Вниз по склону

      Читательская переписка обычно состоит из оскорблений, хвалебных од и советов, как бы читатель сделал, будь он или она на месте персонажа. И очередное письмо, в меру затрёпанном конверте и, судя по всему из Техаса, не предвещало ничего плохого. Или хорошего. Или умного. Но, возможно, там был рецепт маминых пирожков с капустой. Или еще что-нибудь милое и невинное. Но на обычном сером листочке бумаги слишком старательным почерком было выписано несколько коротких предложений: «Привет, Сэм. Не забыл меня?» и больше ничего. Ошибка? Неправильный адресат? Ни подписи, ничего больше. Странно. Но почему Сэм. И адрес получателя был написан четкими печатными буквами, а вот отправителя — неразборчиво. Будто кто-то нарочно размазал свеженаписаное пальцем. Анонимное письмо? Вполне возможно. И письмо было скатано в маленький шуршащий шарик и брошено Сатане — пусть кот поиграет.       Но через несколько дней в читательских отзывах про знаменитую лягушку и жалобах автору на то, что он все наврал и лягушки так не скачут, а также гневной отповеди от какой-то Мэгги Грант, которая очень обиделась за Мэйми Грант, девочку-миссионера, попалось еще одно письмо. Два листка в конверте, затертый адрес отправителя и слишком четкий — получателя. «Привет, Сэм. Ты совсем нас всех забыл, да?» И второй листок, газетный оттиск. Картинка. Литография. Горящий городок и дикие, лохматые всадники. Нет. Нет. Нет. Вот их он хорошо помнил. Ночью. Когда в тяжкой зимней темноте не было звезд и луны, когда жена невинно спала под боком, а кот бесшумно душил мышей в кухне. Тогда он их помнил — веселый оскал Флетча Тэйлора, злющего Джесси с платьем в руках, рыжего Коула Янгера и голодного Фрэнка. Сержанта Фрэнка Джеймса. И он снова и снова стрелял в перепуганных мирных жителей и уходил с пожарища вместе с ними всеми. И уходил от них потом, выжимая из лошади все силы, когда партизаны попадали спать после длительного перехода. Ту серую кобылу он загнал чуть ли не насмерть, револьвер утопил в реке и озирался на каждый шорох, ожидая увидеть за спиной полковника или Андерсона. Но, кажется, удача помогла ему добраться до славной, милой Невады.Удача не изменяла ему и эти шесть лет — рассказы, очерки и планы на нечто грандиозное. А вот теперь — глупая шутка? Злая шутка или угроза? Он же не клялся в верности Соединенным Штатам. Неужели про это кто-то узнал? Письмо было изодрано в клочья вместе с оттиском и сожжено в пепельнице.       И в воскресенье, через восемь дней обнаружилось письмо от какого-то Генри Форда, Браунсвилл, штат Техас. Тот же самый почерк. Витиеватые буквы, будто на табличке с названием улицы. «Привет, Сэм. Может, хоть на этот раз ответишь? А то я над твоей книжкой задумался. И меня очень интересует одна вещь — тебе хоть что-то на всей Божьей зеленой земле нравится?» И что на такое ответить? Или сразу порвать? Или — но вот «или» не получится. Потому что тогда придется отвечать на очень неудобные вопросы. Которые, чего доброго, могут закончиться тюрьмой. Или петлей. И Сэм медленно вывел ответ: «Довожу до сведения уважаемого мистера Форда, что, скорее всего, у него отсутствует чувство юмора.» Но весь рабочий настрой Генри Форд сбил и полторы главы полетело в корзинку для бумаг — главный герой утонул на мелком месте. Причем оно вышло как-то само. И даже Сатана не давал почесать себя за ухом. Но кто будет читать про маленького мальчика, который убежал из дому на реку и утонул. Потому что он неудачно нырнул и сломал шею. Хотя если этого маленького мальчика звали Биллом, тогда да! Но вряд ли это понравится жене.       И конечно же, миссис Клеменс ознакомилась с главой про маленького паршивца и весьма обиделась — Биллом звали, на горе невнимательному мужу, ее отца. И это жестоко! Это гадко! И Сэм ничего не ответил — потому что бедный мертвый Генри из Лоуренса был давно съеден червями. И сны. Жуткие, непонятные сны — что Андерсон ходит в его доме, и разговаривает с его женой, и самое жуткое, что это не жена Сэма, а именно его жена, а самого Сэма никто не видит. И на него не обращает внимания даже кот. Даже верный, ласковый Сатана, который так любит спать на чистых листах бумаги на столе, который всегда подбегает к хозяину, стоит ему пройтись по комнате. И хорошего в этом было только то, что письма не приходили. Никакого Генри Форда. Никакого! Но испорченные варианты глав множились и множились, и даже кухарка стала ворчать, что вот она за десять центов такую книжечку купила, так там про этого, как его, парового человека очень интересно написано. Вот бы масса Клеменс такое придумал! Даже обидно как-то.       И в стопке читательских писем мелькнули знакомые вычурные буквы. Опять он! «Привет, Сэм. Ты не понял — у тебя ну вот все твои — что лягушка, что девочка-миссионер, кстати, хорошая фамилия! Юинг было б еще смешнее, но это я так, они только портят. Они ничего не делают и ничему не учат. Вот про черного кота история поучительная — не надо кошек мучать и не надо жену душить.»       Еще этого не хватало! Любитель романтизма! Тьфу! И история какая мерзкая. И Сэм с чистой совестью вывел в ответ: «Довожу до сведения уважаемого Генри Форда, что если он хочет чему-то научиться, то пусть купит себе учебник. А я пишу художественную литературу, которая высмеивает таких вот читателей, как он.» И в главу радостно влез маленький мальчик с дохлой кошкой. Маленький, невежественный, неимоверно суеверный мальчик. Мальчик, который полез ночью на кладбище сводить бородавки. Жена очень смеялась. Но внутри у Сэма крепко засел тяжкий липкий страх. И любопытство — кто такой Форд? Откуда он его знает? В Техасе много людей из Миссури. Если бы Форд был откуда-то еще, то обозвал бы Мэйми Грант Мэйми Шерман или Мэйми Макклеллан. А не Юинг. Генерал Томас Юинг, первый враг партизан, гонитель и губитель, по его приказу жгли дома и выгоняли людей с их земли.Но сейчас такое вспоминать уже бессмысленно.       Война давно закончилась. «Полковник» Квантрилл уже съеден червями, Клеменс, Маленький Дьявол Клеменс — тоже мертв, Янгеры? Им-то какое дело, если они остались в живых. Флетч Тэйлор остался без руки, если верить газетам, но вполне жив. Джеймсы? Да они оба вряд ли грамотные! Кроуфорд мертв. Маленький бешеный Райли с ушами на шее. Пул? Грэгг? Джарретт или как там его фамилия пишется? Что им от меня надо? Денег? Но денег не очень много. Власти? Но что может сделать криворукий журналист и начинающий сатирик? Мести? Но вот тут Сэм никому помогать не собирался. Даже Флетчу. Месть дело грязное и жестокое. Он не такой. У него не было сестер тогда и там, а за брата он отомстил еще в Лоуренсе, вышибив мозги безоружному жителю.Сэм попытался отвлечься, заняться восьмой главой, предварительно прочитав предыдущие семь, чтобы не запутаться, где что и кто кому двоюродный брат. Но выходило что-то не то. Если мальчик стал свидетелем убийства, то где же его носило сутки и почему он ничего никому не сказал? Почему?       Значит, это уже не свидетель, а соучастник. То есть три человека зарезали четвертого для чего? Из-за денег? Из-за политических пристрастий? Или из-за того, что он ухаживал не за той девушкой? Точно! Он обидел чью-то сестру, ухаживая за двумя девушками одновременно. И маленький безмозглый Билли решил все исправить. Получилось так, что лучше бы он сидел дома и ел кашу. Хе-хе. И получилось нечто миленькое, в духе По. Жена, правда, возмущалась, что таких мальчиков не бывает. А вот Сэм таких мальчиков даже видел.       Но ей про это знать не надо. Она знает Клеменса-журналиста из Невады. Она знает тихого и милого Сэма. Она не знает Сэма-скальпера. Она не знает, что Сэм видит сны. Темные, жуткие сны. Сны, где всадники падают под залпом солдат в синем. Сны, где в доме отчаянно плачет женщина. Сны, где самого Сэма судят. За все. За того янки, за того жителя Лоренса, за конокрадство. И за знакомство с Джесси Джеймсом. И от Форда нет писем. Хорошо. Или нет?       И новую книгу читатели приняли в штыки. Кажется, маленькие кровожадные мальчики не нравились никому, кроме автора. Может, стоило придерживаться первоначальной идеи? Может, не стоило показывать своему настойчивому поклоннику, кто он есть и что с такими бывает? И вряд ли он понял. Такие не понимают сатиры, даже если сатира плюнет им в глаза.Сэм предусмотрительно закрыл чернильницу и помахал в воздухе исписанными листами. Пишущая машинка дорогущая! А то — руки отмывай по часу, манжеты рубашки служанка отстирывает чуть ли не до дыр, на полу невыводимое пятно после того, как Сатана уронил со стола новую модель чернильницы-непроливайки. А с машинкой было бы гораздо чище и легче. Но сейчас не до этого — жена себя как-то не очень чувствует. В положении уже или это какая-то болезнь? Только бы не чахотка.        Новая стопка почты на подносе. Ругань, ругань, отказ, приглашение в гости, на надушенной бумаге, письмо жене, от родителей, письмо самому Сэму, от сестры. И знакомый дешевый конверт. Что ему нужно? Выбросить? Прочитать? Но любопытство победило. «Сэм, Сэм. Конечно, очень смешно вышло, что он наглому жениху дом сжег. Представляю, как там воняло, женишком жареным. Славная, славная история.Можешь ведь, когда хочешь!» Сэм расхохотался. Сатана удивленно мяукнул. — Ты у меня гораздо умнее! А читатель глупый, каких еще поискать надо.       Или нет? Или он видит то, что не видит сам Сэм? Что его истории злые, как Арч Клеменс? Что люди очень не любят смеяться над собой, но до колик хохочут, когда на посмешище выставляют других? Что люди любят кровь и смерть на страницах?       И вот тут Сэма осенило. Я подсуну тебе зеркало, Форд. Я покажу тебе такого, как ты. И ты испугаешься. И Сэм придвинул к себе новую стопку бумаги, обильно припорошенную черной шерстью. Сатана зевнул и вновь свернулся клубочком — он привык, что хозяин иногда мешает ему спать на таких славных шуршащих штуках. Но Сэм уже строчил так, будто он единственный наборщик в типографии, а новости срочные. Кляксы, ошибки — нет времени исправлять, это черновик. Главное — поймать идею. За окном небо может падать на землю — не имеет значения. Сэм сам слушал свою историю и верил каждому слову в ней, как невежественный бандит — пересказам По.       И из клякс и слов вставал рыжий и смеющийся сын Дьявола, который не умел жалеть и любить. Зато мог исполнить любое желание тех, кто по глупости свой, посчитал его другом.И другие истории — про дурака, который испугался чучела змеи, про поле боя и про неудачливого шпиона, про несчастного прохожего и призрака, которому всего-то и надо было, что купить кувшин сиропа, про отца и сына, которым пришлось встретиться на поле боя. Истории, от которых у жены вставали волосы дыбом, по ее словам. Ну, это самая настоящая гипербола, у нее волосы слишком длинные. И какой издатель это возьмет? Сэм постарался как можно точнее вспомнить, как он редактировал сельскохозяйственную газету, чтобы разбавить страх.       А вот издатель, как ни странно, это взял. Почти без претензий, если не считать требования убрать двух ведьм, или хоть одеть их. Потому что неприлично писать про неодетых женщин. Странно — пытать их можно, а вот раздевать — уже нет. Но возмущенного письма от сестры Сэм не ожидал — мало того, что ей не понравилось, она еще и написала, что ей было страшно. Страшно, будто кто-то стоял у нее за спиной. И вовсе не от сына дьявола, а от того, что ее любящий брат мог такое придумать. А вот что именно это «такое» — она не уточнила. И Сэму было не по себе — кувшин с сиропом, он, честно говоря, выдумал, а вот все остальное — не совсем. Что-то слышал от других, что-то вспомнил и все такое. Но более развернутое мнение бы не помешало. А еще родственница!       От жены помощи не было — она разрывалась между ссорой с кухаркой из-за бараньих котлет и приступами тошноты. Может, все-таки стоит ожидать Сэма-младшего? Или все же виноваты совершенно отвратительные котлеты, одну из которых Сатана утащить — утащил, но закопал на коврике и нагло жаловался хозяину прегадким мявом?       И никаких серых конвертов. Никаких. Форд забыл или умер, или купил себе породистых кур и мучается с ними. Так ему и надо, они создания нежные и безмозглые, от сквозняка дохнут, друг с другом дерутся хуже тамплиеров, и яйца не несут. Но все-таки почему? Его поймали на чем-то и он уже сидит под стражей и мучает крыс? Или уже повесили? Он же вроде конокрад был. Странно — зачем выбирать себе такую преступную профессию, при которой сразу вешают? Или его прибили злые команчи? В Техасе такое бывает. Хорошо бы. Должна же быть у несчастных неграмотных дикарей хоть какая-то радость в жизни. Насколько Сэм знал, команчи любили ловить техасских рейнджеров, выпускать им кишки, прибивать кончик самой длинной кишки к столбу и заставлять владельца кишки ходить, пока не обмотается. Это если Тони им не врал тогда. Потому что-то, что он нес про женщин у команчей, было сугубо непристойным — то есть как это незамужние девушки могут отдаться любому неженатому воину? Вот просто любому? Фу. Неудивительно, что у них процветает сифилис.       Сэм мечтательно глянул в окно, потом на небо и решительно начал новый сатирический рассказ про человека, который возжелал добродетели и ушел жить к команчам. Главным образом — в пику Куперу. Потому что делавары не прочь пожевать человечинку, а команчи, как ни странно — нет. Если, конечно, Тони не врал. Потому что кто ж его знает, дикаря?       И только-только Сэм отнес издателю стопку новых опусов, про ренегата, про бедную сиротку, про грабителя банков и про добропорядочную вдову, как в почте мелькнул знакомый серый бок. Счастье было мимолетным. «Привет, Сэм. Или я не понял, или эти ведьмы были не ведьмами. Превратились бы в вошь на стражнике и убежали бы вечерком. А так — глупо жили и паршиво померли. Или я должен зарыдать над их судьбой? Если да, то нет. Хороший немец — он как хороший индеец. Но тот бедняга с восемью однозарядными пистолетами меня порадовал. Наловчился человек, ничего не сказать, хотя с револьверами удобнее будет.» Сэм отложил письмо в сторону и прыснул. Ну это не читатели, это просто издевательство! Стараешься, показываешь омерзительную средневековую жестокость — а ему бандит с большой дороги запомнился! Но в письме было ещё кое-что, газетная вырезка из какого-то «Голоса Браунсвилла». В вырезке, с четырьмя орфографическими и тремя грамматическими ошибками, повествовалось о ужасном похищении пятидесяти двух коров и одного теленка. Подло, под покровом ночи. Это как понимать? Он что, заказал мне рассказ? Бесплатно? Ну это уже запредельная наглость. Сэм еще раз потряс конвертом — пусто. И стал писать рассказ про ревнителя благопристойности, который ужасался слову «нога».       Издатель был в ярости. Кажется, сатира попала точно в цель. И, хуже того. Он осмелился порекомендовать Сэму читать Вальтера Скотта! Худшего оскорбления нельзя было и придумать. Рассказ не взяли, хуже того, другой владелец другой газеты внезапно передумал насчет серии очерков про Неваду. Хоть собирай вещи и снова едь в ту же Неваду. Или в Техас. В Техас, в Браунсвилл и наделать в одном мистере Генри Форде парочку лишних дырок. Он ведь все испортил! Он сглазил Сэма своими письмами. Ему хорошо, а у Сэма жена в положении, кот и кухарка. И они все хотят кушать! А кухарка — еще и денег за прошлую неделю. Но ведь так не может быть. Сэм всегда был рациональным человеком, он верил только своим снам. И они не ошибались. Но только он тогда был прав. Человек, которого Сэм боялся назвать по имени, был прав — сны предвещали горе и гибель. Гибель Генри, Ориона, жителей Лоуренса. А вот откуда он знал? Откуда про это знал Билл Андерсон, Кровавый Билл, жестокий убийца и конокрад? А насколько Сэм знал, вещие сны снились или первенцу, или родившемуся на Рождество, или вот если человек родился в «рубашке». Что-то с ним точно произошло из этого списка, потому он и такой.       Или это сам журналист и писатель Клеменс такой? И что с ним делать? Попросить, чтобы он перестал? Но писать письма не запрещено, выражать свое мнение тоже не запрещено, и присылать вырезки из газет писателям тоже. И он даже не знает, с тем ли человеком разговаривает, вернее, тот ли человек ему пишет. Может, это и правда какой-то Генри Форд из Миссури, который просто живет в Техасе и просто любит писать кому-то дурацкие письма, может, даже и своей теще вдобавок.       А если нет? Если это действительно тот, про которого Сэм думает? Что он может сделать с самим Сэмом? Что он может сделать с женой? С кухаркой? И даже с несчастным черным котом? Сэм вспомнил, как ему протягивали нож, и злой смех. И те сны, когда Андерсон ходил по его дому, а самого Сэма никто не замечал. Или все –таки оставаться журналистом и писателем, а не идти в поводу, как краденый мерин, за мистером Фордом? Или отправить мистера Форда к его сестре в гости? Она ведь скучает по нему. О! Идея! И Сэм, привычно согнав питомца со своего любовно продавленного кресла, ухватился за свой письменный прибор. Это чудовище подарила ему жена на вторую годовщину брака — желтая латунь чернильницы и пресс-папье в виде спящего клубком кота. Черного кота.И перо привычно зацарапало по бумаге, складывая слова в историю о Рае и праведной жизни там. И только дописав до конца, Сэм перечитал и глубоко задумался. Во-первых, это не возьмет издатель. Надо или издавать за свой счет, или искать нового. А во-вторых, если Форд — это все-таки не Форд, то он за такое обидится.       И проклятое письмо пришло на следующий день. «Поздравляю, мистер Клеменс. Я заснул, потому что такое нудное может писать разве что только Скотт про Робина Гуда. Над ним я тоже заснул. Потому что с какой стати разбойник, убийца собак и насильник женщин будет выступать за неизвестно кого, который говорит, что он король? За этого Черного Рыцаря брат правил, а он в плен попадал.»       Сэм последовательно подавился кофе, прокашлялся и перечитал письмо еще раз. Нет, все как было. Ясно было две вещи — кое-кто читал «Айвенго» и, кажется, ему не понравилось. С одной стороны, можно и позлорадствовать, но с другой стороны — вот это единственный читатель, который его ни разу! Ни разу за те два с половиной месяца, что завязалась эта переписка, не обругал. Ни разу. В отличие от многих других читателей и даже родной сестры. Нет в жизни справедливости! А у мистера Форда — совести. Если, это конечно же, мистер Форд. А что если? И вот тут Сэм задумался. Если он выведет Форда на чистую воду, то они будут висеть рядышком. Буквально. Потому что Сэм тоже был в Лоуренсе. Тоже убивал безоружных. Тоже снимал скальпы. Скальп. Один. Но ведь тоже снял! И потому что все свидетельства Сэма- это соучастие в преступлении. И вряд ли судья смягчит приговор. В конце концов, если у кого-то жена в положении, это еще не повод, чтобы данного мужа не вешать. И сын судьи это очень хорошо знал. Значит, остается единственный выход. Единственный. Но вот получится ли?       Сэм восемь лет не держал в руках даже дробовика, даже на охоте. У него не было в доме ничего страшнее ножа для стейков и двух топоров — один маленький, для мяса, вторым муж кухарки колол дрова. Он забыл пакостную тяжесть старого револьвера в руке, вес патронов в карманах. И ему совершенно не хотелось это вспоминать. И не хотелось делать то, для чего и делают револьвер. Это топором дрова рубят, это ножом можно стейк резать, а револьвером только убивают.       Даже такого, как мистер Форд. Но жена, дом, этот синий коврик под ногами, жаркое с луковым соусом, наглая кошачья морда на подоконнике. Разве все это стоит пустить по ветру? И разве Сэм-младший не заслужил отцовской любви? Разве сам Сэм не заслужил человеческой жизни? И если издатель возьмет новый рассказ, то он купит жене шляпку.       Но ответ от уже третьего издателя, в дорогом кремовом конверте, прекрасным каллиграфическим почерком, на дорогой бумаге с золотым обрезом был таким: «Уважаемый мистер Клеменс! Вы никогда не пробовали красить заборы, искать золото или вновь работать лоцманом на Миссури? Потому что ваш подход к литературе оставляет желать лучшего.»       И вот тут Сэм понял, почему люди вызывают друг друга на дуэль. Не как, дуэльный кодекс он читал когда-то, а почему. Как единственной мыслью в голове становится: «Сдохни!» С каким бы удовольствием он выпустил издателю кишки. Чтобы они влажно, как мокрая простыня, шлепнулись на его начищенные туфли. Чтобы этот напыщенный умник вопил, и визжал, и умолял о пощаде. Но ведь виноват был не издатель. Виноват был кое-кто другой, кое-кто когда-то — из Миссури, кое-кто теперь — в Техасе. Он был во всем виноват. Он, своими письмами с вычурным почерком. И так удачно оставил адрес, по которому можно приехать в гости, вспомнить старые времена и старых друзей. Это ведь так мило и сентиментально, будто в романе Купера.       Только вот мистер Форд и тогда был не самый приятный парень и не самый достойный член общества — кто же еще носит два тяжеленных револьвера за поясом? И он умел ими пользоваться, насколько Сэм слышал. Или это была глупая бандитская похвальба? Конокраду ведь не обязательно уметь хорошо стрелять, а Андерсон именно что конокрадом и был. Но вот говорили про него, что не знал Кровавый Билл ни промаха, ни осечки. Стрелял, как пальцем показывал. Да и Флетч вроде бы не враль был. Но тот же Флетч вместо шпионажа тогда первым делом завалился к девушкам и напился, как свинья.И шпионили вместо него сам Сэм и тот черный. Джон Ноланд или как там его звали? Да, Ноланд.       И Сэм очень хорошо помнил, как, еще в палатке у полковника, еще до той злополучной газеты, Андерсона трясло от ненависти. Кажется, у него были какие-то свои счеты, а падение двух этажей на его сестру только дополнило тот список. И Сэм не хотел знать, из-за чего все началось с ним. Наверное, из-за пустяка какого-то, из-за обиженной невесты или краденого мула. Вот как у этих дураков, про которых Сэм не далее, как вчера читал в газете, у Хэтфилдов с Маккоями. Дружили-дружили они семьями, а молодое поколение друг на друга глянуло — пожалуйста, вот вам кровавая резня и куча трупов.Впрочем, оба семейства жили в Кентукки, значит, с ними все ясно и так. В Миссури люди злопамятные, в Кентукки горячие, в Теннесси воюют годами. Дурацкий обычай кровной мести. Может быть, не стоит им уподобляться? Но тогда что? Продавать дом? Переезжать к Молли? Но Молли хоть и сестра, но у нее уже свои дети, она не будет особо рада беременной золовке. И да, Молли терпеть не может кошек, а Сатана еще и черный.       Следовательно, если переезжать к Молли, то нужно выкинуть из дому кота, а на такое Сэм пойти не мог. Сатана тоже живое существо, ловко душит мышей, и всегда рад хозяину. Продавать дом? Но на это нужно время, деньги и место, куда можно переехать. А единственный дешевый выход из положения — это Молли. Замкнутый круг. Конечно, можно слегка сократить расходы, не покупать такие дорогие сигары, уволить кухарку, но этого надолго не хватит. И кто может поручится, что следующие рассказы напечатают?       А на пишущую машинку отложено пятнадцать долларов. Мало. Слишком мало. Но до Техаса можно поехать с тремя-четырьмя пересадками. Ладно, с пятью или шестью. На самых дешевых местах. И уже там аккуратно поспрашивать, где этот Браунсвилл, и что это вообще за город такой. Можно еще по милой Старой Грязнухе, поездом до Иллинойса, пароходом до Луизианы, а там опять поездом до Техаса. Комфортнее, но дороже. И жена еще что-то заподозрит, а ей вот сейчас категорически нельзя нервничать. Сэм мрачно придвинул себе расписание поездов и стал выискивать по двум категориям — самый дешевый и утром. Всегда можно соврать, что общество любителей изящной словесности приглашает в Чикаго выступить с лекцией о Купере.       На всякий случай Сэм даже набросал критические заметки. Вдруг действительно пригласят? И не надо будет убегать, путая следы и выкраивая деньги на дешевый револьвер? Всего один выстрел. Всего один, и тогда он станет свободен! Он разорвет цепь! Никто больше не посмеет указывать ему, что делать! Или все-таки вспомнить молодость и действительно пойти работать наборщиком в какую-нибудь газету? Все же регулярные деньги, и никуда не надо ехать, никого не надо убивать. И тут жена принесла почту. На знакомом подносе из лозы, среди счетов и отказов, виднелся уголок. Серый уголок. Сэм выждал, пока его оставят одного, еще раз посмотрел на знакомый адрес знакомым вычурным почерком и сжег письмо в пепельнице, не открывая.       Ну все. Он сам напросился. Даже кролик может укусить, а Сэм далеко не кролик. Сэм выждал еще минут десять, когда жена удалилась на кухню, воевать с кухаркой из-за рецепта супа или по еще каким-то своим делам, и вытащил из-под стола изрядно потрепанный и ободранный саквояж. Надо собираться так, чтобы никто ничего не заподозрил. Носки, воротничок, рубашка, два бутерброда — третий кусок холодного вареного цыпленка Сэм, озираясь, отодрал от костей и скормил коту.       Может, в последний раз видимся, бандит мой хвостатый. Сатана заглотил подарок с благодарностью и с удовольствием потерся о почти новые серые брюки. Теперь на брюках была кайма из черной шерсти понизу. Сэм хмыкнул. По крайней мере, это не была чистая белая свежевыглаженная простыня. Тогда кухарка подняла дикий ор и даже нагло затребовала прибавку к деньгам, так как она — кухарка, а не горничная, и простыни гладить она, конечно, умеет, но не бесплатно. Какая наглость! Пришлось нанимать новую. Так, бритва, десять долларов на револьвер, блокнот, чернильница-невыливайка.       Все. Рубикон перейден. Сэм нацарапал записку, что едет на лекцию в Чикаго, и вышел из дома.