***
Спустя некоторое время, для Тэёна — буквально мгновение, он-то спал, автомобиль останавливается у двухэтажного дома с балконом, увитым цветами. Стены выкрашены кипельно-белым, поблёскивает на вновь выглянувшем солнце светло-голубая черепица. Прямо как в фильмах. Тэён вылезает из машины, зевая, достаёт, как и остальные, вещи из багажника и, пока Донён копошится в своем крошечном рюкзаке в поисках ключей, глубоко вдыхает поразительно свежий, особенно после загрязнённого сеульского, и пахнущий морем воздух. Само море и правда недалеко — серовато-синюю полоску видно уже отсюда, и хочется, наплевав на всё, сорваться и побежать к нему, зарываться ладонями в воду, а ступнями — в песок, брызгаться и смеяться, как раньше, когда он ездил к морю с родителями, но, во-первых, Тэён уже взрослый, а во-вторых, они ведь обязательно сходят туда, только чуть позже. Ключи Донён всё-таки находит, отпирает деревянную под цвет черепицы дверь, и все пятеро заходят внутрь, оказываясь в просторной комнате, служащей сразу и кухней, и столовой. Тэён влюбляется с первого взгляда. Когда-то давно, ещё в детстве, он мечтал вместе с родителями и сестрой переехать в домик у моря, и в его фантазиях идеальный выглядел именно так. После того, как Тэён осматривает остальные комнаты, влюблённость перерастает в любовь. Весь дом будто пропитан светом и теплом, цветовая гамма — оттенки моря, неба, песка и солнца, и остаться здесь хочется даже дольше, чем навсегда (только, желательно, без Юты, который ворчит, что для него, настоящего сурового мужика, всё здесь слишком нежно). Первая ложка дёгтя обнаруживается достаточно скоро — в доме одна двуспальная кровать, две односпальных и диван в гостиной, который выглядит ни в чём им не уступающим. Его сразу занимает Ёнхо, скромно напоминая, что он храпит так громко, что остальным наверняка будет неудобно. «Остальные» знакомы с храпом Ёнхо не понаслышке и потому не возражают. Доён размышляет всего пару секунд перед тем, как схватить Юту за локоть и, жутковато скалясь, утащить в комнату с двумя кроватями, не обращая внимания на активные протесты жертвы. Тэён так и замирает посреди гостиной с рюкзаком в руках. О том, чтобы спать с Джехёном в одной кровати, страшно и думать, не то что воплощать в жизнь. Весь былой восторг сходит на нет, улетучивается и уверенность, поэтому он только смотрит на то, как младший, не сумев уговорить Донёна (Юта вроде как был согласен, но Донён отрицал это слишком уверенно), с недовольным видом идёт разбирать вещи. Тэён идёт следом, но останавливается в дверях, наблюдая, как Джехён перекладывает футболки из сумки в шкаф. — Я понимаю, что ты не очень рад, но… — Мягко сказано, — язвит Джехён, очередную футболку уже практически швыряя. — …но я в любом случае буду спать здесь, — не терпящим возражения тоном договаривает Тэён. — Если тебе что-то не нравится — вали на улицу, там за домом есть лежаки. Лето, ночи тёплые, не отморозишься. — Ты-то хотя бы можешь не опасаться, что мои руки ночью внезапно окажутся на твоей заднице или ещё где-нибудь. Тэён начинает закипать. — Точно также и у тебя нет поводов для беспокойства. Если я гей, то это вовсе не означает, что ты интересуешь меня в сексуальном плане. — Уверен? — Джехён откровенно издевается, и Тэён прекрасно знает, что он имеет в виду. — Вполне. Так что можешь не бояться за свою задницу. — И прибавляет с ухмылкой: — Всё равно ничего особенного. Тэён кидает рюкзак в угол — потом разберёт, с этим упрямцем он наедине больше ни секунды не выдержит — и выходит на улицу, надеясь, что прохладный ветерок с моря слегка его успокоит. На полосатых сине-голубых качелях раскачивается освободившийся от хватки Донёна и потому выглядящий слегка помятым Юта, опять, как настоящий никотиновый маньяк, курящий. — Опять переругались? — интересуется он, когда Тэён садится рядом и отталкивается от земли мысками кроссовок. — Нет, — врёт он, упорно смотря куда угодно, но только не на Юту. Тэён вообще запах сигарет не переносит, но уж лучше так, чем в одной комнате с Джехёном. — Из тебя пар сейчас пойдёт. Успокойся, глубоко вдохни и выдохни. — И задохнись, — заканчивает Тэён язвительно. — Ты сам пришёл, — пожимает плечами Юта. — Ну так что, поссорились? — Кому-то из нас надо было не ехать. Честное слово, мы скоро, наверное, передерёмся. — Кто знает, — псевдофилософским тоном изрекает Юта, выпуская дым в лицо Тэёну. Тот морщится и отпихивает японца подальше. — Может, наоборот всё наладится? Вы оба молчите о причине, но, Тэён… Вы же с детства были буквально как одно целое. — Были, — отрезает Тэён. — Давай поговорим о чём-нибудь другом, пожалуйста. Юта не возражает и переводит тему. Он, конечно, засранец ещё тот, но договориться с ним можно. За это его Тэён и ценит.***
Спустя пару часов Донён заявляет, что отдых без жареного мяса — не отдых, и в первый день им непременно требуется по огроменной порции каждому. Тэён, не желающий пока находиться рядом с Джехёном, вызывается съездить за продуктами, но вышеупомянутый владелец машины не соглашается отдавать ему ключи. — Я умею водить, — напоминает Тэён. — И вполне неплохо, поэтому отдай, пожалуйста, ключи. — Я поведу, — настаивает Джехён. — Ладно, — Тэён сдаётся, понимая, что в этом случае они тоже будут порознь. — Ой, как здорово! — влезает Донён. — Ну, езжайте уже быстрее, я есть хочу. — Я не еду. — Едешь, Тэён, едешь, — Донён снова жутко скалится и весьма уверенно толкает Тэёна в сторону выхода. — Я уже даже список написал, на, возьми. — Но я… — Никаких возражений. Тэён беспомощно оглядывается на Юту с Ёнхо, но те с поразительным синхроном отворачиваются и начинают разглядывать рисунок на обоях. Тэён им больше не доверяет. Ему сначала хочется выйти из дома, хлопнув дверью, но, в конце концов, время его истерики и так затянулось как для взрослого (ключевое — по идее) человека, поэтому весь путь до места назначения проходит тихо. Он сидит на переднем сидении, разглядывает проносящиеся мимо дома деревья и прочую ерунду и упорно не смотрит на Джехёна. Зачем, если не хочется?***
Начало февраля, день рождения Донёна, в квартире — их дружная компания из пяти человек, временно исключая отошедшего Ёнхо. Все пьяны, всем весело, все друг друга любят — что ещё нужно для шикарного праздника? Донён, с явным трудом не заваливаясь набок, восхваляет самого себя, потому что разве мог кто-то кроме него организовать такую чудесную вечеринку? Тэён смеётся и говорит, что каждый второй, Донён пинает его ногой в спину, бонусом к мести идёт разлитое пиво. Разлитое неаккуратным взмахом Тэёновой руки на прямо футболку Джехёна. Он бормочет извинения, пытаясь не засмеяться, потому что смешным кажется буквально всё, растерянный Джехён — в особенности. — Ты можешь взять мою футболку! — лучший в мире хозяин вскакивает на ноги. От падения и последующих увечий его чудом спасает Юта, в последний момент ухватившийся за чужие подозрительно отклонившиеся костлявые лодыжки. — Сейчас принесу. Пошатываясь, Донён уходит в свою спальню. Спустя минуту раздаётся оглушительный грохот и не менее громкий мат. Юта подрывается с места, потому что «он же убьётся». Всё ещё посмеивающийся Тэён остаётся наедине с Джехёном, который как раз снимает с себя неприятно липкую футболку. Смеяться уже не хочется. Тэён скользит взглядом по подтянутому телу и сглатывает. Тысячу раз вроде бы видел парней с обнажённым торсом, но именно сейчас почему-то и в горле пересыхает, и сердцебиение учащается, и прочее, прочее, прочее. Хотя причина ясна — это всего лишь убийственный коктейль из влюблённости и алкоголя у Тэёна в крови. Джехён улыбается, что-то говорит, но у Тэёна — шум в ушах и пелена перед глазами. Тормоза отказывают. Тэён будто в трансе подаётся вперёд и утыкается своими губами в чужие. Всего лишь смазанное, неловкое, но такое желанное касание. Реакции никакой, поэтому Тэён повторяет уже слегка увереннее, проводя языком по нижней губе Джехёна. Теперь-то реакция следует. Его толкают ладонями в грудь с такой силой, что Тэён больно ударяется спиной об пол, не сумев удержать равновесие. Он тут же с трудом поднимается, не отводя взгляда от Джехёна, который поспешно отползает назад, в его глазах — испуг, а ещё то, что Тэён так боялся увидеть — ненависть. Да почему же так больно-то? — Больше никогда не смей ко мне приближаться. До этого, оказывается, было ещё не больно. — Джехён, я… — И разговаривать со мной тоже не смей. Слышатся шаги среагировавшего на шум Юты, затем появляется и Донён, прижимающий к груди футболку с логотипом какой-то рок-группы. — Что-то случилось? — спрашивает он растерянно. — Нет, — кое-как выдавливает Тэён. — Мне просто… нужно идти. Он убегает, не обращая внимания на вопросы Донёна и Юты и столкнувшись в дверях с недоумевающим Ёнхо, не застегнув куртку и оставив в квартире телефон. Убегает от Джехёна, хотя было бы гораздо лучше, сумей Тэён убежать от собственных чувств, неправильных и ненужных. После длительной прогулки налегке под суровыми февральскими ветрами вполне ожидаемо следует воспаление лёгких. Тэён этому в какой-то степени даже рад — он много спит и потому мало думает, мало ненавидит сам себя и мало боится увидеться с Джехёном когда-нибудь снова. К нему постоянно приходят Ёнхо, Донён и Юта, последний каждый раз приносит апельсины, прекрасно зная, что у Тэёна на них аллергия, и съедает сам. Джехён не приходит ни разу. В общем-то, это неудивительно. Донён как-то, когда они остаются наедине, осторожно интересуется: «Вы с Джехёном поссорились?», получает в ответ натянутое: «Нет, ты что», и больше к этой теме не возвращаются. Через неделю Джехён приглашает Тэёна уже на собственный день рождения и, видимо, предпочитает сделать вид, что ничего не было, только разговаривает с Тэёном теперь исключительно по делу и то с таким видом, будто его заставили. Тэён с одной стороны безмерно благодарен за то, что Джехён предпочёл забыть о его ошибке и сохранить их хрупкую дружбу, с другой — понимает, что теперь находиться рядом с ним будет в разы труднее. На праздничной вечеринке Джехён появляется с девушкой. Внутри Тэёна с грохотом разрушаются последние воздушные замки.***
— Хён? Тэён выныривает из воспоминаний слишком резко и несколько секунд ещё пытается сообразить, где он, с кем и зачем. Джехён тормозит у местного рынка. Здесь шумно, много людей, да ещё и послеполуденное солнце слепит глаза и припекает голову. Тэён, вздохнув, надвигает кепку на глаза и выходит из машины, с сожалением понимая, что стать частью этого потока жизни ему всё же придётся. Тэён выбирает продукты, Джехён молчаливой тенью идёт в паре шагов позади. Настаивает на том, чтобы нести все пакеты, на что Тэён заявляет, что он, вообще-то, мужчина, и уж точно не сломается от пары килограммов. Пара килограммов оказывается на деле десятком, но он несёт их с гордо поднятой головой, забыв про все свои проблемы со спиной. После получаса хождения по рынку болит голова, подрагивают пальцы, а поясница буквально отваливается. В дополнение ко всему этому людей становится больше, передвигаться — тяжелее, а ещё Тэён, когда полуживой наконец выбирается из толпы, обнаруживает, что Джехёна рядом нет. Только этого не хватало. Он точно помнит, что не взял с собой телефон, а нырять обратно в толпу не хочется абсолютно. Он только привстаёт на носочки и вытягивает шею, чтобы суметь разглядеть среди десятков макушек одну нужную. Не выходит. Тэён ставит пакеты на землю и отходит в сторону, чтобы посмотреть с другого угла, но тут же едва не падает от того, что какой-то тучный мужчина, проходя мимо, весьма ощутимо его толкает. Тэён, уставший и злой, готов наорать на него вслед, но это делают за него. — Смотри, куда идёшь! Оба — и Тэён, и незнакомый мужчина — оборачиваются на голос Джехёна, который стоит с пакетами в одной руке и с двумя рожками мороженого — в другой с таким видом, что не хватает только развевающегося за спиной супегеройского плаща. — Извинись перед ним. Честное слово, если бы к Тэёну кто-нибудь обратился таким тоном, он бы не просто извинился — он бы вымаливал прощение. — Простите, — бормочет мужчина и спешно уходит, намеренно обходя подальше других людей — мало ли, вдруг наткнётся на кого-нибудь похуже. — Ну и что это за спектакль? — интересуется Тэён. — Мог бы и поблагодарить, — Джехён протягивает ему мороженое, но Тэён качает головой и взглядом указывает на сумки с продуктами. Уже позже, загрузив многочисленные пакеты в машину, они сидят молча, не трогаясь с места, и едят мороженое. Тэён втайне очень впечатлён, что Джехён всё ещё помнит, что его любимый вкус — шоколадный. — Ну и? — Что? — Что за игра в героя? — Ты сам меня учил, что за свои поступки надо отвечать. Я заставил отвечать его и теперь отвечу сам. Прости, что нагрубил. Я не… — Забыли, — обрывает его Тэён. Юта присылает короткое, но ёмкое: «Жрать хочу, тащите еду уже быстрее», и приходится возвращаться.***
Всё тот же безумно желающий пожрать Юта умудряется испортить первую порцию мяса, и Донён, отлупив его полотенцем, отправляет на нарезку овощей. Японец пыхтит, орёт, что просто не надо было его отвлекать, и режет несчастные помидоры с весьма воинственным видом. У Ёнхо, кстати, дела идут гораздо лучше. Когда они всей компанией наконец устраиваются за столом позади дома, бодрым выглядит только Донён, с набитым ртом рассказывающий что-то о недавней поездке по работе. — Не говори при мне слово «работа», — умоляет Ёнхо таким голосом, что Донён решает сжалиться и действительно затыкается. — Поверить не могу, что у меня отпуск. Думал, умру раньше, чем удастся его заполучить. — Плюсую, — вздыхает Тэён. — Хочу вернуться в универ. Нет, лучше в начальные классы, я тогда ещё с вами не дружил. — Неблагодарный! — драматично восклицает Юта. — Хотя чего уж скрывать, вы меня порой так бесите, что хочется сбежать от вас обратно в Японию. — Беги, — разрешает Донён. — Задолбал уже. Юта вместо ответа обнимает его за шею одной рукой так крепко, что Донён едва не начинает задыхаться. Кое-как высвободившись, он толкает Юту коленом и спрашивает с мягкой улыбкой: — Джехённи, определился, куда пойдёшь работать? Из них пятерых Джехён был самым младшим и только закончил университет. В компании старших для него всегда был один значительный минус — постоянный подколы над возрастом и обращение, как с малышом. Он сначала бесился и обижался до игноров в неделю длиной, но потом привык и старался не упускать возможности подколоть хёнов в ответ. — Не знаю, отец предлагал к нему в компанию, но… Будет ли это означать, что я добился всего слишком легко? Тэён улыбается. Пока другие играли по-грязному, Джехён оставался верен своему решению жить честно, сохранив с детства поразительную наивность и веру в лучшее. Ему придётся тяжело, Тэён уверен, но он бы всё отдал, чтобы Джехён не менялся и не утратил в себе эти редкие качества. — Нет, почему? — пожимает плечами Донён. — Не генеральным же директором ты сразу пойдёшь. Поднаберёшься опыта, посмотришь, комфортно ли тебе, а дальше посмотришь. — Ну хва-а-атит, — тянет Юта. — Давайте обсудим что-нибудь более весёлое. Вот я вчера такую девчонку видел… Тэён закатывает глаза и перестаёт слушать, потому что рассказы Юты о девчонках (и не только, но о такой вещи, как ориентация, он вообще предпочитает не думать) всегда сводятся к одному. Он лениво рассматривает хохочущих друзей, улавливает стрекотание каких-то насекомых, дышит влажным чистым воздухом и понимает, что именно этого так не хватало в его жизни.***
На следующее утро Донён будит их в шесть. Учитывая, что легли они после полуночи, Тэён считает это преступлением, достойным смертной казни. Однако возражать не решается — Донён, хоть и напоминающий в гневе психозного кролика, всё же страшен, как никто другой, и их компания полу-зомби выдвигается полседьмого, нагруженная пляжной одеждой, всякими кремами, едой и прочими обязательными атрибутами пляжного отдыха. Стоит ли говорить, что Юта бросает всё вверенное ему на песок сразу, как видит накатывающие на берег ленивые волны и бежит к ним с дельфиньим визгом? Чуть позже Донён в отместку хватает его в воде за ногу, подкравшись так же незаметно, как взрослая жизнь. Но даже от взрослой жизни Накамото ещё так не орал. Тэён, не желающий пока ни загорать, ни купаться, лежит в отдалении, там, где солнце припекает не так сильно, наблюдая за друзьями и борясь с желанием просто заснуть. Заснуть ему не даёт Ёнхо, внезапно плюхающийся рядом и прижимаясь к его тёплому боку своим холодным. Орать Тэёну слишком лень, поэтому он просто перекатывается на другой бок, подальше от ледяного Ёнхо, и открывает пачку чипсов. Всё равно ведь отдых и здоровое питание — вещи крайней степени несовместимости. Ёнхо внезапно смеётся, и Тэён смотрит на него в ответ с немым вопросом во взгляде. Со в ответ указывает на плескающихся в воде Доёна, Джехёна и Юту. — Такие дети, — вздыхает Ёнхо с почти отеческой заботой. — Тоже мне, взрослый нашёлся, — фыркает Тэён и протягивает ему чипсы. — Будешь, дедуля? — Иди ты, — беззлобно ворчит Ёнхо, но чипсы берёт. Тэён мысленно соглашается: да, дедуля из него действительно никакой. — Но согласись, Джехён ребёнок ещё тот. — Ага, — поддакивает Тэён. — Серьёзно, с тех пор, как я его встретил, он только выше стал, и всё. Остальное вообще не меняется. Даже сейчас, когда Джехён предпочёл их дружбу заморозить (за что Тэён, по сути, винить его не может), старший всё равно не может говорить о нём без теплоты, как всегда говорил о своём любимом донсэне. Прошло много времени с того, как их разница в возрасте ещё играла какую-то роль, слово «любимый» приобрело иной характер, но Тэён всё ещё не может. Однако он уверен, что Ёнхо, который, вообще-то, совсем не мастер разбираться в чужих чувствах, не сможет заподозрить, что он испытывает к Джехёну нечто отличающееся от «ты мой бро навсегда», поэтому при нём говорить о младшем можно сколько влезет. — Я знаю, что тебя уже достали спрашивать о вашей ссоре, но всё же. Только не злись, хорошо? — Хорошо, — Тэён уже заранее готовится к испорченному настроению. — Кто из вас кого обидел? Я не могу представить, чтобы ты сделал больно Джехёну, но он тоже обожает тебя слишком сильно. Надо же, Тэён, оказывается, значительно недооценивал проницательность Ёнхо. Он никогда и никому не рассказывал, что стало причиной их разлада, но Ёнхо заходит с другой стороны и действительно беспокоится. Он всегда, Тэён помнит, переживал, когда кто-то из их компании ссорился, и это в нём подкупало и продолжает подкупать до сих пор. — Обожал, — исправляет он. — Ну и, это всё, наверное, из-за моего эгоизма? Не знаю, наверное, я немного переоценил свои возможности, поэтому и… Договорить Тэёну не даёт Юта, который несётся в их сторону, высоко вскидывая колени и опять (сколько можно?) с воплями. Тэён виновато улыбается Ёнхо, давая понять, что не прочь бы поговорить ещё, но делиться тем, что собирается сказать, с другими не намерен. Дальше становится не до разговоров — вместе с Ютой на расстеленные на песке полотенца валится Донён, и начинается полнейшая неразбериха, которая стоит Тэёну всё той же пачки чипсов.***
После обеда Донён, как истинный вечный двигатель их ленивой компании, предлагает посмотреть город. Остальные, всё ещё уставшие, упираются руками и ногами, но Ким, скрепя сердце, обещает оплатить ужин и даже разрешить заказать всё что угодно. Первым, естественно, бежит истинный любитель халявы Юта, за ним подтягиваются остальные, потому что всегда ведь здорово, когда ешь ты, а платит кто-нибудь другой. Солнце, что утром было нещадно палящим, теперь скрывается за тучами, и становится ощутимо прохладнее, если прибавить ветер с моря — то и вовсе холодно как для лета, но Донёна, дорвавшегося до узкой улочки, уставленной палатками с сувенирами, такая ерунда не останавливает. Он примеряет на себя шляпы, разглядывает всевозможные ракушки, трогает всё, что трогается, и тратит на ерунду огромное количество денег. Юта и Ёнхо решают сыграть роль стоп-механизма, подхватывают Донёна под руки с обеих сторон и уводят, заявив, что время ужина уже наступило, а он как-никак обещал. Тэён идёт медленно, пытаясь найти что-нибудь интересное в десятках совершенно одинаковых палаток, Джехёна они вообще не интересуют, и выходит так, что они отделяются от остальной компании. — Мне надо быть уверенным, что тебя больше никто не будет толкать, — говорит Джехён, когда Тэён спрашивает, почему он не уходит вперёд. Старший фыркает и говорит таким тоном, будто открывает самую большую тайну человечества: — Я не маленький, Джехён. И не надо, пожалуйста, общаться со мной через силу. — С чего ты взял, что через силу? — Хочешь сказать, ты просто взял и решил вернуть наше общение на прежний уровень? За день? — А что, если так? — Джехён тоже начинает злиться. — Должен же кто-то прикладывать усилия. — Должен. Но и замечать их кто-то должен. Когда я просил у тебя прощения, что ты ответил? «Всё нормально, хён, давай забудем» и продолжил относиться ко мне так, будто ненавидишь. Это не «всё нормально», Джехён. Тэён почти кричит, и мимо проходящие люди начинают на них оглядываться. Джехён это тоже, видимо, замечает — понижает голос и подходит ближе, чтобы не выносить ссору на всеобщее обозрение. — Да, я облажался. И сначала я считал твой поступок ужасным, но сейчас — нет. Поэтому дай мне шанс исправиться. Тэён глубоко вдыхает, чтобы успокоиться, и, улыбнувшись берёт Джехёнову ладонь в свою. Тот даже не дёргается, впервые с самого февраля. Возможно, у них ещё есть шанс. — Я тебя не виню, Джехён. Не имею права. Просто, пожалуйста, не говори «дай мне шанс», если ты не собираешься им пользоваться, хорошо? — Я собираюсь, хён, — говорит Джехён серьёзно. Тэён с улыбкой кивает и, подумав, обнимает его, первые секунды с опаской наблюдая за реакцией. Его обнимают в ответ. — Нет, ну вы скоро там? Жрать хочу, не могу, — тут даже голос распознавать не надо, слова говорят сами за себя. — Пойдём, иначе Юта съест ещё и наши порции, — усмехается Тэён и, расцепив объятия, идёт к ресторанчику, Джехён — за ним. И всё кажется таким… естественным?***
И Джехён старается, правда старается вернуть их отношения в прежнее русло, разговаривает с Тэёном, пока они едят, зачастую обращаясь лично к нему, как не делал уже давно. Тэён не собирается сразу же начинать доверять ему так же, как раньше (хотя хочется), но этим попыткам ни в коем случае не препятствует. Случается ещё кое-что, что могло бы его расстроить, но на деле больше смешит: Джехён сооружает между ними преграду из дополнительного одеяла, заявляя, что теперь уже точно кровать поделена на две равные непересекающиеся зоны. — Боишься? — усмехается Тэён. Джехён слегка краснеет и щеками, и шеей заодно (безумно умилительно, ну что за ребёнок?) и выдавливает нетвёрдое «нет». — Да ладно тебе. Серьёзно, Джехён, я не из тех, кто не понимает отказ. Тем более такой явный. — Да не в этом дело… Хён, давай остановимся на том, что я просто не хочу душить тебя во сне? Об этой Джехёновой привычке обниматься во сне Тэён осведомлён как никто другой и может подтвердить, что временами объятия действительно больше похожи на удушение. Прошлой ночью они, выпившие и безумно уставшие, ни о какой преграде вообще не подумали, просто раскатившись по разным сторонам кровати, и что задница Джехёна, что рёбра Тэёна остались невредимыми. — Ладно, — Тэён поднимает руки ладонями вверх, показывая, что сдаётся, и демонстративно поправляет их импровизированную Великую Китайскую. — Спорим, что ты первый избавишься от этой фигни? — Хё-ё-ён, — тянет Джехён почти обречённо, чем вызывает только смех. — Всё, я спать хочу, отстань. — Спокойной ночи, Джехённи, — воркующим тоном полушепчет Тэён и не может отказать себе в удовольствии взъерошить чужую пшеничного цвета макушку. — Почему светлый, кстати? — Отстань. — Не скажешь? — Отстань. — Это потому что… — Я тебя сейчас на полном серьёзе придушу, отстань. Тэён засыпает с улыбкой на губах.***
Думать о подозрительности Джехёнового поведения и пытаться разгадать мотивы у Тэёна попросту нет времени. К Донёну присоединяется внезапно активизировавшийся (и на удивление послушный, Тэён начинает думать, что Донён ему заплатил) Юта, любитель тихого отдыха Ёнхо неожиданно тоже поддерживает план «объездить всё, что можно», и Тэёну, предпочитающему лишний раз не идти против толпы, приходится втянуться тоже. Как итог — уже на вечер третьего дня «отдыха» он не чувствует себя живым. Работа, которая ранее представлялась ему местом поистине адским, теперь кажется буквально раем на земле, а ведь Донён ещё, хитро улыбаясь, обещал, что они опробуют местный массаж. Ставшие привычными вечерние посиделки Тэён решает пропустить, отдав предпочтение бездумному, зато спокойному лежанию в кровати, которая за две проведённые на ней ночи уже как родная. Но как следует насладиться желанным одиночеством ему не даёт Юта, завалившийся в комнату с банкой пива в руках. — Ну и? — он так и остаётся стоять в дверях, смотря на Тэёна выжидающе. — Что? — безусловно, самое время прикинуться дурачком, хоть Тэён и не умел никогда этого делать. — Идёшь? Мы как бы только тебя ждём. — Можете не ждать, — уткнувшись в подушку. — Сегодня, — начинает Юта торжественным, будто как минимум какую-нибудь церемонию ведёт, тоном, — знаменательный день. Я решил потратиться и купить нам всем бухла. Здорово, правда? Пошли, а то уже три дня отдыхаем, а всё никак не напьёмся. — Какое упущение! — и уже более серьёзным тоном: — Я не буду напиваться. — Тебе что, семьдесят? Даже Джехён уже выхлебал пару бутылок, а ты собрался играть в зануду? Тэён перекатывается на спину, чтобы молнии из глаз угодили точно в Юту. — Мне повторить на японском? — Ты его не знаешь. И правда. Юта обучил их только матерным конструкциям, успешно замаскировав их под «ты такая красивая» и «передайте, пожалуйста, соль». Ему потом, правда, влетело сразу от четверых, но это уже мелочи жизни. И ведь не получится объяснить причину. Как это будет выглядеть? «Я боюсь, что опять полезу к Джехёну целоваться?». Тэёну страшно даже не от того, что остальные узнают, а от того, что у него действительно до сих пор есть все основания этого бояться. Он мог сколько угодно говорить самому себе, что всё, отпустило, что он переболел и больше никогда не посмотрит на Джехёна как-то не так. Но что толку, если на самом деле и не отпустило, и не переболел, и наверняка посмотрит — да что там, смотрит каждый раз? — Ладно, — Тэён садится на кровати, всем своим видом показывая, что он не сам этого хотел, его заставили. — Но, повторяю, я не буду напиваться. — Как знаешь.***
План, естественно, летит к черту, побрал бы он же Донёна, за разговорами подливающего Тэёну алкоголь. Мысли снова улетучиваются, становится в разы легче даже дышать и смеяться хочется над каждой ерундой. Поэтому на вопрос громким шёпотом: «Вы что, помирились?» от Донёна Тэён сначала тоже смеётся. — Мы и не ругались. Это было непо… неподони… недопомина… короче, ты понял. Да, Джехён? Младший оборачивается на внезапный Тэёнов крик и, когда ему повторяют суть вопроса, кивает, слегка улыбаясь. — Видишь? Мне просто нужно быть осторожным. — В смысле? — Донён тянется за очередной бутылкой и как бы невзначай пододвигает к себе тэёновский стакан. — Нельзя… показывать свои чувства, — начинает перечислять Тэён, загибая пальцы по одному. — Нельзя позволять себе лишнего. Нельзя дать другим догадаться. Ничего нельзя сделать, лишний раз не… Он вырубается, не договорив. Донён, вздохнув, допивает оставшийся чужой алкоголь, переходит к своему и хитро, но радостно улыбается. Его план обязан сработать.***
Тэён просыпается в своей (условно) кровати, заботливо укрытый одеялом. И так, вроде бы, и должно быть, но смущает одно — он не помнит, как туда добрался, его сознание отключилось раньше, чем голова коснулась подушки, а это означает, что, возможно, имели место быть какие-нибудь странные или, что гораздо хуже, непоправимые поступки. Не обращая внимания на будто раскалывающуюся от боли голову, он идёт на кухню. Главное — найти Джехёна, а остальное уже не так важно. Джехён на кухне и находится — стоит у плиты, весь такой отвратительно бодрый и свежий, в клетчатом фартуке, и печёт блинчики. — Доброе, — хрипит Тэён. В сознании пульсирует отчаянный вопль: «Вода! Вода! Непременно нужна вода!», и только смочив горло, Тэён может продолжать говорить. — Я не могу спокойно жить, пока не спрошу, поэтому… Не делал ли я ничего… странного этой ночью? — Странного? — Джехён прикидывается, что не понимает, сосредоточив всё своё внимание на блинчиках. — Ну, не знаю… Не распускал руки? Не говорил чего-нибудь, чего не должен был? Младший только хмыкает с загадочным видом. — Чон Джехён. — Что? — Не заставляй меня повторять. — Возможно… Возможно ты опять пытался меня поцеловать. Потом лапал за задницу. Ну и напоследок признался в любви, в общем, ничего особенного. Тэён с каждым словом и холодеет, и избавляется от головной боли. В горле снова пересыхает, и тут уже, кажется, никакая вода не поможет. — Я правда… Чёрт, Джехён, прости, я… Он опять всё разрушил. Опять позволил себе лишнего. Опять не смог скрыть свои чувства. Даже хуже — рассказал о них напрямую. Тэён ещё никогда не чувствовал себя так ужасно. Но тут Джехён делает совершенно неожиданное. Он смеётся. Громко, на половину дома минимум, смеётся, и Тэёну хватает пары секунд, чтобы понять, в чём дело. Его развели. В шутку прошлись по всем больным местам и чуть не довели до сердечного приступа вдобавок. — Идиот, — выплёвывает он тихо, практически падая на так удачно оказавшийся рядом стул. — Думаешь, это смешно? — Прости, — Джехён утирает выступившие слёзы рукавом и улыбается. — У тебя было очень смешное лицо. — Да я… чёрт с тобой, ведёшь себя как ребёнок. — Ну хён, — Джехён заканчивает с блинами и садится рядом, положив руку на Тэёново колено в успокаивающем жесте. Тот дёргается, убирает ногу и смотрит исподлобья больше обиженно, чем зло. — Прости меня. — Не ты, Джехён, чувствовал себя чудовищем после того случая, — тихо и как-то отчаянно, так, что Джехён даже вздрагивает. Оба молчат некоторое время, Тэён отводит взгляд, разглядывая клетчатую, прямо как фартук Джехёна, скатерть, младший, напротив, смотрит только на него. — Я тоже чувствовал себя чудовищем. И мне тоже было плохо и больно, поэтому я обещаю больше не поднимать эту тему, но и ты обещай, хорошо? Что-то в его тоне заставляет Тэёна кивнуть. — А насчёт того, что я сказал… Можешь как-нибудь попробовать. Осознать эти слова в полной мере Тэёну не даёт хриплое «ящасумрудайтеводысрочно» из коридора, и уже в следующий момент на кухню вваливается — в самом прямом смысле этого слова — Ёнхо, выглядящий так, будто пережил зомби-апокалипсис. Спотыкается через порог и валится плашмя на пол со стоном как минимум пяти умирающих тюленей сразу. Все размышления приходится отложить.***
Ёнхо умудряется сломать руку. То есть, на полном серьёзе, его падение оборачивается переломом. Признаки похмелья проходят у всех четверых, когда предплечье Ёнхо начинает подозрительно распухать. Юта с круглыми от страха глазами шепчет: «Никогда больше не буду пить», Донён просто нервно сглатывает, и только Тэёну приходит в голову мысль съездить в больницу. Больницу — это небольшое здание, спрятанное в переплетениях улочек, — они ищут около двух часов, и не помогают ни карты, ни навигатор, ни случайные прохожие. Рука опухает сильнее, Ёнхо зеленеет, Юта — за компанию, Донён начинает отмахиваться газетой в пару раз быстрее, Джехён сжимает руль крепче, чем следовало бы. Находят только благодаря острому зрению Тэёна и его же: «Там разве на вывеске не написано, что это больница?». Пока они ждут результата рентгена, Джехён покупает кофе на троих — Юта засыпает на плече у Донёна, на которого сонные флюиды распространяются тоже. У Тэёна наконец находится время подумать над тем, что ему сказал Джехён, но размышления его ни к чему особо и не приводят. Разве что из тысяч возможных вариантов удаётся оставить всего два: первый, вероятность которого преодолевает даже порог в сто процентов — Джехён просто пошутил, не сумев остановить свои порывы подколоть Тэёна, и второй, кажущийся таким же невозможным, как Юта, способный прожить без сигарет дольше пары часов, — Джехён говорил серьёзно. Тэёну, если честно, очень хотелось бы верить в последний, но идеализировать он вообще не привык, поэтому вариант с тяжёлым сердцем, но отметается. Ёнхо накладывают гипс, и остальные четверо не могут не воспользоваться возможностью написать на нём «ну ты и лох», «главному в мире неудачнику от главного в мире красавчика» и прочую ерунду, призванную поднять Ёнхо настроение. Он и не грустит особо, но ограничение в движениях всё же подбешивает. Поддерживать его решают и дальше, и выражается это в лежании на пляже всю оставшуюся среду и целый четверг с короткими перерывами в те часы, когда солнце грозится расплавить их целиком за какие-нибудь несчастные пару секунд. В четверг вечером, в то идеальное время, когда можно не опасаться получить солнечный удар, а вечерняя прохлада ещё не добирается до оголённых участков кожи своими ледяными ладонями, Юта, зачёсывая назад влажные волосы, с грустным видом изрекает: — Отдыхать осталось всего два дня, а мы так ничего и не сделали. Тэён, которому Джехён мажет кремом спину (райские, поистине райские моменты его жизни) приподнимает голову и выворачивается так, чтобы видеть друзей. — Как это не сделали? Ёнхо вон руку сломал. Вышеупомянутый Ёнхо только вздыхает и поправляет солнцезащитные очки здоровой рукой. На гипсе красуются свеженьких надписи малоприличного содержания, Ютой оставленные, и это делает его вид ещё несчастнее. Тэён, на самом деле, успел сделать много всего. Главное — помирился с Джехёном, но и помимо этого в его жизни случилось немало хорошего. Он наконец перестал просыпаться по звонку будильника (если орущего Донёна можно считать за будильник, то этот пункт автоматически вычёркивается), перестал беспокоиться о работе, перестал каждый день видеть надоевшие лица коллег. Он провёл много времени с друзьями, чего не случалось с университетской скамьи, насмеялся, кажется, на несколько лет вперёд, обзавёлся не очень тёмным, но ровным загаром и в целом чувствовал себя отдохнувшим. Этот неожиданный отпуск, от которого он поначалу всячески открещивался, теперь казался необходимым, и продлить его хотелось бы ещё как минимум на пару недель. В идеале — на всю жизнь, но идеал, как известно, достичь не всегда возможно. В этом случае — невозможно совсем. Бонусом к списку плюсов Тэён мог приписать ежедневное наблюдение за Джехёном в одних плавках, и этот бонус, пожалуй, мог по степени приносимых положительных эмоций встать чуть ли не на первое место. — Мы отдохнули, — спокойно говорит Донён, переставая на несколько секунд что-то печатать в телефоне. — Сделали много классных фоток, наконец напились все вместе, осталось только главное… — Свести этих… — начинает было Юта, но Донён и Ёнхо с поразительной синхронностью шикают на него с двух сторон. — Вы о чём? — спрашивает Джехён настороженно. Тэён поддерживает его кивком. — Ничего особенного, — машет рукой Донён. — Уже почти сделали. Не хотите, кстати, смотаться завтра в парк аттракционов? Там, говорят, неплохой дом страха. Странную ремарку Юты удаётся замять, но избавиться от ощущения, будто от них что-то скрывают Тэёну и Джехёну — нет.***
Парк аттракционов оказывается небольшим, особенно по сравнению с сеульскими, но определённо заслуживающим внимания. На пятерых взрослых парней, орущих так, будто соревнуются в громкости голосов и хохочущих не менее дико, никто даже не обращает внимания. Когда очередь доходит до дома страха, что кажется лишним среди пестрящих красками аттракционов со своими тёмными провалами окон и не менее тёмной аурой, Донён и Юта вызываются идти первыми, тащат с собой Ёнхо, любезным тоном сообщая, что готовы помогать ему в случае чего, и оставляют Тэёна с Джехёном на скамейке неподалёку. Когда раздаётся первый донёновский визг, Тэён едва не давится мороженым. — Ты чего? — Джехён замечает это нервное движение и смотрит на него с искренним беспокойством. Правда, беспокоиться перестаёт практически сразу, растягивая губы в хитрой улыбке: — Боишься? — Вот ещё, — секундная пауза и: — Очень. — Ничего, — Джехён переплетает свои пальцы с Тэёновыми и слегка пожимает их. Странным образом это действительно успокаивает, и по телу Тэёна будто проходится волна тепла. — Я буду рядом. — Я постоянно чего-нибудь боюсь, — говорит Тэён с улыбкой. — Ты будешь рядом каждый раз? Джехён пару секунд молчит, и Тэёну хочется в срочном порядке отмотать время назад и не задавать этот глупый и ненужный вопрос. — Если ты хочешь — всегда. В этот момент он выглядит таким родным, что у Тэёна сердце в безумном ритме заходится и страшно становится вовсе не от предстоящего похода в дом страха, а от накатывающих на него чувств, что обладают воздействием гораздо более разрушительным, чем настоящие морские волны в те периоды, когда море бушует особенно сильно. Ему кажется, или расстояние между ними действительно слегка уменьшается? — Ваша очередь, голубки! — внезапно раздаётся вопль Юты совсем рядом. Тэён закатывает глаза, но руку Джехёна не отпускает, даже наоборот, сжимает крепче, когда видит, какого Донён симпатичного светло-зелёного оттенка. Тэён пугается заскрипевшей под ногами доски на входе до ухнувшего куда-то не то в пятки, не то повыше — в район желудка — сердца, и в Джехёна практически вцепляется. — Спокойно, — шепчет младший, поглаживая его ладонь большим пальцем. Тэён успокаивается — ровно до того момента, как его хватают за ногу. Тогда он оглушает своим криком не только Джехёна, но и, кажется, актёров, потому что некоторое время никто живой на их пути не попадается — только вываливающиеся из стен жуткие штуковины и прочая атрибутика. Джехён ведёт себя так, будто ему вообще не страшно, — посмеивается, говорит фразами более длинными, чем банальное тэёновское «а-а-а-а-а», попадающее, кажется, минимум в соль второй октавы, не дрожит и не трясётся. Тэёну всё-таки удаётся мужественно выдержать поджидающую их за очередной дверью девушку, потому что она не кажется страшнее, чем был Юта, когда решил нарядиться вампиром на Хэллоуин на третьем курсе. А вот на мужчине с бензопилой, который гонится за ними до самого выхода, Тэён орёт, орёт и ещё раз орёт. Если бы не Джехён, продолжавший сохранять хладнокровность и уверенно приближающий их обоих к выходу, Тэён бы, наверное, просто упал и лежал, пока не оглох бы от собственных криков. Оказавшись на улице, он долго пытается отдышаться, опираясь спиной на рядом растущее дерево. Джехён — довольная зараза — смотрит на него с улыбкой, постоянно повторяя что-то вроде «да не страшно же было». — Да ну тебя, — бормочет Тэён, когда наконец заново обретает возможность говорить. — Если тебе не страшно, то это не значит, что… Забей. Он понимает, что снова не может говорить. На этот раз потому, что Джехён, внезапно появившийся рядом и сразу так слишком рядом, что дыхание перехватывает, смотрит на него, улыбаясь, и треплет волосы, будто не Тэён ему хён, а наоборот. То, что Джехён коротко чмокает его в щёку в непосредственной близости от губ, а потом, отстранившись, спрашивает полушёпотом: «Успокоился?», Тэён считает внезапной галлюцинацией на фоне пережитого страха.***
Только вечером он убеждается, что никакая это была не галлюцинация. Джехён ведёт себя совершенно как обычно, о произошедшем не вспоминает, но буквально светится изнутри и больше Тэёна от себя не отпускает. Они сидят рядом на традиционном вечернем «собрании», и Джехён кладёт голову Тэёну на плечо так естественно, будто оно для этого и создано. Тэён боится даже спрашивать — кажется, что с его вопросом всё это закончится, и они вернутся в состояние холодной войны, поэтому предпочитает делать вид, что ничего странного не происходит. Он обязательно добьётся от Джехёна объяснения, но не сейчас, когда Юта, откопавший где-то на втором этаже гитару, мягко перебирает струны, а Донён поёт тихим, но сильным голосом, и хочется только слушать, слушать и слушать до бесконечности. На середине очередной песни к ним присоединяется Джехён, и оттого, видимо, что сидят они так близко, звук его голоса пробирается Тэёну под рёбра и захватывает в плен сердце. Он поддерживает дуэт своим тихим пением, чуточку позже слышится и голос Ёнхо, чуть более низкий, но не нарушающий гармонию остальных трёх. Их освещают только луна да несколько светильников, рассыпанных по бокам от дорожки, что ведёт отсюда ко входу в дом, и царит полумрак, что кажется особенным, безумно уютным, когда дополняется песнями, запахами жареного мяса, пива и совсем слабым — моря, которым пронизан здесь, кажется, каждый миллиметр. Тэён чувствует себя счастливым чуть более, чем абсолютно, и понимает, что готов пожертвовать чем угодно, лишь бы растянуть это ощущение волшебства ещё хоть на немножечко.***
— Сегодня вечером мы идём в клуб! — объявляет Донён за завтраком. — Нужно зажечь как следует перед отъездом. Его поддерживает пусть и нестройный, но вполне уверенный хор голосов — идея ведь и правда хорошая. Тэён, например, даже не помнит, когда в последний раз посещал подобные заведения — работа, кажется, будто отняла у него это право. Они загорают и купаются до отвала, потому что, пусть никто об этом и не говорит, но всё знают, что до того, как они смогут сделать это в следующий раз, пройдёт немало времени. Тэён думает об этом совершенно случайно, мысль задерживается всего на пару секунд, но оставляет неприятный осадок, будто ржавчиной оседая на душе, и избавиться от него, как он ни старается, не выходит. Положительных эмоций не прибавляет и Джехён — он, видимо, не считает нужным ничего объяснять, и Тэён ждёт, чувствуя, что с каждой минутой сил терпеть остаётся всё меньше. Клубов здесь, как и в любом другом уважающем себя туристическом городке, довольно много, даже глаза разбегаются, но Донён предусмотрительно навёл справки ещё до начала отпуска, поэтому этим вечером посещают они лучший из имеющихся. Тэёну веселиться не хочется, поэтому первое время он только сидит за барной стойкой, пьёт коктейль и отслеживает Джехёна взглядом. Ещё бы, тот — лакомый кусочек, и наверняка кто-нибудь да обратит внимание. Так и случается — две девушки, что кажутся Тэёну издалека совершенно одинаковыми, берут его в плен с обеих сторон, что-то щебечут практически в самые уши и извиваются в неком подобии соблазнительного танца. Джехён, что радует, внимания на них не обращает, только выискивает кого-то в толпе и наконец находит, когда его взгляд останавливается на Тэёне надолго. Тэён только вздыхает и ныряет в толпу, чтобы в который раз спасти своего маленького донсэна, недостаточно в некоторых случаях прямолинейного. Как и конкретно сейчас — одна из девушек прижимается к нему совсем уж плотно, а он только пытается аккуратно отодвинуться в сторону. Такой ребёнок, думает Тэён, но и ему в голову не приходит никаких обдуманных взрослых решений. Только снова, совсем как тогда, алкоголь разносится по венам вперемешку с влюблённостью, и способность думать Тэён утрачивает в тот момент, когда прижимается к чужим губам своими. Отшатываются на этот раз только девушки. Джехён же отвечает, постепенно распаляясь всё больше. Его руки оказываются, минуя талию, у Тэёна на ягодицах, прижимают к себе ближе, буквально вдавливая одно тело в другое, но Тэёну нравится. Ему всё это снова кажется галлюцинацией, слишком идеальной для того, чтобы иметь возможность быть воплощённой в реальной жизни, но он готов ей поддаться. Всё, что происходит потом, не менее идеально. В какой-то момент люди вокруг начинают им мешать, и Джехён буквально вытаскивает Тэёна на улицу, не отпуская его ладонь. Снаружи Юта, завидев их, восхищённо присвистывает и кричит: «Вау, неожиданно!», но на него никто не обращает внимания. Они выходят к набережной, оставляют свои следы, тут же смываемые волнами, на песке, брызгаются водой, как дети, и даже устраивают догонялки по линии берега. Тэён едва не падает, когда накатывает очередная волна, но Джехён, смеясь, ловит его в свои объятия. Затем они каким-то чудом сворачивают на ту самую уставленную палатками улочку, где Джехён надевает Тэёну на голову цветочный венок, а потом целует так нежно и сладко, что у старшего ноги буквально подкашиваются. Тэён возмущается для приличия, но венок не снимает, наоборот, расхаживает в нём с таким видом, будто никто и никогда ценнее подарка ему не делал. Затем они гуляют по центральному району, сверкающему миллиардами цветов, фотографируются буквально на каждом метре, пробуют всё, что можно попробовать в уличных палатках, танцуют, проходя мимо какого-то ресторанчика с живой музыкой, и смеются до выступающих в уголках глаз слёз. Будто пытаются наверстать то время, что могли бы провести только вдвоём. Уже дома, наконец скрывшись от посторонних глаз, они снова целуются, прерываясь только на ленивые разговоры ни о чём, и один раз — на невесомое «я тебя люблю». Взаимное.***
Будит Тэёна донёновское: — Скорее собирайся, пора выезжать! Джехён уже ждёт в машине! — почти как тогда, когда их путешествие только-только начиналось. Тэён через силу открывает глаза и первым делом шарит рукой по соседней половине кровати. Джехёна действительно рядом нет, и некому подтвердить, что всё произошедшее ночью было действительно галлюцинацией или это же опровергнуть. Вещи собраны с вечера, остаются сущие мелочи, и вот уже Тэён спускается на первый этаж в последний раз, проводя пальцами по деревянной поверхности перил. Сердце сдавливает, и он только сейчас понимает, насколько сильно привязался к этому домику из своих детских фантазий, уютному, солнечному и оставившему так много хороших воспоминаний. Он снова садится на переднее сидение, но на этот раз Джехён приветствует его долгожданным: «Доброе утро, Ённи-хён!», и утро, омрачённое отъездом, действительно ненадолго становится добрым. Они снова не успевают поговорить — сзади размещается остальная троица, а для их ушей разговор, безусловно, не предназначен. — Завтра опять на работу, — вздыхает Ёнхо, и отчаяние, коим буквально сквозит его голос, заражает и остальных. — Пожалуйста, не говори ничего, — молит Юта, всё ещё, видимо, отчаянно цепляющийся за ушедшие деньки отпуска. — Иначе я сейчас просто разрыдаюсь. Вместо Юты рыдает небо — затянутое тучами, оно изливается дождём. — Это какая-то злая ирония, — подаёт голос Донён, растерявший вмиг весь свой энтузиазм. — Будто мы снова едем к морю, а не обратно. Всё абсолютно такое же. Не хватает только остановиться у того же кафе. Джехён хитро улыбается и действительно останавливается. Только вот на этот раз больше съедает Юта, радующийся этому факту как ребёнок и даже совершенно по-детски показывающий Ёнхо язык, Джехён не дёргается, когда Тэён убирает мокрые волосы с его лица, а номерок оставляет не официантка, а симпатичный официант, и уже не Юте, а Ёнхо. И номер этот, кстати, заботливо сохраняется. Когда парой часов позже Джехён тормозит у дома, где живёт Ёнхо, на Юту нападает приступ привязанности, и Со из его крепких мужских объятий еле вырывается. — Ну, удачи вам всем! Ещё как-нибудь отдохнём все вместе! — с этими словами Ёнхо захлопывает дверцу автомобиля, а Юта упирается лбом в стекло и говорит, что ему грустно. Донён успокаивающе поглаживает его по спине, пока не приходит очередь выходить и им. Донён и Юта снимают вместе квартиру уже несколько лет, и Тэён всё собирается пошутить на эту тему, но никак не решается. В конце концов, более серьёзного повода для шуток ещё не возникало, а быть убитым Донёном в расцвете сил ему ой как не хочется. — Ты мне денег должен, помнишь? — напоминает он Донёну, и вытянувшееся от удивления лицо друга слегка скрашивает момент расставания. — Плодитесь и размножайтесь, дети мои! — кричит Юта уже с улицы. — Ой, нет, не то, подождите… Но дальнейшие его слова хохочущие в голос Тэён с Джехёном уже не слышат, все больше отдаляясь от активно машущих им парней. Отсюда до дома Тэёна — всего ничего, поэтому вопрос ему удаётся задать, только когда автомобиль останавливается у знакомого до боли подъезда. — На этом всё? Джехён, было протянувшийся к нему, замирает. — В смысле? — Отпуск закончился, и всё будет как раньше? — Тэён, честное слово, и сам не до конца понимает, как ему удаётся сказать эти слова спокойным, ровным голосом. — Ты опять будешь меня избегать? Джехён выглядит почти ошарашенным. — С чего ты взял? — Да ладно, для тебя это наверняка было всего лишь развлечением, и… — Хён, — чуть более жёстким тоном. — Замолчи сейчас же и дай мне всё рассказать. Тэён понуро кивает, показывая, что слушает. — Я влюблён в тебя с девятнадцати. Подожди, не перебивай, пожалуйста. Да, я оттолкнул тебя тогда, в феврале, но только потому, что испугался собственных чувств. А затем мне… Ну, мне было легче игнорировать тебя, чем попытаться разобраться в этом. Уже там, на море, ко мне подошёл Ёнхо-хён, и… Не помню, что он сказал, но я точно уяснил, что помириться с тобой нужно. Я больше сам боялся сделать что-нибудь не то, оттуда даже перегородка из одеял… Не смейся, — на этих словах Тэён действительно позволяет себе улыбку. — Да и то, что я сказал ночью, — правда. — Ты думаешь, я в это поверю? — вздыхает Тэён. — У тебя нет оснований считать, что я лгу, — пожимает плечами Джехён. — Слишком идеально звучит, — Тэён копирует его движение. — С чего вдруг Ёнхо был так заинтересован в том, чтобы нас помирить? — А, это… — младший хмыкает, подавляя смех. — В общем, эти три идиота весь отпуск пытались нас свести. Тэён смеётся — настолько бредовой ему кажется эта идея, но постепенно начинает понимать, что не такая уж она и бредовая. Вот они с Джехёном сидят рядом в машине, вот выпадает так, что спят на одной кровати, вот вместе едут за продуктами, идут в дом страха, и ещё многое, многое, многое. Ситуации, которые сами по себе могут показаться обычными случайностями, но вместе выглядят как маленькие детали одного большого хорошо продуманного плана. — Вот же засранцы, — тянет Тэён восхищённо. — Не думал, что у них хватит мозгов на такое. — Могу поспорить, что придумывал Донён, а Юта с Ёнхо просто исполняли, — хмыкает Джехён. Они сидят молча, тишина нарушается только звуком мелодии, которую Тэён выстукивает костяшками пальцев по стеклу. Одна сменяется другой, но их все играл Юта на гитаре в предпоследний день их отдыха. Ещё одна попытка вернуться в прошлое. — Я даже поверить не могу… Тебе остаётся только сказать, что мы как-нибудь ещё вернёмся в тот домик, и я помру от передоза эндорфинов. — Вообще-то, может, и вернёмся, — начинает Джехён осторожно, и Тэён смотрит на него расширившимися от удивления глазами. — Это дом моих родителей, поэтому… — Да ты шутишь, — неверяще, но тоном будто умоляющим это опровергнуть. — Я серьёзно. Донён, наверное, просто забыл сказать, у кого именно одолжил ключи. Отстроили его пару лет назад, но съездить всё никак не получалось. Если захочешь, можем и вернуться. Даже переехать, но об этом ещё рано говорить, конечно. — Захочу, — кивает Тэён. Безусловно, самая приятная в его жизни галлюцинация. — Только без этих идиотов. — Хорошо, без, — смеётся Джехён. Хотя… Тэён должен признать, что в совместном с друзьями отдыхе есть свои прелести.