выпивку с противоположной стороны кофейного столика. — Всё нормально, — вяло отнекивается гитарист. Но Джесси намёков не понимает, он вскакивает и подсаживается ближе к Заку, буквально прижимая того к себе. Он знает, с Заком иногда не просто поладить, но он — один из немногих, кто умеет его приручить. Все остальные заняты своими делами и будто не обращают внимания на этих двоих. — Эй, — зовёт Разерфорд, проводя ладонью по его волосам. — Ребята хотят афтепати устроить вечером, если хочешь, при… У Зака внутри что-то рвётся. Он поджимает губы и поднимается с места, на ватных ногах выходя из комнаты. Напоследок он оборачивается и тихо бросает: — Потом поговорим, Джесс. От этих слов Джесси отчего-то становится не по себе. Перед глазами настойчиво встают картинки их предыдущих ссор, когда он сам едва с ума не сходил, а после напивался и не звонил Заку так долго, как мог, а Эбелс успевал хлопнуть дверью, ни разу не повысив голос. Позже все замечают отсутствие гитариста, и Майки характерно настораживается, отметив его вялое настроение на протяжение дня. Кто-то ухмыляется, что Разерфорд, наверное, опять про рост пошутил, не подумав, но Джесси лишь мрачно пожимает плечами. — Наверное, просто устал, с кем не бывает, — говорит Джереми, и все сходятся на этом. В конце концов, нужно ещё выйти на автограф-сессию хотя бы ради приличия, а потом перепроверить, все ли инструменты собраны и на своих местах, чтобы ненароком не оставить что-то. Жара на улице наконец спадает, воздух окутала приятная влага, и вместе с тем, как темнеет порозовевшее от заката небо, Джесси начинает догадываться, что именно он сделал не так.***
Разерфорд стучится в номер Зака поздно вечером. Он уверяет себя, что протрезвел, пока продирался к отелю сквозь внезапно хлынувший дождь. Все остальные ещё на вечеринке — и, как ни странно, один Джесси не досидел до конца. Не смог. Зак, в конце концов, его лучший друг, или, по крайней мере, когда-то был им. Перед собой он держит мокрую от капель коробку пиццы, стащенную с тусовки, и чуть ли не роняет её в руки Эбелса, когда тот медленно открывает дверь. Он сразу отмечает, что Зак и правда выглядит несколько вяло. В растянутой домашней футболке, потирая глаза от усталости и переминаясь с ноги на ногу, он создаёт впечатление невыспавшегося школьника. — Это ещё что? — протягивает он. — Джесси, если ты думаешь, что можешь принести моей любимой еды и просто так на ночь глядя ворваться ко мне в номер… то ты, в общем-то, прав. Заходи. В номере горит только одна лампа, и, продираясь по полумраку, Зак ни с того ни с сего предлагает выпить. А что терять, думает Разерфорд и соглашается. Они наливают записанное в каждом райдере пиво в кружки с нелепым рисунком, которые младший ещё не успел сложить в чемодан. Джесси замечает лёгкую дрожь в его руках и гадает, кажется ему или нет. Но у Зака свои поводы нервничать. Он шепчет Разерфорду сесть и подождать на диване, пока сам плетётся к собранным сумкам и отчаянно старается унять колотящееся сердце. Пальцы прощупывают нутро кармана и наконец вытаскивают аккуратную коробочку с диском. Мельком подглядывающий Джесси узнаёт в ней сборник своей музыки, который подарил Заку когда-то давно, ещё до основания группы. Его удивляет тот факт, что Зак вообще её сохранил и до сих пор таскает с собой. Зачем? Эбелс тем временем садится рядом и приоткрывает крышку коробки, вынимая из неё смятую маленькую фотографию. Как из полароида. Джесси ахает. — Боже мой, Зак, при чём тут это?! Что вообще… — Выслушай меня, — несмело просит Эбелс. Он собирается с мыслями и продолжает: — Я, я знаю, что это всё было глупым баловством, мы сами так условились в тот последний вечер, когда я сказал, что больше так продолжаться не может. Но ты пойми. Думаешь, мне легко терпеть твои приставания и не вспоминать, что когда-то мы всерьёз думали, что можем быть вместе? Разерфорд сдуру одним глотком осушает всю кружку. Он правда не знает, что и ответить, когда Зак сминает в руках фотографию, на которой они сцепились губами в уютной темноте кухни в квартире Зака, где они вместе жили какое-то время. В голову Разерфорда больно ударяют воспоминания. Ему и не нужно ничего объяснять. — Я тебе все ещё нравлюсь? — осторожно спрашивает он, чтобы подтвердить свои догадки. — Как был самовлюблённым придурком, так и остался, — шатко усмехается Зак, зажигая появившуюся в пальцах сигарету и попадая лишь с третьего раза. — Я не настолько сентиментален. Я знаю: тебе хотелось чего-то нового, а мне не хотелось одиночества. Но иногда я ненавижу тебя за то, что от каждой твоей ёбаной выходки чувствую себя, блять, влюблённым. Для Зака их отношения всегда значили больше, чем дружба с привилегиями. Они никогда не выносили сор из избы, да и все в группе знали, что объектом минутной симпатии пьяного Разерфорда мог стать любой. Но для солиста это было скорее экспериментом — он доверял Заку и любил, как лучшего друга, со всеми его комплексами, глупыми привычками и загонами. Когда они переходили негласные, но существующие границы, Зак оказывался не против. Эбелс предугадывал подобный конец и боялся его с самого начала. Умом он прекрасно понимал, что Джесси быстро надоедают такие минутные увлечения, но справиться с искушением оказалось выше его сил. Стоит ли говорить, что Эбелс втрескался в него, как малолетка? — Я думал: к чёрту всё, один раз живём. Почему нет? Джесси пристально смотрит ему в глаза. — Вот только не надо обвинять меня в том, какой я козёл, Эбелс. Я тебе сразу дал понять, что на роль постоянного ёбыря не претендую. Что-то ты не был против потрахаться, когда я приходил со свидания с очередной девушкой. — Да, тебе же не казалось совпадением, что в каждый такой вечер я напивался до беспамятства. И я не обвиняю тебя ни в чём. Просто по-человечески, Джесс, не нужно делать… это всё, если ты не намекаешь на что-то всерьёз, — после этого Зак замолкает и глядя в пол затягивается сигаретой. Безнадёжно кашляет, пока Разерфорд обдумывает его слова. Они находятся в нескольких сантиметрах друг от друга, но ощущается, будто они на разных полюсах. Перед глазами калейдоскоп из картинок, до этого смиренно упрятанных в закоулках памяти. Один. Они остаются одни в гримёрке после концерта, когда Зак многозначительно смотрит на Разерфорда. Дольше, чем требуется. Грубые татуированные ладони на шее гитариста если не душат, то точно лишают воздуха, когда притягивают для поцелуя. В комнате становится жарче, когда дверь изнутри запирают на замок. Зака уже ничто не волнует, когда Разерфорд оказывается между его ног в углу на кучке грязной одежды. Два. Зак совсем не ревнует, когда Джесси исчезает в полдень, совершенно спокойно предупредив, что он на свидание. Конечно, он ведь совсем не думал, что Джесси ради него станет верным. Он просто кидает несколько таблеток в стакан с виски. А потом его тошнит на белую плитку в ванной. На вопрос вернувшегося вечером «друга» он отвечает: всё в порядке. Три. Всё натягивается, когда Джесси, уже съехав от Зака, давно и, кажется, на полном серьёзе встречается с девушкой. Не придерёшься: она красивая, понимающая, и куда лучше какого-то парнишки из группы. Вот только Зак так не может. Ради справедливости для неё и для себя тоже, он отводит Джесси на вечеринке в сторонку, чтобы поговорить. К его ужасу, солист с ним согласен. Конечно, пора бы им прекращать, ведь с Девон всё по-настоящему, а у них так, понарошку. Джесси шутливо целует младшего в щёку напоследок, а тот проглатывает ком, вставший в горле. Зак не выдерживает. Он роняет из рук дымящуюся сигарету и на одном выдохе произносит: — Джесс, я скучаю. Несколько минут тянутся в тишине, и Зак, похоже добился своего, заставив Разерфорда заткнуться и подумать, наконец, головой. И он всеми силами старается убедить себя, что всё делает правильно, но не может. В конце концов, кому какое дело до принципов, когда всё, чего хочется, это снова ощутить тепло чужих губ на своих собственных. — Чёрт, прости, я правда не думал, что ты так это воспринимаешь. Но и держаться от тебя за километр я тоже не могу, мы всё ещё в одной группе, если ты не забыл. На этих словах Разерфорд поднимается с дивана и явно собирается уходить, как Зак, не отдавая себе отчёта в собственных действиях, хватает его за рукав кожаной куртки, притягивая обратно. Джесси замирает в ожидании объяснений, но гитарист не говорит ни слова, только сосредоточенно буравит его взглядом. Сглатывает и нехотя ослабляет хватку. — Останься, — коротко просит он. — Это как ещё понимать? Я-то думал, ты уже меня видеть не хочешь. «Я тоже так думал» — думает про себя Зак, «или, по крайней мере, надеялся, что это так». Джесси не видит этого, но в голове у Зака разрождается целый ураган противоречивых мыслей, он спорит сам с собой о важности момента или долгосрочной перспективы их отношений. Да, это чертовски нездорово. Неправильно. Но что он может сделать? Неожиданно для себя Эбелс заливается краской. Он осознаёт, как нелепо с его стороны отчитывать Разерфорда о несдержанности и отсутствии совести, но позволять себе надеяться на то, что тот задержится хоть ненадолго. Как же чертовски глупо. Вот только спорить с Джесси, с этим импульсивным, совершенно не в своём уме человеком, кусать губы от злости и в порыве чувств наговаривать лишнего — привычнее и комфортнее, нежели без особых переживаний быть одному. Зака порой удивляет его же собственный мазохизм по части эмоций. И в тот момент, когда он решает по-тихому извиниться и отпустить, наконец, Джесси из своего номера и из своей личной жизни, тот кидается вперёд и силой вдавливает его плечи в спинку дивана. Путь к возражениям Разерфорд перекрывает горькими от курева губами, ещё не согретыми после улицы, к которым у Эбелса никогда не было иммунитета. Ладони просто по привычке порываются обнять солиста за шею отработанным до автоматизма движением, впиться ногтями в затылок, обхватить такие по-родному широкие плечи. Зак отчаянно пытается связаться со здравым смыслом, затерявшимся где-то между по пути к этим неправильным поцелуям. Горячее дыхание Джесси обжигает висок, когда он шепчет, точно пряча секреты от себя самого: — В последний раз, Зак. Я же знаю, тебе хочется. Но Заку хочется не секса. Ему хочется, чтобы они просто могли быть вместе, без всяких приевшихся отговорок, без всяких «а что друзья скажут?». Ему хочется ходить на свидания, с этими нелепыми пикниками и ресторанами, ему хочется поселиться в доме Разерфорда и носить его дурацкие футболки, и ему хочется умереть от стыда за одни мысли о таком. Потому что у них так быть не может. Просто всё случилось не в то время, не в том месте и, наверное, не с теми людьми. Сказать, что Заку стоит огромных усилий оторваться от Джесси и подумать о последствиях — ничего не сказать. Он как по инерции продолжает перебирать волосы на его затылке, но взгляд упирается в пол. — Не глупи. Давай без глупых сожалений, ладно? Завтра всё будет как всегда, и мы просто сделаем вид, что ничего не было. Позволь себе амнезию на один вечер, — томно от нарастающего возбуждения убеждает его Разерфорд. А затем добавляет: — Конечно, если ты хочешь, я сейчас же встану, блять, и уйду. И Зак, глупый, до сих пор влюблённый мальчишка, соглашается. Последний раз, уверяет он себя и тянется за очередным обжигающим, точно из кислоты, поцелуем. Едва не душит Джесси, обхватывая шею руками, точно петлёй. Закрывает глаза, чувствуя, как его поднимают, а затем неаккуратно, как старую игрушку, бросают на простыни. — Посмотри на меня, Зико, — Разерфорд оставляет небрежный поцелуй куда-то мимо губ и спускает с Эбелса джинсы. Его ладони слишком холодные, и Заку почти неуютно от ощущения его пальцев на своих бёдрах. Матрас под коленями Джесси прогибается, и младший оказывается подмятым, если не вдавленным в разбросанную кучу подушек и одеяла, от которых несёт приторной стерильностью, как это бывает в отелях. В голову невольно лезут все предыдущие разы, когда они трахались так же, по-быстрому, в номере какого-нибудь отеля на другом конце страны или за её пределами. Иногда Зак начинал первым, но чаще всего именно Разерфорд толкал его на кровать, даже не спрашивая. И Эбелс до сих пор не знает, было ли в нём самом хоть что-то особенное, или Джесси двигало лишь желание заняться сексом с парнем без всяких отношений. Закари — его лучший друг, он всё поймёт, верно? Из мыслей вырывают несдержанные стоны злосчастного Разерфорда, который оглаживает его впалый живот, а затем скидывает с себя одежду. С Заком он не слишком церемонится — тот так и лежит в задранной футболке и стянутых до колен джинсах. Ему интересно, оказался ли Джесси настолько самонадеянным, что даже взял с собой презервативы. Не желая знать ответ, он бормочет: «И так сойдёт». — Как скажешь, принцесса, — усмехается Разерфорд и снова нависает сверху, закрывая собой единственный источник света в комнате. Разерфорд не особо щедрится на прелюдии. Он хватает Эбелса за коленки и раздвигает их, а затем грубо просовывает сразу два пальца, глотая его приглушённые стоны поцелуем. Вынимает пальцы и резко входит, сводя с ума своим темпом. На несколько минут они становятся сплетением тел, изгибов и вздохов. То, что осталось от прежних чувств Зака встаёт ему же поперёк горла — он притягивает Джесси к себе, ближе, громче, больнее, ему хочется растянуть эту тайну, которую они оставят в этом номере и больше никогда к ней не вернутся, на целую вечность. Кажется, запах его кожи Зак с себя не смоет никогда. Когда всё закончилось, Джесси уходит, оставив Заку напоследок пятно на простыни, алый засос на шее и целый ворох невысказанных мыслей. Эбелс, к его же облегчению, не успевает наговорить глупостей вроде «до завтра», «это последний раз» или «я люблю тебя». Недоеденная пицца так и валяется на кофейном столике — Заку кусок в горло не лезет. Он лежит на скомканном одеяле и уже даже не уверен, что история больше не повторится. Его и не волнует, в любом случае — с Разерфордом плохо, потому что всегда хочется большего, а без него ещё хуже. За рёбрами начинает тянуть от мыслей, что лучше бы этот нелепый недороман и не начинался. Нечего было портить и без того хрупкую дружбу, а теперь оставалось только пожинать плоды собственной глупости. Что бы там Разерфорд ни говорил, в последний раз утешая Зака, тот всё равно не может ничего поделать, на следующий день садясь как можно дальше от него в тур-автобусе. Утыкается слегка обиженным взглядом в окно, забравшись на сиденье с ногами, и дёргается, когда Джесси подходит, чтобы обнять его. Это нарушает их негласный уговор, но Зак убеждает себя — друзьям можно. Бороться с этим недодругом и недолюбовником сил уже нет. Заку всего лишь не хватает тепла.