Фред Уизли любит свою работу

      Одна старая магловская пословица гласит: если работа тебе по душе, то ты никогда не будешь работать. А если любимое дело тебе приносит ещё и неплохую прибыль… Фред Уизли определённо любил свою работу. Вечная толпа посетителей у прилавков, шум и гомон детей, а также Джордж, вопящий о распродаже блевательных батончиков, — всё, что ему нужно для душевного счастья. Тем более, прибыли «Всевозможных волшебных вредилок» резко подскочили после войны, и счастливым Фред ходил почти постоянно. Пожалуй, работа, как он думал, была для него на первом месте. Поэтому он не любил, когда его от неё отвлекали. Особенно он не любил, когда это делал проклятый Монтегю в своей излюбленной манере: затащить в кладовку и трахнуть, не думая о последствиях для Уизли. Ему-то ведь не торговать с зудящим задом весь оставшийся день.       И вот опять: не успел близнец спуститься в подсобку за ещё одним ящиком чудесных волшебных палочек — они в последнее время расходились просто на диво замечательно -, как за спиной у него раздался негромкий хлопок, и он был тут же прижат грудью к стеллажу с коробками.       — Сегодня 4 часа с моего ухода, — фыркнул Фред, — рекорд, Монти. Я думал, примчишься уже через час. С тех пор, как министерство после долгих судебных тяжб о дальнейшей судьбе неудавшегося Пожирателя разрешило Монтегю трансгрессировать — а это произошло чуть более недели назад -, он действительно стал заявляться к Фреду на работу каждый день. И, как казалось близнецу, как будто даже чуял, где его можно поудобнее перехватить без лишних глаз. Не знал бы Уизли так хорошо своего любовника, да и вообще, не будь он, чёрт подери, Уизли, давно испугался бы подобного «обожания» и постарался избавиться от этого несчастного воздыхателя.       — Ждёшь, значит, — хрипло констатировал Грэхэм, утыкаясь носом в рыжие вихры и вдыхая запах пороха от очередных фейерверков, которые братья, наверняка, испытывали на себе. Он ещё со школы думал, что все Уизли пахнут апельсинами. И, в первый раз зажимая Фреда в квиддичной раздевалке, ожидаемо надеялся учуять слабый запах цитрусовых. Но вместо них был порох. Режущий нос, терпкий. Тогда Грэхэм лишь поморщился, разочарованный. Но после стольких лет, сегодня, этот запах сводил с ума похлеще всяких магловских арома-масел. Это ведь запах Уизли. Его Уизли.       — Блять, Грэх, — Фред недовольно заёрзал и развернулся к нему лицом, — ты уже неделю ко мне таскаешься. Джордж уже начал подозревать неладное. И странно, что ещё только начал, с твоей-то сексуальной активностью. — Он красноречиво покосился вниз, на топорщащиеся штаны Монтегю.       — Так бросай эту свою работу, Мерлин её за ногу, — также недовольно прошептал Грэхэм и обхватил его лицо руками, выдохнув в самые губы. — Я хочу. Здесь. Сейчас. Немедленно.       И, не дожидаясь согласия, впился губами в губы Фреда и недвусмысленно вжался пахом в бедро рыжего. Жалкие и не особо рьяные попытки Уизли освободиться ожидаемо ни к чему не привели, как, впрочем, и все разы до этого. Монтегю был как скала, которую сдвинуть с места без её желания было невозможно ещё в школе. А сейчас, когда он из скалы превратился в настоящую, мощную гору — тем более. Да и сопротивляться уже никакого желания не было. И хоть Уизли и любил понудеть, что Грэхэм постоянно срывает его с работы, Фреду просто сносило голову, когда вот так: жарко, тесно, с десятками посетителей над их головами, крышесносно опасно. И этот Монтегю, проклятый Монтегю, ставший его тенью, его частью ещё в Хогвартсе, не даёт и шанса на сопротивление, на ругань, ни на что… Как будто самому Уизли оно надо.       — Грэээх, — он томно выдыхает ему на ухо и подставляет шею под поцелуи, а сам расставляет ноги шире. Между ними сразу вклинивается колено Монтегю и несильно давит Фреду на пах. Тот сразу же дёргает бёдрами вверх и тихо скулит Грэхэму в плечо, когда тот подхватывает его под ягодицы и вжимает в себя сильнее. Ему хотелось, ему уже невтерпёж хотелось, хотя ещё минуту назад он праведно негодовал. Чёртов Монтегю.       Его партнёр тем временем залез к нему под рубашку, оглаживал спину и иногда спускался к обтянутым потасканными джинсами ягодицам, стискивая их сквозь грубую ткань. Грэхэм тискал его всего, как будто в первый раз, щупал и ласкал. Фред сам льнул к нему, чувствуя жар его ладоней на своей коже, и глухо застонал, сдерживаясь, когда почувствовал одну из этих самых ладоней на своём паху. Монтегю огладил его сквозь ширинку и, расстегнув её, скользнул внутрь.       — Вот ч-чёрт, — зашипел Уизли, рвано дыша и толкаясь навстречу. Он схватил Грэхэма за ворот его рубашки и притянул к себе для поцелуя. Медленно прошёлся языком от подбородка к губам — Монтегю, как выяснил Фред ещё в школе, это чертовски бесило, так что он не преминул раздразнить его и сегодня — и тут же был наказан: парень ощутимо укусил его за губу и взял инициативу в свои руки. Поцелуй вышел влажным и грубым, так, как любил Грэхэм. Пальцы Фреда заметались по рубашке партнёра, лихорадочно расстёгивая пуговицы. То же самое, если так можно назвать вырывание пуговиц с корнем, делал Монтегю.       — Уже пятая рубашка за неделю, — прошептал Уизли, скидывая ненужный и испорченный предмет одежды с себя, — одни убытки от тебя, ненасытное ты животное.       — Хватит трепаться, — Грэхэм уже не сдерживался и вовсю стаскивал с рыжего штаны, — трансфигурируй что-нибудь.Не могу, у меня сейчас яйца уже лопнут. — И он тяжело и загнанно задышал Фреду в шею. Уизли огляделся по сторонам и, приметив один большой пустой ящик, быстро полез за палочкой в задний карман. Взмах — и ящик превратился в небольшую кровать, а пара пустых мешков, валяющихся рядом — в постельное бельё.       — 10 баллов Гриффиндору, - усмехнулся Грэхэм и повалил рыжего на спину. Кровать жалобно всхлипнула, но напор двух увесистых тел выдержала. Монтегю сразу же избавился и от своей одежды, и от штанов Фреда, заодно прихватывая его нижнее бельё, давно уже намокшее от ласк Грэхэма. Уизли развалился на кровати, приглашающе раскинув ноги в стороны и тяжело смотря на партнёра. Тот склонился над ним, гладя по стройным бёдрам, и пристально рассмотрел, удовлетворённо хмыкая. Стояло у рыжего крепко: член прижимался к животу и истекал смазкой. Парень не удержался и провёл по нему рукой, размазывая белёсые капли по стволу и дальше вниз, по промежности. Уизли под ним дёрнулся, вильнул бёдрами и раскрылся ещё сильнее, готовый принять.       — Очищающее, — напомнил Монтегю, и Фред, выругавшись, прошептал заклинание, нетерпеливо приподнимая таз. Больше Грэхэм не медлил: резко навалившись вперёд, он прижался головкой к полураскрытому входу и почувствовал, как он пульсирует под ним. Плавно толкнувшись, он вошёл сразу до конца, блаженно закрывая глаза. Последний раз они занимались любовью утром, так что растяжка не требовалась, и проникновение вышло совсем безболезненным. Фрэд громко выдохнул, подавляя стон. Ощущение заполненности доводило до состояния эйфории, и звёзды скакали под его прикрытыми глазами. Грэхэм, как и всегда, взял быстрый и резкий темп, входя до упора и вжимая Уизли в кровать. Терпеливостью парень никогда не отличался, а рядом с Уизли - тем более. Он уткнулся рыжему в плечо и тяжело дышал, с силой гладил его по бёдрам и бокам, что, наверняка, к вечеру уже проступят небольшие синяки, прижимался всем телом и дрожал, словно боясь отпустить.       — Трахаешься, как будто сваи вколачиваешь, — Фред фыркнул у него над ухом сквозь тихие стоны. — Ну, тише, дай мне тебя почувствовать, — и успокаивающе начал гладить по широкой спине, другой рукой зарываясь в мягкие, чёрные как смоль волосы. Грэхэм напрягся на секунду и замедлил темп, теперь уже плавно скользя в тесном теле. Он просунул руку между их животами и обхватил пульсирующий член, также неспешно водя по нему. Фред тут же накрыл его руку своей и задышал чаще, вскидывая бёдра навстречу каждому толчку и чувственно выгибаясь. Уизли на секунду встретился с Монтегю взглядом и сразу приник к его губам. Они целовались медленно и глубоко, лаская друг друга языками, в такт неспешным толчкам. Время для них остановилось, и не существовало ничего, кроме этой маленькой кладовой: ни Джорджа, который мог зайти в любую минуту, ни детей, шумно топающих над их головами, ничего… Грэхэм оторвался от губ рыжего и спустился цепочкой поцелуев по скуле вниз, к шее, медленно водя губами по разгорячённой бархатной коже. Фред закинул голову и судорожно выдохнул; стоны так и рвались наружу, и лишь те жалкие остатки забившегося в самый дальний угол рационального сознания удерживали их. Он прижался к любовнику ещё ближе, теснее сжимая коленями его талию; хотелось ещё глубже и сильнее.       — Быстрее, Грэх, я больше не могу, — Уизли прохрипел Монтегю на ухо и широким движением прошёлся языком по ушной раковине. — Глубже… Дай мне..., — и снова выгнулся дугой, теряясь в ощущениях. Грэхэм ускорился, наконец-то получая полную свободу, и откинулся назад, двигаясь размашисто, до пошлого шлепка о ягодицы Фреда. Монтегю смотрел на него, жадно впитывая каждую деталь, каждую линию его стройного тела, выгибающегося в его руках. Ещё один мощный толчок, и Фред заходится в немом крике, вскидывая бёдра и приподнимаясь на лопатках, хватается за Монтегю и кончает, забрызгивая свой живот семенем. Вслед за ним выплёскивается и Грэхэм, закидывая голову назад, с глухим рыком. И тут же валится на рыжего, подминая его под себя; прижимается губами к вспотевшему виску. Фред не двигается и ощущает, как подкатывают к горлу нахлынувшие чувства. Он замирает, слыша, как бьётся сердце Грэхэма, и в унисон с ним его собственное. Близнец знает, что Монтегю ненавидит оставаться один. Ещё со времён войны, когда перебили почти всех его родных, бывших сокурсников, друзей и чуть не прикончили Фреда. Тогда Уизли впервые увидел, как он плачет: тихо, надсадно, зло утирая слёзы грязным рукавом. И это зрелище он хотел бы увидеть ещё раз меньше всего. Сразу после войны Фред забрал Грэхэма к себе, в маленькую квартирку на окраине Лондона. В своё родовое поместье Монтегю поклялся никогда не возвращаться: слишком много воспоминаний, слишком много боли. Всё, что у него осталось, — это Фред и его большая шумная семейка, которая в Хогвартсе вызывала лишь насмешку, а сейчас стала почти родной. Близнец знает, что Грэхэм сходит с ума в одиночестве, поэтому спешит вернуться домой раньше, несмотря на бубнёж и подколки Джорджа, чтобы найти его в тёмной спальне, закутанного в одеяло и смотрящего какой-то боевик по магловскому телевизору. Глупо пошутить и огрести в ответ, а потом быть прижатым к широкой груди. Близнец знает, с каким боем Монтегю вырвал право трансгрессировать, сколько дней он обивал пороги Министерства, сколько ругался и злился, и как свободно он задышал, когда всё-таки добился своего.       — Ну и чего яйца развалил? , — раздался голос у него над головой. Грэхэм уже натягивал штаны, пока Фред витал в своих мыслях, — ныл, что работать тебе не даю, а сам ляжки тянешь.       — Всё из-за тебя, — протянул Уизли, потягиваясь и нащупывая трусы у кровати.— Надеюсь, до вечера ты дотерпишь и больше не припрёшься ко мне на работу?       — Как знать, — парень пожал плечами, — если я найду чем себя занять…       — Уборкой, например, — продолжил за него Фред, — ты там такой срач устроил, ни один домовик в век не разгребёт. — Он взял в руки рубашку. — Репаро. Пуговицы вновь оказались на своём месте, и близнец быстро оделся. И очень вовремя: вблизи послышались торопливые шаги Джорджа и его громкий кашель. За спиной у Фреда сразу же раздался негромкий хлопок: Монтегю успел собрать свои монатки и убраться восвояси. Что ж, впереди долгий рабочий день и такой же долгий разговор по душам с Джорджем, который своим кашлем уже дал понять, что периодические набеги Монтегю не остались незамеченными. ***       — Что-то ты долго, братишка.       — Это всё моё ответственное отношение к работе: выбирал самые лучшие псевдопалочки! Для Фреда Уизли работа была на первом месте, определённо. Но только до тех пор, пока он не услышит тихий хлопок за своей спиной в подсобке и не почувствует сильные руки, обнимающие его за плечи.