Плачевное сожительство

Не покидающее ни на секунду ощущение недосказанности; молчание, которое заменяло им всё. Казалось, вот они: такие счастливые, с яркими и сияющими улыбками на лице, путешествуют по самым отдалённым и диковинным уголкам планеты, держась за руки. Даже в самый дождливый день тучи, будто бы заразившись их невероятным счастьем и искренними трепетаниями сердец, счастливо улыбались и расходились восвояси, чтобы дать солнцу посветить и сделать мир таким же невероятно счастливым, как тех двоих, что нашли свой мир друг в друге. Но чуть позже любования звёздным небом, прогулки у морского берега и катания на угнанных велосипедах сменились молчанием. Равнодушным, спокойным, но в то же время пугающим. Ведь нет ничего страшнее равнодушия в судьбе двух запредельно близких людей. Донхун вяло перебирал худощавыми пальцами волосы Чана, который приземлил свою голову на его колени. Они просто рефлекторно выполняли какие-то действия, будто бездумно отплясывая под чужую дудку, будто по желанию кукловода, который где-то сверху наблюдал и страдал вместе с ними, дёргая конечностями, привязанными на нитки. Им не хотелось ничего, им не хотелось никого. Разум был затуманен всеми теми воспоминаниями, что, как вихрь, проносились в мыслях ежеминутно. «А давай сделаем перерыв?» - тогда раздалось в ушах Чана, отчего тот, будто по щелчку пальцев, схватился за голову и заплакал. Не от того, что всё это кончится. А от того, что всё только начнётся. Поначалу Кан пытался вывозить все свои вещи из квартиры экс-бойфренда, но после – смирился, и часто, пытаясь вынести ненужный хлам из дома Хуна, так и не доносил его до маленькой квартирки своих дедули и бабули. Он просто оставлял их валяться на дороге. Как все те чувства, которые Ли заставил валяться тяжким грузом у обоих на душе. Ржавой вилкой они размешивали лапшу быстрого приготовления, слабо стуча о стенки немытой с прошлых разов потребления пищи грязно-серой, почти чёрной посуды. Младший молча встал из-за стола, так и оставив недоеденные макароны в полуразбитой миске, которую позже взял и поставил ко всем стоящим ровно в ряд таким же чёрным продолговатым тарелкам, с идентичными трещинами и идентично испортившейся лапшой в них. Шатен звучно выдохнул в ответ на его действия, слабо массируя пальцами виски. Молчание, неловкое молчание, которое никто из них не прерывает. Да и зачем? Рыжеволосый выбегает из дома, хватая первую попавшуюся куртку с мелочью в кармане. Хун снова вздыхает и машинально плетётся на ватных ногах к окну, где видит, как его сожитель улыбается соседскому мальчишке. Не так ярко, как во время расцвета их отношений… Но и не так сдавленно, как во время их вечерних молчаливых посиделок. Раюн слегка хлопает своего приятеля по плечу, после чего они направляются в сторону магазина за углом. Поспешил ли Донхун, когда расстался с парнишкой ради того красавчика с третьего курса, о котором трещат не только все девчонки, но и парни? Определённо. Ошибся ли Чан, когда начал сближаться с Раюном и чувствовать к нему симпатию? Вовсе нет. В этой ситуации младший оказался умнее, ведь прекрасно понял, что их с сожителем «перерыв» перерос в расставание, и их отношениям больше не быть. Все попытки завести разговор сводились в тупик, потому что Чан либо молча уходил из квартиры, громко захлопнув дверь, либо кидал в старшего чем-нибудь, что попадалось под руку. Однажды, после очередной такой перебранки, вахтёрша соизволила покинуть своё царское место, чтобы выяснить, кто же является источником шума и стоит ли ей беспокоиться за сохранность дома. Квартира ЧанХунов – зрелище не для слабонервных, поэтому завидев весь тот квардак, что юноши натворили за то время, что она не заходила к ним (а это примерно с первого дня их пребывания в доме), женщина перекрестилась около десяти раз, помолилась всевозможным богам, приняв тем самым кучу верований, и унеслась в своё «убежище» со скоростью света. - ЮЧан… - Заткнись. – Без единой нотки уважения холодно отрезал тот и продолжил пялиться в полуразваливающийся журнал. - Я идиот, скотина, подонок… - Можешь не перечислять, я понял. – Он отложил журнал в сторону и согнулся в непонятном положении, чтобы видеть собеседника полностью. – Хочешь поговорить? Давай поговорим, хён. Грубое «хён» звеняще раздалось в голове Донхуна, ведь Чан называл его так либо когда пытался что-то выпросить и подлизаться, либо когда хотел сказать о том, как сильно любит. Это слово крутилось в их голове только в хорошем подтексте, поэтому употребление в такой ситуации его было крайне неуместно. - Я поступил глупо, и прекрасно это понимаю. Наивно было полагать, что человек, которого я люблю, ответит мне взаимностью, да? – Чан слабо кивает на поставленный вопрос, прекрасно зная, что речь идёт не о нём, - Но я не мог держать тебя, будучи влюблённым в другого. Это было бы, мягко говоря, неправильно. – Парень снова кивнул. – Почему ты не уходишь? - Потому что ты без меня помрёшь, дурак. – Кан слабо хихикает то ли от разочарования, то ли от странно-страдальческого выражения лица собеседника и слегка бьёт кулаком по его плечу. – Есть потребность в еде, воде. А у тебя эта потребность заключается во мне. – Без смущения, даже через чур самоуверенно заявляет младшенький и резко поднимается с дивана, хватая Донхуна под локоть. - Пошли, прогуляемся. Мало того, что его насильно вытащили из квартиры, так ещё и не привели в божеское состояние. Парень сейчас был похож на переваренный съёжившийся овощ, вывернутый наизнанку: незолотая серёжка заржавела прямо в его ухе, волосы слиплись и отросли чуть ниже верхнего кончика уха, глаза без линз слабо разбирали дорогу, а помятая пижама была больше похожа на рваные тряпки с городской помойки. Двое остановились у заброшенного парка, который, казалось, совсем недавно кишел толпами людей. Рядом с почерневшей большой аркой стоял фургон, который никто не заводил года так три, чьи ключи были потеряны (а может и нарочно выкинуты). Донхун невольно улыбнулся в ответ на воспоминания, что неожиданно всплыли у него в голове при взгляде на это место. - Всему виной я? – Хун виновато опустил голову, а Чан отрицательно покачал головой куда-то в пустоту. - Я попросил отца закрыть парк. – Рыжеволосый сорвал одинокую ромашку, что проросла рядом с воротами, и кое-как впихнул её за ухо рядом стоящего. – Это место не цветёт без тебя. И непонятно было, почему ЮЧан так резко подобрел по отношению к своему хёну, почему вдруг привёл его в этот так много значащий для них парк, и почему заговорил с ним, таким ничтожным, ослабшим и отчаявшимся. Очевидным для них обоих был лишь конец той идиллии, что царила вначале. Конец всех невероятных, и в то же время пустяковых поездок, конец самых крепких и нежных отношений, построенных на незабываемых воспоминаниях и доверии друг к другу. Донхун не заметил, как уселся на холодную и сухую траву, засыпая под разговор двух приятелей, которые не переставая жужжали, словно мухи, о какой-то игре или книге. Чан рядом с Раюном выглядел таким солнечным и открытым? Что Хуну стало крайне неуютно, и даже как-то совестно от своей беспомощности и жалкости. Именно тогда он понял, что бросил парнишку не из-за того, что не хотел заставлять его ревновать, а из-за того, что попросту не заслужил такого золотого, заботящегося о других без надобности, человека. - Спасибо. – Слабо выдавил из себя старший вслед удаляющимся товарищам. Бодрящий ветерок кое-как шевелит листья на деревьях, напоминая парню о том, что он до сих пор существует. Конец отношений – не конец жизни. Донхуну понадобится время, чтобы понять это без помощи Чана, который уже никогда не вернётся в квартирку с дотошно-белыми стенами, пропахшими его одеколоном, никогда не уйдёт в раздражении, громко захлопнув за собой дверь, никогда не назовёт старшего придурком или ещё как похуже. Женщина «на посту» удивлённо вскидывает бровями, когда видит парнишку в полумёртвом состоянии вне стен своей квартиры. Она вздрагивает, ловя его взгляд на себе, и отводит глаза в газету, которой обычно давила мух или ещё чего похуже. - Почему я на нём так сдвинут? – Шатен останавливается посреди подъезда и, звучно выдохнув, смотрит на барышню выжидающе. - Лечиться пора! – Не отрываясь от документа вскрикивает госпожа Хичольда и крутит пальцем у виска. - Пора бы. – Шипит Донхун и плетётся в квартиру, которая навсегда теперь будет пустой… Или нет? - Всё в порядке? – Джун с беспокойством глядит на Хуна, который с какой-то непонятной ему печалью на сердце кладёт в тележку набор чёрных кухонных принадлежностей. - Всё просто замечательно. – Шатен натягивает до жути кривую улыбку на своё лицо, выхватывает из рук Пака свёрток белых обоев и грубо швыряет их на место. – За исключением цвета.