Пряха

      Закрывай глаза, мой маленький лорд, и слушай, что я скажу. Закрывай глаза, да представляй себе…       …Как под чардревом белым в богороще Дредфортской сидит одноглазая пряха — стрекочет прялкино колесо.       Ещё не пришел в Вестерос Эйгон-Драконий король, ещё Брандон из Старков не жег корабли, а Сиггерик-обманщик не крал зимних роз. Дредфорт ещё молод, ему нет и полсотни лет.       Колесо прялки крутится, тянется шерстяная нить, вьется змеей опасной. Каждая нитка — это чья-то жизнь.       Вороны садятся на ветви чардрева — пряха им рада, они ей почти что друзья. Крик вороний стелется по земле, глас черной птицы — глас Старых Богов. Пряха их слышит и видит будущее, видит, во что же сплетутся все нити, что она спрядет.       Колесо времён крутится, и видит пряха незрячим глазом — сменяются Красные короли. Ройс Первый и Ройс Второй, пепелище Старкова замка, крики сжигаемых заживо, плач волчьих вдов и тела без кожи, развешанные на ветвях чардрев… Твои предки, мой лорд, всегда богов чтили. Пряха видит огонь и пепел, видит победу Красного короля и смеется беззубым ртом — так, внучек, верно, хороший Старк — это мертвый Старк. Вороны тоже смеются, грай вороний — смех Старых богов. Стрекочет прялкино колесо, делает ещё оборот — и летит стрелой время.       Ройс Третий, король Кровавый в плаще из человеческой шкуры, в короне из красного злата — король красивый и страшный, не пытайся ему солгать, не пытайся спорить — попытка, конечно, не пытка, но пытку же и получишь в награду за дерзкий труд. Пряха смеется — так, внучек, так, не позволяй топтать свою честь. Пряха вьет нить, колесо делает оборот, мелькают тонкие спицы — два косых креста. Кружево вьется, вьется, никогда никому его не порвать. Каждая нитка — это чья-то жизнь, узел за узелком, одна жизнь за другую — пряха все сплетает, крутит в один клубок.       Ещё оборот колеса — славь, народ, Красного короля, Четвёртого Ройса, Ройса Кровавые Руки. Пряха видит, как воют его враги, как трещит плоть человеческая, разрываемая руками, как красит тонкие ледяные пальцы багряная кровь. Бледно-желтое солнце — колесо небесное — закрывает серо-черным дымом, пахнет резко кровью и смертью, и болью, страхом — слава Красному королю! Искаженные мукой лица пленных — врагов неча жалеть, нет на то нужды — и красная плоть с обнаженными мышцами, и костями, жилами — слава Красному королю! Злато Красному королю, пленников Красному королю, земли ему, даже тепло, жизнь, свою силу — все отдавайте, волки, Красному королю из славного дома Болтон, он всё заберет, возьмет всё, что захочет. Руины от волчьего форта, руины от их надежд, слёзы, и плач, и смерти — по-бе-да Красного короля. А Ройс смеётся, запускает руки под чужие ребра, хохочет громко, а рукам-то тепло, тепло. Пряха видит деяния Ройса, прикрывает единственный зрячий глаз и кивает довольно — так, внук мой, правильно, так и надо. Нить для Ройса — рдяно-кровавая, нить, что имеет дымно-железный запах — пряха вплетает её в громаднейший гобелен — припомни, мой лорд, большой гобелен, весь — кроваво-красная вязь узоров, на нём самый первый из дома Болтон изображен.       Вороны кликают родичей, кликают, передразнивая треск колеса и шуршанье ниток, а пряха все вьет и вьет. Время течет, копирует шаг реки, что рыдает громко, время журчит ручьем, время не остановишь, не разжалобишь время мольбой — запомни это, маленький лорд, да торопись все вовремя делать. Но будь и сдержан, спешки большой время тоже не терпит, начинает идти быстрей.       Ещё оборот колеса — плывут по морю вражеские корабли, корабли чужаков. Лучше уж волк, чем чужак, гляди, весь Север, как два рода, что тысячелетиями воевали, идут в бой рука об руку. Вертится колесо, катится колесом по полу корона из красного злата, Болтон теперь не король, а лорд. Что ж, как знать, может, то не навеки. А пока на войну, на войну, вырезать, выжечь дотла проклятущих андалов, не будет здесь их семерки богов, не будет рыцарей, не будет септ.       Катится корона из красного злата, катится голова андальского князя — знай, чужак, как опасен Север. Волчьи войска и отряды Охотника красного смыкают единый строй, строятся колья в ряд на морском побережье, на каждом из кольев — андальская скалится голова. Пряха смеется, свивает нитки, смеется и шепчет — верно, верно, мой милый Рогар, правильный выбор, хвалю, хвалю. На гобелене кроваво-красном расцветает ещё узор.       Стрекот прялки сменяют вопли — воют жители Трех Сестер. Холм Вождей, раскрашенный кровью островитян, убитых в один-единственный красный день, вареные в котлах люди, выпотрошенные заживо, и стоны, вопли, и паника, страх. Сочится свет солнечный — тоже красный — сквозь кожу Розового Шатра, шатра из сотни человеческих шкур. Славь, житель Сестёр, Бельтазара Болтона, славь своим жутким криком! Вороны в богороще, где пряха сидит, принцу Крови тоже заводят гимн. А пряха щурится, нитку крутит да бормочет себе под нос: славно, внучек, вижу, вижу, как ровен шов.       Течет время, колесо крутится — теперь уж не те времена. Никаких шатров, никаких плащей — верен Старкам дом Болтон. Юный волк поднимает знамя, зовет на столицу идти войной, кличут волка северным королем. Лорд Болтон советник волку, полководец и верный вассал. До поры до времени.       Оборот колеса — оборот жернова мельницы, спицы косые — шила, клинки, ножи. Улыбка играет на устах бастарда, пряха ахает, чуть не рвется нить. Бастард свиреп, он зовется Сноу, но, видят Боги, как смоль и как сажа тот черен снег. Пряха шепчет — не Сноу, а Болтон, он наша кровь. Обращается мельничный жернов в печать дома Хорнвуд на подписанном завещании, а потом — в кольцо на пальце слуги, что настигнут был стрелами. А потом обернется, быть может, красного злата венцом.       На полотне расшитом цветут узоры — первый Болтон глядит сурово, развевается красный плащ. Стрекочет прялка, тянется шерстяная нить, вороны гуторят, пряха смеется и прикрывает единственный зрячий глаз.       Напрасно бают, у нас в чертогах развешаны только шкуры — гобелены, мой маленький лорд, у нас тоже есть.