Prinzessin der Traume

Это его особенная комнатка, которую готовит для него лучший друг, когда удаётся заманить его погостить с ночёвкой. На пару дней, несколько недель, быть может, месяцев. В этой абсолютной пустоте и темноте есть только две трубы. По одной подаётся пища, другая — отхожее место. И, как друг ему советовал, лучше их не путать. О, мой жестокий, мой прекрасный тёмный принц. Закрывшаяся дверь отрезает его от света, от навязчивого гула раздражающих голосов бесполезных людишек, обколовших его бесполезными препаратами. Его превзошедшая человеческую природа отвергнет любой яд, что будет впрыснут в его вены. Он, названный безумцем, вытягивается на тонком матрасе, милостиво брошенном суровой рукой в темноту, расстеленном прямо на полу. Он любит дом своих старых знакомцев и тюремщиков. Здесь, во тьме, он никогда не бывает один. Если долго смотреть в темноту, так долго, что закрадываются сомнения, не закрыты ли его веки, он видит Готэм в его не прикрытой яркой обёрткой сущности. Искорёженные куски металла башнями рвутся вверх, к молчаливым, налитым пурпуром небесам, готовым разразиться кислотным плачем, тоской и безысходностью разъедающим души. Мощёные дороги с выпадающими прямо из-под ног плитами — как прогулка по минному полю. Никогда не знаешь, упадёшь ли сам, или из самой глубинной преисподней вылезет тварь, позарившаяся на твою жалкую душонку. А сточные канавы забиты гниющим мясом, источающим тёплый сладостный запах. Ах, должно быть, так пахнут небеса. И сама душа Готэма. Он видел её множество раз и никак не может налюбоваться. Это бесконечное наслаждение борьбой. Юная и хрупкая, как само человечество перед лицом самых тёмных глубин. Её тёмные волосы жёсткими вихрами рассыпаны по плечам, явно множество раз обритые, как ростки свободы перед отчаянием. А зелёные глаза пылают безумием, когда её нож с чавкающим звуком входит в податливую плоть. Неважна форма её врага. Карта, чей вес от незначительного к значимому может поменяться за несколько мгновений в одном раскладе, хрупкий и ломкий фарфор или стервозная куколка с искорёженной красотой. Её враги восхитительно вооружены, лучше этой нелепой девчонки в пышном платье с ножиком или деревянной лошадкой. Но эта нелепая борьба так возбуждает своей отчаянной безысходностью, как ломающаяся невинность под гнётом жестокости. Отчаянный вопль окрашивает белоснежные пальцы кровью, из глаз, оплакивая свою жестокую участь, льются кровавые слёзы. Ярость и отчаяние, слившись воедино, образуют удивительную яростную силу, под давлением которой крушатся кости и рвутся жилы. Отчаянный крик смешивается с безумным восхищённым хохотом. Джокер, подхватив пику проигравшего свою войну, кидается в безумный танец выживания в этом прекрасном в своей нагой откровенности мире. Танец спина к спине с самим Готэмом, с его восхитительной порочностью, против тех, кто хочет уничтожить его настоящего. Капли крови торжественным фонтаном разбрызгиваются на кожу, смешиваясь с потом и забивая глотку через раскрытый в торжествующем смехе рот. Победный танец — сумасшедшее кружение по полю боя, глядя друг другу в глаза. Ноги скользят по залитым кровью камням, цепляются за мясное месиво, что ранее внушало отчаяние. Острый язык с триумфом победителя скользит по пальцам, вкушая горькую победу тёмно-алого цвета. Они сцепляются друг с другом, хищно кусаясь и слизывая кровь с тел друг друга, чтобы упасть, держа любовника и соперника в своих объятиях. Вымазываясь в крови они борются уже друг с другом. За влияние в этой небольшой битве. Катаются, пачкаются, с наслаждением вылизывают друг друга, срывают одежду. Борьба отчаянного духа с безумным разумом. Эту битву за давность встречи разум позволяет уступить, позволяет духу оседлать его бёдра и насадиться на пенис, вымазывая собственное лицо чужой кровью. Его мечта — неприкрытый Готэм. Его принцесса мечты. Где он — король, ведающий самые сокровенные тайны. И мятежный принц, уверенный, что знает эти же тайны. … Тихий шорох когтей по окровавленным камням — обычный спутник Чешира, скалящего в притворной добродушной улыбке свою пасть. Глаза выдают его равнодушие. Ему нет дела до порубленных на кусочки, ровно столько же ему до Алисы, облачающейся в испачканное кровью платье. Ложная необычность этого существа. Ему, как и любому здесь, нет дела до слёз и кровопролитий, пока это не коснётся его лично. Но, как и все остальные, он требует что-то от неё. Лишь из опасения отказа дожидаясь, пока девушка облачится в одеяние и будет готова внимать. — Твоя цель впереди. Путь к ней начинается с одного шага. Сделай его, или мы все погибнем. По тонким губам змеится улыбка, когда она делает шаг, следующий и ещё один. Мертвецы, все вокруг неё — мертвецы. Но они об этом не знают. И только она здесь способна двигаться, расти и развиваться, сокрушать всё, что жаждет её низложить. Поработить её царствие. Не допустить возвращение Безумия.