Le soleil

Химавари с самого детства купается в солнце. У её папы золотая шевелюра, яркая улыбка и теплый солнечный характер. И сам он словно излучает свет. Химавари всегда рядом, Химавари чувствует это. И пусть Боруто говорит всё что угодно, но она знает, какая жаркая и яростная отцовская любовь к ним у Наруто — за один только намек опасности в сторону своих детей он сожжет любого, кто осмелится это сделать. У её брата солнечные волосы и переменчивый характер летнего неба. В одну секунду он любит весь мир и просто сияет этим чувством, в другую обещает разразиться громом, молнией и скандалом, а через пару мгновений уже хмурится, как сотня серых туч. Но Химавари знает, что братик всегда будет рядом с ней, независимо от того, сколько лет пройдёт. Он прогонит дождь из её души, рассеет тьму и согреет своим светом. У её мамы солнечное-солнечное имя. И хоть глаза Хинаты — нежно-лиловая луна, а волосы — насыщенное ночное небо, сама она есть воплощение дневного светила. Ока-сан пахнет летним теплом и утренней свежестью, в её руках счастье и умиротворение. И любви маминой столь же много и неисчислимо, сколько лучей дарит каждый миг эта яркая желтая звезда. И бабушка с дедушкой, о которых так любит рассказывать папа, тоже сияли, как солнце. Кушина-баа-чан обладала характером яростного жаркого полудня, несла в себе живой огонь, который, как всем известно, брат родимый дневному светилу, а дедушка Минато был спокойным предрассветным сиянием, знаменующим восход. Химавари не знакома с ними лично, но восхищения и любви от этого ничуть не меньше, и она часто представляет, как бы всё сложилось, будь они рядом. И вся семья мамина, и тётя Ханаби, и Хиаши-одзи-сан, все они — солнечные. В их жилах течёт древняя, сильная кровь, кровь Хьюга, и эта фамилия несёт в себе отпечаток великого светила как символа силы, яркости и красоты. Во имя любви к родным людям, к собственному клану, ока-сан и назвала её Химавари, связав имя с золотой звездой. И в душе от этого странная радость и гордость. — А что от солнца можешь подарить мне ты? — заливисто смеётся Химавари и протягивает к Иноджину руки, стоя посреди подсолнечного поля. — Ты же сам понимаешь, я всегда следую за ним. Они давно знают друг друга, их крепко-накрепко связали узы дружбы и товарищества, но, как выяснилось, Иноджину стало этого мало. Химавари всегда внимательно смотрела на людей, и, естественно, замечала самых ярких из них. Яманака тоже в какой-то мере нравился юной Узумаки, с ним было интересно общаться, но этого было недостаточно, чтобы по-настоящему разбудить в ней чувства. Тут нужно кое-что другое. Сколько бы ей не было лет, Химавари всегда будет такой, как в детстве. Все так же будет смотреть на мир с наивной нежностью, взятой от родителей, вспыхивать от одной лишь неправильно сказанной фразы, как бабушка Кушина, и жить идеями, как дядя Неджи и дедушка Минато. Окружающие считают её вечным ребёнком, хрупким и трогательным, но она очень избалованный человек. Избалованный солнцем. И Узумаки стремится донести это до каждого, кто приближается к ней, дабы не принести в последующем страдания. Это давно переросло стадию прихоти и особенного эгоизма. Море дневного света и безграничное небо — её потребность, без них она просто погибнет. Остаться наедине с тенью Химавари намного страшнее, чем остаться просто наедине. Следование за солнцем у неё материно, как и отцовская нетерпимость холодной ночи. Узумаки выбирает лишь лучших, чтобы купаться в их свете и возвращать им его сторицей. И даже если весь мир наполнится тьмой, она не пропадёт одна, потому что у неё есть природная интуиция, доля лисьей хитрости и жизнелюбие. Но если к ней приблизится бесчеловечное существо, то оно уничтожит её изнутри, так как всех родных людей Химавари впускает в самое сердце. Яманака весело щурится и ерошит собственные волосы, которые пока что решил не собирать в хвост. Они у него бледные-бледные, почти пепельные, цвета белого золота. Девушка хмыкает. До их фирменных вихров Узумаки все равно не дотягивает. Не пытайся быть похожим на нас, сияй по-своему. И он прекрасно это понимает. Химавари видит хаотичное движение глаз, отсюда слышит его дыхание и читает мысли. Рискнуть или отступиться? Бороться или сдаться? Любить?... Выбор лишь за тобой, Иноджин. — Попробуешь ли ты свои крылья и взлетишь на неведомые высоты к солнцу? — всё так же с расстояния кричит девушка. «Ведь благословение неба у тебя уже есть», — проносится в её голове. В его руках живёт множество миров, целая вселенная. Кисть Яманака легко порхает по бумаге и рисует волшебство, рисует жизнь. Огонь вдохновения Иноджина горит ярко, жарко и привлекает Химавари, заставляет жадно наблюдать за ним. Отринь же безразличие и безынициативность, заинтересуйся окружающими тебя вещами и откройся миру! Начни стремиться, а не просто плыви по течению! Он вскидывает глаза к солнцу, ловит шальные белые лучи и хватается за кисть. Слышится треск разворачиваемого свитка, и вот в поднебесье взмывает белоснежная чернильная птица. Скрежещущий клекот раздаётся над полем и уносится под самое солнце, силуэт становится едва различимой точкой, чтобы через несколько мгновений стремительно приблизиться к земле. Сверкающее нечто опускается перед Химавари, и Иноджин, слегка опустив голову в поклоне, протягивает ей руку, приглашая. Распустив крылья, перед Химавари трепещет переливающийся всеми цветами сокол. Оттенки переходят один в другой плавно, совсем непохоже на то, как делали до этого раньше. Исчезла аляпистость, насыщенность приобрела гармоничный характер. Так сверкает на солнце алмаз, поймав в себя падающий луч, так ведет себя запоздалая дождевая капля, замершая на конце древесного листа перед чисто умытым миром. Иноджин принял её условия, принял игру. — Я смогу сделать из света нечто больше, — проводит Иноджин рукой по своему живому творению. И ему не надо заканчивать фразу. Рисовать Химавари и сама любит, поэтому прекрасно знает, что такое спектр и откуда он взялся. Узумаки не раздумывает ни секундой более и вкладывает свою ладонь в его, ступая на птицу. А солнце сегодня особенно великолепно.