Ты не для меня, Стайлз

Гравийка хрустит под тонкими подошвами кед, и Стайлз не может перестать морщиться от неприятного ощущения. Будто бы вовсе не в обуви, а босиком. Рюкзак, небрежно закинутый на плечо, оттягивает вниз, и Стилински, обходя внушительного размера лужу, кривится, надеясь, что даже его неудачливости не хватит, чтобы в нее завалиться. Впереди маячат вроде как запертые двери ангаров, по земле петляют ушедшие на добрую половину вглубь, присыпанные и поросшие травой рельсы. Бредет вперед и пару раз даже оглядывается назад, понимая, что уже не передумать. Его наверняка давно услышали. И сбивчивое бормотание под нос, и рокот мотора. Ближе, ближе, ближе… Проходит мимо множества дверей и останавливается около предпоследней. С сорванным замком и свезенным слоем ржавчины, бахромой украшающей и ручку, и боковину самой двери. Не без усилия тащит ее на себя и, приоткрыв ровно настолько, насколько нужно, чтобы протиснуться внутрь, звучно чихает. Но особо не парится по этому поводу, потому что тот, кого он надеется здесь найти, уже давно его слышит. Тот, кого он ищет уже в пятом брошенном здании города. – Дерек? Чувак, это не круто! Прекрати делать вид, что тебя здесь нет! Стайлз нервничает совсем не оттого, что может конкретно нарваться, но никак не может убедить себя в этом. Руки у него дрожат, и он, чтобы хоть как-то это скрыть, левую запихивает в карман своих мешковатых джинсов, а правой вцепляется в лямку рюкзака. Вокруг разруха, разве что лишь немногим меньшая, чем в сгоревшем доме Хейлов. Вокруг разруха, но стены не черные и застарелым дымом не пахнет. Окна редкие и узкие, под самым потолком. Запыленные, но не настолько, чтобы совсем не пропускать свет. Но Стилински все равно очень не по себе. Не по себе искать волка в брошенном много лет назад трамвайном депо. Вокруг ржавчина, пыль и покореженные механизмы. Вокруг разруха и так сильно пахнет запустением и соляркой, что тут и не оборотень учуял бы. Вокруг мрачно, и больше всего хочется развернуться, вынырнуть на улицу и унести ноги. Вернуться к брошенному за поворотом дороги джипу и вжать педаль газа в пол. Очень-очень хочется. Но Стайлз не был бы Стайлзом, если бы его основной движущей силой был страх, а не любопытство, граничащее с начисто отбитым инстинктом самосохранения. Будь иначе, полез бы он прямо в пасть к волку? Злому, объявленному в розыск стараниями самого Стайлза и Скотта волку. Волку, в котором еще пару дней назад огромная перекореженная тварина сделала сквозную дыру. Стайлз так и не видел Хейла с того дня. Стайлз видел, как его машину оттащили на штрафстоянку, а отец самолично повесил старое фото Дерека на доску с самыми разыскиваемыми преступниками штата. Старое – потому что все новые фотки были дичайше засвечены. Старое – потому что Стайлз, воспользовавшись случаем, утащил все остальные и сжег в маленькой жестяной банке, мысленно попросив прощения у отца и того горе-фотографа, который не додумался выключить вспышку. Сам Стайлз смог бы в десятки раз лучше… Сам Стайлз едва не выхватил по затылку, когда, дурачась, попытался щелкнуть Хейла. Потому что вроде как у них есть еще один общий секрет. От полиции, папы и даже Скотта. Потому что – Стайлз закусывает беспокойный язык, чтобы не ляпнуть еще чего, – есть вещи, которые он не готов рассказывать. – Эй! – набрав в грудь побольше воздуха, кричит еще раз, глядя прямо в темноту, пожравшую весь отцепленный вагон. – Я принес тебе пожрать и целую кучу фирменных извинений Стилински! Крупно вздрагивает и даже наступает на штанину слишком длинных джинсов, когда отпрыгивает назад. Крупно вздрагивает и покрывается мурашками, когда прямо во тьме загораются голубые, внимательные и крайне недобро глядящие огоньки. Холодные как льдинки. Стайлз выдыхает с явным облегчением и проводит ладонью по короткостриженому затылку. – О мой бог… А я-то уже было поверил, что та махина действительно прикончила тебя. – Заткнись, – обрывает его темнота резко и очень по-дерековски. Только голос звучит хрипло и так, словно через силу. Стайлз даже думать забывает о какой-то там осторожности и бросается на звук. Запинается об оказавшуюся на дороге пустую жестянку, с грохотом отпинывает ее, и Дерек, не выдержав шума и волны восклицаний, зажигает свет, замкнув пару проводов, ведущих к генератору. Стайлз тут же вскидывает ладонь, защищая глаза от резанувшей вспышки, и уже распахивает было рот, чтобы поблагодарить Дерека за то, что тот изволил все-таки оторвать свою волчью задницу, но затыкается, подавившись первым слогом. Потому что выглядит волк, мягко скажем… стремно. Почти так же стремно, как выглядел отравленный аконитом. Только примерно процентов на пятнадцать хуже. Потому что тогда пуля застряла у него в руке, а то, что беспокоит его сейчас, похоже на едва закрывшуюся, сквозную дыру в грудине. – О мой бог… – Стайлз повторяет это по слогам, сглатывает накатившую тошноту и медленно, уже без былого энтузиазма, подходит к ступенькам, ведущим в вагон. На верхней, тяжело привалившись плечом к двери, стоит Хейл. Стоит или, по крайней мере, изо всех сил пытается делать вид. Бледный, всклоченный и с отросшей темной щетиной, которая тут же прибавила ему как минимум лет пять. А если приплюсовать к этому еще и роскошные фиолетовые круги под глазами, то и все десять. Дерек молчит и только тяжело пялится сверху вниз. Дерек молчит и ему явно не терпится вернуться в вагон и развалиться на одном из сидений – или что у него там? Волчья раскладушка? – Хреново выглядишь. – Голос у Стайлза ломкий, и того немного тошнит. – Но я вроде как позаботился об этом и принес тебе антибиотики и… пластырь. Темная густая бровь ползет вверх, и Хейл молча распахивает куртку, полы которой держал плотно сомкнутыми. Стайлзу требуется все его самообладание только для того, чтобы не хлопнуться в обморок. Рана выглядит в разы хуже, чем он себе представлял. Рана выглядит просто багровым вывернутым месивом. Стайлз сглатывает и неловко хмыкает. – По-твоему, это можно заклеить пластырем? Мотает головой, и Хейл, отлепившись от проема, разворачивается и скрывается внутри. – Убирайся, Стилински. Ох, ну просто чудесно. Правда не сказать, что Стайлз удивлен или не ожидал. Стайлз скорее надеялся на то, что пройдет чуть больше времени, прежде чем его довольно вежливо – во всяком случае, не пинком – попросят покинуть помещение. – Окей, просто… Просто дай мне две минуты? Я скажу, оставлю сумку и уйду. – Я же сказал… – Окей! Всего минуту – и я свалю, ладно? – Стайлз перебивает на полуслове, нагоняет и буквально ввинчивается в пустующий вагон с выкорчеванными креслами и единственным, все еще блестящим хромом поручнем. Стайлз перебивает на полуслове и затыкается сам, взглядом упершись в небрежно брошенный на пол матрац, поверх которого валяются потасканного вида одеяло с подпаленным краем и видавшая куда лучшие времена подушка. – И у тебя осталось не больше сорока секунд. Дерек держится, складывает руки на груди, приваливается к стене плечом и выглядит бесконечно замученным и вымотавшимся. И злым он тоже выглядит. Но не привычно хмурым, а скорее загнанным зверем, которому только и осталось, что щериться, показывая в бесполезном оскале клыки. Стайлз смотрит на него так жалобно, что, кажется, сам заскулит. Стайлз готовится уже хватать Хейла за руки и, если потребуется, умолять, чтобы остаться. Стайлзу отчего-то физически больно выдерживать чужой взгляд, зная, сколько му́ки под волчьей шкурой плещется. – Прости меня. Просто… Просто прости меня, волк. – Стайлз тянется к нему пальцами, наскоро подтащив рукава несуразного школьного пиджака поближе к локтям и поправив лямку рюкзака. Касается чужого предплечья и, помедлив с полминуты, сжимает на нем пальцы. – Я не то чтобы не хотел… Мы плохо соображали в тот момент. Ну, знаешь, та огромная тварь в школе, выброс адреналина, туман – и вот я уже ляпаю первое, что пришло в голову, а Скотт согласно кивает. Я был в шоке! Сначала эта образина делает в тебе сквозную дыру, а после пытается сожрать нас всех! Это, знаешь ли, мало тянет на обычные школьные будни! – Ты закончил? – Дерек выразительно глядит на лежащие поверх рукава куртки пальцы и кивает на дверь: – Теперь пошел вон. – Строго говоря… ты не можешь меня выгнать. – Еще как могу. – Нет, ты не можешь. Эта дыра – собственность города, а значит, я могу находиться здесь сколько захочу. Смирись, Дерек. – Не вынуждай меня вышвыривать тебя отсюда, Стилински. – Мы вроде как не в тех отношениях, чтобы называть друг друга по фамилиям, разве нет? Или это новая ролевая игра, Хейл? Стайлз пытается обратить все в шутку. Пусть и не самым умным образом, но пытается. Честно. Изо всех сил. Даже бровями подергивает, чувствуя себя при этом полным идиотом. А еще внутри железом пахнет много сильнее, чем снаружи. И Стайлз предпочитает не думать, что же именно так фонит. – Хватит с меня игр, наигрался уже. – Ты не говорил, что мы во что-то играем! – Что я хочу быть обвинен в убийстве и прятаться в дыре вроде этой – я тоже не говорил! – Теряет терпение, срывается почти на рык и болезненно закашливается, схватившись за грудь. Прижав ладонь к тому месту, где еще совсем недавно была зияющая чернота и торчали чужие когти. – Почему ты не исцеляешься? – Потому что раны нанесены альфой. Дерек шагает было в сторону Стайлза, но, скрученный новым приступом, просто машет на него рукой и, держась за стены и единственный поручень, возвращается к матрацу, на котором, должно быть, и валялся все это время. Стайлз переминается с ноги на ногу, а после, наплевав на мелкий хлам, что он никогда не достает из рюкзака, просто стаскивает сумку с плеча и, стараясь делать это без резких движений, оставляет ее на полу. – Противовоспалительные, бинты и пластырь. Бутылка воды и бутерброды. И еще зарядка для телефона – ну, знаешь, стандартная. Если тебе вдруг захочется написать мне что-нибудь, когда ты немного оклемаешься и подобреешь. Кстати, новая симка – ну, та, которая зарегистрирована на мои липовые документы, – там тоже есть. Дерек ничего не говорит в ответ. Лишь сверлит его тяжелым взглядом. Стайлз прикусывает губу и пятится. – Я загляну завтра, ладно? Принесу тебе чистую футболку и… еще что-нибудь. Мы просто не подумали, волк. Мне жаль, что тебе приходится отсиживаться в такой дыре. Дерек меняется в лице, но ничего не говорит. Черт разбери, больно ему или старается не кривиться. Стайлз пытается не заморачиваться этим сейчас. Стайлз едва ли не бегом покидает депо. *** Катается с боку на бок и никак не может согреться в своей теплой, вроде как всегда безопасной постели. Сколько в одеяло ни кутайся, все одно – холодно. Все одно – по коже мелкими иглами ночная стужа. Прокатывается и отступает тут же, заставляя шевелиться волосы на затылке и руках. Заставляя Стайлза крутиться, прижимаясь лопатками к безопасной стене, а после менять положение, когда от неудобной позы все затечет. Страшно… Все в сторону наглухо захлопнутого окна косится и гадает, услышит ли, если некто с длинными когтями проведет по стеклу? Гадает, успеет ли закричать, если некто просто выломает раму? Гадает, узнает ли кто и что именно останется от старины Стайлза, когда отец утром вернется с дежурства? Кутается еще больше. Втягивает голову в плечи. Выискивает мобильник под подушкой и не глядя просто жмет на двойку. На единицу забит номер шерифа. – Ты спишь? – спрашивает вместо всяких приветствий, как только Скотт поднимает трубку. Они созванивались по крайней мере четыре раза за вечер. И это только если не считать «Скайп». – Не-а… Никак не отрубиться. Ты тоже? – Ага… Все не могу перестать думать про ту монстрятину в школе. И о том, что, возможно, она ошивается где-то поблизости. – Ну это не тебя она хочет заполучить в свою стаю. – И как же я мог забыть об этом? О том, что меня хотят просто сожрать, разодрав на куски. Спасибо, Скотти, мне действительно стало легче. Теперь я наверняка смогу уснуть примерно через… никогда. – Да ладно тебе, Стайлз. Если альфа и начнет с кого-то, то это буду я. – Вообще-то он уже начал. С Дерека. – Думаешь, он жив? Стайлз понимает вдруг, что лежать так страшно неудобно и перекатывается на живот. Стайлз понимает вдруг, что намеренно выдерживает паузу, колеблется, не зная, говорить или нет. – Я не знаю. – А я впервые жалею, что у меня появилась девушка. Тут, признаться, Стилински даже подвисает и вместо тысячи реплик только затягивает паузу. – Потому что теперь она тоже в опасности. Стайлз хлопает себя ладонью по лбу и закатывает глаза. О, конечно, как же он не подумал об этом раньше! Девушка Скотта в опасности! – Вообще-то, гипотетически, у меня тоже могла бы быть девушка. Лидия, скажем. И она тоже была в опасности, даже не будучи взаправду моей девушкой. Представляешь, что было бы, если бы мы встречались? Скотт смеется, а Стайлз, быстро облизав губы, пробует прощупать почву: – Или у меня мог бы быть парень. Такой брутальный чувак на крутой тачке. Как думаешь, для кого я привлекательнее: для девчонок или для парней? У него мог бы быть парень. Или даже есть. Или теперь уже, скорее всего, был. Кто захочет лизаться с человеком, который мало того что треплется без умолку, так еще и повесил на свою почти что половину всю полицию штата? Стайлз бы не захотел. Наверное. Может быть. От мрачных дум его отвлекает повеселевший голос друга по ту сторону телефонной трубки: – Для пуделя той пожилой мадам, что привела его в клинику на кастрацию, а он вырвался и побежал трахать твою ногу. Стайлз даже давится уголком подушки, которую нещадно грызет, от обиды. С чего это Маккол взял, что единственный выбился из лиги нецелованных неудачников? – Спасибо тебе, Скотти. Всегда знал, что мой истинный бро не даст окончательно умереть моей самооценке. – Да ладно тебе, не обижайся, бро. Скоро и на тебя клюнет кто-нибудь горячий. – Вообще-то уже клюнул, – недовольно бурчит Стайлз в ответ и сразу же начинает думать, как перевести все это в шутку. Впрочем, Скотт избавляет его и от этого. – О да, как это я мог забыть! – Маккол наверняка сейчас ухмыляется своим несимметричным ртом, и Стайлз, как никто другой знающий это движение, беззвучно передразнивает его, делая то же самое. – Передавай привет своей микроволновке. Она просто чудо, не потеряй ее, Стайлз. – Да иди ты, Скотти. Никаких больше горячих бутербродов из моей девочки. Ты их не достоин. – Спокойной ночи, Стайлз. – О, я надеюсь, она будет спокойной. Если один мохнатый кретин не полезет на крышу, чтобы повыть на луну. Маккол смеется и отсоединяется. Стайлзу становится немного легче после бессмысленной болтовни. Не сказать, что на все сто процентов, но… Продолжает грызть наволочку и решается на еще один звонок. Сообщение. На номер, который числится в его контактах как «Мистер Никто». Та самая его симка. Та, что он оставил Дереку, смутно надеясь, что тот ей воспользуется, а не вышвырнет рюкзак, даже не проверив содержимое. Кому: Мистер Никто «Эй, Дерек?» Сообщение висит непрочитанным. Стайлз кусает уже собственные губы и почему-то не может вспомнить, пропустил он вечерний прием лекарств или нет. Кому: Мистер Никто «Как твоя дыра в груди?» Кому: Мистер Никто «Мне очень жаль. И то, что тебя продырявили, и то, что из-за нас со Скоттом ты не можешь пойти в больницу». Кому: Мистер Никто «Черт, чувак, я чувствую себя чертовски дерьмово из-за всего этого». Кому: Мистер Никто «И это не игра «Кто знает больше слов на букву «Ч». Кому: Мистер Никто «Можешь послать меня – так я, во всяком случае, буду знать, что тебя не задрали бродячие коты, логово которых ты, возможно, занял». Кому: Мистер Никто «Господи, я знаю, что идиот, прости меня». Кому: Мистер Никто «Прости, ладно?» Кому: Мистер Никто «Я не могу уснуть, Дерек». Кому: Мистер Никто «Чертова надкушенная луна смеется надо мной». Стайлз отрубается почти сразу же, когда значок ожидания меняется на «доставлено». *** Игнорирует. Все и вся. С самого утра и до трех часов дня. Отмахивается от Скотта, не отвечая, почему вдруг решил достать свой старый, затасканный до штопаной дыры в боку рюкзак, не расточает комплименты Лидии и не улыбается Эллисон в ответ. Игнорирует окружающий мир так же, как тот обычно игнорирует его самого. С первого и по последний звонок. Сваливает с тренировки, потому что, ну, знаете, его вроде как задолбало вытирать задницей скамейку и задыхаться во время разминки, и покидает парковку, лихо развернув старенький джип. Заезжает в магазин со спортивной амуницией на самом деле присмотреть новую клюшку или ролики, или скейт, или… Повинуясь черт-те чему, берет простенькую хлопчатобумажную белую майку. На два размера больше, чем носит сам. На два размера больше, раздумывая: не мала ли? Покупает пару сэндвичей в забегаловке напротив и даже думает мелочно подкинуть Дереку чек – мол, только посмотри на эти цифры, волк, ты мне дорого обходишься – но передумывает, и скомканная бумажка оседает на дне его кармана. Вместе с подушечкой жвачки, стружкой от карандаша и обломившимся брелоком со связки ключей. Стайлз, наверное, никогда не решится выкинуть маленького магистра Йоду и тем самым лишиться части его джедайской силы, только благодаря которой он все еще и жив. Не иначе. Доезжает до развилки за городом, бросает джип и снова идет пешком. Только чуть увереннее, чем вчера. Только притормаживает около двери с сорванным замком, чтобы включить фонарик на мобильнике и не запнуться ни обо что. Оказавшись внутри, зовет волка по имени, но в этот раз сталкивается лишь с тишиной и скрежетом банки из-под краски, о которую умудрился зацепиться. Сгорбившись и утратив весь энтузиазм, бредет к отцепленному вагону, который облюбовал Хейл, и заглядывает внутрь. Разумеется, никого. Только импровизированная лежанка в углу и брошенная поверх нее куртка. Стайлзов рюкзак прислоненный к стене стоит. Почти пустой, за исключением всякого мелкого хлама. Стилински-младший улыбается и прикусывает губу. Забирает первый, оставляет второй. Топчется немного на месте, но коснуться куртки или и вовсе завалиться на матрац и подождать волка не решается. У них вроде как напряженно сейчас. Стайлз вроде как облажался и теперь изо всех сил старается загладить вину. Правда выходит не сказать чтобы очень: бутерброд и сим-карта – это не то, что может перевесить федеральный розыск. Стайлз потирает висок, покачивается на пятках и уходит. Думает о том, как не изгваздаться в повсеместно разведенной грязище, и том, что Хейлу наверняка лучше, раз он свалил куда-то по своим волчьим делам. И не то чтобы Стайлза интересовало, каким именно. Разумеется, нет. *** Кому: Мистер Никто «Дерек». Кому: Мистер Никто «Дерек?» Кому: Мистер Никто «Дерек, Дерек, Дерек?» Кому: Мистер Никто «Учти, у меня подключен безлимитный пакет СМС и я могу спамить тебе хоть до пришествия вашего волчьего бога». Кому: Мистер Никто «Кстати, а у волков есть свой бог? Или вы все добрые католики?» Кому: Мистер Никто «Дерек?» Кому: Мистер Никто «А оборотням делают обрезание?» Кому: Мистер Никто «Слушай, но если учитывать вашу регенерацию… Вообще есть оборотни-евреи?» Кому: Мистер Никто «Дерек, гугл ничего не знает об оборотнях-иудеях». Кому: Мистер Никто «Это очень важно!» Минуты идут одна за другой. Все сообщения прочитаны. Стайлз сидит на кровати, едва ли не высунув язык и замерший, словно спортсмен перед броском вперед. Стайлз рискует свалиться к хренам на пол, потому что сложенные на турецкий манер ноги начали затекать. Стайлз почти не дышит, гипнотизируя телефон. – Ну давай же… – приговаривает себе под нос, крикнув что-то трудноразличимое в ответ уходящему на дежурство отцу. – Давай… – бормочет и беспрестанно теребит ворот накинутой на футболку рубашки, почти дергает за него. – Ну давай же! Засекает минуту по стоящему на тумбочке допотопному будильнику и, когда секундная стрелка делает полный круг, задерживает дыхание, добавляет: Кому: Мистер Никто «А у тебя обрезанный?» Тут же высвечивается как прочитанное и буквально сразу же прилетает ответ. Стайлз вскидывает кулак вверх и только после этого читает сообщение. От: Мистер Никто «Отвяжись от меня и моего члена, Стилински». Кому: Мистер Никто «Когда я в последний раз сидел на твоих коленях, ты так не говорил». От: Мистер Никто «Как и ты не говорил своему отцу, что я убил школьного сторожа». Кому: Мистер Никто «Я был в шоке! Тебя фактически убили на моих глазах! А после нас всех чуть не сожрала огромная клыкастая горилла. Вместе со шнурками и туфлями, между прочим. Я ляпнул первое, что пришло мне в голову». От: Мистер Никто «А когда выкапывал мою сестру?» Кому: Мистер никто «Дерек, пожалуйста! Я сотни раз извинялся за себя, Скотта и даже лопату. Не заставляй мою гордость рыдать и делать это в сто первый». И тишина. Пронзительная, скребущая Стайлзов слух СМС-тишина. Слышно, как работает кулер во включенном ноуте, а за окном завывает ветер. Осень, чтоб ее. Кому: Мистер Никто «Дерек?» Кому: Мистер Никто «Дерек? Дерек? Дерек?» Кому: Мистер Никто «Дерек, тебя сожрали или это ты сожрал свой телефон?» Кому: Мистер Никто «Между нами все кончено?» Пауза длинною в полчаса. Пауза, за которую Стайлз, отчаявшись, успел сходить в душ, решив по-быстрому передернуть, чтобы избавиться от стресса, и в итоге передумав почти в процессе. Возвращается в комнату с полотенцем на шее и едва не падает, запнувшись о брошенный посреди комнаты шлем. Телефон мигает светодиодом, оповещая о новом сообщении. От: Мистер Никто «Между нами ничего и не было» Вот как, значит! Кому: Мистер Никто «Приди сюда и скажи мне это в лицо, как делают большие волки, а не неуверенные в себе волчата!» От: Мистер Никто «Я бы с радостью, если бы не твой отец, который наденет на меня наручники раньше, чем я открою рот». Кому: Мистер Никто «Кто ты и куда ты дел Дерека?» Кому: Мистер Никто «С чего вдруг такие длинные сообщения?» Кому: Мистер Никто «Дерек, это точно ты?» Кому: Мистер Никто «Скажи кодовую фразу». От: Мистер Никто «Отъебись». Кому: Мистер Никто «А, окей. Это правда ты. Ну так что? Я открою для тебя окно?» Кому: Мистер Никто «Ладно, продолжай игнорировать меня. Только скажи, как твоя рана: уже лучше?» От: Мистер Никто «Лучше». Кому: Мистер Никто «Круто! Я рад». Кому: Мистер Никто «Дерек?» Кому: Мистер Никто «Майка подошла?» Стайлз в этот раз даже не засекает. Стайлз почему-то наверняка знает: не ответит. На часах начало одиннадцатого, а он даже не касался домашки. На часах начало одиннадцатого, а Стайлз готов забить и на химию, и на химика, и завалиться спать. Просто спать, без сновидений, кошмаров и прочего дерьма. Просто спать, предварительно не забыв вкинуться привычными до оскомины колесами и, прежде чем упасть в кровать, спуститься на кухню, чтобы притащить себе стакан воды на утро. Потому что сушняк, знаете ли. У нейролептиков есть свои побочки. У излишней болтливости – тоже. Стайлз оставляет мобильник наверху, небрежно бросив в центр разворошенной кровати, и сбегает вниз. Заглядывает в холодильник, ничего дельного не находит, кисло улыбается своей порции овощной лазаньи и решает оставить ее на утро. Или вечер. Как получится. Проверяет входную дверь – просто так, для надежности, мало ли отец забыл запереть – отключает бормочущий в гостиной телек и гасит везде свет. Поднимается назад, тщательно смотря себе под ноги, потому что он вроде как еще в том возрасте, когда в подвальных монстров уже не веришь, но на всякий случай опасаешься. Он вроде как в том возрасте, когда пора прекращать верить в оборотней и вампиров, но существование первых весьма достоверно доказано, а потому почему бы не украсить свою парадную головками самого ядреного чеснока, что есть в местных супермаркетах? Стайлз качает головой, понимая, что его явно тащит куда-то не туда, и, проморгавшись перед тем, как и в коридоре по выключателю хлопнуть, толкает дверь в свою комнату. Ежится от налетевшего сквозняка и, прежде чем соображает, что происходит, ругает себя за распахнутое окно. Качает головой и уже шагает в его сторону, как застывает на месте. Прямо так, со стаканом в вытянутой руке. Не донеся его до тумбочки каких-то несколько шагов. Стайлз. Не. Открывал. Проклятое. Окно. Точно нет. Совершенно. Точно. Нет. Тяжело сглатывает, понимая, что как придурок повернулся спиной к тому, кто мог без труда проникнуть в его комнату, и, кажется, парализован. Страхом и предчувствием возможной боли или чего-то, что может оказаться еще хуже. В глотке совсем Сахара. Пальцы подрагивают. Стеклянный бок стакана становится опасно скользким. Стайлз забывает как дышать. Стайлз слышит, как учащается его пульс, и ощущает, как мокнет от выступившего пота свежая футболка. Сглатывает. Беспокойно взглядом ищет за что бы зацепиться. Ручки, раскиданные по столу. Ушедший в спящий режим ноут… Ноут, на темном экране которого отражается силуэт стоящего позади Стилински. И светлым пятном белая майка. Стайлз наконец-то может вздохнуть. Шумно, с чувством и дернувшись так, что выплеснулась половина стакана. Грохает толстым дном о столешницу и стремительно разворачивается, босой ногой угодив в им самим же и налитую лужу. – Знаешь что?! – Стремительно разворачивается, и все претензии застревают поперек глотки. Дерек действительно в треклятой майке. Взъерошенный, с отросшей щетиной и покрытый кровью до корней волос Дерек. Стайлз пятится назад и плюхается на очень вовремя оказавшуюся за спиной кровать. Проводит ладонью по своим коротким волосам и оглядывает Хейла с ног до головы еще раз. – Это что за дерьмо? – спрашивает, понизив голос до шепота. Кажется, что и не сам даже. Связки подвели. Дерек выглядит довольно равнодушным. Отвечает пожатием плеч. – Поужинал. – Кем? Старушкой с двадцать шестой? Или нет, погоди-погоди, я угадаю… Это был Бэмби? Дерек саркастично кривится и складывает руки на груди. Без своей излюбленной кожанки кажется каким-то непривычным. Уязвимым. Но Стайлза, пережившего нервное потрясение, вряд ли сейчас может остановить хоть что-нибудь. – Или его мама? Что, вся семья? А ты не мог пожрать как любой нормальный человек? В забегаловке?! – Конечно я мог. До того, как мое лицо появилось на всех столбах в округе. Поэтому я пожрал как любой нормальный волк. – Но ты же не можешь просто взять и жрать сырое мясо! Брови Дерека поднимаются еще выше. – Или можешь? Что, реально можешь? Находясь в сознании, а не каком-то там волчьем трансе? – Это вопрос из той же серии, что и волчье обрезание? – А какая это серия? – Крайне тупых вопросов, Стилински! Собирается возмутиться уже, даже подпрыгивает на месте, но, нарвавшись на суровый взгляд, жестом показывает, что все понял и заткнулся. На две миллисекунды. Пока осознанием не накроет. – Так ты пришел, чтобы… – Непроизнесенное «бросить меня» повисает в воздухе. Окей, да. У них, признаться, и не было никаких там себе стандартных отношений, они разве что только целовались пару раз, никогда не обменивались сообщениями, и Дерек, когда еще мог, не забирал его из школы, но… Но Стайлз чувствует себя так же, как и пятью минутами раньше. Когда только вошел в комнату. На пороге паники. И должно быть, актер из него так себе – куда ему такое из взгляда вытравить. Дерек молчит и, осмотревшись по сторонам, возвращается к окну. Стайлз напрягается, готовый к тому, что оборотень просто выпрыгнет наружу, но нет – Хейл лишь закрывает его. До самого конца задвигает расхлябанный шпингалет и поворачивает его. Стайлз как завороженный смотрит на лямки майки, загорелую кожу и выглядывающие спирали трискелиона. Ком в горле все больше и больше. Стайлз отсрочивает как только может. – Эм… Может, хочешь принять душ? Я слышал, что нормальным людям это необходимо время от времени. Если ты, конечно, не искупался в ручье, как это нормально для волков. Уголки губ повернувшегося вполоборота Дерека дергаются, и Стилински понимает, что пока можно расслабиться. Пока – это минут на двадцать. Тут же суетливо подскакивает на матраце, бодро шлепает к комоду и отрывает в нем чистое полотенце. Вообще им обычно пользуется Скотт, когда остается на ночевку, но об этом же никто не знает, верно? Никто не знает. Ни о полотенце, ни о Дереке. Если только последний не рассказал оленю перед тем, как загрызть его. Стайлз не уверен, что этот последний вообще разговаривал с кем-нибудь. Никто не знает. Протягивает пушистое полотно и, словно боясь обжечься, отдергивает пальцы, стоит волку принять его. Короткий кивок – вот и вся скромная благодарность. Короткий кивок, и Стайлз остается один в комнате. Слышит, как шумит вода в душе. Медленно оседает на матрац. Предчувствие сжимается обручем где-то под бледным выпирающим кадыком. Телефон, про существование которого он уже и забыл, оживает, скользит по одеялу и замирает. Стайлз прекрасно знает, что Дерек никогда бы не стал писать ему из душа, и несколько раз осоловело моргает, прежде чем врубиться. Приходит еще одно сообщение. Ну точно же! Хватается за телефон и лишь с третьего раза правильно вводит пароль. Конечно же, это Скотт, которому он вроде как обещал помочь с химией перед пятничным тестом. Обещавший помочь еще вчера утром, кажется, и благополучно на все забивший. Сам Дерек Хейл явился в его скромную обитель – не забудешь тут, как же! Стайлз закусывает язык и решает позвонить вместо того, чтобы со скоростью света набивать слова, путаясь в буквах и то и дело ругая коварную автозамену. Да и Маккол убедится в том, что Стайлза не душат, заставляя бодро отбивать ответы, и ему ни в коем случае не требуется скорая мохнатая помощь. Только не в этот раз. – Прости-прости, я так замотался, что уже в одних трусах и почти сплю. Да-да, я козел, знаю, но вся эта сверхъестественная фигня просто выела мне мозг. Ничего, если мы позанимаемся в другой раз? Один провал тебя не убьет, верно? Стайлз тараторит как пулемет, не давая осекшемуся еще на «привет» Скотту вставить ни звука. Так Стилински похож на себя больше всего, и плевать, что, если бы не явление этого волчьего зада, он бы уже впрыгивал в кроссовки и несся к джипу. – Да?.. – Скотт звучит неуверенно и сбитым с толку. – Да, наверное. Не убьет. С тобой точно все в порядке? – Полный порядок, бро! А почему должно быть по-иному? Секреты от своего учителя таишь ты? Скотт отвечает смешком, и Стайлз уверен на триста один процент: сейчас озадаченно потирает подбородок. – На самом деле, я и сам уже забыл о том, что мы собирались заниматься. Ты вообще читал мои СМС? Стайлз кривится и виновато втягивает голову в плечи. Вместе с этим он прислушивается к приглушенному шуму из ванной. Не перестала ли литься вода? А если и да, то ему уже пора по-настоящему паниковать? – Нет?.. – отвечает скорее полуспрашивая и жалеет, что седативные ему не показаны. – Увидел только, что от тебя, и сразу позвонил. А что в них? – Я вроде как бегал вечером. – В сторону дома Арджентов? – Стайлз уточняет по привычке уже. Ему это и не нужно. Он и так знает и ответ, и выражение глаз своего друга. – Не важно, в сторону или от него. Важно то, что я почуял кровь и пошел по следу. И знаешь, что я нашел? – Остатки красной шапочки? – Окей, чувство юмора иногда подводит даже Стилински. Начавшего нервничать Стилински. – Шапочку и подвязки? – Огромного, наполовину сожранного оленя. Ему буквально голову оторвали и выпустили кишки. – Какая мерзость… – Пробормотав это, Стилински едва не ловит инфаркт, бросив взгляд в сторону своего подоконника, который теперь очень сложно назвать белым, и не бросается оттирать высохшие, уходящие оттенком в оранжевый разводы только потому, что Дерек в душе и Стайлзу не достать тряпки, не вломившись к нему. – Но, по сути, какая разница? Разве его не могли задрать… – В Калифорнии нет волков, Стайлз. – Звучит насмешливо и совершенно точно зеркаля интонацию, с которой в первый раз была произнесена эта фраза. – Я думаю, это был альфа. – И это же хорошо, разве нет? – Это чем же? – Ну, например, тем, – Стайлз, блуждая взглядом по стенам и потолку, поглаживает свой затылок растопыренной пятерней, – что он выбрал бургер с олениной, а не парной человечинкой? Стайлз, блуждая взглядом по стенам и потолку, невольно поворачивается к двери и так резко убирает руку от головы, что ногтями раздирает свою же щеку. Он просто ненавидит уже, когда к нему вот так подкрадываются со спины! Да еще смея при этом лучиться превосходством и насмешливо приподнимать свою угольно-черную бровь. Стайлз обязательно ему выскажет, как только сбросит Скотти. Стайлз ему выскажет… или нет. Взгляд Стилински автоматически спускается ниже, проходится по широкой шее, трапециевидным мышцам, ключицам и голой груди. Спускается до линии небрежно обернутого вокруг бедер полотенца и сглатывает слюну вместе с возможностью слышать и хоть как-то реагировать на то, что там говорит Скотт. – Да, точно. Ты абсолютно прав, бро, – буквально давит из себя, понимая, что, даже если ему пригрозят, чудовищно сложно будет оторвать взгляд от перекатывающихся под плотной кожей мышц и темной дорожки, уходящей от ямки пупка вниз. – Что? В чем это? – Скотт явно сбит с толку и совершенно не догоняет. Что же, Стайлз – тоже. Особенно когда Хейл отлепляется от двери и аккуратно притворяет ее, щелкнув замком. – В том, что началось мое любимое порно по кабельному. Прости, но я не готов делать это при тебе. В школе словимся, ладно? Ответа Маккола попросту не слышит. Скидывает вызов и отшвыривает телефон. Складывает ладони на коленях, как примерный школьник, и, выпрямившись, смотрит прямо перед собой. Когда Дерек присаживается рядом, касается влажным полотенцем бедра Стилински, тот начинает еще и беспокойно ерзать. – Так, значит, порно по кабельному? – Голос Хейла ниже, чем Стайлзовы телефонные вопли. И спокойнее примерно на половину бесконечности. Голос Хейла почти без насмешки, одно только несвойственное ему любопытство и, возможно, еще что-то трудно различимое. Стайлз сейчас и утечку галлона газа по запаху не различит, не то что оттенков интонаций. – Ну, не для всех из нас брутальные парни готовы расхаживать в одном полотенце. – Понимает, что ляпнул, боковым зрением осторожно косится на плечо оборотня. Словно от укола вздрагивает и предпочитает рассматривать подоконник: «Насколько же грязный, а? А вот та подсохшая капелька смахивает на сперматозоид». – Где твои вещи, кстати? – В стиралке. – Белая майка вместе с джинсами? Мне прямо сейчас бежать спасать ее или уже можно начинать рвать волосы? – Похер на майку, успокойся, Стайлз. – Не понимаю, о чем ты говоришь, – мотает головой и только сейчас замечает, что коленки дрожат и покрылись мурашками, а пальцы так вцепились в ткань шорт, что он имеет все шансы разорвать их не хуже какого-нибудь оборотня. И еще кое-что. Кое-что, что можно записать в список из сегодняшних осознаний. Кое-что, что отчего-то не радует. – Ты назвал меня по имени. – Возможно, и не стоило акцентировать, но Стайлз – это Стайлз, а болтать для него так же естественно, как для Хейла – охотиться на оленей. – В первый раз за… Черт его знает. – Да, назвал. – И это что-то значит? – Может быть, посмотришь на меня, а не будешь сверлить взглядом дыры в треклятом подоконнике? – А это обязательно? – Стайлз… – Когда я посмотрю на тебя, ты скажешь, что между нами все кончено? – выпаливает на одном дыхании и куда угодно глазами, куда угодно, только не на плечо или колено волка. Куда угодно, только бы не зацепить линию челюсти, поросшую темной щетиной. Дерек, видимо, решил все правильно и по-взрослому сделать. Дерек за этим и пришел. Стайлз загривком чувствует. Не может не чувствовать. – Ты можешь хотя бы иногда… – Да или нет? Дерек выдыхает шумно, как готовящийся начать рыть копытом землю бык. Дерек наверняка закатывает глаза. Характерно, по-хейловски. Стайлз в глубине души надеется на емкое «нет» и красноречивый подзатыльник. Стайлз надеется, что волк вот-вот вспылит, нашипит на него, а после вожмет в кровать и начнет угрожать. «Подставишь меня еще раз – и никогда больше не сможешь сесть». «Завтра же скажешь шерифу, что перепутал и вблизи школы даже и не пахло никаким Дереком Хейлом, ты понял?» «Ты меня так бесишь, что следующим Бэмби, которого я сожру, будет не олень». – Да. Все прилежно выстроенные и даже прокрученные на нужный манер фразы – трещинами. Внутри Стайлза, кажется, тоже. Или это не внутри вовсе? Это весь Стайлз? Глупое «почему» – действительно самое глупое, что он мог из себя выдавить в этот момент. Глупое, по-детски наивное и бессмысленное. Конечно же, Стайлз знает почему. И вопреки тому, что сам и задал вопрос, ответа слышать не хочет. – Потому что я не могу доверять тебе. – Голос Дерека кажется даже мягким. Вообще настолько, насколько может быть мягкой техническая стекловата. – Потому что так бывает, Стайлз. Мы не подходим друг другу. Стайлз кивает, как заведенный. Как если бы у него в брюшине действительно были не кишки, а батарейки. – Да-да, я знаю. Скажи еще, что «дело не во мне, а в тебе» и всякое такое. Дерек даже смеется. Устало и как-то бесцветно. Но смеется все-таки. Улыбается – чтобы заметить это, Стайлзу все же приходится скосить на него глаза, – и проводит горячими пальцами по предплечью Стилински. Сжимает руку чуть выше острого локтя. – Ты мне напомнил кое-кого. Кое-кого с маленьким вздернутым носом и милыми родинками. Кое-кого из моего прошлого. Наверное, поэтому я и решил, что у нас может что-то получиться. – Знаешь… – Стайлз прочищает горло и слабо улыбается. Он ни черта не понял, но это его мало заботит. – Ты только что сказал самую длинную фразу за последний месяц. Просто я… – Просто ты не для меня, а я не для тебя. Смирись с этим, Стилински. Если предыдущие слова – трещинами, то последнее – пощечиной. Становится тяжело дышать. Глаза щиплет. Губы становятся какими-то огромными и сухими. Опаленными сорванным дыханием. Накатывает то самое, чего Стайлз ждал еще в начале. Накатывает то самое, что он переживал не единожды, но в куда более легкой форме, проглотив очередную снисходительную улыбку Лидии. Накатывает, а челюсти сами собой сжимаются. Накатывает, и глотка вдруг становится узкой, словно раз – и отек Квинке. Словно у него острая аллергия на слова Дерека. Они запрещают ему дышать. – Эй… – Волк, чья гипотетическая нагота перестала волновать Стайлза от слова «совсем», оказывается, все еще держит его руку чуть выше локтя. – Иди сюда. Тянет на себя, разворачивает, как неуклюжую куклу. Второй ладонью, горячей и широкой, жестковатой, касается прохладной гладкой щеки. Гладит ее, поворачивает кисть тыльной стороной, и Стайлз против воли льнет. А после, опомнившись, отшатывается в сторону. – Зачем это? Прибереги свои щедрости для убогих. Дерек улыбается вдруг, а вовсе не хмурится, как должен был. Как должен был в представлении обескураженного Стайлза Стилински. Дерек из его головы должен был нахмуриться, рывком встать и раствориться в ночи, не забыв прихватить свои мокрые шмотки. Этот Дерек – другой. Он улыбается, чуть наклонив голову, прячет взгляд и, наконец выпустив тощую конечность Стайлза из своих пальцев, уже всеми десятью пальцами касается его шеи. Обхватывает лицо с двух сторон и, уверенно потянув, тащит к себе. Губы у него мягкие и в кои-то веки не требовательные. Щетина не царапает, как должна, а язык, черт-те что выделывавший с языком Стайлза, не торопится проникнуть в большой разговорчивый рот Стилински. Губы у него мягкие… Целуют. Неторопливо и вовсе не колко. Вовсе не горько. Приятно. Стайлз моргает раз или два и закрывает глаза. Сколько раз он оказывался в своей жизни не у дел? Сколько раз его называли смешным, неунывающим неудачником? И сколько раз еще назовут? Сколько раз та же Лидия наступит на его самолюбие и прокрутится на остром каблучке? Губы, ямочка на подбородке, снова губы. Иначе уже. По-взрослому. Но по-прежнему не зло, без намека на спешку. Наверное, Дерек когда-то именно так и целовал кого-то иного, кого-то с вздернутым носом и милыми родинками. С требовательным, но вовсе не грубым языком и вполне себе человеческими осторожными зубами, что только прихватывают моментально покрасневшие и припухшие губы Стайлза. Стайлза, у которого разыгралась тахикардия. Стайлза, которого только что бросили. – Зачем… Зачем это? – выдыхает и сам же глядит виновато, отстраняясь на какой-то сантиметр, и тут же, сгорбившись, лбом льнет к колючей скуле. – Зачем ты это делаешь? – Потому что не все мои… – Тут Хейл запинается, подбирая, видимо, нужное слово из крутящихся на языке. – Не все мои отношения должны заканчиваться пожаром или чьей-то смертью. Не перепих, не интрижка и не связь. Спасибо тебе, волчий бог! Спасибо, что не позволил прокатить по Стайлзу еще и этим. – Ох, ну спасибо тебе большое, правда, – бормочет уже вслух, смотря на развитые грудные мышцы, и невольно взглядом ищет то место, где прошла лапа альфы насквозь. Хочет потрогать, но не решается, не знает, можно ли. – Что ты принял это решение до меня, а не после. Дерек никак не реагирует на комментарий. Ладонь перемещается на колючий затылок, гладит его словно в попытке пожалеть или успокоить. Стайлз жмурится и одновременно с этим с силой сжимает челюсти. Не надо ему этого. Только не жалости. Смелеет, безвольно повисшие вдоль тела руки оживают, касаются обнаженных широких плеч, и Стилински и глазом моргнуть не успевает, когда ловко, совсем не по-стайлзовски, седлает колени волка. Пальцы – в замок за горячей шеей. Взгляд больше не прячет. Даже когда ладони Дерека неторопливо ведут по худым бокам и задирают футболку, чтобы коснуться выступающих, обтянутых теплой кожей ребер. Даже когда ладони гладят поясницу и узкую спину. Стайлзу совершенно не страшно от этого. Напротив. Стайлз, замерев, ждет. Прикосновений и того, что будет дальше. Того, чего не будет, тоже ждет. – Тогда, если ты не хочешь заканчивать все плохо… Дерек глядит на Стайлза снизу вверх, совершенно без напряжения, но все-таки хмурится, услышав конец фразы. – …я хочу, чтобы ты был моим первым. Оборотень хмыкает, кривит и без того не самый изящный рот. Стайлз наблюдает за ним, и последнее, что он готов сейчас сделать, – это отвернуться. Покраснеть, прогрызть дыру в нижней губе от напряжения или сдохнуть от слабенькой мышечной судороги – возможно. Струсить – нет. – Это так не делается, Стилински. – В голосе волка умышленно скользит насмешка. Стайлз понимает, что выучился различать их: те, что брошены потому, что Дереку наплевать, заденет или нет, и те, которые предназначены для того, чтобы обидеть и остановить. Стайлза пугает маячащая на горизонте пятерка по хейловедению. – Только так это и делается, Дерек, – нарочито по имени и с нажимом. Показывая, что не боится рычащего имени, не прячется за насмешливыми обращениями. – Разница в том, что я не пьяная десятиклассница, а вокруг – не чей-то подвал. И снова. Широкие ладони у Стайлзова лица. Ложатся на шею, удерживая лицо словно в крепкой закостеневшей чаше. Вот сейчас даже если и захочешь, то не отвернешься. – Разве ты не хочешь хотя бы что-нибудь сделать правильно? А если и нет, то почему бы не обратиться к Лидии? Это, по крайней мере, будет более… щадяще. У Стайлза медленно падает челюсть. Натурально открывает рот, и Дерек даже пользуется этим, чтобы большим пальцем погладить припухшую красную губу. У Стайлза появляются веские основания полагать, что не он один прилежно учился и готов сдать экзамен. – Потому что я хочу этого с тобой. – Стайлз понижает голос до шепота и смотрит в светлые, ореховые глаза так долго и доверчиво, как только может. – И я хочу этого сейчас. Ты не можешь мне доверять – я понял. Но переспать-то со мной можешь? Смотрит, понимая вдруг, насколько же все это было провальным мероприятием с самого начала. Дерек и он. Он и Дерек. Взрослый, ожесточившийся Дерек. Немногословный, смахивающий на матерого уголовника, задолбавшийся вусмерть за каких-то несколько недель Дерек и он – болтливый, бросившийся во всю эту мистическую срань, развернувшуюся вокруг, как в увлекательный квест. Как в новую игру. На новый уровень, напрочь забыв про то, что здесь нельзя сохраниться. Что здесь нельзя переиграть и откатить назад. Что в груди Дерека лишь каким-то чудом заросла сквозная дыра, и тем же самым чудом его еще не поймали. Стайлз представляет вдруг, как его собственный отец защелкивает наручники на широких запястьях. Снова. Как это было у дома. Стайлз горбится, лбом вжимается в лоб волка и все-таки укладывает ладонь туда, где слышно, как гулко бьется сердце за ребрами. Глаза в глаза, недолго совсем, но достаточно для того, чтобы Дерек принял какое-то решение. Достаточно для того, чтобы Дерек закрыл свои и потянулся целоваться снова. Достаточно для того, чтобы Стайлз разом забыл о всех своих хаотичных размышлениях и суетливо потянулся помогать волку стаскивать с себя мешковатую футболку. На спине взмокшую. Воздух холодит кожу, щетина переставшего осторожничать Дерека царапает губы и подбородок. Стайлзу нравится до мурашек. Стайлзу нравится неловко ерзать, сбивая махровое полотенце, и немного волноваться. Стайлз перестает соображать довольно быстро. Зацелованный и облапанный. Согревшийся и плавкий, как пластилин в умелых руках. Он точно попал в нужные руки. Стайлз уверен. Стайлз даже немного ревнует к тем, кого никогда не видел и никогда не знал. Стайлз сейчас – один большой кусок веры. Веры в то, что Дерек только его, и плевать, на сколько часов или даже минут. Кусочек полного обладания для Стилински. Стайлз не чувствует себя нескладным или торопливым. Стайлз чувствует, что все, что он сделает, будет правильным. Все – от прикосновений до каких-то глупых, срывающихся с губ бредовых словечек. Стайлз просто не может быть неправильным сейчас. Не может, цепляясь ступней за оголенную лодыжку или наглаживая руки и шею. Не может, даже когда начинает как-то странно, со свистом, дышать, ловко опрокинутый на кровать. Под спиной – сбившееся в ком одеяло. Над – нависает Дерек, который наверняка повязывает полотенце каким-то сатанинским способом – иначе почему оно все еще не упало? Иначе почему… Спросить бы, да только Дерек ему разговаривать не разрешает. Не вслух, но запечатывая по новой рот. Медлит, а после опускается сверху – потрясающе горячий и охренеть какой тяжелый. Стайлз коротко выдыхает, но не жалуется. Стайлз только правую ногу отводит в сторону и забрасывает на чужую поясницу. Совсем как в фильмах для взрослых. И несложно совсем. Несложно совсем… и у Стайлза взаправду тахикардия. У Стайлза сухо во рту и те самые звезды перед глазами, когда Хейл своей колючей мордой проезжается по его доверчиво подставленной шее. Звезды, мурашки и еще какая-то хрень, что так часто описывают в женских романах. Стайлз знает, Стайлз в свое время тщательно подошел к вопросу о женских влюбленностях и оргазмах. Правда взялся изучать материал не с той стороны, но теперь знает, каково это: когда в кишках прорастает розовый куст, а внутри все сжимается от пищащего восторга. Внутри, прямо за ребрами, раздавленными тяжестью Хейла. Не осторожничает особо, кусаче проходится по выпирающим ключицам Стайлза и скатывается ниже, плавно и словно всю жизнь только это и делал, перенося часть веса на руки. Стайлз не может сдержаться и касается напрягшихся мышц. Оглаживает бицепс и кромками ногтей скользит по шее. Ох уж эта шея… Дурея под неторопливыми, ленивыми даже поцелуями, что достаются его груди и некоторым крупным родинкам, Стилински смелеет настолько, что запускает пятерню в жесткие темные волосы. Непроизвольно сжимает кулак, стоит Дереку его легонько укусить. Непроизвольно стискивает еще сильнее, когда вскинувшийся волк едва успевает спрятать пронзительную неоновую вспышку во взгляде. Словно и не было. Стайлз слабо хмыкает. Как же его ведет от этого! Страшно совсем немного, страшно как-то поверхностно и словно вовсе не ему. Страшно совсем немного, когда Дерек стягивает с него и шорты, и дурацкие боксеры со Спанч Бобом. Стайлз успевает пожалеть на секунду, что не выбрал для вечера свои любимые – со знаком Бэтмена. На секунду, потому что вот теперь ему становится как-то холодно и стыдно. Становится стыдно лежать на лопатках долговязым раскинувшимся вспотевшим лягушонком с почти безволосым слабым телом и топорщащимся вверх членом. Жмурится, разом перестав трогать Хейла и едва уломав себя не закрывать лицо руками. Сжимает их в кулаки и вытягивает вдоль тела. А уж когда слышит шорох, с которым наконец-то исчезает треклятое полотенце, клянется себе, что не откроет глаза больше никогда. Никогда в присутствии Дерека Хейла. Голого на все сто процентов и горячего во всех смыслах. Вот уж кто не выглядит жалким без единой нитки на теле. Наверное. Откуда Стайлзу знать наверняка, если он так крепко зажмурился, что дрожат веки? Откуда ему знать, если он чувствует тело Дерека своей покрывающейся мурашками кожей и не знает, чего хочется больше: отползти и врезаться макушкой в спинку кровати или же для верности, чтобы не передумать, вцепиться в волка руками и ногами. И ближе. Теплее. Пускай от этого дрожь сильнее и отнюдь не от возбуждения. Пускай Стайлзу нервозно и немного страшно. Он же сам хотел. Он и хочет. Очень-очень хочет. По-настоящему. Сейчас. С кем-то потрясным. С Хейлом. Стайлз продолжает держать ладони крепко сжатыми в кулаки. Продолжает вжимать их в бедра и, кажется, имеет все шансы себе же оставить синяки. – Небо не упадет, если ты потрогаешь меня. – Дерек звучит чуть насмешливо. Насмешливо и тепло. Касается дыханием Стайлзова подбородка, и Стилински немного смелеет. Разжимает пальцы на правой и упирается ею в гладкую грудь. Хочет пошутить о цене полосок для эпиляции. Кусает себя за язык. Ведет по грудным мышцам, уходит левее, цепляет твердый сосок безымянным. Едва не икает от этого, но не останавливается. Ребра, каменные мышцы поверх… пресс. Будь Стайлз посмелее, непременно спустился бы вниз, чтобы прочертить несколько линий языком. Стайлз на грани обморока, только когда думает об этом. Касается ямки пупка. Едва не отдергивает пальцы, коснувшиеся темной, убегающей вниз дорожки волос. – Ты уверен?.. – бормочет. Все-таки открывает глаза наконец. Глядит в потолок, не понимая, откуда на нем столько темных пятен. Не понимая, куда же из неумышленно проветренной Хейлом комнаты делся весь воздух. – В том, что у меня член не отпадет, если ты за него возьмешься? Ну даже не знаю, Стайлз. – Это нечестно… Ты должен обеспечить мне потрясный первый раз, а не издеваться, – почти жалуется в ответ, но немного смелеет. Не то чтобы он не хотел потрогать Дерека – нет, конечно же, хотел – но одно дело видеть размывчатые подростковые сны и фантазировать про Хейла, как когда-то про Мартин, а совсем другое – столкнуться со своими фантазиями. Прикоснуться к ним дрогнувшими пальцами. Прикоснуться, выдохнуть и зажмуриться снова. Потому что, окей, Стайлзу страшно. Страшно хочется и просто страшно, что эта горячая необрезанная штука с выделяющимися венами окажется внутри него. Страшно хочется снова вытянуться в струну и руки по швам, и страшно хочется потрогать еще. Выбирает второе. С закрытыми глазами изучать не так сложно. Обхватить, оголить головку, осторожно коснуться ее пальцем, пройтись всей сжавшейся вокруг ствола пятерней вниз… Осторожно, понимая, как надо делать так, чтобы понравилось. Уж что-что, а по дрочке у него едва ли не разряд. Понимая, что ему самому тоже нравится. И что член, головкой прижавшийся к прессу Дерека, легко подрагивает. А еще он ноет. Совсем слабо, словно зудит под тонкой кожей. Совсем слабо, намекая покалыванием в нервных окончаниях. Намекая тянущим, теплым ощущением внизу живота и тяжестью. Стайлз гладит его, прокручивает пальцы все увереннее, невольно сам подается ближе, вскидывая подрагивающие бедра, и второй рукой обхватывает склонившуюся к своей шее голову Дерека. Поощряет его целовать грубее и негромко стонет, когда волк, словно забавляясь, лениво пускает в ход тупые человеческие зубы. Покусывает тонкую кожу, втягивает ее в рот и словно никак не может распробовать языком. Стайлзу все теплее и все больше хочется раздвинуть ноги. Он понятия не имеет, откуда в нем это, но не сопротивляется ни на единую секунду. Гнется и ерзает по простыням так, как подсказывает ему тело и направляют руки Дерека. Широкие ладони, что сейчас гладят его ноги и легко сгибают их в коленях. – У тебя есть… – Что? Смазка? Я гиперактивный подросток, который с половиной своих переживаний справляется дрочкой. Как думаешь, у меня есть? – Да или нет? – О мой бог… Конечно же, да. Стайлз запрокидывает руку за голову и неловко шарит ей в щели между матрацем и спинкой кровати. Находит сразу два тюбика и вытягивает оба. – Ментол или кола? – Спроси у своего зада. Стайлз краснеет, пихает в подставленную ладонь оба и, пока Дерек отвинчивает крышку, думает, насколько его кровать маленькая в самом деле. Щетина колко проходится по его скуле. – Ты уже пробовал делать это, Стайлз? – Звучит тягуче и с очень непривычными интонациями. Совершенно не хмурыми и не колкими. Не дерековскими. – Пробовал что? – Растягивать себя? Играл с собой пальцами? Толкал внутрь? Может быть, не только пальцы?.. Щеки словно после контакта с раскаленным утюгом. А пальцы лишь крепче обхватывают член оборотня. Все еще водит на сухую, но без прежней осторожности. Куда более хаотично, чем раньше. – У меня нет игрушек. Пальцами не пробовал тоже. Только… Только сверху. – Сверху это… вот так? – Выдавливает немного содержимого емкости, и по комнате тут же плывет ядреный запах ментола. Даже Стайлз ощущает, не то что оборотень. Выдавливает прямо так, позволяя стекать на пальцы, и небрежно бросает тюбик на Стайлзов вздрогнувший живот. А прежде чем Стилински успеет возмутиться, наглядно демонстрирует «как». Он прикасается к нему там, внизу, и Стайлз заливается краской от кончика вздернутого носа до макушки. Ему одновременно хочется сжать бедра и руку Дерека между ними и вместе с этим развести в стороны. Хочется сразу всего, и Стайлз теряется. Замирает, обращаясь весь в одно сплошное осязание. В одно сплошное ощущение легких, по кругу ходящих пальцев. По кругу ходящих и дразнящих. Промежность холодит, и мошонка становится совсем маленькой. Поджавшейся. Стайлз подается вперед, упираясь лбом в подставленное плечо. Видеть то, что происходит, не очень хочет. Но вот чувствовать… Ощущений все еще маловато. Ничего не предвещает развязки или хотя бы того, что мучительное возбуждение вот-вот схлынет. До разрядки еще далеко, и становится еще дальше, стоит Дереку не очень-то осторожно втолкнуть в подрагивающее, полуобморочное от напряжения тело Стайлза указательный палец. По первую фалангу, не более, но Стилински пищит и так сжимает челюсти, будто в него только что ворвался целый бензовоз с прицепом. – Мне будет больно? – спрашивает, несмотря на то что вопрос очень и очень глупый. И ответ на него однозначен. Хейл с готовностью кивает, медленно сгибая и проворачивая палец. – Будет. – И это странно вообще-то, потому что у меня нет девственной плевы и рвать там нечего. Нет, конечно, в теории есть что, но… – Болтает, как и в любой другой стрессовой ситуации, и ненавидит себя за это. Где романтика, в конце концов? Расслабляющий массаж и тихие, полные возбуждения стоны? Саундтрек из «Пятидесяти оттенков серого»? – Стайлз. Стилински вздрагивает и округляет глаза. Конкретно сейчас он боится сразу двух вещей: того, что Дерек психанет и свалит, так ничего и не сделав, и того, что спокойно кивнет еще раз. – Сделай одолжение мне и моему члену. Заткнись. Окей-окей-окей… Стайлз может помолчать. Стайлз это умеет. Стайлз докажет, что не только во сне. Хотя со сном очень спорно и… – О боже мой! – вскрикивает, обеими ладонями вцепившись в плечи Дерека, и глядит так испуганно, будто бы его уже вывернули наизнанку. Собираются вывернуть. Всего один проклятый палец. Как парни из порно вообще делают это? Чем они натирают свои задницы, в конце концов? Секретная формула? «Скользилин»? – Ты сейчас все это сказал вслух. – На небритом лице волка жалость борется с ухмылкой. – И если тебе страшно, то мы не будем. – Нет. – В голосе Стилински проскакивает его фирменное ослиное упрямство. – Мы будем, Дерек. Даже если в процессе я испугаюсь, сожму задницу и сломаю тебе член. Мы все равно будем. – Да черта с… Стайлз подтаскивает оборотня к себе, резво переместив ладони на его скулы, и целует. Немного заполошно, кривовато, попадая в подбородок и только после третьего неловкого прикосновения находя губы. Целует, пускай не очень умело, с прорвой энтузиазма. Целует, отвлекая от начавшейся ругани и его, и себя. Языком исследует бывающий очень кусачим рот. По нёбу, совсем не волчьему, ведет, нажимает кончиком языка на передние крупные зубы Хейла и напоследок просто касается ртом. – Просто продолжай, ладно? – просит шепотом, лишь на секунду отвлекшись от такого занимательного занятия. Это и правда успокаивает. И плевать на щетину, которая гарантированно сдерет Стайлзу половину лица. На все плевать. Пальцы внизу скользкие и горячие. Смазка уже тоже. И черт с ней, что ментоловая. Холодит лишь совсем немного, да и то попадая внутрь. Холодит лишь совсем немного, и Стайлзу кажется, что он начинает гореть. Температура повышается; пот, и прежде выступавший на коже, катится с него градом. Даже поцелуи их, неспешные и глубокие, приобретают привкус соли. Растяжение усиливается, жжет больше, но член и не думает падать. Наверное, любопытство – черта всего Стилински, а не только его шебутной головы. Наверное… Стайлз думает о тысяче вещей и ни об одной осмысленно. Стайлз сам распадается на мириады сотен тысяч атомов и ничего не может с собой поделать. Того и гляди выпадет из-под волка и осыплется на пол невидимой хрустящей крошкой. Того и гляди… Жарко, мокро, и о пресс Дерека тереться так хорошо. Целовать, гладить, украдкой лапать… Сжимать пальцы на макушке, легонько тянуть за волосы, тут же скользить ладонью по шее, очерчивая позвонки, и по спине дальше вниз. Жаться, обхватывая ногами… Упустив момент, когда вместе со жжением появится что-то еще. Что-то, что отголоском лишь, но все более явным. Упустив момент, когда внутри него окажется пара пальцев на всю длину. Слишком в горячечном бреду, слишком быстро выводятся нейролептики из крови. Стайлз чувствует как никогда ярко, что же это такое: проблемы с концентрацией внимания. Очень большие проблемы. Он и не разбирает уже вкуса кожи на языке, когда прикусывает покатое крупное плечо, и ощущения горячей кожи под подушечками пальцев, когда впивается короткими тупыми ногтями в широкую спину. Нечто странное, но от того не менее приятное; нечто, вызванное неторопливыми пальцами Дерека, которые делают все как надо. Стайлз наконец чувствует себя пассивом из красивого любительского порно. Там, где рот круглой буквой «О» и хребет дугой гнется. Где не терпится. Дерек все не спешит, размеренно трахает его свободно ходящими туда-сюда двумя пальцами, щедро добавив еще смазки, и Стайлз наконец-то скулит не от боли. Стайлз понимает, для чего парни делают это с другими парнями. Стайлз увлеченно посасывает нижнюю губу оборотня и надеется, что, когда станет совсем хорошо, сможет вовремя разжать зубы. По новой находит ладонью член Дерека, сжимает его в пальцах, немного грубовато дергает вверх. Тут же исправляется и принимается просто водить расслабленным кулаком. Больше для себя, чем для волка. Потому что ему понравилось ощущать это в своей ладони. Потому что он чертовски приятный на ощупь. Время превращается в густое арахисовое масло. Все в куче: ласки умелые и не очень, куча поцелуев. Стайлз, кажется, снова треплется. Что-то себе под нос. Стайлз, кажется, совсем-совсем двинулся крышей. Стайлзу, видимо, нельзя трахаться и можно принимать бром. Чувствует, как к двум прибавляется еще один палец. И на этом все – больше ничего не чувствует. По крайней мере, боли и чувства безумного натяжения нет. Даже когда Дерек разводит все три в стороны и на пробу тянет назад. Еще один плевок холодной скользкой субстанции из тюбика. – Ты все еще уверен? – Голос Хейла звучит куда ниже, и нет в нем уже никаких насмешливых ноток. Волк сам весь мокрый и выглядит каким угодно, но не самоуверенным. «Возбужденный» лучше всего подходит. Стайлз улыбается ему и, закусив губу, находит второй брошенный на простыню тюбик. Дрожащими пальцами стаскивает крышку и, щедро выдавив на свою ладонь, берется за Дерека уже совсем по-иному. Проходится так же, как и на сухую, до основания, а после, скользнув вверх, прокатывается ладонью по чувствительной открывшейся головке, смазывая и ее тоже. Стайлз улыбается, как безумный, и понимает, что уже просто не может говорить. Язык не слушается, да и не прыгает на него подходящих слов. Вот тебе стопроцентно работающий способ, волк. Патентуй и пользуйся, пока другие не просекли. Пользуйся… и способом, и любопытством естествоиспытателя Стилински. Стайлз предпочитает смотреть в потолок, когда Дерек, убедившись в том, что все во всем уверены, приставляет головку к заду Стилински. Стайлз предпочитает смотреть на целые вселенные, плывущие перед глазами, и, не сдержавшись, с силой зажмуриться и зашипеть, карябая чужое плечо ногтями, когда всю эту мерцающую красоту перекрывает вспыхнувшее алым марево. Вспыхнувшая алым боль. Не режущая, но жгущая, щиплющая и распирающая. Медленно расползающаяся внутри Стайлза. Глубже и глубже. Не кричит и не причитает. Лишь сорванные частые вздохи распахнутым ртом. Не ругается и не бормочет, лишь сильнее царапает. Словно часть боли отдавая назад. Словно невольно умоляя забрать немного. Словно и это хочет напополам. Дерек понимает. Стайлз не видит, но чувствует, как под ладонью проскользнула, растворяясь под кожей, черная змейка. Стайлз чувствует, как его боль становится слабой и совсем невыразительной. Отголоском или призраком. Открывает глаза. Наталкивается на взгляд Дерека сразу же. Прямой. В упор. Соприкасаются лбами. Ребра от навалившегося сверху веса ноют. Стайлз ни за что не будет на это жаловаться. Чуть скатывается вниз, удобнее сцепляет лодыжки за Дерековой поясницей. С первым толчком на Стайлза если и обрушивается что-то, то явно не волшебство. Диснеевские зверушки не выходят из леса, чтобы исполнить арию не случившемуся оргазму. Со вторым, третьим и десятым становится терпимо и почти перестает жечь. Оборотень наверняка продолжает жрать его боль украдкой – Стайлз не хочет в этом сейчас разбираться. Стайлз хочет быть маленьким, черствым до чужих страданий эгоистом хотя бы раз в своей гребаной жизни. Стайлз хочет все, что сейчас происходит, только для себя. Только себе. И ему плевать, как Дерек это сделает. Ему плевать… Хейл берет более-менее постоянный темп, перенеся часть веса на руку, находит член Стайлза ладонью – и привет, дислексия, и, кажется, проклюнувшийся дебилизм. Привет, умственная отсталость и возможность воспроизводить только самые примитивные звуки. Стайлз не слышит, бьется ли о стену кровать. Если да – он повесит рамку на место образовавшейся зарубки. Если выживет. О, он обязан выжить хотя бы для того, чтоб заниматься всем этим на постоянной основе. Матрас скрипит пружинами, кровать – слабеньким старым каркасом. Стайлз ни за что не вспомнит, когда начал беспорядочно кусаться и вылизывать шею волка. Стайлз ни за что не вспомнит ничего. Ему слишком хорошо, чтобы вспоминать. Он наслаждается этим здесь и сейчас, а не пересматривает старые альбомы наконец. Стайлз бы снял Дерека для какого-нибудь альбома… или календаря. Стайлз бы копил, складывая сдачу с завтраков, чтобы просто его снять, господи-боже. Примитивно все, лицом к лицу. Примитивно все, вперед-назад и пальцами вверх-вниз. Примитивно все, только потолок давно кубической формы, а на нем транслируют не то «Стартрек», не то «Звездные войны». Стайлз фантомно слышит вспышки лазеров и шум реактивных двигателей. И среди всей этой космической какофонии – свой крик, что вот так запросто вырос из не таких уж и редких стонов. Дерек запечатывает его рот своим. Наваливается так, что даже не пискнуть. Не двигается внутри, но спешно додрачивает, умудряясь не сжимать пальцы слишком сильно и не причиняя боли. Стайлз толкается в его кулак, елозит задницей по сбившейся простыни и невольно насаживается тоже. Раза три или четыре, разве тут много нужно? Дерек позволяет ему кончить первым, а после пытается вытащить, но Стайлз не отпускает его. Удерживает ногами и взглядом, шальным, рассредоточенным и безумным, разрешает ему все. Хейл толкается еще раз, преодолевая сопротивления сокращающихся мышц, и, уткнувшись лицом в сгиб Стайлзовой шеи, натурально рычит, совершенно не обращая внимание на толчками выплескивающуюся на свой живот горячую сперму. Совершенно не обращая внимания ни на что, выплескиваясь глубоко внутри Стайлза. Стайлза, который чувствует себя умершим и воскресшим. Чувствует себя познавшим дзен и готовым податься в буддизм. Податься куда угодно и упоенно проповедовать. Отказ от всего во имя невообразимо прекрасного секса и его величества Оргазма. Воздух в комнате раскален. Они все еще лежат вот так, переплетясь и прилипнув друг к другу. Стайлз часто-часто моргает и в момент, когда волк поднимает голову, совершенно по-звериному тряхнув ею и сбрасывая с себя оцепенение, испытывает настоящую панику. Теперь ничто не мешает ему соображать. Теперь Стайлз все помнит и осознает слишком… Слишком четко. И сердце от того пускается вскачь. Дерек, конечно же, слышит и едва уловимо кривится. Отводит взгляд, губами касается расслабленных – потому что иначе начнут мелко дрожать – губ Стайлза и выскальзывает из него. Стайлз чувствует, как тепло и влажно становится между ногами. И как пусто внутри. Во всех чертовых смыслах. Дерек садится на героически выдержавшей их обоих кровати и проводит ладонью по шее. Ни слова не говорит, и Стайлз – болтливый, как сам черт, Стайлз – безумно благодарен ему за это. Наблюдает только, вытянув из-под ног сбившееся в ком одеяло и стыдливо прикрывшись. Сейчас – да, сейчас ему стыдно. Неловко. Горько. Дерек поднимается на ноги и, не оглянувшись ни разу, уходит в ванную. Стайлз догадывается, что тот запустил стирку с последующей сушкой белья. Стайлз хвалит себя за догадливость. На ресницах оседают первые, готовые сорваться вниз, горячие слезы. Стайлз не чувствует себя использованным – Стайлз сам этого хотел. Стайлз чувствует себя пустым. Дерек возвращается спустя несколько минут. Одетый и даже уже зашнуровавший свои растасканные кеды. На майке розовые подтеки так и остались – куда уж обычному порошку отстирать застывшую оленью кровь. В ладони Дерек сжимает свой сотовый телефон. Стайлз перестает дышать, кажется, насовсем. Оборотень все делает, повернувшись к нему спиной. Не глядя. Снимает заднюю крышку с мобильника, вытаскивает принесенную Стайлзом симку и оставляет ее на краю стола. Телефон заталкивает в карман, подходит к окну и берется за раму. Вверх ее поднимает рывком. Едва не вырвав расхлябанный шпингалет и надавив так, что взвизгнуло стекло. Стайлзу не смотреть бы, как волк уходит, да только парализовало словно, отвернуться не может. На бледных щеках, украшенных родинками, влажные дорожки. И ни единого звука из глотки. Ни единого звука в опустевшей голове. Ты сам хотел этого, Стайлз. Ты сам его захотел. *** – Нет, Скотт! Я понятия не имею, где шатает твоего нового альфу и не сдох ли он вообще, и самое главное – не хочу этого иметь. Ты улавливаешь мою мысль и так и сквозящий в ней завуалированный намек? – Стайлз вваливается в дом, прижимая телефон к уху, стискивая в кулаке ключи и на вытянутой руке неся рюкзак, в который пролилось немного зажигательной смеси, изгваздав как минимум тетрадь по химии и пару распечаток. Только он попечалится по этому поводу позже, сейчас совсем не хочется. Сейчас в крови все еще бушует адреналин. Криповатый дядюшка Питер только что почил, бешеная тетушка Эллисон – тоже. Джексон пребывает в первобытном ужасе, а со Скоттом нянчатся Ардженты. Все супер. За тем исключением, что Стайлзу придется переписывать проклятые конспекты, а Дерек, получив силу альфы, куда-то свалил. Но кого вообще волнуют проблемы Дерека? Уж не Стилински, пережившего все свои псевдовлюбленности пугающе быстро, точно. Во всяком случае, по Лидии он страдает уже десять лет и уж точно не собирается столько же по Хейлу. Хватит с волка и двух недель. – Отец Эллисон говорит, что только что обретший силы альфа нестабилен и может плохо себя контролировать. Он может напасть на кого-нибудь. Его нужно найти. – Голос Скотта полон тревоги, но фоном Стайлз слышит какую-то ненавязчивую попсовую мелодию и, кажется, голос наследницы семейного дела Арджентов. Стайлз кривится – не то от того, как просто его бро поддается влиянию, не то от того, что его кедам, кажется, тоже пришел пиздец. Подошва треснула. Бросает рюкзак на пол прямо в прихожей и шлепает по лестнице. Отец в участке и черт знает когда явится. Все эти оборотничьи разборки прибавили ему работенки. – Ага, найти. А дальше что? Предложить переждать вспышку гнева в уютном подвале Арджентов, наслаждаясь аконитовыми коктейлями и бодрящими электрическими импульсами? Не тупи, Скотт, хочешь искать Дерека – ищи Дерека. Но без Арджентов. Иначе они и тебя посадят на соседнюю цепь. – Ты вообще меня слышал? Он может быть опасен, Стайлз! Может сожрать кого-то или изуродовать, и тогда Ардженты будут вынуждены… Стайлз кривится и толкает дверь в свою комнату. В свою прекрасную, темную, самую безопасную в мире комнату. – Да мне плевать, Скотти. Если ты еще не понял этого из контекста, то я скажу это так: мне плевать, что будет с Дереком. Мне плевать, если папочка твоей подружки решит нашпиговать его задницу аконитом и подать к столу вместо индейки на День благодарения. Мне плевать на Дерека Хейла и его дела. И тебе я советую того же. И вообще, погоди-ка секунду. Стайлз стаскивает пиджак, торопливо зажав трубку в руке, не глядя швыряет его на стул и только после этого начинает вслепую шарить пальцами по стене в поисках выключателя. Находит наконец, бьет по нему ладонью, закатывает глаза, когда понимает, что снова не задернул шторы. Шагает к окну, на ходу возвращая телефон в прежнее положение, и краем глаза вдруг замечает то, чего по идее в его комнате быть не должно. Невыразительно крякает, и насторожившийся Скотт тут же встревоженно спрашивает, в чем дело. – Да нет, все нормально, бро. – Стайлз оборачивается, прокрутившись на пятках, и сжимает губы в прямую обескровленную линию. Ненавидит себя за то, что сердце в его груди совершает кульбит – и ладно бы от страха. Трижды ха. – Я пойду. Появилось неотложное дело. – Ты же не собираешься слушать полицейскую волну? Эх, Скотти-Скотти, твою бы настороженность, да без излишней наивности… – Нет. Собираюсь залечь в ванну, а после пристрелить из отцовского ружья псину, что все это время терлась на нашем заднем дворе. Страшно бесит, знаешь, все время раскапывает ямы и прячет в них всякое дерьмо. – Стайлз? Ты уверен, что все нормально? Я не уверен, что улавливаю смысл бреда, который ты несешь. – Да. – Стайлз борется с раздражением, улыбается даже, неестественно только и так, что лицо становится перекореженной маской, и кивает не видящему его Скотту. – Тебе и не нужно. Осторожнее со своими новым друзьями, Скотти. И забей на Дерека. Я уверен, ему хватит мозгов где-нибудь залечь. Маккол давит из себя нечто похожее на согласие и отсоединяется. Стайлз еще секунды три пялится на заставку экрана и только после этого, убедившись, что Скотт точно ничего не услышит, с чувством лупит ладонью по столешнице. – Ты, блять, издеваешься надо мной?! – Он обращается и к отпиленной оленьей башке, что капает кровью на его любимый, обитый тканью стул, между прочим, и обтянутой черной кожанкой спине развалившегося на его кровати лицом вниз Хейла одновременно. Некогда олень пялится на него уже потерявшими блеск глазами все так же равнодушно. Дерек даже не шевелится. Завалился прямо так. Перепачканный кровищей, в верхней одежде и грязной обуви. Охуенно теперь. Стайлзу до тахикардии нравится. – Это так не работает. Убирайся, Дерек. Твои волчьи проблемы меня не ебут. Совершенно никакой реакции. Так и лежит, уткнувшись лицом в подушку Стайлза и даже не слышно, дышит ли вообще. – Ты не можешь заваливаться ко мне и засирать все дохлым оленем, когда тебе хочется. Спина, кажется, напрягается немного, скрипит натянувшаяся на бицепсах черная кожа, но скорее оттого, что мимо дома Стилински проезжает патрульная машина, а не от воплей ее непосредственного хозяина. – Я сейчас позвоню Скотту и попрошу передать трубку папаше Эллисон. Ни-ка-кой реакции. Ни единого движения или даже вздоха. – Скажу, что ты забрался ко мне в комнату и дрыхнешь тут, как в приюте для блохастых тварей. Стайлз понимает, что Дерека в его нынешнем статусе лучше не дергать за хвост, но остановиться уже не может. Не может не то потому, что его реально бесит эта волчья беспардонность и игнорирование законов штата, не то потому, что Стайлз чувствует себя маленькой размазанной в сопли сучкой, которую бросил парень. – Дерек, серьезно. Поднимай свой зад и уходи. Не-а. Абсолютное ничерта в ответ. – Дерек, твою мать, я серьезно! А что, если попробовать стащить его за ногу? Отреагирует как-нибудь? А что, если «как-нибудь» включает в себя прокушенное зубами горло? Стайлз не уверен, что готов так рисковать. На подъездной дорожке к дому рокочет двигатель. Огни фар, мазнув по дому, потухают. Вот теперь Стайлзу становится страшно не на шутку. Вот теперь Дерек медленно вытягивает из-под подушки руку, и Стилински-младший видит, что вся она уляпана кровью – и кровь эта вовсе не оленья. Дерек так сильно сжимает пальцы в кулаки, что раз за разом пропарывает только успевшие зажить ладони острыми, то и дело удлиняющимися когтями. Стайлз сухо сглатывает и, услышав, как хлопнула входная дверь, стремительно выбегает в коридор. Встречает отца, обнимает и хлопает по спине с преувеличенным энтузиазмом. Привычно расспрашивает про текущие дела и предлагает поужинать. Знает, что шериф откажется, но насторожится, если Стайлз не предложит. Оставляет отца в гостиной с чашкой крепкого кофе и, объявив, что идет спать, поднимается наверх. Ноги у него ватные. Дверь подпирает изнутри стулом на всякий случай. Отец редко заходит к нему без стука, но перестраховаться чертовски хочется. Дерек все в той же позе, что и был раньше. Только подушка Стайлза заляпана багровыми пятнами, и он даже подумать боится, что там с простыней и матрацем. – Ты теперь должен мне новую наволочку, – говорит негромко, не знает куда деть руки и складывает их на груди. Потупив немного, переодевается в домашнее, на всякий случай сунув мобильник в карман шорт, и снова возвращается к кровати. Стоять бесполезным истуканом. – Одеяло и, кажется, кровать. Ты дофига должен мне, Дерек! Дерек лишь плотнее прижимается к подушке лицом, и Стайлз старается не думать о том, что волк так старательно прячет: то, что напускал слюней, или же огромные деформированные клыки, как у дяди Питера. Стайлз запускает руку в карман. Сжимает мобильник для уверенности и, подавшись вперед, осторожно касается чужого плеча. Ни рыка, ни выплюнутой сквозь губы угрозы не следует. Тогда Стилински проводит по вороту куртки и оглаживает уже ненормально горячую шею. – Ты даже не представляешь, насколько меня задрали ваши волчьи ПМС. Стайлз касается его кожи и никак не может заставить себя остановиться. У Стайлза уже пальцы колет. Стайлз размеренно выдыхает раз или два, закусывает губы и сбивает обувь с чужих ног. Запинывает ее под кровать и берется за ворот расстегнутой куртки. Что-то внутри приказывает ему не бояться, и он полностью доверяется этому «что-то». Дерек даже послушно заводит руки назад, помогая протащить кисти через рукава. В этот раз он в футболке – серой и мягкой. Свободной. Стайлз вспоминает, что в тумбочке у него вроде как валялись влажные салфетки, которые он покупал для известных целей и все забывал воспользоваться. Стайлз крутится рядом с кроватью, понимая, что место есть только у стены, и если забраться он туда сможет, то большой вопрос, выпустит ли его потом Хейл. Стайлз запрещает себе думать о том, что хочет, чтобы не выпустил. – Ладно… Давай попробуем сделать вид, что все нормально. Все как и должно быть. Выключает верхний свет, зажигает лампу и пробирается через изножье кровати на свободное место. Вытягивается на покрывале, прижавшись лопатками к стене. Зажатой в кулаке салфеткой пытается оттереть засохшую каплю крови на чужом ухе. Дерек крупно вздрагивает от прохладного прикосновения, но не рычит, как мог бы раньше. Кажется, сейчас он весь сгусток буддийского спокойствия и терпения, несмотря на то, что говорил Скотт. Жаль, что только кажется, и все эти «кажется» растворяются в воздухе, стоит только глянуть на израненные ладони волка. Стайлз потихоньку отирает его лицо, и оборотень незаметно для себя поворачивается к нему всем корпусом, перекатившись на бок. Стайлз глядит на горящие алым, словно воспаленные глаза и перепачканную, стянутую уродливыми багровыми кляксами кожу. Не разрывая зрительного контакта, отирает нос и лоб. Щетина кажется гуще и темней обычного. У Стайлза сердце перестает биться, когда он, отбросив испорченный кусок ткани с пропиткой, проходится по чужому предплечью пальцами и, уверенно сжав за широкое запястье, затаскивает кисть на свой бок. Прямо когтистой лапой на прикрытую только тканью футболки, беззащитную плоть. Если волку захочется – когти войдут как вилка в расплавленное масло. Только волк глубоко вдыхает, закрывает глаза, и спустя мгновение Стайлз не чувствует опасного покалывания. Только тяжесть обычной человеческой ладони. И плевать ему уже, что футболку придется сжечь. Он добавит покупку новой в список Дерека. Список вещей, которые тот ему должен. Пускай даже не надеется, что не добавит. Дерек прячет свои новые глаза-лазеры под сомкнутыми веками, но не спит. Дерек словно всю деятельность своего организма свел к осязанию и слуху. Где-то неподалеку лает собака, и ей тут же воем вторит целая бродячая стая. На виске Хейла выступает крупная капля пота. Стайлз ненавидит себя с того самого момента, как забрался на проклятую кровать. Когда, не выдержав, приподнимается выше и, обхватив волка за шею, притягивает ближе, обнимает за плечи и позволяет колючей щекой устроиться на хрупкой ключице, это чувство усиливается втрое. Стайлз ненавидит себя за то, что чувствует сейчас, и за то, что будет чувствовать, когда оклемавшийся и переживший влияние луны свежесостряпанный альфа уйдет. – Сейчас ты тоже считаешь, что мы не друг для друга? – спрашивает вполголоса у пустоты перед глазами, потолка и верхних ящиков шкафа. Спрашивает у кого угодно, только не у неспособного сейчас к человеческой речи Хейла. Стайлз всей душой надеется, что неспособного. Не хочет слышать ответа. Стайлз слишком мастер в том, чтобы задавать вопросы, и слишком мастер в том, чтобы делать себе больно. Телефон в кармане оживает. Стайлз вытаскивает его и некоторое время тупо пялится на пересланное изображение. И что он должен чувствовать, по мнению Скотта, глядя на растерзанного оленя? Обезглавленного, кстати, тоже. Стайлз косится в сторону компа и брезгливо морщит нос. – Если эта дерьмина начнет вонять, ты купишь мне еще и новый стол, понял? Дерек ожидаемо не отвечает. Скотт скидывает СМС. «Арджент говорит, что оборотни иногда притаскивают трофеи своей второй половине. Ты не знаешь, есть у Дерека кто-нибудь?» Стайлз скидывает легкомысленное «понятия не имею» в ответ даже слишком быстро, пожалуй. Добавляет, что спит, и просит больше не слать в такое время криповых картинок. Заталкивает мобильник подальше. Кажется, тот даже валится под кровать, проскользнув в щель между матрацем и стеной. Ну прекрасно. Теперь он не сможет даже позвонить кому-нибудь, если Хейл удумает его сожрать под утро. Стайлз не дурак и прекрасно понимает, что не успеет нажать ни на одну кнопку. Понимает, что кусачая пасть в десяти сантиметрах от его горла. Стайлз дрожит от тяжелого надсадного дыхания горящего словно в лихорадке волка. Снова косится на рогатую голову. Складывает два и два в голове и коротко неверяще хмыкает. В конце концов, это слишком хорошо, чтобы происходить с некто, предпочитающим называться Стайлзом. Слишком хорошо… Но почему бы и нет, в самом деле. В голове вертится тысяча вопросов, но Дерек сейчас не в состоянии, и что-то подсказывает Стилински, что он успеет еще задолбать волка. Крупная густая капля срывается с размочаленного зубами ошметка шкуры и, растянувшись, оседает на обивке стула. Волк дремлет, сжав Стайлза как игрушку-пищалку в своих объятиях. Стайлз мысленно прикидывает, как объяснить отцу почти полную смену мебели в своей комнате.