Та самая Беллатрикс

С самого детства Сириус разглядывал острые, ослепительно черные, странные буквы на своем запястье и мечтал. Они складывались в величественное имя «Беллатрикс», и именно она была предметом всех грез Сириуса: он думал, какой будет та, что предназначена ему судьбой. Умной? Скучной? Веселой? Страшной? Невероятной? Обычной?.. В пять лет их впервые представили друг другу, и Сириус ожидал чего угодно, но не этого. Он до сих пор помнил, как смотрел на невероятно красивую, но чуть лохматую кузину с потрясающе выразительными взглядом, и нечто внутри у Сириуса оборвалось, а взрослые над их головами вели диалог. — Это, конечно, беспрецедентный случай, но они хотя бы не родные сиблинги. — Разумеется, — соглашалась с отцом Беллатрикс мать Сириуса, — да и разве чистокровная пара не лучшее, что может быть в семье Блэк? От родственной близости их узы будут только крепче. Тогда она еще не сошла с ума, но, пожалуй, именно предположение, что Сириус и Беллатрикс когда-нибудь будут близки, стало первым звоночком. Жаль, что Сириус его не услышал. О том же, что Беллатрикс безумна, Сириус начал подозревать сразу. Ну не станет нормальная девушка с улыбкой рассказывать о том, как она «сегодня утром вдоволь повеселилась, прижигая уши нашему домашнему эльфу кочергой»! Поэтому, гм, специфика ее отношения к маглорожденным, проявившаяся чуть позже, Сириуса ничуть не удивила. Чего нельзя было сказать о его друзьях. — Вот уж не знаю, что за отбитая девчонка была с тобой сегодня на платформе, Сириус, — пробормотал Джеймс, стоило Хогвартс-экспрессу тронуться с места, что знаменовало собой окончание их первых рождественских каникул, — но ее, очевидно, ударили в детстве. — Уронили, — осторожно поправил его Ремус, и на удивленные взгляды друзей он пояснил: — Говорят «уронили в детстве». Это магловское выражение. — Да не суть, — отмахнулся Джеймс, — в смысле, она с такой ненавистью смотрела на семью Эванс!.. Это ж жуть! Хорошо, что она уже окончила учебу в Хогвартсе... — Добро пожаловать в мой мир, — разворачивая шоколадную лягушку, пробормотал Сириус, — я с ней почти живу. Это Беллатрикс. Настроение, только-только ставшее веселым, подпортилось, и Питер вставил свои пять копеек: — Та самая? — А какая еще? — буркнул Сириус, запихивая в рот извивающуюся лягушку, — да, это мой соулмейт. А еще она моя кузина. — У-ух ты, и так бывает?.. — почти с восхищением произнес Питер. — Она... Красивая. — Она мразь, — почти выплюнул Сириус. Притихший же Ремус лишь открыл свою сумку, достал какой-то сверток и начал его читать. Даже не вглядываясь, Сириус понял, что это был его конспект по зельеварению — и даже объяснять не нужно было, почему Ремус решил вдруг почитать посреди разговора. Ну, кроме того, что он был заучкой. В отличие от остальных, к Ремусу судьба была крайне несправедлива. Кроме слабого здоровья — а болел Ремус очень уж часто, — у него не было того, что имелось у всех людей. Имени соулмейта на запястье. У Джеймса была написана Эванс — вернее, «Лили», но он путем нехитрых умозаключений пришел к выводу, что это Эванс. Он считал, что им предназначено провести вечность вместе. Лили считала, что на заборе тоже много чего написано, и усердно игнорировала настойчивого поклонника. В чем-то Сириус был с ней согласен, в конце концов, счастливого конца для себя с Беллатрикс он не видел от слова «совсем». У Питера же на запястье красовалось «Рундил», и все четверо усиленно игнорировали сей факт, ибо понятия не имели, что это вообще за имя такое. Ремус же Люпин был тем самым одним из сотни тысяч, у кого при рождении не было имени соулмейта на запястье. Лекари говорили, по его словам, что оно может проявиться позже, но Ремус очень быстро смирился с тем, что у него никогда не будет родственной души. В конце концов, история знала немало примеров того, что связь между соулмейтами не приносила им счастья. Когда Сириус сглупил и впервые спросил его об этом, Ремус ответил коротким: — Я смогу сам построить свою судьбу. И уткнулся в эссе для профессора МакГонагалл. Через пару часов, правда, ему поплохело, и мадам Помфри забрала его в больничное крыло, но это было уже не так важно. Прошло несколько лет, и Сириус наконец понял, что стало причиной тогдашней «болезни» Лунатика. За эти же несколько лет он смог уяснить, что, что бы с Ремусом там ни было не в порядке, он все равно останется рядом. Поможет. Убережет. Потому что ближе Ремуса у Сириуса никого не было, а сам Ремус... Питер считал красивой Беллатрикс, а Сириус на полном серьезе говорил Ремусу, что его изношенная мантия — это дань моде сороковых, шрам — великолепное дополнение мужественности, редкие седые волоски, появившиеся уже в подростковом возрасте — поцелуи Луны. Когда Сириус нес подобную чушь, он не задумывался. Просто произносил то, что срывалось с кончика языка, и Ремус смеялся. Даже в тот раз, в который Сириусу хватило ума ляпнуть, что его «пушистая особенность» — прекрасный способ узнать себя «с другой стороны». Пока Беллатрикс продолжала слать Сириусу возмущенные письма примерного содержания «Как ты смеешь не проявлять лояльность к славным семьям Лестрейндж, Малфой и Гринграсс! Принц видел тебя с грязнокровкой в женском туалете! Вспомни о семейных ценностях!», Сириус все больше ненавидел ее и все больше любил Ремуса, ведь в его записках были только тепло и надежда. Когда Сириус стал анимагом, запахи заиграли для него новыми красками, и он ничуть не удивился, что милый Ремус, добрый Ремус, прекрасный Ремус пах лучше всех на свете — книгами и дикими ягодами. От Беллатрикс же, как Сириус узнал на ближайших же каникулах, воняло то ли чесноком, то ли шпинатом, что сделало ее еще невыносимей в глазах кузена. Сложнее всего Сириусу пришлось в тот злополучный год, когда ему исполнилось пятнадцать. Уже весьма привлекательная внешне, по-настоящему горячая, но все такая же отбитая, Беллатрикс сказала, что пора им подумать о свадьбе. Вот так, с ходу. Никаких свиданий или ухаживаний. Просто «возьми меня, наконец, в жены, и я сделаю из тебя человека, Сириус!» При всей своей неоднозначности в плане выбора партнеров, с ней бы Сириус все равно не переспал, пусть спустя год Беллатрикс и предприняла попытку, мотивировав это их связью соулмейтов. Тот вечер и попытки сбежать из-под зловеще улыбающейся кузины Сириус запомнил надолго, и это стало для него моральной травмой, пожалуй, на всю жизнь. Робкие объятия Ремуса, его печальная улыбка, его нежный взгляд были куда милее сердцу Сириуса, поэтому он не дал другу просто так уйти с перрона. — Увидимся... После каникул. — Подожди! — схватил его за рукав Сириус, и Ремус тут же обернулся, словно ждал этого. Сириус все еще чувствовал тепло его рук: оно забралось под кожу, добежало до самого сердца и придало сил да смелости. Сам Блэк не мог понять, почему... Нет, не так. Он не мог выбрать главную причину, почему Ремус был так ему дорог, потому что их была сотня, а то и несколько. Сириус просто устал бегать от этого. — Давай встречаться, — произнес он серьезно, но с надеждой, и рука Ремуса дрогнула. — П-прости? — переступил с ноги на ногу Ремус, а потом, осознав, уронил свой чемодан. Тот выпал из его пальцев и ударился о камни перрона, отчего-то звякнув и завалившись набок. — Ты мне нравишься. Я тебе нравлюсь. Я читал твой дневник, так что не пытайся отнекиваться, — словно между прочим, сообщил Сириус, и Ремус тут же покраснел, застыв с приоткрытыми губами. — Так хватит! Хватит просто ждать и мечтать, давай встречаться! Он говорил хлестко, быстро, как и было ему свойственно. Сириус весь такой был: угловатый, нескладный, но прекрасный, какую бы ерунду ни сотворил. А Ремус... Таким Ремус его и полюбил. Прямолинейным и искренним, хитрым и неунывающим. Ремус чуть опустил голову и осторожно взял руку Сириуса, перевернув ее ладонью к небу. Острое «Беллатрикс» сверкнуло черным на запястье, и Ремус сжал пальцы в кулак. — Как же твой соулмейт, Сириус? — тихо спросил он. — Мой соулмейт? — усмехнулся Сириус. — Да она же отбитая на всю голову, ее... уронили в детстве! Это, — показал он на надпись, — всего лишь знак судьбы, — сделал шаг к Ремусу и поймал его взгляд, — а следовать ли ее знакам или идти своей дорогой, я выбираю сам. И я выбираю тебя, Ремус. Мы сами строим свою судьбу, ты это говорил, помнишь? Это была ловушка. Сириус схватил Ремуса за руки и, притянув к себе, поцеловал его сухие, обветренные губы так, как только он умел — радостно, с упоением и бескомпромиссно. Ремусу оставалось лишь сдаться, и он крепко обнял Сириуса, запустив свои длинные пальцы в его мягкие волосы и тихо выдохнув в поцелуй. Где-то в этот момент Беллатрикс, пришедшая на перрон Хогвартс-экспресса встречать своего кузена, а по совместительству и соулмейта, окончательно поняла, что может посвятить всю жизнь своему Лорду. Через неделю Сириус сбежал из дома.