Пока звенит жёлтый колокольчик

Люди очень слабые и хрупкие, они так легко умирают, что Мадам уже давным-давно перестала запоминать лица и имена своих питомцев, да и далеко не каждый может заслужить себе имя. Десятком больше, десятком меньше — это совершенно не имеет значения. Клеток в её подвале очень много. Дети постоянно кричат и плачут, они не умеют ни слушать, ни слышать, но при должном усердии из них можно слепить всё что душе угодно. Взрослых весело ломать, заставлять переступать через свою сущность и наблюдать за их попытками принять изменившийся мир. Дети всегда будут не просто ластиться и льнуть к твоим рукам, в их глазах будет настоящая благодарность и любовь, взрослые же не умеют ценить своего хозяина, их очень сложно научить любви. С одинаковой периодичностью умирают и те, и другие. Мадам много лет назад перестала интересоваться статистикой. Домашних питомцев Мадам предпочитает заводить самых разных, уделяя каждому не просто время, но и даря частичку себя. Люди намного слабее гулей, далеко не каждый может принять её любовь. — Сегодня я был хорошей девочкой? — Рей — сегодня он ангел Рей — улыбается и тянется вперёд, пристально всматриваясь в стёкла очков в надежде на похвалу. Маленький колокольчик звенит, и эхо разносит его трель по всему подземелью. Она всегда склоняет голову на правый бок и чуть приподнимается, упираясь руками в пол. Она очень старалась порадовать маму, и такая преданность не может не тронуть. Мадам легонько прикасается к слипшемуся от чужой крови локону и треплет питомца за ухом. Рей похожа на собаку, что так любят заводить люди. Люди в качестве домашних животных намного интереснее собак. Мадам целует каждый стальной крюк, оставляя на них разводы малиновой помады, а потом дырявит ими истерзанную кожу на спине, руках и ногах. Каждый раз она старается выбрать новое место, тем самым не позволяя ранам окончательно пройти. Она теребит цепочки, крюки натягивают кожу, и громкие крики вперемешку с хохотом заполняют камеру. Постепенно крики сменяются редкими всхлипами и их общим смехом. Джузо не просто вторит ей и пытается порадовать мамочку жалкой ложью, он действительно принимает её. С каждым разом отчаянно-болезненные крики становятся короче, а смех всё сильнее и продолжительнее. Её ангел почти разучился плакать. — Джузо-чан! Ты сегодня молодец! — Мадам впивается ему длинными ногтями в щёку и треплет её, натягивая кожу до предела. — Ты заработал 45 очков! Она хлопает в ладони, и Джузо повторяет за ней, всё так же склоняя голову набок, а потом начинает сосредоточенно смотреть на свои руки. Он то сгибает, то разгибает пальцы, невнятно бормочет что-то себе под нос, а на его милом личике образовалась смешная морщинка от сведённых бровей. — А 45 — это большое число? — Они с Джузо совсем недавно только научились считать до тридцати. К сожалению, в последние недели слишком много дел и слишком мало времени получалось уделять своим питомцам. — Да, мой мальчик! — Мама, а оно больше, чем 1000? — Джузо подползает ближе, трётся об её колени и изучающе впивается в неё взглядом. Его детское желание познавать мир невероятно прекрасно, а горящие любопытством глаза превращают его в настоящего ангелочка. — Нет. Ах, мне так многому предстоит его научить! — Мама, а я когда-нибудь смогу сделать так, чтобы ты была довольна и дала мне целую тысячу очков? — Конечно, Джузо-чан, давай прямо сейчас порадуем маму. Мне как раз сегодня привезли новый нож. Хочу посмотреть, хорошо ли он лежит в руке. Приглушённый свет камеры делает кровь почти чёрной, с едва заметным отблеском бордового. Кожа в этом свете кажется серо-фиолетовой и такой тонкой, словно она сделана из бумаги — только попробуй надавить, и всё порвётся. Синяки, кровоподтёки и раны украшают гибкое тело от щиколоток и до самой шеи. Они словно пятна Роршаха и движущиеся изображения одновременно — танцуют и меняют своё положение, с какого угла ни посмотри — каждый раз увидишь новую, необычайно красивую картину. Его тело — самый лучший холст в её питомнике, и писать на нём одно удовольствие. Режь и истязай, а на нём всё заживёт, избивай до потери сознания — и он лишь будет сильнее льнуть к тебе, растягивай его на дыбе и заполняй водой — тебе лишь скажут спасибо и попросят ещё. Нет такого тела, которое бы кровь не украсила, не бывает ни людей, ни гулей, которым бы не подошло кровавое облачение. Но Джузо оно идёт больше, чем кому-либо, он словно создан для того, чтобы кровь стекала по его гибкому бледному телу. И Мадам старается как можно чаще облачать своего питомца в багряно-алый наряд, пока он не потерял свою привлекательность. — Я не злюсь на тебя. — По её лицу и рукам стекает кровь, а под правым глазом вышита цифра XIII, прямо как та, что когда-то была вышита ею. Мадам никогда не одевала её в чёрное, но Рей-чан подходит этот цвет. Она почти не изменилась, оставаясь таким же хорошеньким ангелочком. Кровь всё так же ей к лицу, это невозможно не отметить даже в такой ситуации. — Просто это… Тонкую шею обхватывает бархатная лента с золотистым колокольчиком, что звенит при каждом шаге и пока она говорит. Колокольчик и лента такие же, как те, что она носила, пока была её питомцем. Было бы смешно, если бы не окружающие её следователи. — Это моя работа. Тихая трель колокольчика сливается со звоном фантомных, всё так же находящихся в её руках цепей. Но даже этого не хватает, чтобы выжить.