При луне

Снова братья затеяли спор — все четверо, что в сознании — о том, что делать с пятым братом, охваченным беспокойными, лихорадочными снами. Маглор, Карантир, Куруфин и Келегорм громко, на грани неистовства, борются за лучший способ действий — точно так же, как часто спорили, пока Маэдроса с ними не было. Тогда споры шли о том, следует ли пытаться спасти его, осталось ли там еще, что спасать. Теперь старший брат лежит в соседнем шатре, едва живой, а они спорят о том, способен ли он будет возглавить их — достаточно ли от него осталось. Как и прежде, Амрод и Амрас мало участвуют в споре, и потому братья обращают на них мало внимания. Они незаметно выскальзывают из большого шатра, где собрал совет Маглор. — К лошадям? — шепчет Амрод, едва они минуют стражей. Амрас кивает: — Поохотимся ночью при луне. Луна сегодня особенно яркая. Большая, серебристо-белая, она поднимается прямо над вершинами Митримских гор. Лунный свет, отраженный белым, еще не испорченный пеплом лагерных костров снегом, превращает ночь почти что в день, но все же Амрод с Амрасом собирают свое охотничье снаряжение молча, чтобы не нарушить покой тех, кто отдыхает. Это молчание успокаивает и их собственные души, подавленные этим, кажется, бесконечным, спором братьев. Амрод ощущает еще большее успокоение, когда они едут вдоль берега озера к лесу у подножия гор. Гладь воды отражает луну и звезды, и наслаждение такой простой красотой приносит Амрасу облегчение. Радость от возвращения Маэдроса и ужас от его состояния, от того, что с ним сделали, что он вынес — все это изменило их восприятие мира больше, чем появление новых светил — луны и солнца. Такое облегчение видеть то, что, по крайней мере, не изменилось и не исказилось. Он стыдится своих мыслей, но те его не оставляют. Судя по лицу Амраса, и того беспокоят похожие думы. Нескоро, когда они уже почти достигли опушки, Амрод замедляет бег коня до рыси и спрашивает: — Думаешь, он поправится? Прежде они не говорили об этом. Звучало так много различных мнений, что нужды не было выражать собственное. — Думаю, поправится — в какой-то степени. Но в какой? Ты же об этом, да? — некрасиво скривив рот, спрашивает Амрас. — Это все и хотят знать. Ответный кивок Амрода теряется при тряской рыси, но он знает, что Амрас и так понял.  — Пройдет время, и будет видно, — произносит, наконец, Амрас. — Долгое время, думаю. Его… долго не было. — Долго, — Амрод почесывает лошадиную холку. Эта кобыла родилась годы спустя после того, как они потеряли Маэдроса, или думали, что потеряли.- Нам остается только ждать, верно? — Ждать и поддерживать — или не поддерживать — Маглора, вносить свою лепту в заботу о народе. Как мы и делали все эти долгие годы. — Амрас протягивает руку за спину, доставая лук. — Сейчас, брат, думаю, довольно разговоров. Давай охотиться на тех лесных тварей, что еще не разбежались от наших рассуждений. — Давай, — соглашается Амрод и берет в руку копье. Они въезжают в ночной, снежный, тихий лес. Такова была их цель, так они выплескивали энергию и страх за брата, пока его не было с ними, и, как сказал Амрас, так они продолжат вносить свою лепту. Изучив эту землю и обитающих в ней существ, они, подобно Келегорму во дни его валинорской юности, доставляют мясо для вертелов, шкуры на выделку и кости для четвероногих охотников. На равнину между озером и лесом легла дымка, но здесь, в лесу, воздух чист и свеж. Снег засыпал землю, примерз к ветвям деревьев и кустов, и в ярком холодном ночном свете его блеск напоминает блеск драгоценных камней, которые делал в юности их отец. Синие тени деревьев тянутся, как вой волков вдалеке, волков, которых Амрас и Амрод так и не нагонят, ибо слишком захвачены мыслями об оставшихся в лагере братьях — четверых здоровых и одном изувеченном.