красно-оранжевая боль.

      Трезвонят тяжёлой мелодией коричневые наручные часы. Звон раздаётся на всю комнату, одаряя звуком мирно спящего кота с дымчатой взъерошенной шёрсткой. Одеяло скомкано в руках молодого парня, который крепко обнимает нежно-розовое вязаное полотно. Крохотная левая нога лежит на полотне, создавая под ним тёплое место, означающее, что парень спит в этой позе достаточно долго. В двух сантиметрах от него валяется на половину мокрая от коричневого содержимого тетрадь c миниатюрными зарисовками придуманных персонажей фильмов ужасов и с текстами, написанными маленьким почерком на полях и под персонажами.       На полу валяется белая кружка с кремового цвета надписью «You are beautiful». На тёмной прикроватной тумбочке лежит модный пятый айфон, оповещая парня о новом сообщении, а недалеко разбитая, кое-как работающая бордовая коричневая лампа, которая много раз падала на кремового тона пол из-за неаккуратности владельца квартиры.       Стала играть вторая мелодия, на этот раз доносящаяся из белого айфона. Звук летит по комнате всё громче, отчего кот наконец нехотя просыпается, затем устало кладёт серую голову на свои лапы с неостриженными когтями. Молодой человек начинает невнятно что-то бормотать в уже теперешнем лёгком сне. Голова на твёрдом матрасе поднята, веки парня незаметно тихо подрагивают, а мягкие длинные ресницы упираются в нежную кожу.       Лодыжка парня потягивается, пальчики вытягиваются, конец большого пальца вскоре дотрагивается до мокрого места на жёлтой тетрадке. Веки неохотно открываются, и парень видит сизого цвета потолок с дорогой люстрой кремового цвета, где висит ещё одна тетрадка с зарисовками. Голова трещит по швам и тяжело отрывается от белого матраса, глаза оглядываются по сторонам: серый кот, мусорная корзина, наполненная скомканными кусками бумаги, письменный стол с тремя чашками кофе и одним куском заплесневевшей пиццы — всё на месте.       Всё тело затекло, кажется будто ни одной конечности не чувствуешь, оно слишком тяжёлое, оно тупо болит. Болит от того, что хозяин не даёт ему отдохнуть и выспаться, всё продолжая рисовать, как ему кажется, бессмысленные рисунки людей, монстров, которые не смотря на свою уродливую внешность счастливы. Иногда ему кажется, что он тоже «счастлив», но все эти мысли мигом убегают куда-то далеко, когда он видит перед собой сопящего толстого кота, пыльную рамку с первым нарисованным монстром, у которого вместо головы большой карий глаз, и потёртый рюкзак, который надо бы заменить на новый. И денег хватает, всё есть, но только маленькая проблема и лень, которой не должно быть.       Пак Чимин — так зовут главного героя, человека, который сейчас нехотя ставит свою ногу на мокрую поверхность рядом с кружкой, потом и вторую, а затем опустив руки вниз и сгорбив спину, плетётся в туалет.       Сделав все важные дела, он проходит мимо пустой миски кота. Смотрит на неё и ждёт что-то грандиозное, например, что миска сама наполнится; но, увы, видит перед собой маленькую чёрную сороконожку с клыками мамонта, магии в этом мире нет, хотя помогла бы очень сильно. Поэтому Пак забивает на ванную комнату и пункт в той самой жёлтой тетрадке: «умыться, когда встанешь», думая что сделает это, когда будет наполнять миску водой.       Войдя на кухню, первое, что он обнаруживает, — посуда. Грязная посуда в раковине, на столе, везде. По большей части там кружки и чашки, тарелки крайне редко находятся в раковине, ведь «готовить не каждому дано» — так оправдывает себя парень, каждый раз заказывая еду из дешёвых ресторанов или кафе. Кто придумал после чая оставлять после себя дорожку помёта на краях и вдобавок коричневого цвета слизня с кровью вместо слизи? Не каждому захочется мыть и убирать это каждый раз, как только опустошаешь кружку, чтобы заново заварить чай. Трапеза опять откладывается.       Чимин по привычке берёт кота на руки, несёт к прямоугольному зашторенному окну. Одной рукой придерживает животного, а второй резко раскрывает коричневую штору; кольца проехались так быстро по белой трубе, что белая краска кусочками начала опадать с трубы на пол. Свет быстро окутывает помещение, что не нравится молодому человеку. Пак нежно поглаживает кота, трогает, чешет от уха до подбородка, потом плавно водит по шерстке пальцами. Его взору предстаёт двор с красными и оранжевыми бутонами цветов, их разбросали по всему двору, как на большой холст акриловыми красками, чтобы сделать неописуемый фон. — Со вкусом, — шёпотом, чтобы никто не услышал, твердит Мин, вглядываясь в шедевры природы, с толстым животным в руках. И только этот кот приносит ему маленькую щепотку счастья, он тут, он оберегает, позволяя расплавится в мечтах на секунду, перемещаясь в мир, где синее море, холст, пачка акриловых красок и нет этих проблем.       Рука. Вдруг на прозрачном окне появляется расплывчатая по контуру чёрная рука, оставляя серый след на стекле, который через минуту постепенно пропадает со стекла. Но Чимин вспоминает, что он в первом, прогнившем мире, потому что чёрная рука въелась в его цепь, становящуюся с каждым шагом темнее, темнее и темнее. «В этом есть и плюсы» — думается художнику. Всё, что он ценит в этом мире: дымчатый кот, краски с холстом и его выдержка. Как, если не выдержка и краска с холстом помогает ему справиться с этой проблемой?       Шизофрения. Человек в белом халате свёл брови и промямлил это слово-проблему, когда озвучил диагноз.       Ещё с ранних лет Пак Чимин любит водить по белой бумаге пальцем, вырисовывая узоры. Но вскоре палец сменился на кисточки, а узоры на картину из гуаши. Как и предмет рисования, у маленького художника начали меняться интересы. Родители думали что это из-за возраста, изменения привычны, но со временем мальчик стал испытывать страхи, смотря на обычную горящую лампу, или ненавидеть курочку, которой любил полакомиться каждый раз, когда его мама её делала.       Когда каждое розовое воспоминание проскальзывало в памяти, во всём его теле вмиг начинало разрастаться чувство… Чувство зависти. Он бы очень хотел вернуть ту самую розовость, что пылает каждый месяц в теле, что постоянно тупо болит от немыслимого количества черноты.       Парень отпустил кота, отшагнул назад, дотронувшись рукой до подбородка, затем развернулся и ушёл в гостиную за не тронутым холстом на мольберте.       Пак Чимин поставил холст, рядом табурет с коричневым бархатным покрытием, оглянулся, красок нет. Молодой парень быстро кинулся искать их, но… Их нет, они просто закончились.       Он знал, что когда-то это произойдёт, но ему так трудно смириться, что он просто-напросто забывал и не возвращался к началу.       Когда-то родители заботились о своём больном сыне, приносили краски, ухаживали, потому что он боялся выходить на улицу — его там всегда ждали друзья-монстры с клыками и глазами вместе головы. Страшное зрелище, но такова его судьба, он уже смирился.       С маленькой горечью и усталостью в глазах художник поплёлся в свою комнату, чтобы найти одежду для вылазки на страшную улицу Сеула. Петля с чёрной рукой, что образовалась у него в теле, не даёт ему право выбирать светлые тона в одежде, ведь его жизнь погрязла лишь в тёмных и грязных цветах, где нет даже обычного синего, есть только грязно-синий. За что ему всё это?       Пак выбирает мешковатое худи чёрного цвета, обтягивающие чёрные джинсы, идеально смотрящиеся с чёрной кепкой. Дополнительно Чимин берёт чёрную маску, которая примерно на два размера больше, ведь так сильнее скрыто лицо, а значит монстры не заметят его подрагивающие губы, неровное дыхание и потерянный грязно-карий взгляд.       Мин поворачивает влево железный ключ второй раз, закрывая дверь с деревянным покрытием, и холодно подрагивает, когда из замочной скважины выползает существо, похожее на призрака. Только на этот раз существо имело тело, а не было прозрачной скотиной, у которой вместо тела белая непонятная сущность. Хотелось бы верить, что это обычное белое покрывало, как в страшных мультиках-страшилках, которые вечно крутили по одному странному, непопулярному телеканалу.       Чимин направляет свой взор на круглый глазок. Тотчас оттуда выползает уже знакомое существо, что постоянно пугает его — монстр с большим глазом вместо головы. Он даже придумал ему название, маленькое имя — Унэиль. Ему кажется, он всё больше теряется в пространстве, переплывает черты нормального мира и оказывается в мире ненормальных, призраков, убийц, где царит тихий хаос.       Он опускает взгляд, становится между стенкой и перилами, ждёт, когда чёрные ботинки дотронутся до ступеньки, но… Не получается. Будто как только крохотная нога парня дотронется до холодного бетона, а вторая преодолеет порог первой полосы, всё станет рушиться, перила утопать вниз, в чёрную бездну, куда упадёт и молодой парень. — Я псих, — думается Мину, когда он преодолевает третью ступень. — Просто представь, что это первая октава, и всё будет хорошо. До, Ре, Ми, Фа, Соль… осталось три ноты, малая октава и последняя, большая октава.       Каждый шаг даётся с невыносимой тошнотой, тяжестью и болью; осколки въедаются в подошву, с каждым шагом проникая глубже, что парню видится, будто кто-то возьмёт большой нож и проведёт огромную линию на ступне, размазывая чёрную кровь по стенкам и внутренностям тимберлендов.       У самого выхода Пак оглядывается назад, вправо и влево. И когда он нервно поворачивается вперёд, откуда-то выплывает тёмная форма, похожая на человека. Она будто толкает Чимина, впиваясь в его кожу. Брови парня от страха поднимаются, он падает. Красные глаза болят от вечной горечи, с глаза ступает маленькая, прозрачная слеза. Страшно. Краски — это единственная тонкая платформа, удерживающая суровый потусторонний мир, пытающийся пробраться в душу молодого художника. Пак Чимин запутался, может они уже пробрались? Он просто не видит этого, краски закончились.       Руки дотрагиваются до бетона, всё кажется серым. В сердце поступает холод, а в душу — страх.       Доктор говорил: «десять вдохов и выдохов и всё будет в порядке, не волнуйтесь».       Только всё не в порядке, всё в полном беспорядке. Вдох, выдох, мысленно умираешь от большого напряжения. Тучи на небе танцуют, кровавые цветы, что постоянно кричат на огородах у бабушек, всё слышно. Бесцеремонные люди, проводящие время в барах, клубах, пьющие и курящие. Они веселятся, так почему он не может? Он всего лишь парень, которому не досталось этого веселья, счастья. У тела почти не осталось сил, ноги сведены вместе, руки сзади опираются о холодную поверхность. Тёмные знакомые ладони ложатся на руки Пака, обхватывают всё ещё живую плоть и вдавливают в холод с силой, мощью, которой явно не хватает в паковском теле. Минута, две, три, не проходит. Тяжесть наступает, обхватывает лицо, нежно ласкает пухлые щёчки, переходит к губам и с холодной страстью целует.       Во рту чувствуется солоноватый вкус страха, и эта солоноватость обхватывает стенки, горит. Тяжесть помечает свою границу грязно-синим языком, вдалбливая в рот озноб, который распространяется по всему телу, не оставляя живой плоти. Дождь так и печёт на ребрах, гроза ранит лёгкие по маленьким кусочкам. Чувство, будто задыхаешься в воздухе, кто-то душит тебя. Пытаешься подавить это чувство, но оно не хочет этого. Оно настолько прижилось, что становится тошно, от того, насколько ты беспомощен. Гроза ломает постепенно: по маленькому бронху до большого, а потом переходит и к другому лёгкому. Каждый день, в двадцать четыре часа ночи, появляется дискомфортность, и ты снова задыхаешься. Это ведь сон, правда?       Чимин и сам не понимает, всё это происходит на протяжении пяти минут, затем резко исчезает, как будто не было этого солоноватого поцелуя, страха и тяжести, что охватывали молодое тело парня две минуты назад.       Когда злобная атмосфера проходит, мир встаёт на свои места, Чимин тяжко выдыхает пронзающий душу плохо пахнущий запах, судорожно отрывает одну руку с бетона, которая уже примёрзла к серому полу. Держать равновесие удаётся плохо, Чимину кажется, что он упадёт ещё ниже, ударится левым глазом, а потом долго будет валяться и задыхаться в этом тёмном подъезде полном пыли, прикрывая пострадавшее место. «Куда уже ниже?» — думается Мину, когда он осознаёт, что сидит в подъезде и тупо не может встать из-за какой-то тяжести в теле.       Собравшись с мыслями, парень с трудом отлепляет вторую кисть, беззвучно ставит поношенный левый тимберленд на пыльную поверхность, переносит взгляд с серой двери на грязно-синий потолок, сгибает худые руки и кладет их на плоский живот.       «Будто весь мир пролетел» черствеющий взгляд выносит все свои мысли, мягко выдыхая.       С каждой минутой худи парня становится холоднее и из-за поверхности, где разлёгся художник. Осознавая и анализируя всю ситуацию, Пак робко встает с сырого бетона, отряхивая грязь с одежды.       Пальцы его тянутся к железной кнопке, чтобы отпереть закрытую дверь, увидеть солнце, которое будет слепить глаза, спустя две минуты, пока те не привыкнут к яркости.       Пак Чимин боится. Боится, что когда выйдет, на него обрушится новая порция вонючих гадов, преследовавших жизнь бедного мальчика уже десять лет. Сладкое дежавю.       Указательный палец нажимает на выпирающую округлость, вдавливая её.       Тотчас звук начинает разносится в подъезде, оповещая парня о том, что дверь, наконец, открыта.       Первое что чувствует Мин: солнце. Оно светит в глаза, от чего парень опускает взгляд вниз, на поношенные тимберленды. Шаг вперёд — всё что надо, чтобы продолжить дорогу. А за шагом — шаг. И так до конца, пока не дойдёшь до своей цели. Второе — воздух. Он так давно прожил в окружении стен, что совсем позабыл, что такое запах дыма от машин и свежий воздух. В квартире постоянно болела голова от его недостатка. А он лишь был беспомощен, не мог распахнуть окно полностью. Боялся, что опять накинутся страшные призраки, бесформенные тела или одноглазые монстры, которые пытались съесть, отнести в потусторонний мир. Он постепенно умирал, смотря в маленькую щелку между окном и древесиной.       Пак выходит на аллею красивых, подрезанных берёз. Ещё немного пройти вперёд, затем повернуть направо и там уже будет виден маленький магазинчик. Непонятное ощущение, в который раз, кажется, преследует молодого парня. Кто-то следит? Или может кто-то идёт за ним?       Чимин делает резкий поворот рыжей макушки назад, вздор — ничего. Взгляд плавно перемещается на право — опять ничего. Затем всё тело поворачивается налево — парень тихо стиснул зубы. Что же это такое, в конце-то концов?       Чимин спокойно выдыхает ненужный воздух.       Ему надоело это всё. Сейчас бы лечь в кровать и утопиться в мокром одеяле. То что надо. Только жалко, что краски и «сохранить себя» намного важнее, чем утопиться в жалкой квартире.       Парень заворачивает за угол, откуда уже видно магазин. Финишная прямая обычно сложная.       Дорога длинная, внизу непривычный асфальт, странное чувство в кармане — что может быть хуже? А, нет.       Впереди виднеется существо грязно-синего оттенка, опять то самое чувство. Чимин на секунду позабыл суровую реальность. Снова появляются они.       В руках, между двух тёмных пальцев монстра видна тлеющая сигарета. Он сжал её ещё сильнее, взгляд устремлён на него.       Чимин хочет быстро пробежать. Его шаг ускоряется, и он пытается не смотреть на монстра, который снова поглощает его душу. Это временно, но всё равно страшно.       «Когда же это уже закончится?» — Как же назвать этого призрака? — бурчит себе под нос парень.       Существо откликнулось на последнее слово произнесённое рыжеволосым. Оно прожигает его взглядом. — Фотум.       Первый удар происходит тогда, когда на голову Чимина упала его проблема: шизофрения. Ему не хочется часто произносить это слово, он постоянно вспоминает прошлое. Прошлое в прошлом, так зачем вспоминать его? Впрочем, даже то, что произошло секундами ранее. Всё это — в прошлом. Живи настоящим, чтобы не вспоминать о навязчивых проблемах, которые теребят перепонки в ушах вот уже десять лет.       Второй удар всплыл в холодном, мартовском дне: депрессия. Это психическое состояние поработило многих на нашей земле, но молодому парню это не казалось обычным стрессом, это что-то большее. Полностью уходишь в себя, настроение понижается до самого низа, дна. Боль исходит одновременно от сердца и души. Антидепрессанты очищают тело от всех пыток, но это временно.       Пак Чимин погряз в депрессии навечно.       Даже валяющаяся банка с антидепрессантами на верхней полке на кухне не помогает.       Третьего удара нет.       Бог любит троицу, забавно.       Задумавшись, молодой художник быстро поднимает голову. Грязно-синие существо въедается в его мимолётный блик от солнца в глазах, он сразу тухнет, ему не суждено быть светлым. Тело существа быстро и расплывчато проходит через, кажется, прозрачное тело, оставляя там опустевшую кровавую слизь на внутренних стенках. Сердце наполняется тяжестью.       В глазах пролетают давние моменты.       Чимин хватается за чёрное худи, сжимая пятерней место под грудью, там где находится чёрное сердце. Спина сгибается, а рот парня открывается, выпуская серый дым наружу. Из него только что вышел огромный серый дым — пусто. Как и всегда, пусто. Везде пусто.       Пак подходит к стеклянной двери, та с странным звуком отворяется, когда сенсор наверху улавливает Чимина. Парень со страхом протискивается сквозь отдел молочных продуктов, задевая пакет с молоком. Пачка успешно падает на пол, отчего художник от страха вскрикивает, одаряя взглядом «простите, извините» помещение.       Слава богу, что «спасение» Пака находится рядом с кассой, поэтому он как можно быстрее подошёл к полке, взял пять пачек красок, прижал крепкой хваткой к себе, чтобы не дай бог не убежали, и осмотрелся вокруг.       На кассу встал высокий брюнет, ловко проходя взглядом от выпирающих оранжевых волос из-под кепки до конца чёрной маски Чимина. Всё происходит быстро. Чимин встал встал в очередь, отбивая ритм пальцами, постукивая по краскам.       «Кто этот парень?» — Чимин корит себя за такие мысли, не прошло и пяти минут, как он видит этого человека.       У юноши были тёмно-карие глаза, в которые посмотрев один раз, захочется и второй, и третий… Телосложение парня превосходило паковское, кажется, на двести процентов. Широкие, рельефные плечи манили всё больше с каждой минутой, а на широкие бёдра так и хотелось закинуть ноги, не переставая целовать эти розового цвета губы. Взбудоражиться от холодной температуры стенки, возбуждиться от тёплых, сексуальных поцелуев.       Определённо, с чёрной душой не могло бы быть таких мыслей, но ни с того ни с сего они проникли в Мина.       Рыжеволосому видится на серой серёжке-кольце в ухе брюнета маленькое существо, из-за цвета похожее на Фотума. Только это было обвито вокруг серёжки-кольца и глаза были как у слизняка. — У т-тебя вон там в-вот… — Чимин уже тянул свой длинный палец к идеальному уху молодого брюнета, но вовремя опомнился и опустил голову, затаив дыхание. — Простите.       Брюнет лишь усмехнулся и перенаправил свой взгляд к непримечательной пожилой даме. — Мне, пожалуйста, Мальборо тач синий, — положил деньги на стол. — До свидания, — Паку казалось, что это «До свидания» бархатистым, низким голосом было адресовано ему, а не пожилой даме, ведь его взгляд был устремлён именно на него.       Расплатившись, парень аккуратно, стараясь не уронить, понёс краски к себе в квартиру. Места, где его охватывали существа, он обходил, не хотелось бы наступать на одни и те же грабли. Они слишком сильно ранят.       Груз с сердца упал, а значит можно более менее расслабиться, не смотреть лишь на почву, а на слепящее небо и пяти этажные здания, попытаться не так сильно горбить спину.       Проходя знакомые кусты, серые здания, маленькие лотки со всякой пряностью, парень не замечает, как входит в свой двор, окружённый четырьмя стенами. Какого было его удивление, когда он замечает знакомого, завораживающего парня с мощными бёдрами, который стоит и курит сигареты, выпуская сизый дым. — Здравствуй, — он зажимает в небольших губах сигарету и смакует её. — …       Игнорирование — самое лучшее решение избежать разговоров.       На этот «тихий шум» парень лишь усмехается. — Чонгук, — втянул сигарету. — Чон Чонгук, — выдохнул. — …       Чимин незаметно подкрался к коричневой двери, он хотел дёрнуть ручку, открыть дверь и как трус сбежать. Чонгук же вперёд парня холодно одёрнул правое плечо Чимина, вдавливая в мерзкую стену из бетона. Этот миг страха поразил художника, перед ним незнакомый человек. Это первые ощущения чужой плоти за последний год. Безумие. Его руки холодны как сталь, этот человек поразителен. Всё тут поразительно.       Чёрная спасающая от взглядов маска была с рывком сорвана, откуда показались сладкие, манящие пухлые губы.       Чон быстро вдавил руку в серую стену, звук раздался рядом с ухом Пака. Это не страшно, это волнующе. Макушка приблизилась к приподнятым бровям и выпученным от страха глазам. Он медленно, грязно дотронулся своим лбом о лоб парня, смотря в чёрную радужку.       Под волнением ощущается буквально ничего, однако когда губы незнакомца начинают нагло посасывать и оттягивать нижнюю губу, он резко осознаёт всю ситуацию от и до. Эти потрясения заполняют мозг, а тело начинает брыкаться от наглости юноши. От явного недостатка сил он прекрасно понимает, что ему не отбиться.       После длинного поцелуя Чонгук с рыком отстраняется, смотря на рыжеволосого сверху вниз, затем вытирая губы рукой, медленно отступает и уходит прочь.       Когда незнакомец отдаляется от парня, ему вдруг кажется, что всё то, что произошло с этим днём, — не сравнится с тем, что было в этом поцелуе. И Чимин не может понять, в хорошую, или плохую сторону.       «Ты очень поразительный, но настолько отвратительный, как все эти цветы» — написал Чимин на помятой бумажке и после пятисекундной паузы выкинул в красивое, но в тоже время больное поле с красно-оранжевыми цветами. Пак посмотрел на голубое безоблачное небо и сам упал туда же. А на втором этаже, в самой дальней квартире, за дверью, на кухне, находится его холст, на котором незаконченная работа, в которую Пак Чимин скоро добавит рыжеволосого парня, который несчастными приоткрытыми глазами наблюдает за голубым, облачным днём.