Развилка

      У Чилтона эго несоразмерно представлениям Грэма о человеческом приличии. Фредерик говорит, что выбор определяет прежде всего самые искренние порывы, его муж же настаивает на концепции «добровольно-принудительной основы». Мнение Ганнибала могло бы стать в дискуссии решающим, но этого не произойдёт уже никогда — ложный медиатор предался полному покою.       Выбор.       Когда люди, пресытившиеся ужасами плодородной фантазии серийного убийцы, принимают на себя слишком много, приятная разваливается рутина. Приходит часто лишнее (даже бесполезнее планирования отпусков в разгар рабочей недели) беспокойство, нужда в ожидании. Троица запуталась в плотном клубке из красной нити — Уилл достал где-то ножницы и без такта помог; правда, не всем. Руки две, а свободна только одна.       Фредерик видел параллельные миры, где эмпат счастлив с другим: обещает построить крепость для семьи, вырастить чудесный сад в тоскующем по домашнему уюту сердце. Грэм влетает в настоящий дом после смены, целует Лектера, из гостиной выбегают чудесные детишки. За ужином он расскажет притчу о важности последствий.       Одна концовка.       Всегда удовлетворяющая Ганнибала.       В текущих реалиях жить слишком сложно. Бесконечные развилки, пляски в ночи, мольбы с надрывом, горько-сладкие и неискреннее (Чилтон эгоист, что честно), покусанные губы. «Зачем меня?! Зачем?» Ответ известен:       — Затем, что в противном случае умирает гораздо больше, чем один.       Пока засыпают, Фредерик от неверия (счастью?) хватается за одеяло так сильно, что белеют костяшки — устройство мира пугает. Сколько треугольников раскололось за этот век? Ткань выскальзывает из рук, и ногти впиваются в ладонь. Инфернальные муки на пути к запретному знанию. Он, верно, ещё не слишком зрелый по меркам внезапно возникшей необходимости Грэма что-то выбирать — отсутствие влияния на поступки ощущается как впадение в детство: ты в любом случае будешь восстанавливать пазл, слушая приукрашенные родительские истории.       Волосы в серебро, глубокие борозды на лбу. В каждой из них покоится пустое беспокойство. Пустое? Как же пустое, если под кожу норовят забраться цепи? Следующим поколениям тоже стоять на распутье.       Спустя годы супруги не слышат друг друга. Один говорит «люблю» только. А любит ли на самом деле? «Позволь поцеловать».       — Дела, Фредерик. Позже.       «И вчера? И сегодня? И завтра».       — Вернись в постель.       «Почему ты никогда не отвечаешь?»       — Сказано достаточно.       Умер ли только Ганнибал по дороге в Вулф Трап? Наверняка ведь с ним полегло и сердце Чилтона.       Ох, осторожнее надо с ножницами.