С чистого листа.

Глава 52. Канда стоял в углу комнаты. Так было проще – пока Аллен не вышел из той комнаты, надо лишь следить, чтобы никто не вошел. А так, стоя вне поля зрения входящего, было проще. И спокойнее. Заходить в камеру Юу не стал. Незачем. И… Признаться, Канда нервничал. Отчаянно, стискивая рукоять Мугена до побелевших костяшек. Не мог он просто войти туда, не мог! Он знал Линали с детства. С того сопливого возраста, когда она была большеглазой девочкой с тоненькими хвостиками и вечным, застарелым страхом в глазах. Он тогда только появился в управлении. Первое время его тестировали, постоянные медосмотры, тренировки. наблюдения – уж слишком уникальный экземпляр. Его так бесили все эти люди, постоянно крутящиеся рядом с ним, ни на минуту не оставляя его в покое, дергая из стороны в сторону, как куклу… Да они, увлеченные спорами, вообще его за человека не считали – как вещь делили! И эти ученые так раздражали, что он все свободное время просто бродил по зданию, забираясь в каждый закуток и исследуя самые дальние коридоры. Там было тихо. Светло на душе – просто оттого, что никто не мельтешит перед глазами. И в одном из таких походов он и встретил эту девчонку. В одном из подвалов. Там было очень холодно – камень все же вокруг. В таких местах продукты хранят, чтобы не портились… А девочка мелко тряслась в уголке, скрутившись в комочек и блестя огромными глазищами. Мерзла, но почему-то не уходила. И Канде стало ее жаль. Вот просто так, захотелось – и он помог. Отдал свой плащ, грубовато спросил – почему здесь сидит такая малявка? Малявка сначала возмутилась – а потом созналась, что прячется. Только через несколько дней Юу узнал – от кого. И Линали была до сих пор той самой, пресловутой младшей сестрой. Она раздражает, бесит, дразнится и шлепает папкой по голове – но ее накрываешь плащом и прячешь в своей комнате от страшного дяди. Ей объясняешь сложные места из книжек – ведь кроме библиотеки и сотни раз исследованных коридоров ничего нету. Ей даешь подзатыльники за ругательства и заставляешь читать не романы, а умные книги. А сейчас та маленькая девчонка, за которую он отвечал – осталась одна. Совсем одна. И Канда знал – это ее самый большой страх. И совершенно не хотел ее видеть такой – боящейся, отчаявшейся… Она ему этого не простит. Столько раз несносная девчонка пыталась доказать ему, что она тоже экзорцист и тоже сильная? И что ничуть не хуже его, Канды? Лучше он туда не пойдет. Пожалуйста. Не надо. Уж слишком часто он в последнее время разочаровывался в людях. И видел их с неприглядной, а кое-где и с пугающей стороны. Это вина Мелкого, несомненно. Как лакмусовая бумажка, выявляет всю пакость в людях. То ли убить его пора, то ли в банку со спиртом и на полку… Или… Да какие «или»?! Он же Канда! Он не может вот так вот… Да, нравится. Да, уважает. Да… Все «да». Но чего-то не хватает. Чего-то такого, чтобы можно было сказать - люблю. Может, доверия? Уж слишком часто Шпендель оказывался под подозрением. Слишком часто подозревал всех. Он вовсе не был ангелом – по прожженный цинизм Мояши его откровенно раздражал. Не мог Юу ему доверять до конца – почти, чуть-чуть, но не до предела. Не было слепого доверяя – лишь расчетливое. А главное, что бесило – это понимание того, что Недомерок так же расчетливо и не до конца доверяет ему. И… Наверное, если бы не это, Канда мог бы и… Что «и», он не успел закончить. Перед глазами появилась странная тень – и Канда атакует. Вот только что за женщина стоит в углу? Она широко открывает рот, будто поет, но не доносится ни звука… Юу двигается медленно, неровно – и тоже молчит. Он не слышит. Ничего. Даже звуки собственных шагов доносятся как сквозь вату – а потом затихают и они. Он, кажется, врезается в стену… Ноги заплетаются. Женщина… Поет? Кричит? Не разобрать… Последнее, что врезалось в память – запах сигарет. «Кросс…» *** Тикки, если честно, растерялся. Девушка оказалась очень измученной и очень легкой. Ее нести было страшно – да даже касаться! Будто она вот сейчас переломится пополам… Сейчас он услышит хруст, тихий «крак» - и неестественно изогнутая спина в его руках. И Микк почти не дышал на девушку – столь хрупких ему видеть еще не доводилось. Он, в конце-то концов, вовсе не аристократ в десятом колене! Он шахтер! Простой, понятный и, черт дери все мироздание по углам в хитро закрученной позе, совершенно неуклюжий! Нет, он приобрел некоторый лоск и знания благодаря племяннице, но… Это все же слишком. Не стоило ему так доверять. И… Насторожил цвет Ковчега. Раньше его хозяином был Граф. И цвет двери был соответственным. Но Роад рассказывала, что цвет двери, впрочем, и самого Ковчега зависит от хозяина. Он сам подстроится под него, моментально – стоит лишь пожелать. Либо, в случае с цветом, и желать не надо… Значит, Аллен стал хозяином Ковчега? Не просто тем, кому дано право Исполнителя – а полновластным владельцем? Наверняка так. Ведь пока у Ковчега не было хозяина, он был белым. Дверь соответствовала – пока у него не было господина, она была такой же белой, девственно-чистой. Теперь же – черно-фиолетовая. Похоже, душа малыша не светлее, чем у Тысячелетнего… А теперь… Все снова изменилось. Мальчишка уже набирает власть… И не стесняясь, хапает все – и Ноев припрягает в няньки, и Ковчег. Наглость – второе счастье? Ничего. Это ненадолго. Планы Роад осечек не дают. А пока… Пока поработаем нянькой. Положив девушку на постель в ближайшем доме – похоже, малыш о них позаботился – Тикки пошел обследовать жилплощадь. Такое чувство, что находишься в обычном доме. Мрачноватом, строгом – везде преобладает серый цвет, только черные и темно-фиолетовые детали выбиваются из образа, четкие линии… «А у малыша есть вкус… Но пугающий.» - Оценил Микк. Даже продукты оказались на кухне. И в весьма и весьма немалом количестве – на неделю хватит. Тикки, решив ограничится лишь фруктами – чтобы ждать пробуждения несчастной пленницы не так скучно было, вернулся в комнату. Сел в кресло рядом с кроватью, задумался… И лишь через несколько минут заметил, что девушка открыла глаза. *** Тепло. Очень тепло. Тяжело вдохнуть. Снова. Что-то не так. Она же заснула! Она все забыла! Только не это… А что забыла? Точно. Если она не помнит, что забыла – то она ничего не забывала. Правильно? А у кого спрашивать? Разве есть кто-то рядом? Но она же одна. Она хорошо помнит. Рядом с ней никто не дышал. Она была одна. Была? Да, точно. Потом рядом с ней кто-то был. И стало тепло. И… Она что-то помнит. Черные волосы. Рука. Забота. Присутствие. Дыхание. Виноград. Мир. Брат? Почему она не забыла? Или забыла? Так трудно сосредоточится… Все плывет перед глазами. Она открыла глаза? А разве они были закрыты? Закрыты. Точно закрыты. Ведь там, где она была, было темно и пусто. Но это лишь сон. Точно сон. Ведь когда она просыпается, он рядом. Он? Братик. Точно, ее братик рядом. Она открыла глаза. Проснулась. Рядом… Рядом он. Брат. Точно. Она помнит. Темные волосы. Виноград. Тепло. И Линали непослушными, еле шевелящимися губами, хрипло и чуть слышно выговаривает: - Я вернулась, братик. И улыбается. Она знает, пусть и не слышала – ей точно ответили: «С возвращением». Теперь можно спать. Братик рядом. *** Голова… Она болит – тупо ноет в одной точке. И уши. Уши болят, будто в голове разорвалась бомбочка. Да что же так плохо-то? А в соседней комнате – голоса. То слишком громкие, то очень тихие. Какое-то бормотание… Канда силился разобрать, о чем там говорят. Получалось с трудом – мозг выхватывал отдельные фразы. - …Раскусил, значит. …Поболтать с тобой. - …Кто такой Барба? - Зачем вам это знать? - Ничего не вспомнил… - Знаешь… Делал? - Ты потерял память специально… Канда услышал только эти обрывки. Но ему хватило, чтобы сделать свои выводы. Он поднялся, все еще пошатываясь – чуть постоял на месте, пытаясь скоординировать движения, и, стараясь двигаться очень тихо, пошел на голоса. Нащупывая рукоять Мугена, мечник застыл практически за спиной дико знакомой фигуры. В нос шибануло запахом табака. И он ударил.