***
Я помню время, когда вселенная была молода. Она была совсем небольшой, когда появились мы, но уже тогда в этом пустом мире была красота. Это было время сна великого первого, когда планеты начинали обретать форму. До сна того, кто всё начал, формы не существовало, были лишь её зачатки, которые ОН создавал, чтобы сразу уничтожить, но потом ОН уснул, и из зачатков были созданы первые формы существ нового мира. Тогда центр вселенной находился совсем рядом, и мы подбирались к НЕМУ так близко, что могли слышать музыку, под которую он видел свой бесконечный сон. Эта музыка была создана до появления звука, и даже я, слепое и глухое существо, мог воспринимать её так же легко, как мои брат и сестра. Эти звучные флейты и громкие барабаны…это действительно была музыка, без которой вселенной нет смысла существовать. Сколько я помню, нас всегда было трое. Нас связывает первенство по рождению: я был самым первым, медуза* появилась после, а скарабей* завершил нашу линию. Мы были братьями, мы были отцами, мы были детьми. Только когда медуза взяла на себя роль рождения, мы признали в ней мать, сестру и дочь, но тогда мы все были равны. Мы путешествовали по только начавшим формироваться планетам. Мы смотрели на их изумительные новые формы, слушали их странные незнакомые звуки, касались и пробовали их вечно меняющуюся суть. Каждое новое открытие завораживало нас. Мы удивлялись всему новому и восхищались волей, по которой существует вселенная. Мои братья смеялись надо мной, потому, что я не мог познать мир так, как это делали они. Могущественные звёзды дарили жизнь и свет, и этот свет позволял им видеть такие чудеса, которые мой язык никогда бы не смог ощутить. Молодая и слабая жизнь, которая зарождалась на планетах, была слишком хрупка, чтобы к ней прикоснуться и я, лишенный солнечного зрения, был вынужден лишь представлять образы, которые мог бы видеть. Я, как упрямый старик, отказывался признать их правоту, но глубоко внутри, я чувствовал, что без глаз упускаю большую часть этого прекрасного мира, и это была несправедливость, которую я не мог стерпеть. Тогда я взял незнакомую жизнь в свои руки, изменил, приспособил её и создал первого поводыря. Наконец я мог видеть и слышать так же, как мои братья. Гляделки, что улавливали солнечный свет, воистину открывали мне новые виды на уже знакомые места. Я больше не чувствовал себя обделённым или лишним, теперь вся красота нашей вселенной лежала предо мной. Но, с новыми загадками вселенной, я открыл для себя ещё одну способность. Я и мои братья поняли, что способны не только наблюдать, но и влиять на жизнь. Мы изменяли обитателей планет и игрались своими созданиями. Мы творили новое и изменяли старое, порой до неузнаваемости меняя миры, которые были созданы без нас. Но себя начала проявлять хрупкость наших созданий: эти существа переставали жить без нас и часто не могли обитать в условиях, которые мы им создавали. Видя, как созданная нашим кропотливым трудом жизнь исчезает, мы решили более не вмешиваться в красоту уже созданных миров. И именно тогда к медузе пришла эта идея. Используя частички нашей общей силы, мы сами можем создать жизнь из ничего. Мы сами можем стать той волей, что создала нашу вселенную и сами управлять этой жизнью так, как нам хочется. Тогда, мы выбрали для зарождения этот пустой камень, каких было много в космосе. Медуза стала той, кто дал жизнь нашим детям, а скарабей дал им силу. Мы желали создать что-то новое, непохожее на любую жизнь, что мы видели до этого. Мы позаботились, чтобы смерть никогда не забрала наше дитя. Но наше создание имело слишком много форм. Оно постоянно менялось и приспосабливалось к условиям, которые ещё не были созданы, оно всегда было готово к борьбе, даже когда для него не существовало врагов. Но мы считали это успехом. Мы почувствовали, что наша воля вновь имеет значение и для этого конкретного существа больше, чем для всех остальных. Но дитя предал нас. Без врага, против которого он мог бороться, наше создание обратилось против нас. Он набрался сил и, решив, что стал подобен нам, решил убить своих создателей. Мы были поражены, мы были напуганы… мы были разочарованы. Скарабей разрушил оболочку дитя, дабы забрать обратно свои силы, но дитя обманул родителя. Оно распалось на части и спряталось по всей планете, где даже мы не сможем его найти. Тогда я и медуза создали новых детей. Мы придали им точную и крепкую форму, я дал им силу и бесконечную верность своим родителям. Скарабей, всё ещё разозлённый на первое дитя, организовал среди наших детей орден, направленный на то, чтобы поймать каждую частичку бежавшего первенца и вернуть его потерянную силу. Орден построил нашему брату храм, в котором они приносили ему жертву, после каждой удачной охоты, а он впал в глубокий сон, до тех пор, пока его сила не будет окончательно восстановлена. Какое-то время, всё шло своим чередом. Мы наблюдали за жизнью наших детей и изменяли планету, в угоду наших общих желаний. Но всё изменилось, когда наш первый сын убил второго. Для медузы, это было ужасной вестью. Она долго не могла поверить, что её прекрасное дитя было мертво. Мы создали первенца, как приспособленную ко всему бессмертную форму, наше второе создание было не таким. Её боль была нестерпима и, дабы погрузиться в забытье, она приказала выстроить и себе храм, где она, подобно скарабею, погрузилась в сон. Я остался один. Я долго заботился о наших детях, выполняя приказ брата и защищая покой сестры. Но в итоге я начал испытывать тоску по ним. Наши дети выстроили мне третий храм, входом направленный в сторону места упокоения медузы. Я не хотел бросать своих детей. Создания космоса, отпрыски того, кто начал всё, сгущались вокруг маленького камня, что мы назвали нашим. Но я верил в своих детей, оставив им приказ каждую тысячу лет приносить мне нового поводыря, я заснул долгим сном. Я надеялся, что, когда моим детям понадобиться помощь, они пробудят меня, но теперь я опасаюсь худшего.***
Место упокоения моей сестры лежало забыто. Огромные волны скрыли храм глубоко под водой, куда не доходит свет звезды и, кажется, даже наши дети забыли свой долг перед ней. Я опустился на дно и робко приблизился к усыпальнице. Стёрли ли тысячелетия сна из её памяти боль потери? Или не должно мне тревожить её сон? Но если не сейчас, то когда? Я ступал под высокие своды, высеченные нашими детьми. Я видел её статую, прекрасное создание наших детей, хоть и не наделённое жизнью. Стены украшала наша история, переданная их рисунками, что напоминало мне о правдивости собственной памяти. Я подошёл к ней совсем близко, лишь огромная дверь преграждает мне путь. Эти врата не были предназначены, чтобы их кто-то открывал, но я должен увидеть её, должен показать изменившейся мир и… узнать, что я должен делать дальше. Я сдвигаю тяжёлую плиту и пробую тьму, лежащую за ней. Я чувствую знакомый вкус! Я чувствую… Щупальца обвивают и крепко сжимают моё тело. Я знал, что она не захочет проснуться и теперь сестра пытается утянуть меня к себе в сон. Но я знаю, что должен сопротивляться и вытянуть её в реальность. Мой ещё слабый разум говорит мне, что я должен принять столь благосклонный дар, покинуть мир, ставший для нас таким чуждым и принять единственно спасительный сон, в котором все мои ничтожные мысли и волнения исчезнут навсегда. Но я не могу себе этого позволить. Мои ноги упираются в каменный пол, скользят по нему, разрушают и оставляют полосы. Но я не сдаюсь. Я вытягиваю свою сестру из поглотившей её тьмы. И раньше, чем я успел это понять, щупальца не утягивают меня, а прижимают её мягкое тело к моему. Я обнимаю её могучими руками и поднимаю на поверхность, к миру, который о нас забыл. Пучина вытолкнула наши тела на поверхность, и теперь мы лежали на волнах, наблюдая, как парящий в небе камень заменил скрывшуюся звезду. Было много того, что я хотел сказать, и было много того, что я хотел услышать. Но мы молчали. Мы оба погрузились в собственные мысли, дабы наш разум смог понять всю полноту случившегося. — Брат… — когда она заговорила, я вздрогнул, ведь так давно не слышал этого голоса. — Что случилось? — Я не знаю… — мой собственный глас казался чужим и далёким, ведь столько лёт прошло с тех пор, как я говорил. — Кто пробудил нас? — она говорила, не делая никаких движений, лишь наблюдая камень, парящий в небе. — Я не знаю… — снова произнёс я ослабевшим голосом. — Думаешь… Думаешь наши дети ещё живы? — мне было страшно задать этот вопрос, но пустоту и неясность, скопившеюся внутри, желали заполниться. — Да… Их зов слаб… и далёк… Мы должны найти нашего брата, — цель, вот, что она дала мне, и я счастлив был подчиниться. — Да… А что потом? — Мы всё уничтожим… Мы начнём наш мир с начала. Мы отчистим его от грязи, что разрослась в наше отсутствие и начнём сначала… — Разве… разве мы ещё имеем право на этот мир. Чужая воля создала его и не нашей это менять. — Не будь дураком! Разве ты не чувствуешь этот запах? Всё живое в этом мире носит кровь нашего первенца! Мы и только мы ответственны за всю жизнь на этой планете! И только мы имеем право её уничтожить!