курить я бросил, но тебя бы никогда не бросил

Ларин — сучка пафосная, любит слушать всякую хуйню по типу Placebo да Аффинаж и выебываться. Хованский выебываться тоже любит, но от такой музыки для псевдоинтеллектуалов его тошнит, Аффинаж вот вообще какой-то набор слов, а вместе с Placebo можно слушать только перед сном, чтобы заснуть. И то, Хованский усмехается, сны унылые сниться будут. Юрка же гордо хмыкает, когда Ларин с видом «как же ты меня заебал» спрашивает, что же слушает он. Маркул, Оксимирон, Рики Ф… Хованский назвал еще кого-то и Дима, честно, просто вздохнул бы и перестал пиздеть с Хованским — такой хуйнёй только пидоры занимаются — если бы Юре внезапно кто-то не позвонил и на телефоне не заиграла «Девочка пиздец». Тогда Дима выпал, начал безудержно ржать и взглядом спрашивать «Ты серьёзно? Ценитель искусства, блять». А Хованский-то ещё найти телефон не мог, так что Диме потом было, за что его стебать. Юрочка, как тринадцатилетняя девочка, буквально течет по Оксимирону и его трекам. Димочка, как винишко-тян, ебашит вино под Placebo. Заебатый союз, хули, но на этом же история не заканчивается. Дима ожидал от себя всякого, когда связался с этим долбоёбом: что начнёт курить по три сигареты в час, ебашить водку из горла и спать на лавочках в парке, но всё обернулось куда лучше. Юра просто зажимал его в каждом удобном и неудобном углу и просил спеть ему какую-нибудь строчку из песенок любимого Окси. Сначала Дима отказывался и слал Хованского нахуй, но тот лез сосаться прямо, блять, среди кучи прохожих — ведь ебаные углы чаще всего были неудобными, а иногда и не углами вовсе — и меньше всего Диме хотелось, чтобы его увидели с этой тринадцатилетней — упаси боже, ему же шестнадцать — фанаточкой Оксимирона, поэтому послушно пропевал всякое «Где нас нет» и любимую Юркину «Девочку пиздец». Когда Хованский совсем заёбывал, Дима почти рычал ему на ухо: «Хули ты всё умничаешь, сука, ты че, пидор-р-р?», отчего угол хотелось сменить на кровать, но тут у Димки были свои условия — он не давал, пока Хова не пропоёт что-нибудь из его любимых. «Ларин, у меня от твоей хуйни член упадёт», — Хованский злился, было совсем не до этого, но так хотелось, что он так же послушно пропевал «Мне нравится всё, что тебе нравится…», пока терзал его шею укусами и засосами, за что потом получал пизды. Диме, на самом деле, нравилось. Но он ведь пафосная сучка, это объясняет всё. Но когда Дима пьяный — хорошо, что не от водки — спросил, что стоит у Юры на него (сразу предупредив, что если тот пошутит про хуй — он ебнет и силы не пожалеет), Хованский промолчал. Диме даже стало страшно, поэтому он тут же взял свой телефон, незамедлительно набирая Юру. «А-а-а, бейби» не заставило себя ждать и тогда Дима даже ржать не стал, просто прикрыл лицо рукой, мол, что за пиздец, Юра. Наверное, тогда Дима и понял, что быть фанатом Оксимирона — это не самое худшее, что может случится с человеком. Вот когда у человека стоит на тебя — уж лучше бы только хуй — песня Фейса — вот это клиника. Лучше бы «Девочка пиздец», Дима бы хоть посмеялся, а тут плакать надо. Вот у Димы на Юру стоит — после такого уже не стоит — «my sweet prince», Дима же не просто пафосная, он ещё и романтичная сучка. В любом случае всё заканчивается тем, что слушают ебучую «бейби» они уже вместе, медленно танцуя под неё. Ущербнее уже некуда, но Дима аккуратно обнимает своего любимого — он так его даже под страхом смертной казни не назовёт вслух — за шею, чувствуя его руки на своей талии и шепот над ухом. «Курить я бросил, но тебя бы никогда не бросил…» — а Юра ещё и пиздабол, ведь только час назад они курили «цыганочкой».