Хватит играть в самоубийцу, Дазай

- Эксперты установили, что пожар начался в вашей квартире, а его причиной было возгорание от брошенной спички. Зачем вы подожгли здание? - Я не поджигал. Это случайность. - Случайность? - переспросил полицейский, совершенно не доверяя таким случайностям. - Да. Я хотел закурить и выронил спичку. А та случайным образом приземлилась на уроненный мною ранее лист бумаги. И я не смог ее поднять. Наклонись я, непременно бы попал прямо в огонь, - совершенно спокойно ответил человек, которого в это время держали на руках. - Останьтесь. Следователь хотел бы записать ваши показания. - Он не останется, - вмешался кто-то третий (собственно тот, кто и держал поджигателя). - Вы не видите? У него шок. Он все ещё не в себе от произошедшего. Я завтра обязательно привезу его в участок, - он внушительно посмотрел на полицейского, из-за чего тот лишь кивнул и удалился. - Прежде, чем ты начнёшь осыпать меня упрёками, называть придурком, кретином и идиотом, позволь... - Заткнись. Похоже, рыжий мафиози не был намерен церемониться с человеком на своих руках. Он взял того удобнее и, более не сказав ни слова, понёс в место, ведомое лишь ему. Человек на его руках совершенно не был против. Он умолк и тяжело выдохнул, крепче прижавшись к тому, кто ещё полчаса назад спас ему жизнь. Снова. Снова он ворвался в его жизнь, в его планы, когда его не просили. Опять Чуя, разрывая тишину на куски, выкрикивал имя суицидника, хватался за моменты, возможности, ненавидя его. Он спасал ему жизнь, возненавидев свою собственную. Ненавидел он себя не потому, что спасал, а потому, что однажды не успел. И это «однажды» теперь вспоминается каждый день, как только Чуя натыкается на тяжёлый взгляд Дазая, чувствует его размеренное дыхание и гулкое биение сердца, которое так хорошо слышно в тишине. Накахара её тоже ненавидел. Раньше мафиози мечтал о тишине. Ему казалось, что она так недосягаема, будто бы ее вообще не существует в этом мире. И только это «однажды» ему показало переизбыток такой для него некогда желанной тиши, которая теперь регулярно накрывала его с головой до звона в ушах и застывшей крови в венах. Ведь в этой тишине Осаму казался ещё более задумчивым, а потому, что Чуя знал о его мыслях, тот становился ещё более ужасающим. А ведь до недавнего времени этот человек раз за разом нарушал покой рыжего своими несмешными фразами и раздражающим трёпом. Что же это за «однажды» и почему оно так много поменяло? Сам Накахара, да и Дазай в том числе, предпочли бы умолчать о подробностях того дня, но я не имею такого права перед читателем, потому расскажу все, как было. Однажды Чуя опоздал. И почему? Из-за толпы? Из-за людей? Возможно, однако сейчас он винит только себя одного. «Я же мог выйти раньше, я же мог почувствовать неладное. И я чувствовал! Так почему же я сразу не пошёл к нему? Идиот...» Тогда Осаму не старался выбрать высокое здание, не искал как обычно изящный и красивый способ покончить с собой, не было рядом с ним его прекрасной леди или хотя бы какой-то леди. Он был один, стоял на крыше пятиэтажки и думал. Мысли, на удивление, не роились в его голове, не спутывались в причудливые морские узлы, которые невозможно распутать. Они шли чередой, одна за другой, выстраивая ровный ряд, как жемчужное ожерелье. И самой большой бусиной оказалась мысль о самоубийстве. Он в жизни этого так не желал, как в тот злополучный вечер. И, уже стоя на самом краю обрыва, он позвонил Накахаре. - Чего тебе от меня нужно, самовлюбленный кретин? - Чуя...- он запнулся, а голос предательски дрожал. - Как ты? - Ты звонишь только поэтому? Если да, тогда я... стоп, ты где? - Все в порядке. - Дазай, твою мать, где ты?! - он крикнул в трубку. Было слышно, что он точно поднялся с места, где сидел. - Чуя, тебя ведь раздражает это, правда? - послышался короткий смешок, который обычно так раздражал, но сейчас от него у Накахары мурашки прошли по спине. - Ты столько раз желал, чтобы я умер, а сейчас подрываешься с места, пытаешься узнать адрес, чтобы приехать и спасти меня? - - Это потому что на самом деле твоё развитие остановилось на стадии подростковой личинки, и ты заигрался в свои игры, Дазай. Скажи правду: ты же не хочешь умирать, потому мне и звонишь? - Но это твоя правда, Чуя. Я ведь думаю иначе. И звоню тебе для того, чтобы сказать... прости. - Дазай, ты пьян?! - мафиози с каждой новой секундой их разговора злился все больше, однако, он уже стоял на улице и был готов бежать по адресу, который скажет Осаму. - Где ты? - Хех, это было обидно. Я ведь серьезно, - несколько обиженно проговорил самоубийца, но после всё-таки назвал адрес. - Не вздумай ничего делать. Слышишь меня, суицидальное ты дерьмо? - Прости... - Дазай! Эй! Дазай!!! Вместе с короткими гудками в телефоне оборвалось что-то и внутри рыжего мафиози. Это что-то находилось так глубоко, что, вырывая его с корнями, можно и вовсе умереть от болевого шока. Но Накахара сильный, и он не умер, хотя предпочёл бы обратное. Он тут же набрал номер скорой и вызвал ее на указанный адрес, а после сорвался с места и побежал. Так быстро не бегает ни один спортсмен, не летает ни одна птица и не плавает ни одна рыба. Так быстро может бежать лишь он, человек, который теряет смысл жизни. Он бежал, сбивая людей, бросаясь под машины, но не останавливаясь ни на секунду, думая только об одном: «Живи». Когда он прибыл на указанное Дазаем место, там уже стояла скорая и собралась кучка людей, которых на самом деле не интересовало произошедшее, они подходили просто поглазеть. - Он жив?! - Кто вы? Отойдите, пожалуйста. - Я его близкий...друг. Он жив? Пустите. - Чуя настырно пытался протолкнуться в карету скорой помощи, но врачам явно было не до него. - Он жив, но состояние его плачевно. И ему не станет легче, если вы будете мешать. Его отвезут в тринадцатую больницу, - проговорив это, врач закрыла дверь прямо перед лицом Накахары, а машина с мигалками и сиреной стала отъезжать. - - Да будь ты проклят, Дазай! - не столько от злости, сколько от отчаяния выкрикнул он и что было силы ударил в дерево, проломив кору. Он бил снова и снова, полагая, что так будет легче. Но легче не было. Он постоянно вспоминал обрывки, кусочки, моменты, которые он только что увидел: он видел Осаму на носилках в кислородной маске, его лицо было испачкано кровью, которая также пятном растеклась по асфальту. Алое вязкое пятно ещё тёплой крови… *** Дазая спасли. И, стало быть, вы спросите, от чего же этот случай так значим, почему Чуя винит себя, почему Дазай перестал быть самим собой? И я отвечу: его спасли ценой его нижних конечностей. Нет, ему их не ампутировали, однако они стали полностью бесполезны. При падении был сильно поврежден позвоночник, из-за чего он перестал чувствовать ноги, и, следовательно, двигать ими он не мог. Впрочем, он знал, что рано или поздно такое случится. С его везением на смерти и количеством попыток суицида, Осаму сам был удивлён, как это он раньше колясочником, коматозником или просто овощем не стал. Однако его время испытать на себе это бремя пришло. И кто бы мог предполагать, что рядом в этот момент окажется именно Чуя. Тот самый Чуя, который постоянно раздражался, забавно кричал и пытался ударить Дазая. Тот самый Чуя, который желал ему самой медленной и мучительной смерти, и который просидел около его постели все время, пока тот был без сознания. И даже когда самоубийца уже пришёл в себя, Накахара был рядом, покидая того лишь во времена, когда Дазая приходили проведать его друзья из Агентства. Уже тогда у самоубийцы зародилось зерно сомнений. А что ещё остаётся делать человеку, который прикован к кровати? Мыслить. Вариться в собственной бесполезности, никчемности и беспомощности. Этим он успешно и занимался. Иногда он просыпался ночью и смотрел на сидящего рядом с его кроватью, вновь уснувшего Чую, который выглядел ещё хуже, чем он сам. У мафиози были темные круги под глазами, он стал меньше есть и больше курить, временами пропадал на ночь, но вечером следующего дня возвращался, и Дазай знал, что он снова в одиночку прикончил несколько бутылок вина, пытаясь облегчить свою ношу. *** - Давай помогу, - рыжий подошёл ближе, чтобы помочь Осаму заехать коляской на бордюр. - Я сам, - тихо рыкнул тот, став в последнее время особо раздражительным. - Но ты же не можешь... - Заткнись! - перебил его парень, крепче сжимая руками ручки кресла. - И вообще, какого черта ты все ещё здесь?! Зачем ты все это делаешь? Почему ты рядом, Чуя? Я не понимаю. Тебе нравится наблюдать за мной, видеть, насколько я стал беспомощным?! Или ты чувствуешь вину? Так ее нет, Чуя. Я сам испортил себе жизнь, так будь добр, не дай мне испортить ее ещё и тебе. - Но я хотел просто помочь. - Я тебя об этом не просил! Ни разу не просил. Я не просил меня спасать, не просил сидеть со мной, не просил помогать мне. Я давно стал для тебя обузой! Ты думаешь, мне легче от чувства собственной никчемности?! Думаешь, что коль ты постоянно рядом, я перестану ощущать себя ещё более неполноценным?! - Тц... Какого черта, Дазай?! Я просто пытался помочь! Да, я чувствую вину за то, что не смог тебя тогда остановить. Но я делаю это не только поэтому, придурок! Как ты не поймёшь такую простую истину! Не нравится, что на тебя хоть кому-то не плевать?! Пожалуйста! Давай, ты же у нас самостоятельный! Катись к черту, самовлюблённый кретин! Чуя развернулся и ушёл, оставив Дазая одного, ещё не понимая, какую чудовищную ошибку совершил. Тогда Осаму сам вернулся домой. Чуи там не было, была лишь тишина. Она стала его верным спутником по жизни. Когда Дазай оказался прикованным к коляске, он начал меньше говорить и больше думать. Конечно, Накахара пытался заводить разговоры, что-то спрашивал и что-то рассказывал, пытаясь выгнать тишину из их дома, однако получалось это довольно криво, особенно когда у Осаму было плохое настроение, и она снова возвращалась, заполняя собой все комнаты, коридоры, кухню. Порой казалось, что ею даже одежда была пропитана. Ещё суицидник любил плотно задергивать шторы, избегая прямого света, говорил, что его это раздражает. Но рыжий при любой удобной возможности их снова открывал, наблюдая, как лицо Дазая сначала искажается в недовольстве, но после он даже улыбался, разговаривал, шутил. «Жаль, таких моментов было немного», - подумал он, когда взгляд наткнулся на зашторенное окно. А следующая мысль просто добила все его состояние. «Он наверняка не вернётся». Осаму никогда не думал о Чуе плохо. А когда тот стал за ним ухаживать, и вовсе был ему чертовски благодарным, но не знал, как это показать, ведь он бесполезен и беспомощен. Он ничего не может сделать. Просто мусор, отброс общества, который сам виноват в том, что так произошло. Но ему было бы более чем плевать, просто случись такое. Но он втянул во все это Накахару... Теперь мафиози погряз в этом дерьме вместе с ним. И он не мог простить себе этого. А считая себя причиной всех проблем, не мудрено, что он наверняка захочет исправить подобную ошибку. Взять и избавиться от причины. Донельзя простой план. Осаму взял пару чистых листов бумаги и начал писать свои прощальные слова. Он ещё раз извинился перед Чуей, перед друзьями из агентства, перед всеми, кому он доставил неудобства. Он исписывал листы, перечитывал их, сминал и выбрасывал. Ни один из них не был достоин прочтения посторонними глазами. Именно поэтому он собрал все листы в кучу на полу и взял спички… Одна искра - и все. И больше не будет проблем. Никогда. Маленький язычок пламени лизнул листок бумаги сначала неуверенно, потом смелее, набираясь силы. Разрастаясь, огонь поглотил и остальные листы, а самоубийца подкинул ещё парочку бумажек. Чтоб наверняка. Огонь и вовсе осмелел, стал перебираться на штору, когда послышались щелчки замка входной двери. - Дазай, что здесь...? - рыжий широко распахнул глаза, наблюдая, как коридор постепенно заполняется пламенем и дымом. Он быстро ринулся в комнату, закрывая пол-лица рукавом, чтобы не вдыхать дым. Он молча подхватил Осаму на руки и выбежал из квартиры. Он не знает, кто вызвал пожарных, но прибыли те довольно быстро. Как и полиция со скорой. После разговора с полицейским, Чуя принёс парня на берег моря. Усадив того на песке, он лёг рядом, подложив руки под голову, смотря вверх на огромное множество ярких звёзд на фоне темного, синего неба. - Чуя, я... - Осаму виновато потупил взгляд в землю, намереваясь продолжить, но его перебил рыжий. - Я знаю, - коротко проговорил тот, тяжело выдыхая. - Прости, - в очередной раз повторял он, однако только этот, кажется, был по-настоящему искренним. - Я не хотел создавать для тебя столько проблем. Я правда боялся стать для тебя обузой. Ненужным балластом, который даже по улице пройти не может. - - Ты никогда не был для меня обузой, Дазай, - сказал он, покосившись на самоубийцу. - Я всегда помогал тебе, потому что хотел помогать. Да, раньше я тебя терпеть не мог, да и сейчас тоже, пф. Но это... - Не смей снова повторять то, что это твоя вина. Просто не смей. Я не хотел сваливать вину своего самоубийства на твои плечи. - Тогда зачем позвонил? - А зачем ты всегда был рядом? Они оба смотрели друг другу в глаза и всё понимали. Они нашли ответы на все свои вопросы во взгляде, оставляя лишь один риторический: «Почему они не сделали этого раньше?» Осаму осторожно прилёг на грудь рыжего, а тот, в свою очередь, приобнял парня за плечи, чуть прижимая к себе. Они молча лежали и смотрели на бескрайние просторы небес, наконец-то сумев выдохнуть спокойно. И пусть они молчали, но тишины не было. Эта напряженная тишина ушла, испарилась, оставив за собой лишь тихий шум прибоя, который нашептывал звёздам красивые слова любви.